Травница

8

Правда, когда мы вернулись к столу, я обнаружила, что Сергей теперь знает обо мне гораздо больше, чем я о нём. Хм, это я такая болтушка? Или он такой внимательный слушатель?.. Волосы потрогать не удалось. Потому что развернуть кресло не получилось. Он опять взял меня за руку, а другой рукой легко вырулил кресло из малины. Сильный, кстати… То ли ему нравилось чувствовать себя здоровым, то ли ему нравилось ощущать себя хозяином. В общем, не удалось. И тогда я начала строить козни на будущее — придумывать предлоги дотронуться до его головы. Например, изобразить сентиментальную дурочку или просто дурочку — и с глупейшим восклицанием: "Ой, козявка упала!" сделать вид, что достаю эту бедную козявку из его волос. И чего я пристала к этим волосам?.. Навязчивая идея какая-то, честное слово…

… И пятнышко на уголке губ у него осталось. То самое — сладкое…

И, кстати, промельк был странный, пока он снова держал меня за руку: он сам — Сергей, и стоящий у его ноги белый волк.

Пока нас не было, Андрей куда-то дел основную посуду, и на столе теперь остался только десерт. Сергей снова церемонно отвёл меня к моему месту, после чего въехал за стол и сам. Андрей кивнул на чашки и улыбнулся мне:

— Ну, кто чайную церемонию проводить будет?

Чуть с языка не сорвалось: "Китайцы!" Удержалась, встала — и жутко довольным моим хозяйствованием мужчинам разлила чаю — сначала из заварного чайничка: хм, этот чайничек, с позволения сказать, был вместимостью, наверное, в целый литр, потом каждую чашку подставила под носик самовара. А когда села, сама удивилась. Мне понравилось! Понравилось проводить чайную церемонию, хотя она и заключалась только в одном — в разливании уже готового горячего напитка.

Некоторое время мы пили чай и молчали, вслушиваясь в птичье пение, отдалённый гул дороги, шелест ветра по ветвям и травам. Потом нагнулся Вадим и шёпотом позвал: "Стах! Иди сюда! Кис-кис!" Трава зашуршала — из неё выглянула серьёзная кошачья морда. Кот важно подошёл к столу, и тут выяснилось, что Андрей специально для него оставил молока, и мы все вместе стали смотреть, как Стах снисходительно лакает из тарелочки. И, честное слово, всё это было поразительно хорошо. Такое слово мягкое, вечернее для меня — "хорошо". Я даже тихонько вздохнула от уюта этого вечера.

— Оля, помнишь, ты сплела венок? — неожиданно обратился ко мне Сергей. — Ты ещё так интересно подобрала травы вместе с цветами…

Вадим с интересом поднял голову — до вопроса он наблюдал, как лакает Стах. Андрей же прикусил губу и наклонил голову, еле заметно улыбаясь. Кажется, с облегчением: Сергей сам заговорил о необходимом.

— Тебе понравилось?

— Со сном у меня проблемы, — откровенно признался Сергей. — А после твоего венка спал неплохо. Сделаешь мне такой на ночь?

— Знаешь, я тут у вас дикий хмель видела. Давай вместо венка надеру шишек — и в какую-нибудь наволочку засунем. Андрей найдёт какое-нибудь старьё, которое не жалко. Зато спать будешь!.. Можно будет прямо на ней, на этой подушечке. Хмелевые шишки мягкие и пахнут приятно. Как? Доверяешь моему совету?

Последнее я спросила шутливо, надеясь, что подковырку Сергей воспримет как надо. И в самом деле, он просто вынужден был сказать, что доверяет. И Андрей вздохнул с облегчением.

— А где ты хмель нашла?

— А у того же дуба, — легкомысленно сказала я. — Там его полно. Здесь, случайно, не деревня раньше была? Наверное, выращивали, а теперь одичал.

— К дубу я не подъеду, наверное, — сомневаясь, сказал Сергей. — Вадим, проводишь, ладно? И прихватите чего-нибудь, куда хмель складывать будете.

Он так смешно и заботливо сказал это, что мне хотелось от души улыбнуться. С трудом сохранила привычную спокойную улыбку и кивнула.

Андрей, недолго думая, протянул Вадиму одно из полотенец, которые были, видимо, на всякий случай приготовлены.

— Соберёте — и завяжете по краям.

— Спасибо, — сказала я и пошла вперёди Вадима к дубу.

Обойдя раскидистое, толстоствольное на просторе дерево, я нашла какие-то пеньки искусственного происхождения, полугнилые и растрескавшиеся. Так. Я права: когда-то здесь был крестьянский огород, а это — остатки от ограды. Вот откуда здесь хмель.

— Оля, покажите мне хмель, — попросил Вадим, приглядываясь к травам.

Я приподняла плеть с резными листьями.

— Запомнить легко. Вот лоза, а на ней шишки.

— И правда, мягкие, — удивился Вадим.

Приглядевшись к нему исподтишка, я поняла, что он наверняка тоже ровесник Сергея и Андрея. Темноволосый, с небольшими тёмными же синими глазами, постоянно улыбчивый, он казался каким-то пластичным при всей своей довольно коренастой фигуре. Наверное, борьбой какой-нибудь занимается. Любопытства сдержать не смогла.

— Вадим, а вы настоящий телохранитель?

— Лицензия есть.

Он сидел на корточках, собирая шишки с плетей хмеля, пластавшихся по земле. Я стояла, очищая верхние плети. Когда он поднял голову ответить, он всё так же улыбался. Зато я хмыкнула про себя. Мало ли что лицензия есть. Может, эта лицензия давнишняя, а сам он чем-то другим занимается? И вообще. Про собаку, Регги, он сказал, что она дома осталась. И как это понимать? Дома. Он что — тоже живёт в этом посёлке? Ничего не понимаю. Тоже мне — ответил. Думай теперь…

Хмелевые шишки вскоре высились на разложенном полотенце рассыпчатой кучей, я принялась их уминать, чтобы уместить ещё пару горстей, хотя чувствовала, что уже жадничаю. Но машинально уминая, вдруг начала думать о другом. Почему же мне всё-таки хочется потрогать волосы Сергея? Вопрос крутился в мозгах, не желая отставать. И — облегчённо выдохнула, сообразив. Аня часто говорила, что у меня очень развит материнский инстинкт. Говорила это, когда ругалась, что прихожу из школы позже всех, да ещё если сторож вовремя выгонит из кабинета — вместе с детьми моего класса. Ну а что делать, если мне нравилось с ними возиться?

Вот и с Сергеем так. Он же, по женским представлениям, — несчастненький. Поэтому хочется всё время за ним ухаживать — и гладить по голове. Хочется подбадривать и даже клятвенно уверять, что всё будет просто отлично.

— Ну что? Этого хватит? — спросил Вадим.

— Конечно! — отозвалась я.

— И он правда будет от этого спать?

— Некоторое время — да.

— Почему некоторое?

— Скоро начнётся выщелочивание… Э-э… Вадим, вы спокойно переносите описание чисто… э-э… как сказать… Ну, про раны? А некоторые мужчины не очень.

— Нормально переношу, — улыбнулся он.

— Ну вот. Скоро начнётся выщелочивание гнилой плоти (я снова остановилась подозрительно взглянуть на него: не морщится? Не падает ли, чего доброго, в обморок? И с облегчением увидела его серьёзное лицо), а это процесс очень болезненный. Без обезболивающих уколов здесь не обойтись. Если честно, я и сейчас-то даже не представляю, как он терпит эту боль.

— Он сильный человек, Оля, — спокойно сказал Вадим. — Вытерпит. Особенно зная, что всё-таки встанет на ноги.

— Спасибо, что сказали, — вздохнула я. — А то мне порой самой страшно за него.

Он улыбнулся мне и ловко скатал полотенце, чтобы не выронить ни одной шишки.

Всё. Больше на волосах Сергея я не зацикливалась. Теперь я знала про материнский инстинкт — точнее, вспомнила, и в будущем станет гораздо легче общаться с ним.

Андрея на асфальтовой дорожке не было. Только Сергей дожидался нас. И у колёс его кресла сидел серьёзный Стах. Вадим сгрузил свёрток с шишками хмеля на колени Сергею. Помня об инстинкте, я уже спокойно посмотрела в лицо Сергею и нагнулась погладить Стаха. А когда выпрямилась, моя ладонь снова оказалась в ладони Сергея. Он посмотрел на меня тоже спокойно, но чуть насторожённо, будто говорил: ты же не думаешь, что я забыл, как мне хорошо, пока твоя ладонь греет мою? Я незаметно вздохнула. Ну ладно, грейся. Хотя ладонь у него тёплая…

Обошли дом — и я сразу не поняла: что произошло? Что-то изменилось в облике большого красивого здания. Но что? И лишь когда подошли ближе, ахнула. Пока мы полдничали, возле лестницы, в три-четыре ступеньки, появился пандус. Довольно широкий, с перилами по бокам, а главное — не слишком крутой!.. Сергей победно ухмыльнулся — и, расслабив пальцы и выпустив мою ладонь, поехал к пандусу. Мы с Вадимом — за ним. А на крыльце появился вытирающий полотенцем руки Андрей и слегка встревоженно стал смотреть, как Сергей медленно, словно прислушиваясь к хорошо подогнанным доскам и проложенному на них линолеуму, вкатился на крыльцо.

— Как тебе, нормально? — спросил Андрей, чуть улыбаясь.

— Неплохо, — отозвался Сергей и оглянулся назад. — Чего встали? Посмотрим, какой сюрприз ожидает нас в доме.

Ещё один сюрприз? Заинтригованная, я поспешила вслед за ним.

Ух ты… Ещё один пандус, ведущий ко второму этажу. Проложен чуть не вкруговую по всему помещению, но того стоит. Сергей медленно, словно примериваясь, въехал на начало и покатил кресло дальше. Кое-где он пускал в ход моторчик — так я узнала, что у него кресло не просто механическое. Наконец Сергей очутился на втором этаже, у начала лестницы.

— Свобода попугаям! — довольно сказал он.

А я вдруг вспомнила, как тётю положили в больницу. На второй день её надо было отвезти на второй этаж, чтобы сделать снимок ног. И две медсестры, санитарка и я на подхвате втащили кресло с тётей на этот второй этаж. На руках. Две лестницы. И тётя не из худеньких… Про пандус в этой больнице не только речи нет. Нет даже обычной бетонированной дорожки, чтобы кресло вкатить. А тут… Да… Хорошо быть богатым… Напоследок вспомнились туалетные помещения хирургического отделения, текущие краны; страшные, влажные, с облезшей краской стены…

— Оля! — позвал Сергей. — Поднимись! — А когда я оказалась рядом, он спросил, пристально глядя на меня: — Почему ты так посмотрела на эту лестницу — на пандус? Что тебе не понравилось в ней?

За мной не пропадёт. Я выложила все горестные мысли, которые возникли при виде пандуса, сработанного за время нашего полдника, и пошутила:

— Когда я это увидела, мне захотелось создать тайный революционный кружок, где можно было бы призывать к революции, чтобы свергнуть!.. Ну, в общем, ты понял.

— Глупо, — спокойно сказал Сергей. — Вместо того чтобы создавать нечто разрушающее, легче, разбогатев, сразу исправить то, что требует ремонта.

— В смысле благотворительностью заняться? — теперь усмехнулась я.

— Во всяком случае, это действенно. Ведь пока ты организовываешь кружок, пока к чему-то там призываешь, ты могла бы уже употребить собственное богатство, чтобы исправить хоть что-то. Всё упирается во время.

— А ты? — с любопытством спросила я. — Ты занимаешься благотворительностью?

— Неофициально, — загадочно ответил он. И развернул кресло в свои апартаменты. Он не приглашал, поэтому я пожала плечами и спустилась к себе…

Мне это понравилось: пусть даже про себя сказать — к себе.

… Следующие три дня пролетели спокойно и даже размеренно. Я немного удивлялась, потому как всегда считала, что в жизни мне не хватает каких-то ярких событий, но странная размеренность этого места: и дома, и сада — странным образом утешала меня. Может, потому что я получила то, чего у меня ранее не было: близкий лес, насыщенность и погружение в травы, цветы?.. Не знаю. Но, ранее часто тревожные, чувства вдруг притупились. Я буквально купалась в атмосфере покоя. Может, ещё и потому, что определилась со своим отношением к Сергею. Едва что-то странное происходило с чувствами и ощущениями при нём, я тут же напоминала себе: это материнский инстинкт — и успокаивалась.

Дни проходили таким образом: утром пробежка, начиная с дорожки сада и заканчивая переходом на лесную тропку в еле заметной дыре металлической сетки ограды; потом завтрак — чаще в компании с Андреем и Вадимом, потому что Сергей всё-таки начал спать — всем на радость; потом перевязки и час в комнате Сергея — с вязанием, потом прогулка в большой компании и совместный обед, затем — мои личные часы, куда входили чтение книг из библиотеки Сергея и вязание, а то и прогулки со Стахом — под бдительным присмотром Вадима и в сопровождении Регги, который, как выяснилось хорошо знала кота и находилась с ним в приятельских отношениях. На этих прогулках мы, как практичные товарищи, чаще всего занимались собиранием хмелевых шишек. Я успела нашить наволочек для травяных думок: новые шишки подкладывали каждый вечер Сергею, уже предыдущие сушили для следующих подушек, которые можно будет использовать в будущем, например, зимой. Потом — снова перевязка и ужин. Час с вязанием. Мой личный час, который я использовала для беготни с Регги и Стахом перед домом: мне нравилось гоняться за ними, а зверюги обращались со мной весьма покровительственно: сначала меня не совсем поняли, чего это я их в шутку пугаю и заставляю бегать, а когда поняли… В общем, Вадим хохотал — впервые я увидела, что он может не только загадочно улыбаться, глядя на нас. Правда, сколько я его ни уговаривала, к нам он не присоединился, ссылаясь на то, что он человек солидный… А после таких подвижных игр спать хотелось!..

Всё началось именно с пробежек.

Я вылезла в первое утро из окна и, радостная, помчалась по дорожке, вылетела в дыру, найденную ещё раньше в ограде. Лесная тропка петляла между высоких громадных дубов и сосен. Мало того что петляла, так ещё и скатывалась вниз, а потом резко поднималась. Овраги же везде. Я наслаждалась бегом, хотя стороной вспоминала, что потом ноги побаливать буду: давненько не бегала. Но эйфория от движения была почти наравне с восторгом. И этот восторг буквально нёс меня по прихотливым извивам и капризам тропы…

Остановилась на одной полянке — поправить развязавшиеся шнурки на кроссовке. Разогнулась от шороха — и взгляд наткнулся на умильно улыбающуюся собачью морду. Подняла глаза — Вадим. Запыхавшийся, но дово-ольный!

— Привет!

— Привет, — озадаченно отозвалась я. — А чего вы здесь делаете?

— Ты. Ты, Вадим, — поправил он меня. — Что ты здесь делаешь, ага?

— Ну ага. Ты, — всё ещё с недоумением согласилась я.

— Тебя охраняю.

Я открыла было рот сказать, что нечего меня охранять — сама, если что справлюсь. Но сообразила, что, скорее всего Вадиму уже известно, каким образом я оказалась в доме Сергея, и нет смысла уговаривать его оставить меня в одиночестве. Пожала плечами.

— Тогда придётся бегать со мной. Ничего?

— Очень даже ничего! — почему-то обрадовался он. А заметив, что я удивлённо подняла брови, объяснил: — Впервые в моей практике объект охраны занимается полезным для меня и Регги делом.

От неожиданного объяснения я рассмеялась — он вместе со мной, и мы побежали дальше. А уж какой радостной была Регги! Уже только от одной этой собачьей радости мне было всё утро и весь день так здорово!

А утром четвёртого дня я, как обычно плотно завязывая шнурки, мгновенно расстроилась: подошва левой кроссовки не выдержала и мягко, с чмоканьем, отошла от основной части обувки. Каши, в общем, запросила. Поразмыслив некоторое время над проблемой, я вздохнула и переобулась в босоножки. Потопала ногами и поняла, что долго они тоже не продержатся, если учесть, что бегаем мы с Вадимом почти час. С передышкой, конечно, но нагрузка на ноги большая. Ладно, после сегодняшней пробежки придумаю что-нибудь, чтобы отказаться пока от утренних прогулок.

Надеюсь, я старалась не показывать, что постоянно больше думаю об обувке, чем о беге. Мне повезло. Во время одной из передышек мы разговорились о музыкальных пристрастиях, и Вадим предложил назад идти пешком, а не бегом, чтобы успеть договорить. И мы пошли. Регги моталась в стороны от тропки, внезапно выскакивая из кустов — со свешенным набок от счастья языком. Я, смеясь, смотрела на неё. И завидовала. Она-то может бегать сколько угодно. Надо бы отпроситься у Сергея домой и выпросить у Ани её старые кроссовки. Я же помню, она их не выбросила. Они только в дождливую погоду промокают, а так — целёхонькие. Как раз для бега.

Додумавшись до выхода из положения, я уже с облегчением зашагала рядом с Вадимом, который с юмором рассказывал, как он учился играть на гитаре.

Дальше как обычно. Завтрак. Перевязка. Час с вязанием. Потом Андрей отдельно кормил Сергея, а я сидела в своей комнате…

Стук в дверь. Я подошла открыть. Андрей.

— Сегодня пятница. Обычно по пятницам я езжу закупать продукты на неделю. Ты как? Не хочешь прогуляться со мной?

— А можно? — обрадовалась я.

— Можно, — сказал Андрей и протянул мне конверт, который от неожиданности я взяла сразу. — Сергей передал. Аванс.

Я было хмыкнула, но он уже развернулся и закрыл за собой дверь.

Открыв конверт и вынув деньги, я обмерла. И медленно села на кровать. Она ближе. Несколько минут просто думать ни о чём не могла. Наконец зашевелилась, машинально одёргивая сморщенное покрывало. Это аванс?.. Я вспомнила свою недавнюю учительскую зарплату… Слёзы хлынули независимо от меня. Я плакала от странной несправедливости, которую ничем не перебить, — и, как ни странно, от счастья, что хоть сейчас я смогу себе что-то позволить. И не только себе.

Я вскочила, бросилась к зеркалу. Быстро высушила слёзы. Накрасилась так, что самой страшно стало: это ж сколько штукатурки на мне! Ладно, фиг с ней!.. Главное — опухших глаз не видно!..

Ворвалась в кухню. Андрей здесь.

— Андрей! А можно, с нами Аня поедет? Мы всё-таки с ней четыре дня как не виделись, а? Мы не привыкли так надолго расставаться… Ну пожалуйста!

— Звони, конечно, — удивлённо сказал Андрей, кивнув на телефон.

К аппарату я почти кинулась.

— Одуванчик, привет! (Андрей улыбнулся и отвернулся) Помнишь, мы с тобой говорили?.. Ты сейчас как — свободна?

Мы договорились быстро. Андрей тихонько подсказал, что наш путь на рынок всё равно через мост, мимо нашего дома, так что заехать за Аней нам нетрудно.

А когда я положила трубку, он спросил, отвернувшись — чистил что-то:

— А почему Одуванчик?

— Когда волосы у неё были не слишком длинные, как сейчас, после мытья они пушились вокруг головы. Густые очень. Я начала её Одуванчиком называть, за мной — мама. Вот и… Мы прямо сейчас выезжаем?

— Угу. Сколько тебе времени на подготовку?

— А я уже всё, — удивилась я и рассмеялась. Хорошо-то как!..