Восхождение королей

Глава 10

Дэмиен улыбался. Он лежал на спине, подложив руки под голову, простыня прикрывала его тело ниже талии. Он не спал уже около часа в ранних утренних лучах.

События прошлой ночи, бесконечно запутанные в интимном свете свечей спальни Лорена, раскрылись этим утром в единственный счастливый факт.

Лорен скучал по нему.

Дэмиен чувствовал трепет запретного удовольствия, когда думал об этом. Он вспомнил, как Лорен поднял на него взгляд. Ты продолжаешь переворачивать все мои планы. Лорен будет в ярости, когда придет на утреннее совещание.

— Ты в хорошем настроении, — сказал Никандрос, когда он вошел в зал. Дэмиен хлопнул его по плечу и занял место за длинным столом.

— Мы возьмем Картас, — ответил Дэмиен.

Он призвал всех генералов на это совещание. Это будет их первая атака Акиэлосского форта, и они собирались выиграть его, быстро и окончательно.

Дэмиен приказал устроить на столе песчаную карту, которым отдавал предпочтение. Стратегия, прочерченная глубокими быстрыми штрихами по песку, обретала вид без столкновений лбов, склоняющихся над чернильными линиями бумажной карты. Стратон прибыл с Филоктом, и, усаживаясь, они поправили свои хитоны. Македон уже был в зале, как и Энгюран. Ваннес прибыла и заняла свое место, похожими движениями поправив свои юбки.

В зал вошел Лорен; в его грации чувствовалась крайность, он напоминал леопарда с головной болью, рядом с которым нужно ходить очень, очень осторожно.

— Доброе утро, — сказал Дэмиен.

— Доброе утро, — ответил Лорен.

Это было произнесено после едва уловимой паузы, как будто единственный раз в своей жизни леопард был не совсем уверен, что делать. Лорен сел на напоминающий трон дубовый стул рядом с Дэмиеном и старательно не сводил глаз с пространства прямо перед собой.

— Лорен! — Тепло поприветствовал его Македон. — Я рад принять твое приглашение поохотиться с тобой в Акьютарте после этой кампании. — Он хлопнул Лорена по плечу.

— Мое приглашение, — повторил Лорен.

Дэмиену стало интересно, похлопывали ли Лорена по плечу вообще когда-нибудь.

— Я отправил гонца в свои владения прямо сегодня утром, чтобы там начали готовить легкие копья для охоты на серн.

— Теперь ты охотишься с Виирийцами? — спросил Филокт.

— Одна чаша гривы и ты засыпаешь мертвым сном, — ответил Македон. Он снова хлопнул Лорена по плечу. — А он выпил шесть! Ты ставишь под сомнение его силу воли? Твердость его руки во время охоты?

— Только не грива твоего дяди, — ответил ужаснувшийся голос.

— Когда мы оба выйдем на охоту, в горах больше не останется серн. — Еще один хлопок по плечу. — А теперь мы едем в Картас, чтобы показать, чего стоим в битве.

Это вызвало прилив солдатского духа товарищества. Лорен обычно не принимал участие в проявлении братских чувств и не знал, что делать.

Дэмиен почувствовал, что почти с неохотой сделал шаг к карте на песке.

— Мениад из Сициона отправил глашатая на переговоры с нами. В то же время он атакует нашу деревню, намереваясь посеять раздор в нашей армии и вывести ее из строя, — заговорил Дэмиен, рисуя отметину на песке. — Мы отправили всадников в Картас, чтобы предложить ему выбор: сдаться или сражаться.

Дэмиен сделал это до состязания в октоне. Картас был классическим Акиэлосским фортом, построенным, чтобы предвещать нападения; на подходах к нему по традиции стояло несколько смотровых башен. Дэмиен был уверен в успехе. С каждой захваченной смотровой башней защита Картаса будет ослабевать. Это было одновременно и преимуществом, и слабостью Акиэлосских фортов: они распределяли свои силы, а не объединяли их за одной стеной.

— Ты послал всадников объявить о своих планах? — спросил Лорен.

— Так делают в Акиэлосе, — сказал Македон, как мог бы сказать любимому племяннику, который туго соображает. — Благородная победа впечатлит наместников и принесет расположение, которое нам понадобится в Твердыне Королей.

— Я понял, спасибо, — ответил Лорен.

— Мы нападем с севера, — сказал Дэмиен, — здесь и здесь, — он поставил отметины на песке, — и возьмем под контроль первую из сторожевых башен, прежде чем начнем штурмовать форт.

Тактика была проста, и обсуждение быстро подошло к своему заключению. Лорен почти ничего не сказал. Несколько вопросов, возникших у Виирийцев по ходу наблюдения за Акиэлосским маневрированием, были заданы Ваннес и к ее удовлетворению получили ответы. Получив свои указания для подготовки к походу, мужчины поднялись, чтобы уходить.

Македон рассказывал Лорену об эффективности крепкого чая, и, когда Лорен аристократичными пальцами помассировал собственный висок, Македон, поднимаясь, заметил:

— Тебе стоит велеть своему рабу принести тебе немного.

— Принеси мне немного, — приказал Лорен.

Дэмиен поднялся. И остановился.

Лорен неподвижно замер. Дэмиен неловко продолжал стоять. Он не мог придумать никакой другой причины, почему он встал.

Он поднял глаза и встретился взглядом с Никандросом, который уставился на него. Никандрос с небольшой группой, последними из оставшихся в зале мужчин, стоял сбоку от стола. Он был единственным, кто видел и слышал. Дэмиен просто стоял.

— Совещание окончено, — слишком громко объявил Никандрос людям вокруг него. — Король готов выезжать.

Зал опустел. Он остался наедине с Лореном. Между ними стоял стол с песчаной картой, на которой в деталях развернулся план похода на Картас. Прожигающий взгляд голубых глаз Лорена не имел ничего общего с совещанием.

— Ничего не было, — сказал Дэмиен.

— Что-то произошло, — ответил Лорен.

— Ты был пьян, — продолжил Дэмиен. — Я отвел тебя в твои покои. Ты попросил меня прислужить тебе.

— Что еще? — спросил Лорен.

— Я прислуживал тебе, — ответил Дэмиен.

— Что еще? — повторил Лорен.

Дэмиен думал, что иметь превосходство над Лореном в похмелье будет довольно приятным опытом, но только Лорен начинал выглядеть так, как будто его сейчас вырвет. И не от похмелья.

— О, остынь. Ты был настолько пьян, что не вспомнил бы и собственного имени, не говоря уже о том, чтобы понимать, где ты и что делаешь. Ты действительно думаешь, что я воспользовался бы тобой, пока ты в таком состоянии?

Лорен, не отрываясь, смотрел на него.

— Нет, — неуклюже ответил он, как будто, только сейчас уделяя полное внимание вопросу, осознавал и ответ. — Я не думаю, что ты бы воспользовался.

Его лицо оставалось бледным, тело — скованным. Дэмиен ждал.

— Я, — начал Лорен. Ему потребовалось немало времени, чтобы с трудом произнести следующие слова: — Говорил что-нибудь?

Лорен держался напряженно, как перед бегством. Он поднял глаза и встретил взгляд Дэмиена.

— Ты сказал, что скучал по мне, — ответил Дэмиен.

Лорен густо покраснел, изменение в цвете было поразительным.

— Понимаю. Спасибо, что… — Дэмиен видел, как он пробует на вкус окончание предложения. — …не поддался моим заигрываниям.

В тишине Дэмиен мог расслышать за стеной голоса, которые не имели никакого отношения к ним двоим или к той откровенности момента, которая почти причиняла боль, словно они вновь стояли у кровати в покоях Лорена.

— Я тоже скучаю по тебе, — сказал он. — Я завидую Исандру.

— Исандр раб.

— Я был рабом.

Мгновение было болезненным. Лорен встретил его взгляд, и его глаза были слишком ясными.

— Ты никогда не был рабом, Дамианис. Ты был рожден править, как и я.

Дэмиен оказался в старой жилой части форта.

Тут было тише. Звуки Акиэлосского присутствия приглушались. Толстый камень поглощал весь шум, и оставалась только сама постройка, каркас Марласа, со снятыми гобеленами и решетками для ползучих растений, раскрытый перед ним.

Это был красивый форт. Дэмиен видел его, призрак Виирийского изящества; то, чем он был; то, чем он мог, вероятно, стать вновь. Но для Дэмиена это было прощание. Он не вернется сюда, а если и вернется как приглашенный Король, то все будет по-другому — возвращенное, как и должно, в Виирийские руки. Марлас, завоеванный с таким трудом, будет так просто отдан назад.

Думать об этом было непривычно. Бывший когда-то символом Акиэлосской победы, теперь он стал символом всего того, что изменилось в Дэмиене; того, как теперь он смотрел на все другими глазами.

Он подошел к старой двери и остановился. У двери стоял солдат — формальность. Дэмиен жестом отослал его.

Внутри это были удобные, хорошо освещенные комнаты с огнем, горящим в очаге, и мебелью, среди которой были Акиэлосские стулья, деревянный сундук с подушками и низкий стол перед огнем, на котором лежали доска и фишки для игры.

Девочка из деревни, сжавшаяся и бледная, сидела напротив старой женщины в серых юбках; в детской игре использовались поблескивающие монетки, рассыпанные по столу между ними. Когда вошел Дэмиен, девочка вскочила, и монетки со звоном упали на пол.

Женщина тоже поднялась. Последний раз, когда Дэмиен видел ее, она не подпускала его к умирающему мужчине, сжимая в руке обломанное копье.

— То, что случилось с вашей деревней… я клянусь, что найду ответственных за это и заставлю их заплатить. Я говорил серьезно, — сказал Дэмиен по-виирийски. — У вас обеих есть место под крышей здесь, среди друзей, если захотите. Марлас снова вернется Вииру. Это мое обещание вам обеим.

Женщина ответила:

— Они сказали нам, кто ты.

— Тогда вы знаете, что я держу свои обещания.

— Думаешь, если ты вернешь нам… — Женщина замолчала.

Она стояла рядом с девочкой, и вместе они казались белой стеной неприятия. Дэмиен чувствовал несообразность своего присутствия здесь.

— Тебе нужно уйти, — сказала девочка, нарушая тишину. — Ты пугаешь Женев.

Дэмиен посмотрел на Женев. Женев дрожала. Она не была напугана. Она была в ярости. Она была в ярости на него, на его присутствие здесь.

— То, что произошло с вашей деревней, было несправедливо, — сказал ей Дэмиен. — Не бывает честного боя. Кто-то всегда сильнее. Но я дам вам справедливость. В этом я клянусь.

— Лучше бы Акиэлоссцы никогда не приходили в Дельфьор, — сказала девочка. — Я бы хотела, чтобы был кто-нибудь, кто оказался бы сильнее тебя.

Она повернулась к нему спиной, произнося это. Это было проявление мужества — девочка перед королем. Затем она двинулась и подняла монетку с пола.

— Все хорошо, Женев, — сказала девочка. — Смотри, я научу тебя фокусу. Следи за моей рукой.

По коже Дэмиена пробежали мурашки, когда он узнал в этом отголоски другого присутствия, болезненно знакомое самообладание, которому подражала девочка, когда сжала монетку в ладони, вытянув перед собой руку.

Дэмиен понял, кто был здесь до него, кто сидел с ней, учил ее. Дэмиен видел этот фокус раньше. И, хотя тонкая рука восьмилетнего ребенка была немного неуклюжей, у нее вышло заткнуть монетку в рукав, так что когда она разжала руку, там было пусто.

На поле, раскинувшемся перед Марласом, собрались две объединенные армии, как и все необходимое для армии: всадники для разведки, глашатаи, повозки с провизией, домашний скот, лекари и аристократы, в частности Ваннес и Гийон со своей женой Луаз, которых во время битвы нужно будет отвести и с комфортом устроить в лагере, пока солдаты будут сражаться.

Звезды и львы. Они растянулись по полю, насколько хватало глаз: так много знамен взмыло ввысь, что они больше напоминали флотилию, чем походную процессию. Дэмиен смотрел на открывающийся перед ним вид, сидя на лошади, и готовился занять свое место во главе процессии.

Он увидел Лорена, тоже верхом на лошади — нахмуренная колючка с золотистыми волосами. Неестественно прямо держась в седле, он поблескивал начищенной броней, и в его глазах читалось только безразличное лидерство. С похмельем после гривы, вероятно, было удачей, что скоро он пойдет убивать людей.

Когда Дэмиен обернулся, то поймал на себе взгляд Никандроса.

Он отличался от того, который был утром, и это было не только из-за того, что Никандрос видел, как Дэмиен встал после приказа Лорена в конце совещания. Дэмиен натянул поводья.

— Ты слушал сплетни рабов.

— Ты провел ночь в покоях Принца Виира.

— Я провел в его покоях десять минут. Если ты думаешь, что я трахнул его за это время, то ты меня недооцениваешь.

Никандрос не сдвинул лошадь с места.

— Он переиграл Македона в той деревне. Он умело его переиграл, как и переиграл и тебя.

— Никандрос…

— Нет. Послушай меня, Дамианис. Мы едем на Акиэлос, потому что Принц Виира предпочел вести свой бой в твоей стране. Именно Акиэлос пострадает от этого конфликта. И когда бои закончатся, и Акиэлос будет истощен от битвы, кто-нибудь решит взять страну под контроль. Убедись, что это будешь ты. Принц Виира слишком хорош в управлении людьми, слишком хорош в манипулировании теми, кто его окружает, чтобы добиться своего.

— Я понимаю. Ты опять предостерегаешь меня не спать с ним?

— Нет, — ответил Никандрос. — Я знаю, что ты собираешься спать с ним. Я говорю о том, что, когда он тебе это позволит, подумай о том, чего он хочет.

Никандрос оставил его, и Дэмиен пришпорил лошадь, чтобы занять свое место бок о бок с Лореном. Лорен сидел в седле с прямой спиной, облаченный в начищенный метал. Не было ни единого намека на нерешительного юношу сегодняшнего утра. Был только безжалостный профиль.

Прозвучали горны. Протрубили трубы. Вся вереница двух объединенных армий пришла в движение; два соперника едут вместе, синий рядом с красным.

Смотровые башни оказались пусты.

Это кричали разведчики, когда мчались назад на взмыленных лошадях, неся свои тревожные вести. Дэмиен прокричал ответ. Каждому приходилось кричать, чтобы быть услышанным через какофонию звуков: колес, лошадей, металлического топота солдат в броне, грохота земли, режущих слух горнов, которые являла собой их армия в пути. Процессия растянулась от вершины холма до самого горизонта по полям и холмам. Вся его армия была готова пойти в атаку на сторожевые башни Картаса.

Но смотровые башни оказались пусты.

— Это ловушка, — сказал Никандрос.

Дэмиен приказал небольшому отряду отделиться от основной армии и обследовать первую башню. Он наблюдал со склона холма. Отряд галопом помчался к башне, затем солдаты спешились, взяли деревянный таран и выбили дверь. Сторожевая башня казалась странным прямоугольным очертанием на фоне горизонта, без движения внутри; безжизненный камень, в котором должны были быть обитатели, но вместо этого не было ничего. В отличие от развалин, поглощенных природой, чтобы стать частью ландшафта, пустая сторожевая башня была неуместной, была сигналом неправильности происходящего.

Он наблюдал за своими людьми — маленькими как муравьи, входящими в башню, не встретив сопротивления. Повисла странная, мрачная тишина в последующие минуты, когда ничего не происходило. Мужчины вышли, вскочили в седла и поскакали обратно, чтобы доложить.

Не было ловушек. Не было обороны. Ни поддельных полов, ступив на которые они бы провалились, ни чанов с кипящим маслом, ни замаскированных лучников, ни мужчин с мечами, выскакивающих из-за дверей. Башня просто была пустой.

Вторая башня оказалась пустой, и третья, и четвертая.

Правда открывалась перед ним, пока он окидывал взглядом сам форт, нижние стены из толстого серого известняка, высокие крепостные стены из необожженного кирпича. У низкой двухэтажной башни была черепичная крыша, устроенная специально для лучников. Но бойницы были темными, и из них не летело стрел. Не было знамен. Не было звуков.

Дэмиен сказал:

— Это не ловушка. Это отступление.

— Если это так, то, значит, они бежали от чего-то, — сказал Никандрос. — Чего-то, что привело их в ужас.

Дэмиен взглянул на форт на его возвышении и затем на свою армию, растянувшуюся позади него — миля красного бок о бок с опасным, сверкающим синим.

— От нас, — сказал Дэмиен.

Они проехали мимо зубчатых скал, вверх по крутому подъему в форт. Они беспрепятственно прошли через открытые ворота переднего двора, который представлял собой четыре низких башни, смутно вырисовывавшихся над ними молчаливым тупиком. Низкие башни были спроектированы так, чтобы обстреливать захватчиков продольным огнем, поймав армию в ловушку на ее продвижении к воротам. Ворота были неподвижными и беззвучными, когда люди Дэмиена использовали деревянный таран и проломили внушительные двери к главной крепости.

Внутри ощущение неестественности тишины только усилилось; атрий пустовал, вода простого изящного фонтана была неподвижна. Дэмиен увидел заброшенную перевернутую корзинку, перекатывающуюся по мраморному полу. Худощавый кот пронесся вдоль стены.

Дэмиен не был глупцом и предупредил своих людей о ловушках: зараженных складах и отравленных колодцах. Они систематично продвигались вглубь форта через публичные площади к частным жилым помещениям.

Здесь свидетельства отступления были более очевидными: мебель раскидана, пожитки собраны в спешке, любимое полотно забрано с этой стены, но другое оставлено висеть на той. Дэмиен видел в развороченных жилых помещениях последние мгновения, отчаянный военный совет и принятое решение бежать. Кто бы ни приказал его, нападение на деревню возымело обратный эффект. Вместо того чтобы настроить Дамианиса против своего генерала, оно скрепило его армию в единую могущественную силу и послало ужас при упоминании его имени распространяться по поселениям.

— Сюда! — Раздался зов.

Во внутренней части форта они обнаружили забаррикадированную дверь.

Дэмиен сделал знак своим людям быть наготове. Это было первое явление сопротивления, первый знак опасности. Две дюжины солдат построились, и Дэмиен кивнул, позволяя им продолжать. Они подняли деревянный таран и ударом распахнули двери.

Это была светлая просторная гостиная, украшенная своей изысканной меблировкой. От изящных соф с закрученными резными ножками до небольших бронзовых столиков, она осталась нетронутой.

И он увидел, что ждало его в опустевшем форте Картаса.

Она сидела на софе. Ее окружали семь прислуживающих женщин, две из которых были рабынями, одна — старшей служанкой, а остальные высокородной частью ее домашней свиты. Ее брови приподнялись на взлом, как будто на какое-нибудь незначительное неприятное нарушение этикета.

Она не добралась до Триптольма, чтобы родить. Должно быть, она организовала нападение на деревню, чтобы остановить Дэмиена или задержать его, и, когда это не сработало, она была оставлена позади, заброшена. Роды пришли слишком рано. Совсем недавно, судя по ее едва заметным темным кругам под глазами. Это объясняло также, почему ее, слишком ослабевшую для дороги, бросили позади с теми из ее женщин, кто пожелал остаться с ней, пока другие спасались бегством.

Дэмиен был удивлен увидеть столько женщин. Быть может, она принудила их: останьтесь, или вам перережут глотки. Но нет. Она всегда умела вдохновлять людей на преданность.

Ее светлые волосы опускались на плечо, ее ресницы прикрывали глаза, ее шея была изящной, как у лебедя. Она была чуть бледна, и несколько новых морщинок пролегли на лбу, но это вовсе не вредило его открытому классическому совершенству и, казалось, только украшало ее, как завершающий орнамент на вазе.

Она была прекрасна. Имея дело с ней, ты ощущал это внутренне и затем с силой отталкивал, потому что красота была наименьшей из ее угроз. Ее ум, осторожный, расчетливый, именно он был угрозой; она наблюдала за Дэмиеном парой холодных голубых глаз.

— Здравствуй, Дэмиен, — произнесла Йокаста.

Он заставил себя посмотреть на нее. Он заставил себя вспомнить каждую ее часть; то, как она улыбалась; медленное приближение ее обутых в сандалии ног, пока он был подвешен в цепях; прикосновение ее изящных пальцев к его избитому лицу.

Затем он повернулся к рядовому пешему солдату справа от себя, обращаясь с обыденным поручением, которое было ниже его и теперь ничего не значило.

— Уведите ее, — сказал он. — Форт наш.