Влюблен до безумия

Глава 13

– Дядя Ник, ты видел по телевизору кино про девочку, которую похитили, когда она была еще совсем маленькая, и она узнала об этом только лет в двадцать?

Ник не отрывался от экрана компьютера. Он работал над бюджетом дома, который его компания строила на северном берегу озера. Им удалось залить фундамент до того, как земля замерзла, и настелить крышу до первого снега, дом был близок к завершению. Однако в процессе строительства владелец решил кое-что изменить внутри и стоимость плотницких работ сильно превысила бюджет. С наступлением холодов, когда бизнес затих, Энн Мари и Хильда стали работать только по утрам, и сейчас в здании находились лишь Ник и Софи.

– Дядя Ник!

– Да?

Ник удалил несколько цифр и занес вместо них другие. Софи протяжно вздохнула.

– Ты меня не слушаешь!

Ник перевел взгляде экрана компьютера на племянницу, потом снова посмотрел на экран.

– Ну что ты, я тебя очень внимательно слушаю.

– И что я сказала?

Ник впечатал плату за пополнение запасов и потянулся за калькулятором, лежащим на краю стола. Но тут он снова взглянул на племянницу, и его рука замерла в воздухе. Большие детские глаза смотрели на него с таким выражением, как будто он растоптал ее чувства тяжелыми рабочими ботинками.

– Ты права, я тебя не слушал. – Ник забыл про калькулятор. – Извини.

– Можно задать тебе один вопрос?

Ник понимал, что Софи не просто от нечего делать зашла по дороге из школы в офис и даже не для того, чтобы посмотреть, как он работает.

– Конечно.

– Дядя Ник, что бы ты сделал, если бы тебе нравилась девочка, а она об этом не знала? – Софи помолчала и посмотрела куда-то поверх его головы. – И если ей нравился кто-то другой, светловолосый, кто очень красиво одевается, входит в группу поддержки и все такое? – Она посмотрела ему в глаза. – Ты бы сдался?

Ник растерялся.

– Тебе нравится мальчик, который входит в группу поддержки?

– Нет! Мне нравится парень, который встречается с такой девчонкой! Она красивая, пользуется популярностью, и у нее самая хорошая фигура в восьмом классе, а меня Кайл даже не замечает. Что мне сделать, чтобы он обратил на меня внимание?

Ник посмотрел на племянницу. Она унаследовала от матери итальянские глаза, слишком большие для ее лица. На лбу у нее красовался большой красный прыщ, который не удалось скрыть даже толстым слоем маскирующего крема, на зубах блестели брекеты. Придет время, когда Софи Аллегрецца будет притягивать взгляды мужчин, но это время еще не настало. Да и к тому же, думал Ник, ей еще рано думать о мальчиках.

– Ничего не делай, Софи. Ты и так классная.

Софи закатила глаза и потянулась за школьным рюкзаком, брошенным на полу возле стула.

– От тебя не больше толку, чем от папы.

– А что сказал Луи?

– Что мне еще рано думать о мальчиках.

– А-а. – Ник подался вперед, взял девочку за руку и соврал: – Ну, такого я бы никогда не сказал.

– Я знаю, поэтому и пришла поговорить с тобой. И не только Кайл, другие мальчики меня тоже не замечают. Ни один. – Софи плюхнулась на стул этаким комочком несчастья и уронила рюкзак на колени. – Очень обидно.

Нику было больно видеть девочку такой несчастной. Он помогал Луи растить Софи, и она была единственным существом женского пола, к которому он мог свободно проявлять любовь и нежность. Они могли вместе смотреть кино по телевизору или играть в «Монополию», и Софи никогда не лезла в его жизнь, никогда не висела камнем у него на шее.

– Чем я могу тебе помочь?

– Расскажи, что мальчикам нравится в девочках.

– Мальчикам из восьмого класса?

Ник поскреб щеку и задумался. Врать ему не хотелось, но и разрушать иллюзии невинного ребенка он тоже не хотел.

– Я подумала, что ты должен знать, потому что у тебя много девушек.

– Много девушек? – Ник увидел, что Софи достает из рюкзака флакон зеленого лака для ногтей. – У меня их не много. Кто тебе такое сказал?

Софи пожала плечами:

– Это и говорить не обязательно. Например, Гейл – твоя девушка.

Ник видел Гейл в последний раз за несколько недель до Хеллоуина, после которого прошла уже неделя.

– Она мне просто подруга. И в прошлом месяце мы с ней расстались.

Если быть точным, то это он с ней порвал, и она была от этого не в восторге.

– И что тебе в ней нравилось? – спросила Софи, начиная наносить слой зеленого лака поверх темно-синего, которым уже были накрашены ее ногти.

Ник определенно не мог рассказать своей тринадцатилетней племяннице о том немногом, что ему нравилось в Гейл.

– У нее красивые волосы.

– Вот как? Ты бы стал встречаться с девушкой только из-за того, что у нее красивые волосы?

«Наверное, нет».

– Да.

– А какой твой любимый цвет волос?

– Каштановый.

– А что тебе еще нравится?

«Розовые губы и розовое боа».

– Хорошая улыбка.

Софи посмотрела на него и улыбнулась, на ее зубах были брекеты.

– Такая?

– Да.

– А что еще?

На этот раз Ник ответил правду:

– Большие карие глаза. И еще мне нравится, когда девушка способна не спасовать передо мной.

«А еще, – добавил он мысленно, – с некоторых пор мне стал нравиться сарказм».

Софи окунула кисточку в зеленый лак и занялась ногтями на другой руке.

– Как ты думаешь, стоит девочке звонить мальчику?

– Конечно, а почему бы нет?

– Бабушка говорит, что девочки, которые сами звонят мальчикам, невоспитанные. Она говорит, что вы с папой никогда не связывались с такими девочками, потому что, когда они вам звонили, она никогда не позволяла вам с ними говорить.

За исключением собственной матери. Ник никогда не встречал таких женщин, которые бы видели только то, что хотели видеть, и ничего больше. Пока Ник и Луи росли, они и без телефона успели попасть во множество переделок. Например, на последнем курсе колледжа Луи сделал одной девушке ребенка. А когда парень-баск делает ребенка доброй католичке, за этим неизбежно следует венчание в соборе Святого Иоанна.

– Твоя бабушка помнит только то, что хочет помнить, – сказал он Софи. – Если ты хочешь поговорить с парнем по телефону, не понимаю, почему бы тебе этого не сделать. Только сначала посоветуйся с папой. – Ник посмотрел, как Софи дует на накрашенные ногти. – А может, тебе стоит поговорить обо всех этих девчоночьих делах с Лайзой? Через неделю она станет твоей мачехой.

Софи замотала головой:

– Лучше я поговорю с тобой.

– Мне казалось, Лайза тебе нравится.

– Она нормальная, но мне больше нравится говорить с тобой. К тому же она поставила меня самой последней в ряду подружек невесты.

– Наверное, потому, что ты меньше всех ростом.

– Может быть. – Софи посмотрела на бутылочку с лаком, потом на Ника. – Хочешь, я и тебе ногти накрашу?

– Ни за что! Когда ты в прошлый раз накрасила, я забыл снять лак, и продавец на бензоколонке посмотрел на меня очень странно.

– Ну пожалуйста…

– Даже не думай об этом, Софи.

Девочка нахмурилась и тщательно завинтила крышку флакончика.

– Я не только последняя в ряду, но мне еще придется стоять рядом сам знаешь с кем.

– С кем?

– С ней. – Софи показала на стену. – С той, которая там.

– С Делейни?

Софи кивнула. Ник удивился:

– Почему это имеет для тебя какое-то значение?

– Сам знаешь.

– Нет. Может, объяснишь?

– Бабушка сказала, что девушка, которая там живет, раньше жила вместе с твоим папой и он к ней очень хорошо относился, а к тебе – плохо. Ей он покупал красивую одежду и разные вещи, а тебе приходилось носить потертые джинсы.

– Мне нравятся потертые джинсы.

Ник взял со стола карандаш и всмотрелся в лицо Софи. Она поджала губы точь-в-точь так, как делала Бенита, когда говорила о Делейни. Генри, несомненно, дал Бените повод, и не один, для горечи, но Нику не нравилось, что это как-то влияет и на Софи.

– Все, что происходило или не происходило между мной и моим отцом, не имеет никакого отношения к Делейни.

– Ты ее не ненавидишь?

Ненавидеть Делейни? Такой проблемы у Ника никогда не было.

– Нет.

Софи убрала лак в рюкзак и сняла со спинки стула пальто.

– Ты отвезешь меня в конце месяца к ортодонту?

Ник встал и помог девочке надеть пальто. До ортодонта, которого посещала Софи, было почти два часа езды в один конец.

– А разве папа не может тебя отвезти?

– У него будет медовый месяц.

– Ах да. Тогда, конечно, отвезу.

Когда Ник провожал Софи до двери, она обняла его за талию и спросила:

– Дядя Ник, а ты точно никогда не женишься?

– Точно.

– Бабушка говорит, тебе просто нужно найти хорошую девушку-католичку, и тогда ты будешь счастлив.

– Я и так счастлив.

– Бабушка говорит, тебе нужно влюбиться в баскскую женщину.

– Похоже, вы с бабушкой много говорите обо мне.

– Вообще-то я рада, что ты не женишься.

Ник протянул руку и вытянул из-под воротника пальто Софи большую прядь ее черных волос.

– Это еще почему?

– Потому что мне нравится, когда ты только мой.

Ник стоял на тротуаре перед своей конторой, смотрел на удаляющуюся племянницу и думал о том, что девочка проводит слишком много времени с его матерью. Если так пойдет и дальше, то Бенита перетянет ее на свою сторону, и тогда Софи, тоже начнет приставать к нему, чтобы он женился на милой баскской женщине.

Он засунул пальцы в передние карманы джинсов. Луи из тех мужчин, которые женятся, а он нет. Первый брак Луи продлился не больше шести месяцев, но ему нравилось быть женатым человеком. Ему нравилось жить с женщиной. Луи всегда знал, что снова женится. Он знал, что когда-нибудь влюбится, хотя после развода у него ушло почти восемь лет на то, чтобы найти подходящую женщину. Ник не сомневался, что с Лайзой Луи будет счастлив.

Дверь салона Делейни отворилась, и на улицу поковыляла одна из седых старушек, которые любят укладывать волосы куполом. Проходя мимо Ника, она посмотрела на него так, как будто знала, что он замышляет что-то плохое. Ник тихо рассмеялся и перевел взгляд на окно салона. Сквозь стекло было видно, как Делейни подметает пол, как идет в глубину салона с совком для мусора. Ник с удовольствием смотрел на ее прямые плечи и спину, на легкое покачивание бедер под трикотажной юбкой, облегающей ее округлые формы. Чувствуя нарастающую тяжесть в паху, он представил ее безупречной формы грудь, прикрытую розовыми перьями. Он подумал о ее больших карих глазах, длинных ресницах, веках, отяжелевших от желания, о ее губах, припухших от его поцелуев.

«Я тебя хочу», – сказала она. Вернее, он вытянул из нее это признание, как какой-нибудь жалкий неудачник, вымаливающий любовь. Никогда в жизни Ник не требовал от женщины, чтобы она сказала, что хочет его. У него не было в этом надобности. Для него никогда не было важно, чтобы розовые губы женщины прошептали эти слова. А вот теперь, похоже, стало важным.

Больше никаких «если бы» на эту тему. Генри знал, что делал, когда писал свое завещание. Он напомнил Нику, каково это – желать то, чего ты никогда не получишь, жаждать то, что для тебя недоступно, знать, что ты можешь к этому прикоснуться, но никогда не сможешь им обладать.

Перед лицом Ника закружились снежинки, он зашел в офис и взял куртку. Некоторые мужчины совершают ошибку, принимая похоть за любовь. Он не из таких. Он не любит Делейни. То, что он к ней чувствует, хуже, чем любовь. Это такая похоть, что буквально все внутренности переворачивает. Ник с негодованием подумал, что ведет себя как последний идиот, до жути желая женщину, которая по большей части его просто ненавидит.

Делейни сдвинула помидоры на край тарелки и наколола на вилку листик салата и кусочек цыпленка.

– Как идут деда в салоне? – спросила Гвен. Делейни сразу насторожилась: мать никогда не интересовалась ее бизнесом.

– Неплохо, – сказала Делейни, отправляя салат в рот. Она подумала о том, что мать явно что-то замышляет. Не стоило соглашаться встретиться с ней в ресторане, где невозможно завопить, не привлекая к себе всеобщего внимания. – А что?

– Обычно прически участницам рождественского показа мод делает Хелен, но в этом году я поговорила с несколькими членами правления и убедила их сделать прически у тебя. – Гвен поковыряла вилкой в тарелке и отложила вилку в сторону. – Я подумала, что тебе не помешает реклама.

Вероятнее всего, мать решила таким путем втянуть ее ъ работу какого-нибудь дурацкого комитета.

– Только прически? Это все?

Гвен пододвинула к себе чашку горячего чая с лимоном.

– Вообще-то я подумала, что ты также могла бы принять участие в шоу.

Вот она, истинная причина. Сделать прически для показа мод – только приманка; в действительности Гвен хочет покрасоваться рядом с ней в подходящих по стилю нарядах, как будто они не мать и дочь, а сестры-близнецы.

В здешнем показе мод действовали два правила: наряды должны быть сшиты собственноручно и соответствовать сезону.

– Вместе с тобой?

– Естественно, я там буду.

– И мы будем одинаково одеты?

– Ну, не одинаково, но похоже.

Ни за что. Делейни отлично помнила тот год, когда ее заставили нарядиться Рудольфом. Она бы, может, и не возражала, не будь ей шестнадцать лет.

– Я не могу и участвовать в шоу, и делать прически.

– Но Хелен же может.

– Я не Хелен. – Делейни взяла хлебную палочку. – Я сделаю прически, но хочу, чтобы в программке шоу было указано название моего салона и чтобы его объявили в начале и в конце показа.

Похоже, Гвен это не очень понравилось.

– Я попрошу кого-нибудь из правления связаться с тобой.

– Хорошо. Когда будет показ?

– Во время зимнего фестиваля. Показ всегда проходит в третью среду, за несколько дней до конкурса ледяных скульптур. – Гвен поставила чашку на блюдце и вздохнула. – Помнишь, когда Генри был мэром, мы ходили вместе с ним и помогали судить?

Конечно, Делейни помнила. Каждый год в декабре в Трули проводился конкурс ледяных скульптур. Конкурс проходил в Ларкспур-парке, и туристы съезжались на него за сотни миль. Делейни помнила, как она ходила рядом с Генри и матерью в тяжелом ворсистом пальто и меховой шапке, помнила, что у нее мерзли щеки и нос. Еще она помнила запах льда, зимы и свежести и то, как она грела руки о чашку с горячим шоколадом.

– А помнишь, как однажды победителя выбрала ты?

Тогда ей было, наверное, лет двенадцать, и она выбрала пятнадцатифутовую баранью отбивную, сделанную хозяином мясной лавки… Делейни подцепила вилкой еще немного салата. Если бы Гвен не напомнила, сама бы она никогда не вспомнила про баранью отбивную.

– Я хочу поговорить с тобой насчет Рождества, – сказала Гвен.

Делейни предполагала, что встретит Рождество с матерью у настоящей елки, с подарками, завернутыми в блестящую бумагу. Они будут жарить каштаны на огне и пить эгг-иог. Словом, по полной программе.

– Мы с Максом в двадцатых числах отправляемся в круиз по Карибскому морю. Через день после открытия зимнего фестиваля.

– Вот как? – Делейни аккуратно положила вилку на край тарелки. – Я не знала, что у вас с ним так серьезно.

– Мы с Максом становимся все ближе друг другу, и он предложил провести отпуск в теплых краях, чтобы проверить, насколько сильны наши чувства.

Гвен стала вдовой всего шесть месяцев назад, и у нее уже есть постоянный бойфренд. Делейни же даже не могла вспомнить, когда у нее было последнее настоящее свидание, не говоря уж о бойфренде. Она вдруг почувствовала себя жалкой старой девой.

– Я подумала, что с тобой мы могли бы отпраздновать Рождество вместе, когда я вернусь.

– Хорошо.

Делейни даже не сознавала, как ей хотелось провести Рождество в семье, пока не узнала, что такой возможности она лишена. Что ж, ей не впервой проводить праздники в одиночестве.

– И теперь, когда выпал снег, тебе лучше поставить твою маленькую машинку в гараж, а самой ездить на «кадиллаке» Генри.

Делейни ждала, когда же ей будут выставлены условия – например что за это ей придется ночевать дома по выходным, или посещать собрания какого-нибудь комитета, или носить практичные туфли-лодочки. Однако Гвен ничего такого не сказала и снова занялась едой. Тогда Делейни спросила:

– В чем тут подвох?

– Почему ты всегда такая подозрительная? Я просто забочусь о твоей безопасности.

– О!

С тех пор как Делейни водила машину по снегу, прошли годы, и она обнаружила, что это совсем не то, что ездить на велосипеде – если научился, то уже никогда не разучишься. Она успела забыть, как ездить зимой на машине. И уж если скользить юзом на красный свет, то лучше в большом серебристом автомобиле Генри, чем в «миате».

– Спасибо, я заеду за ним завтра.

После ленча Делейни решила не возвращаться в салон и поехала к Лайзе, чтобы вернуть журналы со свадебными прическами и взять наряд подружки невесты. Платье из бархата стрейч было необычного красного цвета, который при одном освещении казался винным, а при другом – бордовым. Оно бы выглядело на Делейни великолепно, если бы не волосы – с таким количеством разных оттенков красного и рыжего она походила в этом платье на картину Пикассо. Делейни провела рукой по животу, разглаживая ткань.

– О твоих волосах я не подумала, – призналась Лайза, стоя за спиной Делейни и рассматривая ее в зеркало. – Может, тебе стоит надеть соломенную шляпу?

– Ни за что. – Делейни склонила голову набок и рассмотрела свое отражение. – Но я всегда могу вернуться к своему природному цвету волос.

– А какой у тебя природный цвет?

– Я уже и сама не знаю. Когда я подкрашиваю корни, они бывают теплого светлого оттенка.

– И ты можешь вернуть свой природный цвет, не лишившись при этом волос?

Уперев руки в бока, Делейни повернулась к подруге:

– Да что у вас за представления такие, в этом городе? Естественно, я могу удалить оттенок, не пережигая при этом собственные волосы. Я знаю, что делаю, – как-никак занимаюсь этим уже годы. – Делейни незаметно для себя повысила голос: – Я не Хелен, я отвечаю за свою работу!

– Ой, я же просто спросила!

– Ну да, и ты, и все остальные.

Делейни расстегнула молнию на спине, платье соскользнуло к ногам, и она переступила через него.

– Остальные – это кто?

Делейни представила себе Ника, сидящего на ее диване. Его горячие губы слились с ее губами. Его пальцы впились в ее бедро. Он заставил ее сказать, что она его хочет, а потом ушел, оставив ее спать в одиночестве и видеть его во сне. Ей хотелось ненавидеть его за это. Но она не могла. То, что произошло, повергло Делейни в такое замешательство, что до тех пор, пока она сама в себе не разберется, ей не хотелось обсуждать это ни с кем, даже с Лайзой.

Она положила платье на клетчатый плед, которым была застелена кровать Лайзы, и надела джинсы.

– Не важно.

– Твоя мать все еще тебя пилит за то, что ты стала стилистом?

– Нет. Более того, она даже попросила меня сделать прически участницам рождественского показа мод. – Делейни застегнула джинсы и подняла голову. – Она думала, что сможет меня перехитрить и втянуть в игру в дочки-матери, в которую мне приходилось играть, когда я была девчонкой.

Лайза рассмеялась.

– Помнишь то платье из золотой парчи – с широким поясом и большим бантом сзади?

– Как я могу его забыть! – Делейни натянула свитер из ангоры и села на кровать, чтобы надеть ботинки. – А на Рождество мать отправляется в круиз по Карибскому морю с Максом Харрисоном.

– Твоя мать и Макс? – Лайза села рядом с Делейни. – Как странно! Не могу представить твою мать ни с кем, кроме Генри.

– Мне кажется, Макс ей подходит. – Делейни зашнуровала один ботинок и принялась за другой. – Как бы то ни было, это первое Рождество за последние десять лет, которое я провожу дома, а она уезжает. Хотя, если задуматься, это на нее очень похоже.

– Ты можешь прийти к нам. Мы с Луи и Софи будем отмечать Рождество дома.

Делейни встала.

– Как-то не представляю себя «преломляющей хлеб» с членами семьи Аллегрецца.

– Ты же будешь с ними «преломлять хлеб» на свадебном банкете.

У Делейни засосало под ложечкой от тревожного предчувствия. Она медленно повесила платье на плечики.

– Но это ведь будет фуршет, правда?

– Нет, это будет обед за столиками в отеле «Лейк шор».

– А я думала, обед будет после репетиции.

– Нет, после репетиции будет фуршет.

– И сколько же человек будет на обеде?

– Семьдесят пять.

Делейни немного расслабилась. При таком количестве гостей избегать некоторых родственников Луи будет несложно.

– Пожалуйста, не сажай меня рядом с Бенитой, а то она зарежет меня ножом для масла.

А Ник? Он так непредсказуем, что Делейни просто не знала, чего от него ожидать.

– Не такая уж она ужасная.

– По отношению к тебе – возможно.

Делейни взяла пальто и направилась к двери.

– Ты все-таки подумай насчет Рождества, – бросила ей вслед Лайза.

– Ладно, подумаю, – пообещала Делейни.

Однако она знала, что ни за что на свете не станет сидеть за столом напротив Ника. Это было бы сущим кошмаром – постоянно бороться с влечением к нему, смотреть куда угодно, только не в его глаза, не на его руки, не на его губы. «Для тебя же лучше, если четвертого июня тебя здесь не будет, иначе я получу с тебя то, что ты была мне должна все эти десять лет».

Она ничего ему не должна. Он ее просто использовал, чтобы отомстить Генри, и они оба это знали. «Когда именно это было? Когда ты умоляла меня трогать тебя везде?» Только она его не умоляла – скорее просила. Тогда она была молодой и наивной.

Делейни поставила машину рядом с джипом Ника и быстро поднялась в квартиру. Она не хотела сейчас встретиться с Ником. Каждый раз, когда она представляла его губы на своей груди, его руку между своих ног, у нее начинали гореть щеки. У нее не было сомнений, что она бы занялась с ним сексом прямо там, на диване. Ему достаточно было только взглянуть на нее, прикоснуться к ней, и она была готова на все. Он обладал поразительной способностью заставить ее забыть о том, кто он, кто она и какое у них было прошлое. «Я тебе говорил, чтобы ты не беспокоилась и что я о тебе позабочусь, но ты посмотрела на меня как на какого-то насильника и уехала с Генри». В действительности Делейни и сейчас доверяла Нику не больше, чем тогда. Он врал, иначе и быть не могло. Хотя зачем ему было врать? Нельзя сказать, чтобы он красивыми словами морочил ей голову, добиваясь того, чтобы она разделась, – к тому моменту она уже сама отбросила скромность. Делейни положила платье на диван и взяла в руки баскский берет, оставленный ею на кофейном столике. Погладила полоску кожи, мягкую шерсть. Сейчас все это уже не имеет значения. Ничего не изменилось. А ту давнюю ночь на Энджел-Бич лучше забыть и не ворошить прошлое. Даже если бы не существовало завещания Генри с его условиями, у них с Ником не было бы будущего. Он типичный бабник, а она уедет из города, как только сможет.

С беретом в руке Делейни вернулась на площадку для парковки. Джип Ника стоял на прежнем месте. Делейни открыла дверцу со стороны водителя. Внутри, в салоне, было еще тепло, как если бы Ник приехал за секунды до того, как вернулась Делейни. В замке зажигания торчал ключ, на зеркале заднего вида висел брелок с баскским крестом. На заднем сиденье лежал ящик с инструментами, кабель и три упаковки столярного клея. Ник, как видно, слишком долго живет в Трули и не думает о ворах. Хотя, будь Делейни вором, она бы хорошо подумала, прежде чем красть что бы то ни было у члена семьи Аллегрецца. Она положила берет на сиденье, закрыла дверцу и поспешила обратно. Делейни не хотела, чтобы у Ника был предлог зайти к ней в квартиру. Очевидно, когда дело касается Ника, у нее совсем нет силы воли, поэтому лучше просто избегать его, насколько это возможно.

Делейни сидела на диване и пыталась убедить себя, что не прислушивается к звукам снизу. Она не слушала звяканья ключей, скрипа гравия под подошвами тяжелых ботинок. Не слушала, но услышала, как открылась и закрылась входная дверь конторы Ника, услышала звяканье ключей и его шаги. Когда Ник обнаружил в машине свой берет, она не услышала ничего – было тихо. Делейни представила себе, как он молча смотрит на лестницу, ведущую в ее квартиру. Наконец заурчал мотор джипа и машина выехала с парковки.

Делейни медленно выдохнула и закрыла глаза. Теперь осталось пережить только свадьбу Лайзы. Среди семидесяти пяти гостей ей будет не так уж трудно избегать Ника.