Благосостояние Шошибхушона все росло. Теперь в доме заминдара он стал полновластным хозяином. Доверие к нему было безграничным, и с ним все считались, как с самим заминдаром. А заминдар был доволен, всегда имея деньги на вино и щегольскую одежду.
Однако нет полного счастья на земле! Правда, Шошибхушон занимал высокий пост, но пост этот был не без шипов. Все подчиненные Шошибхушона, которые раньше всячески способствовали его повышению, теперь старались навредить ему на каждом шагу. При старом деване они о взятках думать не могли, и лениться он им не давал. «Шошибхушон — человек свой, — рассуждали служащие, — если он будет деваном, мы сможем работать так, как заблагорассудится». Но вот Шошибхушон стал деваном, а их положение совсем не изменилось; как они боялись прежнего девана, так теперь боялись Шошибхушона; поэтому они стали изыскивать средства, чтобы добиться его увольнения.
Однажды кассир, счетовод, писец и другие служащие собрались вместе, чтобы решить, как лучше это устроить. Предлагали самые различные способы, но ни на одном не могли остановиться. Наконец один из них, Рамсундор-бабу, сказал:
— Хозяин наш, когда напьется, ничего уже не соображает! Тогда у него в руках деньги не держатся. Если бы тайно удалось через хозяйку подать жалобу на это господину сборщику налогов, тогда могли бы назначить опекуна.
Все согласились с советом Рамсундора-бабу. Только писец заявил:
— Я думаю, что вы не правы. Раз мы уж собрались вместе, все, что есть на душе, должны высказать. Я боюсь, что, когда назначат опекуна, мы не получим и тех нескольких пайс, которые нам сейчас перепадают!
Все призадумались. Но Рамсундор-бабу возразил:
— Ошибаетесь! Нам от этого только лучше. Опекун не будет так щепетилен, как Шошибхушон. Вести аккуратно бумаги да содержать счета и кассу в порядке — вот все, что ему нужно. И никто слова не скажет, если ты вместо пяти рупий запишешь пятнадцать! Компания от этого не обеднеет, — закончил он.
Предложение Рамсундора было одобрено. Все разошлись по домам.
После смерти Шоролы десять дней длились поминки. Без них невозможно было обойтись. Удивительный обычай у нас в Бенгалии! При жизни человека нам жалко потратить на него одну рупию, а когда он умирает, никто не скупится израсходовать на его похороны даже десять рупий. Сколько преждевременных кончин можно было бы предотвратить, сколько сохранить жизней, когда б на те деньги, что щедро тратятся на похороны, покупали лекарства для больных!
С тех пор как Шорола умерла, Бидхубхушоном овладело полное безразличие; он никуда не ходил, любое дело валилось у него из рук, подолгу он мог сидеть на одном месте, все о чем-то думал и часто плакал. Шема старалась не оставлять его одного. Она обычно усаживала рядом с ним Гопала. А если Гопала не было дома, сама садилась поблизости и занимала Бидхубхушона рассказами.
Однажды во время такого разговора Бидхубхушон спросил:
— Шема, вы не получали ни одного письма от меня?
— Нет.
— Тогда кто же расписывался за Гопала на квитанциях? — удивился Бидхубхушон.
— На имя Гопала не пришло ни одного письма, и он не расписывался ни на каких квитанциях. Годадхор — тот получал заказные письма, он же и расписывался. Но Гопал — никогда.
Бидхубхушон был изумлен:
— Откуда же Годадхор получал заказные письма? — спросил он.
— Кажется, его дядя присылал ему деньги, — сказала Шема.
Как только Бидхубхушон услышал это, он вскочил, накинул на плечи чадор и воскликнул:
— Шема, я все понял! Письма получал Года, и он же деньги брал! — И Бидху выбежал из дома.
Шема никак не могла понять, каким образом его письма попадали в руки Годадхора. Она пошла за Бидху, чтобы вернуть его, но напрасно. Бидху нигде не было.
Не задерживаясь, Бидхубхушон отправился прямо на почту и обратился к почтовому служащему:
— Кому вы отдавали заказные письма, которые приходили на имя Гопала?
— Все письма мы вручали Гопалу-бабу; на квитанциях имеется его подпись, — ответил тот.
— Мне не нужна подпись! Позовите почтальона, пусть он покажет мне Гопала-бабу!
Служащий тотчас послал почтальона вместе с Бидхубхушоном. Почтальон повел Бидху в дом Шошибхушона. Теперь у Бидху не оставалось никакого сомнения в том, что именно Годадхор получал его письма.
Подошли к дому Шошибхушона. Бидху описал наружность Годадхора и спросил:
— Такой Гопал-бабу?
— Да, господин, вы точно описали его, — подтвердил почтальон.
— Ну, теперь все понятно! Иди домой и никому не говори об этом. Деньги получал не Гопал. Взял их другой человек. Если проговоришься, вора не поймать!
Почтальон побледнел.
— Тхакур, я тут ни при чем! — проговорил он дрожа. — Тот человек мне сказал: «Я Гопал-бабу!», поэтому я и отдавал ему все письма. Теперь мне, бедняге, хоть умирай!
— Чего тебе бояться? — возразил Бидхубхушон. — Но если ты станешь рассказывать об этом и виновный сбежит, тогда я тебя задержу! — пригрозил он.
— От меня никто не узнает ни слова! — сказал почтальон, потрясенный услышанным, и вышел из дому.
Бидхубхушон направился в участок, к дароге. В полиции он рассказал обо всем. Дарога на это ответил:
— Сейчас темно, если идти теперь, негодяя не удастся задержать. Приходите завтра утром, возьмем несколько человек, тогда легко поймаем его.
— А что если все откроется ночью и мошенник сбежит?
— Я знаю, что делать, — ответил дарога и приказал Ромешу:
— Ромеш! Пусть сегодня четверо полицейских дежурят у дома Шошибхушона. Завтра произведем там обыск. В доме преступник, но никто не должен знать об этом. Иначе он сбежит.
— Слушаюсь! — сказал Ромеш, записал имена четырех полицейских и отослал их к дому Шошибхушона. Затем стал размышлять: «Известить мне об этом Годадхора или нет?». После долгих колебаний решил, что чересчур совестливому трудно служить в полиции.
Годадхор был спокоен. После возвращения домой Бидхубхушона он несколько дней провел в страшной тревоге. Но так как за эти дни ничего не произошло, Годадхор успокоился. Он пошел к Бидхубхушону только ради того, чтобы отвести от себя всякое подозрение.
Ночью дом Шошибхушона был под наблюдением полицейских, но в доме никто и не догадывался об этом.
На другой день Шошибхушон вышел, направляясь в контору, и, увидев перед домом полицейского, удивленно спросил:
— Что тебе здесь нужно?
— Вы подождите уходить на службу, — ответил полицейский. — Сейчас придет наш начальник. В этом доме — человек, которого мы должны задержать.
Шошибхушон был поражен:
— В моем доме?
Тогда полицейский объяснил:
— Годадхор-бабу присваивал чужие письма, теперь это открылось. Мы пришли арестовать его.
Тогда и Шошибхушон припомнил, что Годадхор получал какие-то письма. В то время у него не возникало ни малейшего подозрения, поэтому он ни о чем не расспрашивал. Годадхор же говорил, что заказные письма шлет дядя, опасаясь, что простое письмо не дойдет. Шошибхушон поверил. Теперь, услыхав от полицейского, как в действительности обстояло дело, он пришел в ярость и вызвал Годадхора.
— Ну-ка, принеси те письма, которые ты получал от своего дяди! — приказал он Годадхору.
При виде взбешенного Шошибхушона и полицейского Годадхор бросился бежать к задней двери. В онтохпуре[57] он наткнулся на Промоду.
— Куда ты, что случилось, Годадхорчондро? — спросила та.
Не отвечая, Годадхор побежал к задней двери. Промода и ее мать едва поспевали за ним. Годадхор раскрыл дверь, выглянул наружу, но и там увидел полицейского. — Ой! — вскрикнул Годадхор и повернул обратно.
— Что случилось, Годадхорчондро? — спросила мать. Годадхор зарыдал:
— Нет Годадхорчондро! Пропал теперь Годадхорчондро!
— Что случилось? Что случилось? — в один голос спрашивали Промода и мать.
— Те жакажные пишма… — начал было Годадхор, но в это время вошел Шошибхушон.
— Где этот негодник? — грозно спросил он. Годадхор сидел на полу и рыдал. Промода и мать с недоумением глядели друг на друга.
— Что теперь плакать? Каково дело, таков и результат. А я-то думал, это письма от твоего дяди! Ты и сам погиб, и мое имя запятнал! — с гневом заключил Шошибхушон.
От последних слов Шошибхушона Промода и ее мать пришли в бешенство. То, что Годадхор натворил, все было, по их мнению, ерундой. А вот обидные слова Шошибхушона показались им несправедливыми.
— Ты только послушай, — заговорила мать, — не предупреждала ли я: Промода, вы приняли нас, но пройдет время, когда оскорблять начнете! Посмотри, не сбылось ли это? Ты говорила: «Мать, кто посмеет тебя оскорбить в моем доме?!».
— Подумаешь! Ну что особенного случилось? — пренебрежительно сказала Промода. — Неужели нельзя как-нибудь замять это дело?
— Это невозможно! Хотите спасти Году, наденьте на него сари и, если спросят, кто это, скажите, что ваша сестра. А я пойду на улицу, там дарога пришел!
Когда Шошибхушон появился на улице, дарога обратился к нему:
— В вашем доме находится преступник; приведите его, или мы произведем обыск.
— Тхакур, отвечайте за свои слова! Это вам не дом бедняка какого-нибудь. Идите, но вы подумали о том, что будет, если вы не найдете в доме преступника?
Дарога посмотрел на Бидху.
— Преступник здесь, в этом доме! — сказал тот.
С гневом взглянул Шошибхушон на Бидхубхушона, но Бидху не сказал больше ни слова. Все вошли в дом. Годадхора нигде не было.
— Давайте посмотрим на кухне! — предложил Бидхубхушон.
— И то верно! — согласился дарога. Затем он приказал Шошибхушону:
— Мы станем здесь, а члены семьи пусть по одному пройдут мимо нас.
Шошибхушон хотел было возразить, но дарога и слушать его не стал.
Шошибхушону пришлось покориться, и он сказал своим домашним:
— Выходите все по одному!
Сначала показалась Промода, за ней переодетый в сари Годадхор и позади всех мать.
Бидхубхушон указал пальцем на Годадхора. Дарога обратился к Шошибхушону:
— Ну-ка, пусть остановится средняя. Кто она такая?
Не успел Шошибхушон ответить, как мать Промоды сказала:
— Это моя старшая дочь Годадхорчондра. Дарога тут же велел полицейскому задержать переодетого Годадхора.
— Ой, поймали меня, диди! — закричал Годадхор и кинулся обратно в дом. Полицейский побежал за ним, и Годадхора арестовали.
Вскоре над Годадхором состоялся суд, который приговорил его к четырнадцати годам тюремного заключения.
Годадхора наказали, но на душе Бидхубхушона было по-прежнему тягостно. Ему не хотелось больше оставаться в этом доме. Горе, которое он пережил здесь, постоянно бередило его память и причиняло ему невыносимые страдания. Он совсем забыл, что некогда в этом доме знавал счастье.
К тому же заработанные деньги подходили к концу. После долгих размышлений он снова отправился в Калькутту, взяв с собой Шему и Гопала. Там он подыскал для них жилье. Было решено, что Гопал будет готовить для хозяев этого дома и одновременно учиться в школе господина Доффа. Шема стала прислугой в том же доме. «А что же мне делать? — думал Бидхубхушон. — Пойти опять в бродячую труппу? Правда, я буду получать хорошие деньги, но ведь занятие это очень унизительное». Размышляя так, он решил не возвращаться в труппу и отправился с одним сборщиком налогов в округ Дакки.