Тысяча осколков тебя

Глава 17

— София мне не говорила, — отвечает отец. — Не говорила словами.

Мы сидим вместе в его палатке, он держит мои руки в своих. Части Жар-птицы лежат на его походном столике, поблескивая в свете свечей. Я наклоняюсь ближе, желая узнать, как в этом невероятном мире я появилась на свет.

— То есть, до этой минуты ты не был уверен?

— Я был уверен, — папа улыбается, но это самая грустная улыбка, увиденная мной. Потому что он смотрит не на меня — он смотрит в прошлое, на маму, которую он больше никогда не увидит. — Мы бы уже, мы недолго были вместе. Это было очень опасно для нас обоих. Конечно, София не могла говорить о своём деликатном положении, но я через несколько месяцев понял, что она скоро станет матерью. Царь легко мог быть отцом. Я говорил себе, что это должно быть правда. Тогда однажды, незадолго до твоего рождения, она пришла повидать Владимира во время уроков. Когда он отвлекся, она, она взяла мою руку. — папин голос ломается. — Она положила руку ее на живот, и я почувствовал, как ты пинаешься. Это единственное подтверждение, которое она сделала. Единственное, которое мне было нужно.

— Ох, папа, — я обнимаю его, и он почти конвульсивно обнимает меня в ответ. Я понимаю, что это единственный раз, когда он мог показать свои истинные чувства.

Потом папа напрягается и отстраняется.

— Лейтенант Марков, — говорит он, выражение его лица становится пустым. — Вы доложите об этом?

— Конечно не доложит! — я смотрю на него в поисках подтверждения.

Пол наклоняет голову в мою сторону.

— Тайны Великой Княжны — мои тайны. Я не скажу никому ни слова об этом.

Папа расслабляется, когда понимает, что мы в безопасности. Я спрашиваю:

— Катя — дочь Царя, это очевидно, но Пётр?

— Мы с твоей матерью никогда больше не были вместе. Я не мог подвергнуть её такой опасности. Такое облегчение видеть, что ты так похожа на неё, — папин взгляд смягчается, когда он смотрит мне в лицо. — Я бы хотел, чтобы она видела, как ты растешь.

— Она видела, — я наклоняюсь вперед, надеясь, что заставлю его понять. — В моем измерении она жива и здорова. Вы влюбились друг в друга, когда начали вести научные исследования вместе.

— Научные? София смогла стать ученым? — нет слов, чтобы описать радость его улыбки. — Её ум впустую растратился на дворцовый этикет и балы. Она была абсолютно гениальна.

— Я знаю. Потому что она изобрела это, — я снова постучала по Жар-птице.

Теперь он мне верит, я знаю, и всё же папа хочет услышать побольше о мире, где он и мама смогли быть вместе.

— Мы даже сейчас женаты? Она и я?

Это заставляет меня застыть. Мама и папа на самом деле никогда не были женаты. В частности, они как-то раз получили лицензию, но тогда в их исследованиях случился прорыв, и пока они работали над результатами, у лицензии закончился срок действия. Мама говорит, что они в конечном итоге дойдут до здания суда, когда у них появится время, проведут церемонию, но честно, я думаю, что они по большей части забывают, что они не женаты. Это никогда не беспокоило меня или Джози, мы знали, что никто из них никуда не собирается. Однако, я сомневалась, что Генри Кейн в более традиционном мире будет так же на это смотреть.

Но это почти не имеет значения по сравнению с тем, что мой отец — Генри Кейн, который любил меня и вырастил меня, мёртв.

Я не могу ему этого сказать. Это будет слишком ужасно, сказать ему что он был убит.

— Ничто не разделит вас с мамой друг от друга, — говорю я. — Вы изучаете физику бок о бок каждый день. У меня, у меня есть старшая сестра, Джози. Я имею в виду, Джозефина. Она ученый, как вы.

Папа резко поворачивает голову, и я понимаю, что он борется со слезами при мысли об этой другой дочери, которую у него никогда не будет возможности узнать.

— Пожалуйста, — шепчу я. — Я знаю, что с моей стороны — это эгоистично, но мне нужно вернуться домой. Мама должно быть так напугана. Мне нужно к ней.

Сделав глубокий вдох, папа смотрит на Жар-птицу. Неровным голосом он говорит:

— Устройство в тысячу раз более могущественно, чем я мог мечтать.

— Ты помог его изобрести. Значит, ты — мой шанс вернуться туда, где я должна быть. Если мы не сможем достать Жар-птицу Пола, ты — мой единственный шанс.

Он поднимает одну из металлических частей, изучает её в свете свечи и его взгляд становится острее.

— Тогда, моя дорогая девочка, давай вернем тебя домой.

И при других обстоятельствах моя походная койка была бы неудобной. Однако, сейчас я сравниваю её с кроватью, в которой я ночевала накануне, когда Пол обнимал меня, сильный и тёплый.

Сегодня Пол ночует с другими солдатами. Он всего в нескольких сотнях футов от меня, в палатке, не так сильно отличающейся от моей. Мы могли бы с таким же успехом оказаться на разных планетах. Завтра его отправят в его полк, который на пути к соединению с нашими силами.

— Мы встретимся с полком Полковника Азаренко по дороге, — сказал он мне, прежде чем мы расстались. — Конечно, я спрошу его о Жар-птице, когда у меня будет возможность, но это не значит, что я получу её обратно.

— Ты думаешь он присвоил его или что?

— Нет, он бы так не сделал. Но я был одет не по форме, поэтому он забрал кулон в наказание. Поэтому он не обязательно отдаст мне его так просто.

— Он отдаст его мне, — говорю я. Я уже жила достаточно долго как Великая Княжна, поэтому знаю, как должно выглядеть королевское поведение. Я на связи со своей внутренней Бейонсе. Я откинула волосы и сказала: — Если он знает, что для него хорошо.

— Жду не дождусь это увидеть, — Пол улыбнулся, потом стер выражение с лица, боясь, что нас могут увидеть и наш секрет будет раскрыт.

Я ворочаюсь и мечусь на койке. Кажется, мне больше никогда не будет снова тепло. Как будто, я больше никогда не познаю спокойствие и безопасность прошлой ночи. Как будто я больше не познаю себя так же истинно, как в объятиях Пола прошлой ночью.

Наконец, я засыпаю, но сплю беспокойно. Ко времени моего пробуждения Пол уже отбыл с другими солдатами из своего полка. Хотя моя первая мысль о том, чтобы провести день с папой, я знаю, что ему нужно сосредоточиться.

Владимир совершенно неожиданным образом отвлекает меня.

— Письмо для тебя, — говорит он, хмурясь на конверт у себя в руке. — Мы получили пакет с почтой из Санкт-Петербурга. Похоже, твой странный парижский корреспондент вернулся.

«Тео!»

Я забираю пакет из рук Владимира, который посмеивается от моего нетерпения. Я быстро разворачиваю толстую бумагу и вижу каракули Тео, которые выглядят еще хуже в подтеках и кляксах от чернил:

«Маргарет,

Я получил письмо сегодня утром…»

Какой датой оно подписано? За несколько дней до Рождества. Я написала ему почти за неделю до этого. Сообщение здесь передвигается ползком. Я никогда больше не буду жаловаться на 3G-соединение.

«…и стал тебе писать сразу же после того, как перестал сходить с ума. Я не знаю, что сказал тебе Пол в Лондоне и мне всё равно. У нас нет фактов, и до тех пор, пока у нас их не будет, ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ЕМУ ДОВЕРЯТЬ. Держись на расстоянии. Ты говоришь, что он не помнит, кто он, но факт, что этот парень — твой телохранитель, и стоит рядом с тобой каждый день с ружьем? Это плохо. (Или у него байонет или сабля, или что у них там. Чем бы это ни было, я не хочу, чтобы оно было рядом с тобой.)

Я качаю головой. Он пока не понимает, он не видел лица Пола, когда тот узнал о папиной смерти. И Тео не знает «Лейтенанта Маркова» не понимает, что я никогда не была в большей безопасности, чем с ним.

«Оставим в стороне то, как ты умудрилась упасть и сломать Жар-птицу. Да, Генри из этой вселенной возможно сумеет починить её, но я бы был более доволен, если бы смог взглянуть на неё. Тогда я бы снова смог спать.

Вот что произойдет. Ты достанешь мне визу в Россию, и я сделаю всё, что потребуется, чтобы добраться до тебя. Мне плевать, если придется идти всю дорогу по колено в снегу. Мы должны вытащить тебя отсюда, в целости и сохранности, и нет ничего важнее этого.»

У меня перехватывает дыхание, и я пытаюсь стереть с лица чувства, которые выдают меня. Тео принял бы все опасности, которые принял Пол, он бы боролся за меня так же жестоко, так же сильно хотел бы меня защитить. Всё, что я к нему чувствовала, всплывает на поверхность, и мне внезапно так сильно не хватает его, что я едва могу это вынести.

В этом измерении нет CNN. Слышал ли уже Тео о восстании? Сходит ли он с ума от беспокойства, думая, что я ранена или мертва?

«Я сейчас в Высшей школе промышленной физики и химии Парижа. Это достаточно престижно, чтобы можно было выдать меня за лектора, или кого-то кто должен быть в университете, или что-то вроде того. Я снова пойду в Российское Посольство и буду умолять от своего имени. Так или иначе, я скоро снова буду с тобой.

Я втянул тебя в эту передрягу, Мег. Я клянусь тебе, я тебя отсюда вытащу. В этой вселенной нет ничего важнее этого.

Тео.»

Я медленно складываю письмо и прижимаю бумагу к груди.

Владимир говорит мягким голосом:

— Я подозреваю, это лучше не упоминать при Царе.

— Пожалуйста, — как будто он когда-нибудь будет сплетничать обо мне. Я протягиваю руку к нему, к единственному старшему брату, которого я когда-либо знала. Владимир не задает вопросов, не важно, гадает ли он, что со мной происходит. Он на моей стороне, не важно, что случится.

Я понимаю, что буду скучать по нему, когда вернусь домой.

Потом мы слышим крики снаружи — не несколько человек, а несколько дюжин. Сотни. Рука Владимира сжимает мою, на секунду мы разделяем опасения, но потом понимаем, что то, что мы слышим — это не паника. Это ликование.

Мы выбегаем из моей палатки и видим, что солдаты подкидывают шапки в воздух и наливают из фляжек водку, чтобы выпить за свою радость.

— Что такое? — кричит Владимир. — Какие новости?

Царь Александр выходит из толпы к нам с широкой улыбкой на лице.

— Верные полки напали на силы моего мятежного брата — Сергей мёртв. И его восстание тоже!

Он присоединяется к восторгам по поводу смерти своего брата. Учитывая, что Сергей тоже пытался нас убить, это может быть справедливо. Всё, о чем я могу думать — о том, что это первый раз, когда я вижу Царя улыбающимся.

Владимир не начинает праздновать, но его облегчение очевидно.

— Что за смелые солдаты прикончили восстание?

Царь, кажется, думает, что это не более чем незначительная деталь, но говорит:

— Батальон Азаренко.

Это значит, что Пол был в сражении.

— Лейтенант Марков — он в порядке? Он не пострадал?

— Откуда я знаю? — Царю Александру уже наскучило разговаривать со своими детьми, когда солдаты готовы чествовать его. — Посмотри отчеты, если хочешь.

Владимир бросает взгляд на меня и сжимает мою руку.

— Пойдем, Маргарита. Я достану для тебя отчеты.

Они оказываются листками бумаги, исписанными от руки, неряшливыми, потому что их отправили прежде, чем успели высохнуть чернила. Я стою в палатке Царя, сжимая бумагу, чтобы разобрать слова. Я читаю что Великий Князь Сергей встретил свою смерть на другом конце байонета. О том, что только девятнадцать верных царю солдат заплатили высшую цену, и Полковник Азаренко среди них. О том, что еще восемь солдат были серьезно ранены.

И я читаю, что один из раненых солдат — Пол.