В понедельник утром Делейни была настроена дать рекламу салона в местной газете, но потом решила, что не стоит – ведь салон будет работать всего семь месяцев. Ночью она долго не могла заснуть – все думала, как сделать бизнес прибыльным, пусть даже она и будет заниматься им недолго. Делейни хотелось гордиться собой. Она пообещала себе прекратить тайную войну с Хелен и держаться как можно дальше от Ника.
После открытия салона Делейни достала постер с фотографией Клаудии Шиффер. Прекрасную фигуру модели обтягивал кружевной наряд от Валентино, завитые золотистые волосы искусно обрамляли красивое лицо. Ничто так не привлекает внимание, как гламурная фотография.
Делейни сбросила туфли с огромными пряжками и забралась на подоконник. Она только-только приклеила постер на стекло, когда колокольчик над дверью звякнул. Делейни взглянула через плечо и отложила катушку с липкой лентой. На пороге, оглядывая салон, стояла одна из двойняшек Хоуэлл. Ее блестящие темные волосы были убраны под широкий красный ободок.
– Чем могу быть полезна? – спросила Делейни, осторожно слезая с подоконника и спрашивая себя, не та ли это двойняшка, которая в прошлую субботу оседлала мотоцикл Ника. Если это она, то у нее есть проблемы посерьезнее, чем посеченные концы волос.
Посетительница оглядела Делейни с головы до ног, отметив и колготки в черную и зеленую полоску, и зеленые шорты, и черную водолазку.
– Вы принимаете клиентов с улицы? – спросила она. Делейни отчаянно нуждалась в клиентах – каких угодно, лишь бы они не имели права на пенсионную скидку, – но ей не понравилось, как близняшка ее разглядывала: как будто выискивала изъяны. Поэтому за эту конкретную потенциальную клиентку она не особенно держалась. Она сказала:
– Принимаю, но беру двадцать долларов.
– А вы хороший мастер?
– Из всех, кого вы можете здесь найти, я – лучшая.
Делейни сунула ноги в туфли. Ее немного удивило, что близняшка все еще здесь, а не мчится по улице туда, где стригут за десятку.
– Это мало о чем говорит, Хелен стрижет просто паршиво.
Делейни подумала, что она, пожалуй, поторопилась с суждением.
– А я не паршиво, – сказана она просто. – Скажу без ложной скромности – я очень хороший мастер.
Посетительница сняла с головы ободок.
– Я хочу тримминг у корней, а до этого уровня, – показала она на нижнюю челюсть, – подстричь лесенкой. И без сосулек.
Делейни склонила голову набок. У женщины была изящная линия подбородка и красивые высокие скулы. Лоб имел хорошие пропорции относительно всего лица.
Стрижка, которую она хочет, ей пойдет, но Делейни знала, что при ее больших голубых глазах она будет совершенно потрясающе смотреться с короткой мальчишеской стрижкой.
– Пойдемте.
– Мы с вами встречались на вечеринке по случаю Дня независимости, – сказала близняшка, следуя за Делейни в глубину салона. – Меня зовут Ланна Хоуэлл.
Делейни остановилась перед мойкой.
– Да, я вас узнала.
Ланна села. Делейни укрыла плечи клиентки серебристым фартуком и белым махровым полотенцем.
– У вас ведь есть сестра-близнец, правда? – спросила она, хотя и так это знала; в действительности же ее интересовало, кто из близняшек приклеился к спине Ника в ту ночь.
– Да, ее зовут Лонна.
– Точно.
Делейни пощупала двумя пальцами волосы клиентки, потом накрыла фартуком спинку кресла и аккуратно отрегулировала его так, чтобы шея Ланны удобно устроилась в выемке мойки.
– Чем вы осветляете волосы?
Она взяла головку душа и проверила температуру воды.
– «Сан-ин» и лимонным соком.
Делейни мысленно закатила глаза, поражаясь логике некоторых женщин: сначала они тратят кучу денег на косметику, а потом приходят домой и выливают на головы бутылку перекиси за пять долларов.
Делейни намочила волосы Ланны, одной рукой прикрывая ей лицо. Затем вымыла волосы мягким шампунем и смягчила натуральным кондиционером. Пока продолжались эти манипуляции, Делейни и клиентка непринужденно болтали о погоде и великолепных красках осени. Закончив мытье, Делейни обернула голову Ланны полотенцем и пересадила ее в парикмахерское кресло.
– Сестра сказала, что видела вас в «Хеннеси», – поделилась Ланна, пока Делейни вытирала ей волосы.
Делейни посмотрела в большое настенное зеркало, изучая выражение лица Ланны. «Значит, – подумала она, – с Ником была другая двойняшка».
– Да, я там была. У них играла довольно неплохая группа из Буаза.
– Я тоже про это слышала. Но я работаю в ресторане при мини-пивоварне и не смогла выбраться.
Расчесывая спутавшиеся волосы и разделяя их зажимами на пять прядей, Делейни сменила тему, стараясь увести разговор от «Хеннеси». Она расспросила Ланну о работе, потом разговор перешел на фестиваль ледяных скульптур, который ежегодно проходил в городе в декабре. По словам Ланны, фестиваль превратился в крупное событие.
В детстве Делейни была застенчивой и довольно замкнутой, но за годы работы, стараясь добиться того, чтобы клиентка чувствовала себя в кресле непринужденно, она так натренировалась, что теперь могла говорить с кем угодно о чем угодно. Делейни с одинаковой легкостью рассуждала как о Брэде Питте, так и о судорогах. В этом отношении стилисты похожи на таксистов и священников. Некоторые клиенты, видимо, не могут удержаться, чтобы не излить душу и не выложить шокирующие подробности своей жизни парикмахеру. Признания в парикмахерском кресле – это одна из многих вещей, которых Делейни стало не хватать, когда она приняла условия завещания Генри. А еще ей недоставало конкуренции и дружбы между стилистами и сплетен, при отсутствии которых жизнь казалась Делейни пресной.
– Вы хорошо знаете Ника Аллегреццу?
Рука Делейни замерла в воздухе, и она с некоторой задержкой отстригла прядь волос на макушке Ланны.
– Наши школьные годы прошли в Трули.
– И вы были с ним хорошо знакомы?
Делейни посмотрела в зеркало, потом снова на свои руки, делавшие пробор.
– Не думаю, что кто-нибудь знает Ника по-настоящему. А что?
– Моей подруге Гейл кажется, что она в него влюблена.
– В таком случае я ей сочувствую.
Ланна рассмеялась.
– Вас это не волнует?
– Нет, конечно. – Даже если бы Делейни считала, что Ник способен любить какую бы то ни было женщину, ее это не касалось. – А почему это должно меня волновать?
Она сняла зажим с волос Ланны и прицепила его к поясу своих шорт.
– Гейл мне все рассказала про вас и Ника и про то, что произошло, когда вы здесь жили.
Делейни продолжала расчесывать волосы и стричь. Слова Ланны ее нисколько не удивили.
– И какую же из версий этой истории она вам рассказала?
– Ту, в которой много лет назад вам пришлось уехать из города, чтобы родить ребенка от Ника.
Руки Делейни снова замерли. У нее возникло ощущение, будто ее ударили в живот. Зря она спросила. Мельница сплетен Трули перемалывала несколько версий про нее и Ника, но эту конкретную она раньше не слышала. Мать о ней не упоминала, да оно и понятно. Гвен вообще не любила говорить об истинных причинах отъезда Делейни из Трули. Говоря о том времени, она выражалась примерно так: «Это было, когда ты уехала учиться». Делейни не понимала, почему ее взволновали столь давние сплетни, однако они ее взволновали.
– Вот как? Для меня это новость, – сказала она, наклоняя голову и пропуская между пальцами пряди волос Ланны.
Она не могла поверить, что в городе считали, будто она была беременна. Хотя, если задуматься, почему бы и не поверить. Она спросила себя, знает ли об этих слухах Лайза. И Ник.
– Извините, – сказала Ланна. – Я думала, вы знали. Неловко получилось.
Делейни подняла взгляд. Казалось, Ланна говорила искренне, но Делейни не настолько хорошо ее знала, чтобы быть в этом уверенной.
– Просто я немного опешила, услышав, что у меня был ребенок, хотя я даже никогда не была беременна.
Выпустив прядь волос, она принялась расчесывать следующую.
– Тем более от Ника. Мы друг другу даже не нравимся.
– Гейл вздохнет с облегчением. И Лонна тоже. Они с ней вроде как ведут борьбу за одного и того же мужчину.
– А я думала, они подруги.
– Они и есть подруги. Когда встречаешься с Ником, он сразу дает понять, что брак его не интересует. Лонну это более или менее устраивает, а вот Гейл пытается попасть в дом.
– Попасть в дом? Что вы имеете в виду?
– Лонна говорит, что Ник никогда не приводит женщин домой. Он занимается с ними сексом в мотелях или еще где-нибудь. Гейл думает, что если ей удастся заставить Ника заняться с ней сексом в его доме, то удастся сподвигнуть его и на что-нибудь еще. Например, купить ей кольцо с большим бриллиантом и повести ее к алтарю.
– Должно быть, Ник тратит на мотели уйму денег.
– Наверное, – со смехом согласилась Ланна.
– Вас это не беспокоит?
– Меня? Может быть, и беспокоило бы, если бы я с ним встречалась. Мы с сестрой никогда не связываемся с одним и тем же мужчиной.
Делейни испытала облегчение, хотя, казалось бы, какое ей дело до того, занимается или нет Ник групповым сексом с красивыми двойняшками.
– Ну а вашу сестру это не волнует?
– Вообше-то не очень. Она же не ищет себе мужа. В отличие от Гейл. Та рассчитывает, что заставит Ника изменить своим принципам, но у нее ничего не выйдет. Когда Лона увидела, как вы с Ником танцуете, она предположила, что вы одна из его женщин.
Делейни повернула кресло и занялась последней прядью.
– Интересно, вы пришли, чтобы сделать прическу или чтобы кое-что разузнать для сестры?
– И то и другое, – рассмеялась Ланна. – Но ваши волосы мне с самого начала понравились.
– Спасибо. А вы не думали о том, чтобы подстричься покороче? – Делейни нарочно сменила тему, чтобы не продолжать разговор о Нике. – Очень коротко, как Холли Бэрри в фильме «Флинстоуны»?
– По-моему, мне не пойдет.
– Поверьте мне, вы будете выглядеть потрясающе. У вас большие глаза и идеальная форма головы. А вот у меня голова узковата, поэтому мне нужна объемная прическа.
– Мне нужно будет об этом как следует подумать. Я решусь не скоро.
Делейни отложила ножницы и взяла флакон с муссом. Она намотала концы волос Ланны на большую круглую щетку и высушила их феном. Закончив, она протянула клиентке овальное зеркало.
– Ну, что вы об этом думаете? – спросила она, заранее зная, что новая прическа Ланны смотрится отлично.
– Я думаю, – медленно сказала Ланна, разглядывая свою прическу сзади, – что мне больше не понадобится ездить за сто пятьдесят миль в Буаз, чтобы сделать стрижку.
После ухода Ланны Делейни подмела пол и вымыла раковину. Она думала о старых слухах, будто бы десять лет назад она уехала из города, потому что носила ребенка от Ника. Интересно, какие еще сплетни ходили, когда она уехала и поселилась в общежитии университета штата Айдахо? Делейни решила спросить об этом у матери, когда поедет к ней на обед.
Но ей не удалось расспросить Гвен. Когда она позвонила в дверь, ей открыл Макс Харрисон со стаканом в руке и приветливой улыбкой на лице.
– Гвен в кухне, готовит что-то из ягненка, – сказал он, закрывая за Делейни дверь. – Надеюсь, вы не против, что она меня пригласила?
– Конечно, нет.
Из кухни долетали такие аппетитные запахи, что у Делейни слюнки потекли. Никто не умел готовить ягненка так, как Гвен, и знакомые ароматы пробудили в Делейни теплые воспоминания о торжественных обедах в доме Шоу – например на Пасху или в день ее рождения, когда ей разрешалось выбирать любимые блюда.
– Как дела в салоне? – спросил Макс.
Он помог Делейни снять длинное шерстяное пальто и повесил его на вешалку.
– Нормально.
Делейни отметила про себя, что Гвен проводит с Максом довольно много времени, и невольно задалась вопросом, что происходит между ее матерью и адвокатом Генри. Она просто не могла представить мать любовницей какого бы то ни было мужчины, кроме Генри, – для этого Гвен была слишком чопорной, и рассудила, что между ними не может быть ничего, кроме дружбы.
– Зашли бы как-нибудь ко мне на стрижку, – предложила она.
Тихий смех Макса вызвал у нее улыбку:
– А что – может, и зайду.
Они направились в дом. Когда вошли в кухню, Гвен стояла у стола с пакетом карликовой морковки в руках. Она подняла взгляд и едва заметно нахмурилась. Делейни поняла: что-то не так.
«Похоже, у кого-то неприятности! И уж наверняка не у Макса!»
– Что у нас за праздник?
– Никакого праздника, я просто решила приготовить твои любимые блюда. – Она посмотрела на Макса и пояснила: – Каждый год Делейни просила приготовить на ее день рождения ягненка. Другие дети попросили бы пиццу или бургеры, но только не Делейни.
«А может, у меня и нет никаких неприятностей», – подумала Делейни и на всякий случай бодро улыбнулась:
– Тебе помочь?
– Достань, пожалуйста, из холодильника салат и заправь.
Делейни сделала то, о чем ее попросили, и отнесла салатницу в гостиную. На столе, застеленном тонкой льняной скатертью, стояли великолепные розы и свечи. С равной вероятностью это могло означать как то, что у нее есть повод для беспокойства, так и то, что беспокоиться ей не из-за чего. Либо мать просто решила приготовить что-то вкусное, либо пытается замазать трещину в стене.
Уже через несколько секунд после того, как все сели, Делейни поняла, что верно второе предположение. В безупречной картине чувствовался какой-то изъян. Разговор за обедом казался приятным и непринужденным – на поверхности, но под спокойной поверхностью бурлили какие-то подводные течения. Макс, казалось, этого не замечал, но Делейни ощущала напряжение затылком. Она чувствовала его и во время первого блюда, и тогда, когда мать подала ягненка с мятным соусом. Делейни улыбалась, смеялась и развлекала Макса рассказами о местах, в которых ей доводилось жить. Она умела создавать видимость благополучия, но к тому времени, когда пришла пора уносить тарелки в кухню, напряжение Делейни переросло в страшную головную боль. Она решила, что, поскольку с матерью остается Макс, она, пожалуй, может сбежать.
– Я, конечно, понимаю, – начала она, – что бестактно уходить сразу после еды, но…
Гвен ее перебила:
– Макс, не могли бы вы ненадолго оставить нас с Делейни одних?
«Проклятие!»
– Конечно. Пойду пока взгляну на контракты, которые вы просили меня просмотреть.
– Спасибо, это ненадолго.
Гвен подождала, пока за гостем тихо закрылись двери кабинета Генри, и только после этого сказала:
– Я хочу поговорить о твоем возмутительном поведении.
– О возмутительном поведении? Что ты имеешь в виду?
– Сегодня мне позвонила Труди Дюран и сказала, что ты и Томми Маркем вместе пили, пока его жены не было в городе. По словам Труди, в «Шоп-н-Карт» об этом говорили все.
– Кто такая Труди Дюран?
– Это не имеет значения! Так это правда?
Делейни нахмурилась и скрестила руки на груди.
– Нет, не правда. Позавчера вечером я случайно наткнулась на Томми в «Хеннеси», и мы немного поболтали. Все это время с нами была Лайза.
– Рада это слышать. – Гвен взяла рулон фольги и оторвала от него длинный кусок. – Но Труди еще сказала, что позже ее дочь Джина видела, как ты целуешься с Ником Аллегреццей на танцплощадке. – Она положила рулон на стол. – Я объяснила ей, что она скорее всего ошиблась, потому что ты никогда бы не сделала такой глупости. Скажи мне, что она ошиблась.
– Ладно, она ошиблась.
– Это правда?
Делейни подумала над ответом, она знала, что рано или поздно ее ложь откроется. Кроме того, она давно не девчонка-школьница, которая боится наказания, и она не собиралась позволять матери обращаться с ней как со школьницей.
– Нет.
– О чем ты только думала? Господи, с тех пор как мы приехали в Трули, у нас бесконечные неприятности из-за этого мальчишки и всей его семьи! Эти люди грубы и завистливы. Особенно по отношению к тебе, хотя Бенита показывала свою гнусную сущность и в разных других ситуациях. Неужели ты забыла, что произошло десять лет назад? Забыла, что сделал Ник, сколько боли и унижений он нам всем причинил?
– Не всем, а только мне. Нет, я не забыла. Но ты поднимаешь шум из-за ерунды. – Однако в душе Делейни понимала, что это не «ерунда». – Ничего не произошло. Это такая мелочь, что я даже не хочу об этом говорить. И думать тоже не хочу.
– И все же лучше тебе подумать. Ты же знаешь, как в этом городе любят сплетничать. Особенно о нас.
С тем, что все в Трули, включая Гвен, любят посплетничать, Делейни молча согласилась, но она не считала, что о Шоу сплетничают больше, чем о других. Сплетни со скандальными подробностями здесь всегда привлекали внимание, но Гвен, как всегда, преувеличивала собственную важность.
– Хорошо, я над этим подумаю.
Делейни закрыла глаза и прижала пальцы к вискам.
– Очень на это надеюсь. И ради Бога, держись подальше от Ника Аллегреццы.
«Три миллиона долларов, – мысленно сказала себе Делении. – За три миллиона долларов я смогу это сделать».
– Что с тобой? Ты заболела?
– Просто голова болит. – Делейни глубоко вздохнула и опустила руки. – Мне нужно идти.
– Как, разве ты не останешься на торт? Я купила его в кондитерской на Шестой улице.
Делейни отказалась от торта и прошла по коридору к кабинету Генри. Попрощавшись с Максом, она сняла с вешалки пальто и надела его. Когда Делейни стала застегивать пуговицы, мать оттолкнула ее руки и, словно ей снова было пять лет, принялась это делать вместо нее.
– Я тебя люблю, и меня беспокоит, что ты живешь одна в этой крохотной квартирке в городе. – Делейни хотела было возразить, но Гвен приложила палец к ее губам. – Я знаю, ты сейчас не готова возвратиться домой, но я хочу, чтобы ты знала – если передумаешь, я буду рада тебя принять.
Обычно в тот момент, когда Делейни совсем уже было верила, что ее мать – Дорогая Мамочка, Гвен резко менялась. Так бывало всегда.
– Я буду иметь это в виду, – сказала Делейни и быстро вышла из дома, торопясь уйти, пока Гвен снова не изменилась.
Гвен посмотрела на закрытую дверь и вздохнула. Она совсем не понимала Делейни. Не понимала, почему дочь так настаивала на том, чтобы поселиться в жалкой квартирке, когда в этом не было никакой необходимости. Не понимапа, почему Делейни, перед которой открывалось множество возможностей, отвергла их все ради жизни бродячего стилиста. Гвен испытывала невольное разочарование и ничего не могла с собой поделать.
Генри хотел дать Делейни все, но она ото всего отказалась. А ведь требовалось от нее совсем немного – позволить ему направлять ее, но Делейни предпочла свободу. Что же касается Гвен, то лично она считала, что ценность свободы сильно преувеличена. Ею не накормишь ребенка, она не избавляет от страха, который иногда сжимает желудок среди ночи. Некоторые женщины вполне способны сами о себе позаботиться, но Гвен к их числу не относилась. Ей нужен был мужчина, который бы о ней заботился.
То, что Генри Шоу – именно такой мужчина, она поняла в первый же вечер, когда с ним познакомилась. Богатый и волевой. Она зарабатывала тем, что стирала парики и укладывала волосы танцовщицам разных шоу Лас-Вегаса, и терпеть не могла эту работу. После одного из концертов Генри пришел за кулисы к своей тогдашней подружке, а ушел оттуда с Гвен. Он был красив и выглядел шикарно. Неделю спустя Гвен вышла за него замуж.
Она любила Генри Шоу, но еще больше любви была благодарность этому человеку. Ведь это Генри позволил ей жить именно такой жизнью, о какой она всегда мечтала. Благодаря Генри ей не приходилось принимать более серьезных решений, чем что подать на обед или в какой клуб вступить.
Повернувшись, Гвен пошла по коридору в сторону кабинета Генри. Конечно, за все привилегии нужно было чем-то расплачиваться. Генри хотел иметь законнорожденного ребенка, и когда Гвен не смогла забеременеть, он обвинял в этом ее. После многих лет неудачных попыток Гвен наконец уговорила мужа сходить к врачу – как она и подозревала, Генри оказался практически бесплодным. У него было очень низкое содержание сперматозоидов в сперме, но даже те, что имелись, были деформированными. Генри был оскорблен и разозлен диагнозом, и чтобы доказать, что врачи ошибаются, стал заниматься любовью почти постоянно. Страшно упрямый, он был абсолютно уверен, что способен дать жизнь ребенку. Конечно, врачи не ошибались. Гвен и Генри занимались сексом постоянно, даже когда она не была в настроении, однако нельзя сказать, чтобы это было ей так уж тяжело; к тому же ее труды окупались с лихвой. Гвен знала, что среди жителей города она пользуется уважением, и вообще ее жизнь была полна прекрасных вещей.
А через несколько лет Генри отказался от попыток зачать ребенка. Ник снова поселился в городе, и Генри переключил внимание на сына. Гвен Ник не нравился, как, впрочем, и вся его семья, но она была рада, что Генри в конце концов обратил свою одержимость на собственного сына.
Когда Гвен вошла в кабинет, Макс стоял за письменным столом Генри и просматривал разложенные на столе документы. Он поднял голову, и его голубые глаза сощурились в улыбке. Седина лишь слегка посеребрила его виски, и Гвен не в первый раз за последнее время спросила себя, что бы она почувствовала, если бы к ней прикоснулся мужчина, близкий ей по возрасту. Красивый мужчина, вроде Макса.
– Делейни уехала? – спросил он, огибая стол и подходя к Гвен.
– Только что. Я за нее волнуюсь. Она такая безответственная, у нее нет никакой цели. Мне кажется, она никогда не повзрослеет.
– Не волнуйтесь, она умная девушка.
– Да, но ей почти тридцать лет, и она будет…
Макс приложил палец к губам Гвен.
– Я не хочу говорить о Делейни. Она взрослая женщина. Вы свое дело сделали, теперь вам пора отойти в сторону и подумать о чем-нибудь другом.
Гвен сузила глаза. Макс не понимает, о чем говорит. Делейни необходимо, чтобы мать ее направляла, она и так слишком долго жила как цыганка.
– Как вы можете такое говорить? Она моя дочь! Разве я могу о ней не думать?
– Подумайте лучше обо мне, – предложил Макс, наклонился и поцеловал Гвен в губы.
Поначалу губы, коснувшиеся ее собственных, показались ей чем-то чужеродным. Гвен даже не могла вспомнить, когда ее целовал кто-нибудь, кроме Генри. Макс открыл рот, и она почувствовала первую, неуверенную ласку его языка. И испытала удовольствие, сердце ее забилось втрое чаще. Ей хотелось почувствовать прикосновения Макса, и вот теперь она их узнала. Ощущения оказались лучше, чем она себе представляла.
На обратном пути Делейни заехала в аптеку и купила флакон тайленола, упаковку из четырех рулонов туалетной бумаги и коробку печенья. Потом она бросила в тележку две пачки тампонов, потому что на них была скидка, и остановилась возле стенда с прессой. Взяв глянцевый журнал, обещающий «раскрыть мужские секреты», Делейни пролистала его и бросила в тележку, решив почитать, когда будет принимать ванну. В четвертом ряду она бросила в тележку ароматическую свечу, а в пятом, направляясь к кассе, буквально наткнулась на Хелен Маркем.
Хелен выглядела усталой; судя по тому, что ее глаза горели ненавистью, последняя сплетня уже дошла до нее. Делейни даже стало ее немного жаль. Похоже, жизнь у Хелен нелегкая. У Делейни сейчас было два пути: или ударить давнюю соперницу побольнее, или объяснить, что беспокоиться ей не о чем.
– Надеюсь, ты не поверила сплетням обо мне и Томми, – сказала она. – Это неправда.
– Держись от моего мужа подальше – он не хочет, чтобы ты снова к нему приставала.
А она-то еще хотела по-хорошему.
– Я к Томми никогда не приставала.
– Ты всегда мне завидовала, всегда! А теперь решила, что можешь заполучить моего мужа, только у тебя ничего не выйдет.
– Да не нужен мне твой муж, – сказала Делейни.
– Ты еще в школе по нему сохла и до сих пор не можешь смириться с тем, что он выбрал меня.
Делейни перевела взгляд на содержимое тележки Хелен: флакон слабительного, пинцет, большая упаковка прокладок, коробка стирального порошка – и улыбнулась с легким чувством собственного превосходства.
– Ты прекрасно знаешь, что он выбрал тебя только потому, что я отказалась с ним спать. Это и тогда все знали, и сейчас знают. Он бы не лег с тобой в постель, если бы ты перед ним не стелилась.
– Делейни Шоу, какая же ты жалкая! Ты всегда была такой. Неужели ты думаешь, что раз ты вернулась, то можешь отнять у меня мужа и бизнес?
– Говорю же, Томми мне не нужен! – Делейни нацелила палец на Хелен и наклонилась вперед. – Но будь осторожна, потому что бизнес я у тебя отниму.
Она улыбнулась с уверенностью, которой на самом деле не чувствовала, и покатила тележку мимо Хелен к кассе. Вот тебе и конец войны стилистов. Делейни чуть не дала Хелен пинка под зад.
Когда Делейни выкладывала покупки из тележки на транспортер кассы, у нее дрожали руки. Дрожали они и тогда, когда она ехала домой, и когда вставляла ключ в замочную скважину, открывая дверь своей квартиры. Делейни бросила пакет с покупками на кухонный стол и включила телевизор, чтобы не было так тихо. Этот день начинался неплохо, но затем стал очень быстро портиться. Сначала разговор с матерью, потом эта встреча с Хелен. Телефонные провода в Трули раскалялись от сплетен о Делейни, и она ничего не могла с этим поделать.
Голова у Делейни просто раскалывалась, и она выпила сразу четыре таблетки тайленола. Во всем виноват Томми. И Ник. Она спокойно занималась своим делом и никого не трогала, когда к ней подошел Томми, а потом появился Ник. Если бы они оставили ее в покое, ничего бы не случилось. Ей бы не пришлось оправдываться перед матерью и ругаться с Хелен.
Делейни взяла журнал и зашла в ванную. Наполнила ванну водой, разделась и погрузилась в воду, захватив с собой журнал. По позвоночнику прошла дрожь, Делейни вздохнула. Она пыталась читать, но сосредоточиться на смысле статей не удавалось – мысли все время возвращались к тому, как ей отнять клиентов у Хелен. Она немного подумала о том, мог ли Томми действительно наврать жене, что она к нему приставала, но потом оставила эти мысли – по большому счету ей было все равно.
Мысли Делейни снова перекинулись на Ника и слухи о них обоих. Все начинается сначала. Десять лет назад – по-видимому, уже после того, как она уехала из города, – они с Ником стали горячей темой для разговоров. Делейни не хотела, чтобы ее имя связывали с Ником. Она не хотела, чтобы ее считали одной из его женщин. И вероятно, ничего бы этого и не было, если бы Ник не вытащил ее на танцплощадку и не целовал бы ее так, что она чувствовала это всем телом. Он почти без усилий сделал так, что ее сердце пустилось вскачь. Делейни не могла понять, почему не кто-то, а именно Ник ухитрялся все в ней перевернуть всего лишь поцелуем. И по-видимому, она не одна такая. Гейл и Лонна Хоуэлл – это только те, о ком она знает.
Делейни открыла журнал на статье о феромонах и их мощном воздействии на противоположный пол. Если все это правда, то у Ника этих феромонов должно быть в избытке. Он этакий крысолов с волшебной дудочкой, а она всего лишь одна из податливых крыс.
Делейни лежала в ванне до тех пор, пока вода не остыла, потом вышла и надела фланелевую ночную рубашку и толстые гольфы. Лежа в кровати, она смотрела на светящиеся цифры электронных часов, пытаясь выкинуть из головы и Томми, и Ника. Наконец, когда прошло часа три, она поднялась, чтобы взять из аптечки какое-нибудь снотворное. Только после этого ей удалось заснуть. Но сон не принес Делейни покоя. Ей снилось, что она осталась в Трули на всю жизнь, время остановилось, день перестал сменяться днем, календарь навечно застрял на тридцать первом мая. Выхода не было.
Делейни проснулась под трезвон будильника и стук в голове и с облегчением поняла, что это был лишь кошмарный сон. Выключив будильник, она закрыла глаза. Стук продолжался, и она вдруг поняла, что звук раздается не у нее в голове – кто-то барабанит в дверь. Пошатываясь от недосыпа, Делейни поплелась к двери, открыла ее – и невольно прикрыла глаза руками, словно вампир, испугавшийся солнечного света. Сквозь прищуренные веки она увидела, как на лице Ника Аллегреццы медленно расплывается усмешка.
– Доброе утро, соня.
Видя, что Ник снова над ней смеется, Делейни захлопнула дверь. Вот уж кого она сейчас меньше всего хотела видеть, так это Ника Аллегреццу.
Но его смех был слышен и через дверь.
– Мне нужны ключи от черного хода в твой салон.
– Зачем?
– Ты же, кажется, хотела, чтобы я сменил замки.