Влюблен до безумия

Глава 16

Зимний фестиваль открылся праздничным парадом и начался со скандала, который запомнится здесь на десятилетия. Мужчина, который должен был играть роль Санты, Марти Уилер, так напился, что выпал из саней, ударился и потерял сознание. Плотный коротышка Марти напоминал мопса, и при этом был волосатым, как обезьяна. Он работал в «Шевроне» на Седьмой улице, где занимался ремонтом двигателей, и был инструктором по кунг-фу – в общем, настоящий мужчина. Тот факт, что он нализался перед парадом, да еще продолжил во время парада, никого не удивил. Что всех поразило, так это его выбор нижнего белья. Когда приехала бригада «Скорой помощи» и врачи сняли с него костюм Санты, под ним обнаружился ярко-розовый комбидрес. Присутствующие были ошеломлены. Все, кроме Ваннетты Ван Дамм, которая всегда подозревала, что этот сорокатрехлетний холостяк – гомик.

Делейни немного жалела, что пропустила такое зрелище, не увидела Мартина в нижнем белье, но она была занята подготовкой «Гранжа» к показу мод. Она помогала украсить сцену серебряными звездами и мишурой, а подиум – сосновыми ветками и рождественскими огнями. По заднику сцены были установлены подсвеченные зеркала и стулья. Делейни принесла с собой гель и мусс для укладки волос, большие флаконы лака для волос и маленькие веточки остролиста. Делейни рассудила, что местная публика еще не готова к столь экстравагантному зрелищу, как модный показ причесок, поэтому местные дамы обойдутся без розовых кустов и птичьих гнезд. Она принесла с собой фотографии различных кос, узлов и конских хвостов – причесок, которые она могла сделать, потратив на одну голову всего десять – пятнадцать минут.

Шоу должно было начаться в семь, и к шести тридцати Делейни уже с головой ушла в работу. Она заплетала волосы в косы, жгуты и узлы. Укладывая, закалывая и завязывая, она краем уха слушала последние сплетни, мысленно благодаря Марти, ставшего их главным героем и избавившего от этой роли саму Делейни.

– Одна медсестра из больницы рассказала Пэтси Томасон, что на Марти еще были кружевные стринги, – сообщила Делейни жена мэра, Лилли Тенеси, пока Делейни укладывала ее золотисто-каштановые волосы венком. Лилли и ее юная дочь пришли в соответствующих друг другу нарядах из красной и зеленой тафты. – Пэтси говорит, что и стринги, и комбидрес – от «Виктория сикрет». Представляете, какая непристойность?

Делейни за эти годы успела поработать бок о бок со многими парикмахерами-геями, но никогда не встречала никого, кто бы носил женскую одежду. Во всяком случае, насколько ей было известно.

– Что ж, по крайней мере это не какая-нибудь дешевая фирма. По мне, уж лучше непристойность, чем дешевка.

– Мой муж однажды купил мне такие нейлоновые трусики с разрезом, – призналась женщина, ожидавшая своей очереди на соседнем стуле. Она закрыла руками уши сидящей рядом с ней маленькой девочке в костюме эльфа. – Они были на три размера меньше, чем надо, и такие дешевые, что я почувствовала себя проституткой.

Делейни покачала головой, вплетая остролист в волосы Лилли:

– Да, дешевое белье, как ничто другое, вызывает у женщины ощущение, что она проститутка.

Она взяла аэрозольный баллон и опрыскала волосы Лилли лаком. Вслед за ней на стул уселась Мисти, дочка мэра, и Делейни сделала ей прическу – чуть уменьшенную копию прически матери. Поодаль стояли несколько женщин, которые уложили свои волосы сами, среди них была Бенита Аллегрецца. Делейни краем глаза поглядывала на беседующих подруг. Она вычислила, что Бените должно быть лет пятьдесят пять, но выглядела она на добрых десять лет старше. Оставалось только гадать, что было тому причиной – наследственность или горечь, которая ожесточила черты ее лица, проложила глубокие складки на лбу и вокруг рта.

Делейни поискала взглядом мать и не удивилась, когда увидела, что та уже вовсю развила кипучую деятельность. Волосы Гвен, как всегда, выглядели безупречно. Хелен нигде не было видно, и это Делейни тоже не удивляло.

Возраст и стиль одежды тех, кто решил сделать укладку у Делейни, сильно разнились. Некоторые пришли в элегантных бархатных платьях, другие – в тщательно продуманных маскарадных костюмах. Делейни особенно понравилась одна пара – молодая мать с дочкой. Мать появилась в образе Матушки-Зимы, а маленькая девочка – в костюме снежинки. Но больше всего Делейни удивилась, когда перед ней вдруг возникла Лайза в костюме леденца и попросила заплести ей французскую косу. С тех пор как Лайза вернулась из свадебного путешествия, прошло несколько недель. За это время Делейни несколько раз встречалась с подругой, пару раз они вместе обедали, но Лайза ни разу даже не заикнулась, что собирается участвовать в шоу.

– Когда ты решила принять участие?

– В прошлые выходные. Я подумала, что будет неплохо, если мы с Софи сделаем что-нибудь вместе.

Делейни огляделась.

– А где же Софи?

Она задалась вопросом, знает ли Лайза про записки, но решила, что если бы Лайза знала, то обязательно уже упомянула бы об этом.

– Софи переодевается. Она помогала Нику и Луи делать ледяную скульптуру. Когда я забирала ее из Ларкспур-парка, она была без шапки и в расстегнутом пальто. Нам повезет, если к завтрашнему дню она не заболеет.

– Во что она переодевается?

– В ночную рубашку, которую мы с ней соорудили. Нас вдохновляла «Ночь перед Рождеством».

– Как вы с Софи ладите – теперь, когда живете вместе? – спросила Делейни, разделяя волосы Лайзы на три большие пряди.

– Нам всем приходится приспосабливаться. Я бы, например, хотела, чтобы она ела сидя за столом, а ей всю жизнь разрешали бегать с едой по всему дому. Ну и много других мелочей такого рода. Было бы полегче, не будь ей тринадцать лет. – Лайза посмотрела в зеркало и поправила на шее фетровые листья. – Мы с Луи хотим завести малыша, но решили подождать – пусть Софи привыкнет к моему присутствию в доме.

Малыша… Делейни заплетала и перекручивала косу, работая всеми десятью пальцами, а в голову лезли беспокойные мысли. Лайза и Луи подумывают о ребенке, а у нее даже бойфренда нет, и когда она задумывается о мужчине в ее жизни, то в воображении сразу возникает Ник. В последнее время она думает о нем очень много. Даже когда спит. Недавно ей приснился еще один кошмарный сон, только на этот раз время не останавливалось и ее машина никуда не исчезала. Она была вольна покинуть Трули, но ее сердце разрывалось, когда она думала о том, что никогда больше не увидит Ника. Она не знала, что хуже – жить с ним в одном городе и делать вид, что его не существует, или уехать в другой город, где не надо будет делать над собой усилий, пытаясь игнорировать Ника. В растерянности, чувствуя себя жалкой, Делейни даже подумала, что, может быть, пора смириться и покорившись неизбежному, купить себе кошку.

– Ты, наверное, слышала про Марти Уилера, – сказала она, пытаясь отвлечься.

– Конечно. Интересно, зачем человеку понадобилось надевать под костюм Санты комбидрес? Эти штуки ужасно неудобные.

– А про кружевные стринги слышала?

Делейни завязала конец косы эластичной лентой и закрепила косу шпилькой.

Лайза встала и расправила костюм.

– Даже представить страшно.

Делейни заметила Софи. Девочка стояла в нескольких футах от них, в ночной рубашке, с банданой на голове, и пыталась не показать, что смущена и чувствует себя виноватой.

– Хочешь, я заплету тебе косу? – предложила Делейни. Софи помотала головой и отвела взгляд.

– Лайза, скоро наша очередь.

Когда Лайза и Софи ушли, чтобы пройти по подиуму, Делейни уложила в замысловатый конский хвост волосы Нейвы Миллер, потом причесывала ее четырех дочерей. Все это время Нейва без умолку рассуждала о церкви, муже-пасторе и Боге. На ее губах порхала улыбка, как бы говорившая «Иисус любит меня больше, чем тебя», от которой Делейни так и подмывало спросить, помнит ли Нейва, как делала минет всей футбольной команде в перерывах между таймами.

– Ты бы пришла завтра в церковь, – сказала Нейва, подталкивая свой выводок к подиуму. – Наши встречи проходят с девяти утра до полудня.

Делейни скорее согласилась бы гореть в аду веки вечные. Она собрала остатки средств для укладки и отправилась на поиски матери. Теперь они увидятся с Гвен только в следующем году, и Делейни хотелось попрощаться и пожелать матери приятного путешествия. Последние четыре года она встречала Рождество с друзьями, которые приглашали ее на праздничный обед. Сейчас, обнимая мать и обещая ей присмотреть за Дьюком и Долорес, Делейни вдруг поняла, что с удовольствием провела бы это Рождество дома, как когда-то. Особенно теперь, когда на сцене появился Марк. Похоже, адвокат отвлекал мысли Гвен, и она уже не так часто критиковала Делейни за все подряд.

Когда Делейни загружала вещи в «кадиллак», ее голову припорошил снег. Она не взяла перчатки, и пока она отчищала стекла, руки у нее совсем замерзли. Делейни устала, у нее ныли плечи, и, наверное, поэтому она завернула за угол дома к своему салону на чуть большей скорости, чем следовало. «Кадиллак» занесло, и хотя Делейни удалось въехать на место для парковки, ее машина встала так, что задний бампер заблокировал вход в «Аллегрецца констракшн». Делейни рассудила, что в этом нет ничего страшного, поскольку завтра братья не работают, да к тому же она так устала, что ей было все равно.

Дома она переоделась в ночную рубашку и забралась в постель. Ей казалось, что она спала совсем недолго, когда ее разбудил громкий стук в дверь. Делейни посмотрела на часы, стоящие на тумбочке, и увидела, что уже половина десятого. В это воскресное утро ей даже не нужно было проверять, кто стоит за ее закрытой дверью, чтобы знать, что это Ник. Делейни накинула красный шелковый халат и, не умывшись, не почистив зубы, пошла открывать дверь. Если ее вид испугает Ника – так ему и надо, нечего будить ее в такую рань в выходной день.

– Что за бес в тебя вселился? – Это было первое, что сказал Ник, когда с грозным видом вошел в ее квартиру.

– В меня? Это же не я барабаню в твою дверь как сумасшедшая!

Ник скрестил руки на груди и нахмурился:

– Ты всю зиму собираешься скользить по Трули юзом или только до тех пор, пока не разобьешься?

– Только не говори, что ты за меня волнуешься! – Делейни туго затянула пояс халата и прошла мимо Ника в кухню. – Потому что это означало бы, что я тебе небезразлична.

Ник остановил ее, схватив за руку выше локтя.

– Некоторые части твоего тела мне определенно небезразличны.

Делейни посмотрела ему в лицо: плотно сжатые губы, разлет бровей, глаза, горящие желанием. Он явно был рассержен, но при этом не мог скрыть своего желания.

– Если хочешь меня, ты знаешь мои условия. Никаких других женщин.

– Ну да, и мы оба знаем, что мне достаточно пары минут, чтобы заставить тебя передумать.

Делейни уже давно усвоила, что если с Ником начинаешь спорить, то он воспринимает это как вызов и бросается доказывать свою правоту. Ей хотелось бы верить, что она способна устоять перед искушением, но в глубине души Делейни подозревала, что времени на то, чтобы ее переубедить, у него уйдет даже меньше – на полторы минуты. Она высвободила руку и прошла в кухню.

– Дай мне ключи от машины Генри, – сказал Ник у нее за спиной.

– Зачем? – Делейни взяла кувшин кофеварки и стала наливать в него воду. – Что ты с ней сделаешь, угонишь?

Ответом ей была хлопнувшая дверь. Поставив кувшин на стол, Делейни прошла в гостиную. Ее сумочка валялась на кофейном столике, и ключей в ней скорее всего не было. Делейни выбежала на крыльцо и ступила в пушистый снег, покрывающий верхнюю ступеньку.

– Эй! – крикнула она. – Что ты собираешься делать? А ну-ка верни сейчас же ключи!

До нее донесся смех Ника.

– Подойди и возьми.

Делейни могла бы назвать несколько вещей, из-за которых она готова бежать босиком по снегу: пожар, крысы, кусочек шоколадного кекса, – но «кадиллак» Генри в их число не входил.

Ник включил зажигание, расчистил от наледи часть ветрового стекла и укатил. Часом позже, когда он вернулся, Делейни, полностью одетая, ждала его у своей двери, на верхней площадке лестницы. Ник вышел из машины и направился к ней.

– Тебе повезло, что я не позвонила шерифу, – сказала Делейни.

Ник взял ее руку и бросил в ладонь ключи. Их глаза находились на одном уровне, между его и ее губами было всего несколько дюймов.

– Помедленнее.

«Помедленнее»? У Делейни перехватило дыхание, сердце забилось учащенно, она ждала, что Ник вот-вот ее поцелует. Он был так близко, что если она совсем немного наклонится вперед…

– Очень советую тебе ездить помедленнее, – сказал он, повернулся и стал спускаться по лестнице.

Делейни захлестнуло разочарование. Она проводила Ника взглядом, а когда он скрылся за дверью конторы, спустилась и подошла к «кадиллаку». Посмотрела через окно на флаконы с лаком и гелем, которые она накануне вечером побросала на заднее сиденье. Вмятин не было, царапин не было, «кадиллак» выглядел как всегда, за исключением того, что теперь у него были новенькие, прямо-таки сияющие новизной, зимние шины.

Утро понедельника выдалось достаточно спокойным, и Делейни успела развесить гирлянду на рождественском деревце, которое купила специально для салона. Сосенка была всего три фута высотой, но весь салон сразу наполнился ароматом хвои. К полудню работа заспорилась, и до половины шестого клиенты шли один за другим. В шесть в Ларкспур-парке должно было начаться подведение итогов конкурса ледяных скульптур. Закончив работу, Делейни быстро переоделась в джинсы и бежевый хлопковый свитер с американским флагом на груди, надела ботинки «Доктор Мартенс». Ее не очень интересовали ледяные скульптуры, но она хотела найти некоего баска, который вчера сменил шины на машине Генри.

К тому времени, когда Делейни приехала в Ларкспур, площадка для парковки была почти заполнена и жюри конкурса ледяных скульптур уже работало. Солнце село, и огни фонарей отражались в огромных прозрачных фигурах, словно населяющих страну чудес. Делейни прошла мимо Красавицы и Чудовища высотой в десять футов, мимо человека с навьюченным мулом, мимо Паффа с волшебным драконом. В каждой скульптуре была какая-нибудь изюминка, из-за которой скульптура в ярком свете на фоне темного неба казалась живой. Делейни прошла через толпу, собравшуюся вокруг Дороти с Тото, миновала огромную утку и корову размером с фургон. Было зябко, в зимнем воздухе мерзли уши. Делейни засунула руки в карманы шерстяного пальто. Скульптура, представленная «Аллегрецца констракшн», находилась в западной части парка, ближе к краю, вокруг нее собрались зрители и судьи. Ник и Луи сделали изо льда пряничный домик, скульптуру дополняли сахарный тростник, мармеладные шарики и леденцы-трости. Дом был достаточно большой, чтобы в него можно было заходить, но, до тех пор пока судьи не примут решение, вход был перегорожен натянутой веревкой. Делейни огляделась в поисках Ника и увидела его рядом с братом. На нем была черная парка с белой подкладкой, джинсы и рабочие ботинки. Рядом, взяв Ника под руку, стояла Гейл Оливер. От ревности Делейни почувствовала нечто вроде горячего кома в животе. У нее бы, наверное, не хватило храбрости подойти и она прошла бы мимо, но Ник поднял взгляд и посмотрел ей прямо в глаза. Делейни заставила себя подойти к нему, но заговорила не с ним, а с Луи – так ей было легче.

– Лайза где-нибудь здесь?

– Софи попросила проводить ее в туалет. – Луи перевел взгляд с Делейни на Ника и обратно. – Не уходи, она сейчас вернется.

– Вообще-то я хотела поговорить с Ником.

Делейни повернулась и посмотрела на мужчину, повинного в тех противоречивых чувствах, которые сталкивались в ее сердце. Делейни смотрела в его лицо и понимала, что ее когда-то угораздило влюбиться в мальчишку, который ее одновременно и восхищал, и мучил. Теперь они оба взрослые, но ничего не изменилось. Он только нашел новые и более действенные способы ее мучить.

– Если у тебя есть минутка, я хотела бы с тобой поговорить, – сказала она.

Ни слова не говоря, Ник отцепился от Гейл и направился к Делейни.

– В чем дело, Дикарка?

Делейни посмотрела на людей, которые их окружали, потом на Ника. Щеки его покраснели, и на темном фоне неба был виден пар от его дыхания.

– Я хотела поблагодарить тебя за зимние шины. Я думала, что встречу тебя возле конторы, но ты сегодня не приходил. Вот я и решила, что могу застать тебя здесь. – Делейни покачнулась на пятках и посмотрела на носки своих ботинок. – Почему ты это сделал?

– Что?

– Поставил на машину Генри зимние шины. Ни один мужчина никогда не делал мне такого подарка. – С ее губ сорвался нервный смешок. – Это очень мило с твоей стороны.

– Ну да, такой уж я славный парень.

Делейни улыбнулась уголком рта.

– Нет, ты не славный. – Она покачала головой и посмотрела ему в глаза. – Большую часть времени ты грубый и несносный.

Ник сверкнул белозубой улыбкой, от его глаз разбежались лучики морщинок.

– А каким я бываю в остальное время?

Делейни сжала холодные пальцы в кулак и подула на них, согревая дыханием.

– В остальное время ты бываешь самодовольным.

Ник взял руку Делейни и сжал ее своими большими теплыми ладонями.

– А еще?

– А еще я вижу, что пришла не вовремя. – Делейни высвободила свою руку и сунула ее в карман. – Поговорим и другой раз, когда ты не будешь занят.

– Я и сейчас не занят, – сказал он как раз тогда, когда Гейл подошла и встала рядом.

– Привет, Делейни.

– Здравствуй, Гейл.

– Я не смогла прийти в субботу на показ. – Гейл посмотрела на Ника и улыбнулась. – У меня были другие дела, но я слышала прекрасные отзывы о твоих прическах.

– По-моему, показ всем понравился. – Делейни отступила на шаг. От ревности у нее все внутри переворачивалось, и ей нужно было срочно уйти от Ника и Гейл, чтобы не видеть их вместе. – Увидимся.

– Куда ты собралась? – спросил Ник.

– Мне нужно проведать Дьюка и Долорес. – Делейни почувствовала, как жалко прозвучал ее ответ. – А потом я встречаюсь с друзьями, – соврала она, чтобы спасти хоть какие-то остатки гордости.

Она помахала рукой и повернулась, чтобы уйти. Ник догнал ее в три шага.

– Я провожу тебя до машины.

– В этом нет необходимости. – Она посмотрела сначала на него, потом на Гейл, которая провожала их взглядом. – Иди, а то твоя девушка рассердится.

– Гейл не моя девушка, – сказал Ник, направляясь с Делейни к автостоянке. – И за нее не беспокойся. – Он взял руку Делейни и засунул ее в карман своей куртки. – Зачем тебе навещать собак Генри?

Они прошли мимо ледяного джинна, сидящего у своей волшебной лампы. Делейни не знала, верить ли Нику насчет Гейл, но решила пока оставить эту тему.

– Мать уехала с Максом. – Ник переплел ее пальцы со своими, и по руке Делейни пробежали горячие мурашки. – Они собираются провести Рождество в морском круизе.

Пока они обходили толпу, собравшуюся вокруг джинна, Ник замедлил шаг.

– А ты? Где ты проведешь Рождество?

Мурашки, разбегавшиеся по руке Делейни, достигли локтя и поползли выше.

– Мы с матерью отпразднуем Рождество, когда она вернется. Ничего страшного, я привыкла оставаться в праздники одна. Все равно с тех пор, как уехала из Трули, я ни разу не отмечала Рождество по-настоящему.

Некоторое время Ник молчал. Они вышли из круга света от фонаря и оказались в темноте.

– Звучит так, словно тебе одиноко.

– Вовсе нет. К тому же обычно кто-нибудь из знакомых на Рождество приглашает меня в гости. Кроме того, я же сама выбрала такую жизнь, я могла бы вернуться домой, извиниться перед родителями за то, что я их разочаровала, и притвориться такой дочерью, какой они хотели бы меня видеть. Но я считаю, что несколько подарков и рождественское полено не стоят моей свободы и гордости. – Делейни пожала плечами и сменила тему: – Ты так и не ответил на мой вопрос.

– Какой вопрос?

– Про шины. Зачем ты их сменил?

– Пока ты водишь эту громадину; доставшуюся от Генри, все в опасности. Ты бы непременно кого-нибудь сбила – это лишь вопрос времени.

Делейни посмотрела на его профиль.

– Врешь.

– Верь в то, во что тебе хочется верить. – Ник упорно отказывался признавать, что ему небезразлична ее судьба.

– Сколько я тебе должна?

– Считай, что это был рождественский подарок.

Они сошли с края тротуара на площадку для парковки и прошли между «бронко» и микроавтобусов.

– А у меня нет для тебя подарка.

– Есть. – Ник остановился и поднес ее руку к своему рту. Коснувшись губами костяшек ее пальцев, он спросил: – Так какой я, когда не грубый и не несносный? И не самодовольный?

В темноте Делейни было плохо видно его лицо, но ей и не нужно было заглядывать ему в глаза, чтобы знать, каким взглядом он сейчас на нее смотрит. Она буквально физически ощущала его взгляд.

– Ты… – Делейни почувствовала, что тает – прямо на автостоянке, при температуре ниже нуля, при том, что у нее замерзли ноги. Она тает и хочет быть с Ником. – Ты мужчина, о котором я все время думаю.

Она высвободила руку и привстала на цыпочки.

– Я думаю о твоем красивом лице, о твоих широких плечах, о твоих губах. – Делейни обняла Ника за шею и прижалась к нему. Он погладил ее по спине, крепче прижимая к себе. Сердце ее забилось так, что стук отдавался в ушах. Она уткнулась холодным носом в теплую кожу Ника чуть пониже уха. – А еще мне хочется тебя облизать.

Руки Ника замерли.

– Всего целиком.

Она коснулась кончиком языка его шеи.

– Иисусе, Иосиф и Мария! – простонал Ник. – Когда у тебя встреча с друзьями?

– С какими друзьями?

– Ты сказала, что сегодня встречаешься с друзьями.

– Ах это… – Делейни напрочь забыла о своей выдумке. – Это не важно. Если я не приду, они не расстроятся.

Ник немного отстранился, чтобы посмотреть ей в лицо.

– А как с собаками?

– Мне обязательно нужно хотя бы ненадолго их выпустить. А как насчет Гейл?

– Я же тебе сказал, что о ней ты можешь не беспокоиться.

– Вы с ней встречаетесь?

– Мы с ней видимся.

– Ты занимаешься с ней сексом?

Делейни было видно, как уголки его губ опустились.

– Нет.

Сердце Делейни запело. Она припала к губам Ника таким страстным поцелуем, что скоро обоим перестало хватать воздуха.

– Пойдем со мной.

– В дом Генри?

– Да.

Некоторое время Ник молчал, и Делейни не знала, о чем он думает. Наконец он сказал:

– Встретимся там, я подъеду. Я должен поговорить с Луи и заскочить в аптеку.

Делейни не нужно было спрашивать зачем. Ник быстро поцеловал ее и ушел. Делейни смотрела, как он удаляется уверенной походкой.

По дороге к дому матери она мысленно убеждала себя, что на эту ночь Ник принадлежит ей, а все остальное не имеет значения. Она ощущала легкую вибрацию шипов, вонзающихся в снег, и твердила себе, что сегодняшней ночи ей достаточно, – твердила и старалась в это поверить.

Когда Делейни открыла входную дверь, Дьюк и Долорес радостно встретили ее мокрыми языками и нетерпеливо виляющими хвостами. Она выпустила собак и постояла на дорожке, глядя, как они прыгают в снегу, доходившем им до животов, – два коричневых зверька на белом покрывале снега. На этот раз Делейни не забыла надеть перчатки, она слепила несколько снежков и бросила Дьюку, который ловил их зубами.

Делейни гуляла с собаками и думала, вдруг ей удастся убедить Ника, что ему хватит ее одной. Ей хотелось верить, что у него сейчас больше никого нет. Хотелось верить ему, когда он говорил, что не занимается сексом с Гейл, но так ли это было? Делейни бросила снежок Долорес. Он попал собаке в бок, и та завертела головой, не понимая, что произошло. Делейни знала, что ее и Ника объединяет нечто большее, чем секс, и думала, что Ник тоже это понимает. Она видела это по его глазам, когда он на нее смотрел. В его пристальном, напряженном взгляде горела страсть, и Делейни надеялась, что после сегодняшней ночи он может решить, что ему нужна только она.

«Я не способен быть верен одной женщине, а ты не сказала ничего такого, что вызвало бы у меня желание попытаться».

Он ее хочет. Она хочет его. Он ее не любит. Она любит его так, что даже больно. Чувство пришло к ней не как медленное блаженное скольжение по тоннелю любви. Как и все, что связано с Ником, оно обрушилось на нее, застало врасплох, ошеломило. И она настолько растерялась, что сейчас ей хотелось одновременно и смеяться, и плакать. И еще, может быть, залечь куда-то и не выходить оттуда, пока ей не удастся во всем разобраться.

Скатывая новый снежок, Делейни услышала шум мотора и только потом увидела свет фар. Внедорожник остановился на освещенной площадке перед гаражом. Дьюк и Долорес с неистовым лаем помчались через двор к машине. Дверца джипа открылась, и Ник вышел из машины.

– Привет, собачки. – Он наклонился почесать собак за ушами и только потом поднял голову. – Привет, Дикарка.

– Когда ты перестанешь называть меня так?

Он снова посмотрел на собак.

– Никогда.

Делейни бросила снежок и попала Нику по макушке. Неплотный ком снега рассыпался от удара и обсыпал темные волосы Ника и плечи черной парки. Ник медленно выпрямился и тряхнул головой, разбрасывая вокруг себя снежинки.

– А я думал, ты уже знаешь, что со мной играть в снежки опасно.

– Что ты мне сделаешь? Поставишь синяк?

– Нет.

Ник двинулся к Делейни, и в скрипе его ботинок по снегу послышалось нечто зловещее. Делейни зачерпнула еще снега и быстро слепила неплотный ком.

– Смотри, не вздумай выкинуть какую-нибудь шутку, не то пожалеешь.

– Ну, Дикарка, ты меня напугала.

Делейни швырнула в Ника снежком, и тот рассыпался о его широкую грудь.

– Это то, что я тебе задолжала.

Она попятилась, почти по колено утопая в пушистом снегу.

– Ты мне много чего задолжала. – Ник схватил ее за локти и приподнял так, что ее ноги перестали касаться земли. – После того как я получу с тебя все долги, ты неделю не сможешь ходить.

– Ты меня напугал, – протянула Делейни.

Ник посмотрел на нее из-под опущенных век, и Делейни подумала, что сейчас он прижмет её к себе и поцелует. Но нет. Он ее отбросил. Взвизгнув от неожиданности, Делейни пролетела несколько футов и распласталась на снегу. Это было похоже на падение на пуховую перину. Она лежала и смотрела в темное небо, усыпанное звездами. Дьюк и Долорес с лаем подбежали к ней и принялись лизать щеки. Сквозь их лай был слышен глубокий сочный смех. Делейни оттолкнула собак и села.

– Ах так!.. – Она вытряхнула снег из-за воротника и отряхнула перчатки. – Помоги мне встать.

Делейни протянула руку, дождалась, пока Ник потянет ее вверх, а потом изо всех сил рванула его на себя, увлекая вместе с собой в снег. Охнув, Ник свалился на нее и озадаченно нахмурился, не совсем понимая, как это произошло.

Делейни попыталась вздохнуть, но не смогла.

– А ты, оказывается, тяжелый.

Ник перекатился на спину, увлекая Делейни за собой, чего она и добивалась. Её ноги оказались между его ног, и она обеими руками схватила его за воротник.

– Проси пощады, тогда я тебе ничего не сделаю.

Ник посмотрел на Делейни как на сумасшедшую.

– У девушки? Да ни за что на свете!

Собаки перепрыгнули через них как через барьер. Делейни набрала пригоршню снега и бросила Нику в лицо.

– Дьюк, иди посмотри на замерзшего баскского Снеговика!

Ник голой рукой смахнул с загорелой кожи белые хлопья, слизнул снежинки с губ.

– Ну погоди, ты за это поплатишься! Я уже заранее испытываю удовольствие, предвкушая расплату!

Делейни опустила голову и слизнула снег с нижней губы Ника.

– Давай я сама.

Она почувствовала реакцию Ника – он затаил дыхание и крепче схватил ее за руки. Она страстно поцеловала его, а затем села, оседлав его бедра. Ее пальто раскрылось веером, прикрывая их обоих. Делейни сквозь одежду чувствовала, как в ее бедра упирается что-то твердое и продолговатое.

– У тебя сосулька в кармане или ты так рад меня видеть?

– Сосулька? – Ник просунул руки под пальто Делейни и положил на ее бедра. – Сосульки холодные, а двенадцать дюймов, на которых ты сидишь, горячие.

Делейни возвела глаза к небу:

– Двенадцать дюймов!

«Он, конечно, большой, но не настолько же».

– Это установленный факт.

Делейни рассмеялась и скатилась с Ника. Может быть, насчет размера он и преувеличил, но насчет «горячего» был абсолютно прав. Он определенно умеет ее разжечь.

– У меня задница мерзнет, – сказал Ник. Он сел, и на него тут же прыгнули Дьюк и Долорес. – Эй, хватит!

Ник оттолкнул собак и помог Делейни подняться. Она отряхнула его парку, он стряхнул снег с ее волос. На крыльце оба потопали ногами, стряхивая снег с ботинок, и вошли в дом. Делейни взяла у Ника парку и повесила на вешалку возле двери. Пока Ник осматривался, она воспользовалась случаем рассмотреть его самого. Он, конечно, был во фланелевой рубашке. В красной фланелевой рубашке, заправленной в джинсы.

– Ты когда-нибудь бывал здесь?

– Только однажды. – Ник перевел взгляд на Делейни. – Когда оглашали завещание Генри.

– Ах да.

Делейни огляделась, пытаясь увидеть холл так, как будто видела его впервые. Типичный викторианский стиль: белая краска и обои, темное дерево, толстые ковры ручной работы, привезенные из Персии, старинные часы. Во всей обстановке чувствовалось богатство, и в этом было нечто подавляющее. Оба, и Делейни и Ник, сознавали, что если бы Генри пожелал признать себя его отцом, то Ник бы вырос в этом огромном доме. Делейни спрашивала себя, не думает ли Ник, что ему повезло.

У двери они сняли промокшие ботинки, и Делейни предложила Нику разжечь камин в гостиной, а сама пошла в кухню готовить кофе по-ирландски. Через десять минут, когда она вернулась, Ник стоял перед традиционным камином и смотрел на висевший над ним портрет матери Генри. Между Алвой Морган Шоу и ее единственным внуком трудно было уловить хоть какое-то сходство. Да и среди вещей, принадлежавших предкам Ника, присутствие Ника казалось неуместным. Его собственный дом с открытыми балками, речным камнем и мягкими фланелевыми простынями подходил ему куда больше.

– Что скажешь? – Делейни поставила на буфет стеклянный поднос.

– О чем?

Она кивнула на портрет матери Генри. Эта женщина переехала в столицу штата задолго до того, как Делейни впервые попала в Трули. Но Генри по нескольку раз в год возил их с Гвен навестить мать – вплоть до ее смерти в 1980 году, – так что Делейни была с ней знакома. И судя по тому, что ей запомнилось, портрет сильно льстил той, с кого был написан. У высокой и худой Алвы лицо было костлявое, и всем своим обликом она напоминала аиста. Делейни помнила, что от женщины всегда пахло застарелым табачным дымом и лаком для волос.

– О твоей бабке.

Ник склонил голову набок.

– Думаю, мне повезло, что я пошел в мать. А тебе повезло, что ты не родная дочь Генри, а приемная.

Делейни засмеялась.

– Не сдерживайся, расскажи, что ты думаешь на самом деле.

Ник повернулся к Делейни и спросил себя, что бы она сделала, скажи он ей правду. Он окинул взглядом ее белокурые волосы и большие карие глаза, изгибы бровей, розовые губы. В последнее время он много о чем думал – в частности, о вещах, которым никогда не суждено случиться и о которых лучше бы вообще не думать. Например, о том, каково это – просыпаться рядом с Делейни каждое утро, каждый день, год за годом, до конца жизни, и видеть, как ее волосы постепенно седеют.

– Я думаю, – проговорил он, – что старик сейчас должен быть очень доволен собой.

Делейни передала Нику кружку, потом взяла свою и подула на кофе.

– Почему тебе так кажется? Ведь Генри не хотел, чтобы мы с тобой были вместе.

Ник отпил кофе и почувствовал, как добавленное в напиток виски прожигает его аж до самого желудка. Ему нравилось это ощущение – оно напоминало о Делейни.

Он ненадолго задумался, стоит ли сказать Делейни правду, а потом решил: «А почему бы и нет?»

– Ошибаешься. Генри очень даже хотел, чтобы мы сошлись. Вот почему он сделал так, чтобы ты застряла в Трули. А вовсе не для того, чтобы составлять компанию матери. – Делейни нахмурилась, и Ник понял, что она ему не верит. – Можешь мне поверить.

– Пусть так, но зачем?

– Ты действительно хочешь это знать?

– Да.

– Ну хорошо. За несколько месяцев до своей смерти Генри предложил мне все. Он сказал, что ему придется оставить что-нибудь по мелочи Гвен, но все остальное он завешает мне, если я подарю ему внука. Тебя он был готов полностью вычеркнуть из завещания. – Ник выдержал паузу и добавил: – В ответ я послал его к черту.

– Но почему он хотел так поступить?

– Наверное, он рассудил, что сын-ублюдок все же лучше, чем никакого, а если у меня не будет детей, то вся эта бесценная кровь Шоу умрет вместе со мной.

Делейни покачала головой:

– Ну хорошо, пусть даже так, но какое отношение это имеет ко мне?

– Очень большое. – Ник взял Делейни за свободную руку и привлек к себе. – Это безумие, но из-за того, что произошло тогда на Энджел-Бич, Генри заключил, что я в тебя влюблен.

Ник погладил костяшки ее пальцев подушечкой своего большого пальца. Делейни всмотрелась в его лицо и отвела взгляд.

– Ты прав, это безумие.

Ник отпустил ее руку.

– Если ты не веришь мне, спроси Макса. Он все про это знает. Он составлял проект завещания.

– И все равно я не вижу во всем этом смысла. Генри привык делать все по-своему и не стал бы рисковать. Я имею в виду, вдруг бы я вышла замуж до того, как он умер? Он мог прожить еще много лет, а за это время я, к примеру, могла бы стать монашкой.

– Генри убил себя.

– Этого не может быть! – Делейни широко раскрыла глаза. – Он слишком себя любил, чтобы сделать такое. Ему нравилось чувствовать себя большой рыбой в маленьком пруду.

– Он умирал от рака предстательной железы, и ему оставалось жить всего несколько месяцев.

Делейни заморгала и невольно открыла рот.

– Мне никто об этом не говорил. – Она нахмурилась так, что брови сошлись на переносице, и нервно потерла шею. – Моя мать знает?

– Она знает про рак и про самоубийство.

– Почему же она мне не сказала?

– Не знаю, об этом тебе нужно спросить у нее самой.

– Все это кажется таким причудливым, за этим просматривается такое стремление управлять… И знаешь, чем дольше я об этом думаю, тем больше склоняюсь к мысли, что это очень похоже на Генри – он бы так и поступил.

– Для него цель всегда оправдывала средства и все имело свою цену. – Ник вернулся к камину. – Это завещание – его способ управлять всеми нами даже после того, как его не станет.

– Ты хочешь сказать, что он использовал меня, чтобы управлять тобой?

– Да.

– И ты его за это ненавидишь.

– Да. Он был настоящим сукиным сыном.

– Тогда я ничего не понимаю. – Делейни подошла и остановилась рядом с Ником. В ее голосе слышалась растерянность. – Почему ты сейчас здесь? Почему не избегаешь меня?

– Я пытался. – Ник поставил чашку на каминную полку и стал смотреть на огонь. – Но это не так легко. В одном Генри был прав: он знал, что я тебя хочу. И знал, что я буду хотеть тебя, даже если это рискованно.

Ник замолчал. Несколько долгих секунд молчания, казалось, растянулись до бесконечности. Наконец тишину нарушила Делейни:

– Но почему ты здесь именно сегодня? Ведь мы уже были вместе.

– Этого мало.

– Но зачем тебе снова рисковать?

Ник не понимал, почему Делейни давит на него. Но если уж она так упорствует, то он ей ответит, хотя он сомневался, что ответ ей понравится.

– Потому что я лет с тринадцати или четырнадцати представлял тебя обнаженной и готовой меня принять. – Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул. – С того самого дня, когда Луи и я были с друзьями на городском пляже, и ты там тоже была, с другими девчонками. Их я не помню, только тебя. На тебе был блестящий купальник цвета зеленых яблок. Он был сплошной, закрытый, не из тех, про которые говорят, что он не оставляет простора воображению, но спереди на нем была молния, вот она-то и сводила меня с ума. Помню, я наблюдал, как ты разговариваешь с подругами, и не мог глаз оторвать от этой молнии. Тогда я впервые заметил, что у тебя уже есть грудь. Она была небольшой, но я все время только о том и думал, как расстегиваю молнию на купальнике, чтобы увидеть ее, увидеть, как изменилось твое тело. Я так возбудился, что мне стало больно и пришлось лечь на живот, чтобы никто не увидел, что у меня член стоит как сосна.

В тот вечер, придя домой, я фантазировал, как забираюсь через окно в твою спальню, смотрю на тебя, а ты спишь и твои белокурые волосы разметались по подушке. Потом я представлял, как ты просыпаешься и говоришь, что ждала меня, протягиваешь ко мне руки и приглашаешь в свою постель. Я представлял, как ты позволяешь мне трогать твою маленькую грудь, трогать тебя между ног… представлял все это часами.

Когда мне было шестнадцать, я уже знал о сексе больше, чем следовало. А ты была юная, наивная и не знала ничего. Ты была принцессой Трули, а я – незаконнорожденным сыном мэра. Я был недостоин даже целовать твои ноги, но это не мешало мне желать тебя так, что кишки сводило от боли. Я мог бы позвать какую-нибудь из девчонок, которых я знал, их было немало, но я не хотел. Я предпочитал предаваться фантазиям о тебе. – Ник снова глубоко вздохнул. – Ты, наверное, считаешь меня извращенцем.

– Да, – рассмеялась Делейни, – извращенцем размером с сосну.

Ник повернул голову и посмотрел в ее большие смеющиеся глаза.

– Ты не думаешь, что я просто больной?

Этот вопрос Ник часто задавал себе сам.

– Честно говоря, я польщена. Наверное, каждой женщине хочется, чтобы в какой-то период ее жизни был хотя бы один мужчина, который бы о ней грезил.

Ник подумал, что Делейни не знает и половины всего.

– Ну да, я и потом время от времени о тебе думал.

Делейни повернулась к нему и взялась за верхнюю пуговицу его рубашки.

– Я тоже о тебе думала.

Ник посмотрел сквозь ресницы на ее белые руки на фоне красной фланели. Тонкие пальцы Делейни двинулись ниже.

– Когда?

– С тех пор как вернулась в Трули. – Она вытянула полы рубашки из джинсов. – На прошлой неделе я думала вот об этом.

Она наклонилась и лизнула его плоский сосок. Он отвердел. Ник погрузил пальцы в ее волосы.

– А еще о чем?

– Об этом.

Делейни расстегнула молнию на его джинсах и просунула руку под резинку трусов. Обхватила теплой мягкой ладонью твердый ствол и сжала. Она стала гладить его от основания до головки, вверх-вниз, вверх-вниз, а Ник стоял и упивался ощущениями. Мягкостью ее волос под своими пальцами. Прикосновениями ее влажных губ к его шее и груди. От Делейни исходил легкий запах каких-то духов, а когда она его поцеловала, то Ник ощутил привкус кофе, виски и желания. Ему нравилось чувствовать во рту ее язык, в трусах – ее руку. Ему нравилось смотреть на ее лицо, когда она к нему прикасалась.

Он снял с нее свитер и расстегнул бежевый бюстгальтер, вспомнив тысячи фантазий об этой женщине, которые его посещали. Но все вместе они не могли даже близко сравниться с реальностью. Ник обхватил руками ее округлые белые груди и стал ласкать пальцами розовые соски.

– Я говорила, что хочу облизать тебя всего, – прошептала Делейни, стягивая с него джинсы вместе с трусами. – Я думала и об этом.

Делейни опустилась перед Ником на колени и взяла его член в рот. У Ника захватило дух, и, чтобы не потерять равновесие, он широко расставил ноги. Делейни целовала и нежно ласкала его руками. Он вздрогнул, отвел волосы от ее лица и посмотрел на ее длинные ресницы и нежные щеки.

Обычно Ник предпочитал оральный секс всему остальному и не надевал презерватив, оставляя это на усмотрение женщины. Но он не хотел кончать Делейни в рот. Он хотел смотреть ей в глаза, когда будет в нее входить, хотел сознавать, что она его чувствует. Хотел ощутить, как она сжимает его внутренними мышцами, чувствовать пульсацию ее страсти. Ему хотелось забыть о предохранении и оставить глубоко внутри ее тела частичку себя, нечто, что останется в ней и после того, как он уйдет. С другими женщинами он никогда не чувствовал ничего подобного. С Делейни ему хотелось большего. Ему хотелось такого, о чем он раньше даже и думать не смел, даже не представлял, что такое возможно. Ему хотелось сделать ее своей не только на одну ночь. Впервые в жизни он хотел от женщины больше, чем она от него.

Ник поднял Делейни на ноги и достал из кармана джинсов презерватив. Вложив пакетик в руку Делейни, он сказал:

– Ну-ка, Дикарка, одень меня.