Восхождение королей

Глава 11

Дэмиен стоял в просторной и светлой женской гостиной, где располагалась выполненная в простом стиле полулежачая софа, которая теперь пустовала. Из окна открывался вид на подход к форту до самой первой смотровой башни.

Отсюда она наблюдала за приближением его армии, растянувшейся по вершине холма и подходящей все ближе, наблюдала за каждым их шагом внутри форта. Она смотрела, как уходили ее собственные люди, забирая с собой еду и повозки, как солдаты спасались бегством, пока дорога не опустела, пока не опустилось безмолвие, пока вдалеке не появилась вторая армия, еще неслышимая, но приближающаяся.

Никандрос подошел и встал рядом с ним.

— Йокаста заключена в камере в восточном крыле. Будут еще приказания?

— Раздеть ее и рабыней отправить Виир? — Дэмиен не повернулся от окна.

Никандрос ответил:

— Ты не хочешь этого на самом деле.

— Нет, — сказал Дэмиен. — Я хочу, чтобы было хуже.

Он сказал это, устремив взгляд на горизонт. Он знал, что позволит обращаться с ней лишь не иначе как с уважением. Он вспомнил, как она аккуратно подходила к нему по прохладному мраморному полу в рабских банях. Он видел деяние ее рук в нападении на деревню, выданном за нападение Македона.

— Никто не должен с ней разговаривать. Никто не должен входить в ее камеру. Предоставьте ей все удобства. Но не дайте ей добраться до любого из мужчин. — Дэмиен больше не был глупцом. Он знал о ее способностях. — Поставь своих лучших солдат на стражу, своих самых верных, и выбери их из тех, у кого нет вкуса к женщинам.

— Я поставлю Палласа и Лидоса. — Никандрос кивнул и отправился выполнять полученные приказы.

Не в первый раз сталкивающийся с войной, Дэмиен знал, что будет дальше, но все-таки почувствовал мрачное удовлетворение, когда первые сигналы о боевой готовности начали звучать со сторожевых башен, и вся система тревоги вспыхнула жизнью: зазвучали горны во внутренних башнях, его люди выкрикивали приказания, занимая свои позиции на крепостных стенах, и распределяясь, чтобы встать на страже у ворот. Как раз вовремя.

Мениад бежал. Под контролем Дэмиена находились и форт, и влиятельный политический пленник в лице Йокасты. И он со своими армиями шел на юг.

Глашатаи Регента прибыли в Картас.

Дэмиен знал, что видели Виирийцы при взгляде на него: варвара в дикарской пышности.

Он не сделал ничего, чтобы уменьшить это впечатление. Он сидел на троне в броне, мощные мышцы бедер и рук были обнажены. Дэмиен наблюдал, как глашатай входит в зал.

Лорен сидел рядом с ним на точно таком же троне. Дэмиен позволил глашатаю Регента увидеть их — королевскую кровь, окруженную Акиэлосскими солдатами в военных доспехах, предназначенных для убийства. Он позволил ему осмотреть голые каменные стены провинциального форта, ощетинившегося копьями солдат, в котором принц-убийца восседал на возвышении бок о бок с Виирийским Принцем, одетый в такую же сыромятную кожу, как и его солдаты.

Он позволил ему увидеть и Лорена, позволил увидеть ту картину, которую они являли — принцы крови в союзе. Лорен был единственным Виирийцем в зале, заполненном Акиэлоссцами. Дэмиену это нравилось. Ему нравилось, что Лорен сидит рядом с ним, нравилось позволять глашатаю Регента видеть, что Лорен заодно с Акиэлосом — с Дамианисом из Акиэлоса на его излюбленной арене войны.

Глашатая Регента сопровождала свита из шести человек: четыре стражника по традиции и два Виирийских сановника. Они нервничали, идя по залу, заполненному вооруженными Акиэлоссцами, хотя приблизились к тронам надменно, не преклоняя колен, и глашатай остановился у ступеней возвышения, высокомерно встречая взгляд Дэмиена.

Дэмиен откинулся на троне, удобно устроился и наблюдал за всем этим. В Айосе солдаты его отца ухватили бы глашатая за руки и заставили упасть на колени, прижимая его голову к полу ногой.

Дэмиен чуть приподнял пальцы. Едва заметный жест, останавливающий его людей от проделывания того же самого теперь. Последний раз — воспоминание живо всплыло в памяти Дэмиена — глашатай Регента был принят в суматохе во дворе форта, и Лорен с побледневшим лицом прискакал верхом, разворачивая лошадь, чтобы осадить его. Дэмиен вспомнил высокомерие глашатая, его слова и мешок из грубой ткани, привязанный к седлу.

Сейчас это был тот же глашатай. Дэмиен узнал его темные волосы и цвет лица, его густые брови и вышитую символику на зашнурованной Виирийской весте. Его свита из четырех стражников и двух сановников остановились позади него.

— Мы принимаем сдачу Регента при Чарси, — сказал Дэмиен.

Глашатай покраснел.

— Король Виира шлет послание.

— Король Виира сидит рядом с нами, — сказал Дэмиен. — Мы не признаем ложные притязания его дяди на трон.

Глашатай заставил себя сделать вид, что этих слов не было. Он перевел взгляд с Дэмиена на Лорена.

— Лорен из Виира. Ваш дядя честно протягивает вам руку дружбы. Он предлагает вам возможность восстановить ваше доброе имя.

— И никакой головы в сумке? — спросил Лорен.

Его тон был снисходительным. Он расслабленно сидел на троне, вытянув одну ногу перед собой, изящно свесив запястье с деревянного подлокотника, и изменение в силе было очевидным. Он больше не был изгоем-племянником, в одиночку сражающимся на границе. Он был значимой, недавно образовавшейся силой, с собственной армией и землями.

— Ваш дядя хороший человек. Совет требовал вашей смерти, но ваш дядя не прислушался к ним. Он не верит слухам, что вы повернулись против собственного народа. Он хочет дать вам шанс оправдать себя.

— Оправдать себя, — повторил Лорен.

— Справедливый суд. Приходите в Айос. Перед лицом Совета ответьте на обвинение. И если вас признают невиновным, то все, что принадлежит вам, будет вам возвращено.

— «Все, что принадлежит мне», — второй раз повторил Лорен слова глашатая.

— Ваше Высочество, — сказал один из сановников, и Дэмиен оказался ошеломлен, узнав в нем Эстьена, мелкого аристократа из сторонников Лорена.

У Эстьена хватило хороших манер, чтобы снять головной убор.

— Ваш дядя был справедлив по отношению к тем, кто звал себя вашими сторонниками. Он просто хочет вернуть вас домой. Могу вас уверить, что суд это просто формальность, чтобы успокоить Совет. — Эстьен говорил, убежденно сжимая свою шляпу в руках. — Даже если и были некоторые… незначительные опрометчивые действия, то вам стоит только показать свое раскаяние, и он откроет свое сердце. Он, как и все ваши сторонники, знает, что то, что говорят про вас в Айосе, неправда… не может быть правдой. Вы не предавали Виир.

Лорен только мгновение задержал взгляд на Эстьене, прежде чем вновь переключить внимание на глашатая.

— «Все, что принадлежит мне, будет мне возращено»? Это его слова? Точно повтори его слова.

— Если вы придете в Айос, чтобы предстать перед судом, — сказал глашатай, — все, что принадлежит вам, будет вам возвращено.

— А если я откажусь?

— Если вы откажетесь, вы будете казнены, — ответил глашатай. — Ваша смерть станет публичной смертью предателя, ваше тело будет вывешено на городских воротах для всеобщего обозрения. Тело не будет похоронено. Вы не будете погребены вместе с вашими отцом и братом. Ваше имя будет стерто с семейного древа. Виир не будет помнить вас, и все, что принадлежало вам, будет разделено. Таково обещание Короля и мое послание.

Лорен ничего не ответил; повисло нехарактерное молчание, и Дэмиен увидел едва заметные признаки: напряжение в плечах, сжатые челюсти. Дэмиен перевел свой тяжелый взгляд на глашатая.

— Скачи обратно к Регенту, — сказал Дэмиен, — и передай ему это. Все, что по праву принадлежит Лорену, будет ему возвращено, когда он станет Королем. Ложные обещания его дяди не искусят нас. Мы Короли Акиэлоса и Виира. Мы будем защищать наше государство и придем к нему в Айос во главе армий. Он столкнется с объединенными Вииром и Акиэлосом. И он падет перед нашей мощью.

— Ваше Высочество, — обратился Эстьен, уже тревожно сжимая свой головной убор. — Пожалуйста. Вы не можете стоять на одной стороне с этим Акиэлоссцем, не после всего, что говорят о нем, не после всего, что он сделал! Преступления, в которых он обвиняется в Айосе, хуже, чем ваши собственные.

— И в чем же я обвиняюсь? — спросил Дэмиен с нескрываемым презрением.

Голосом, доносящимся до каждого уголка зала, на чистом Акиэлосском ответил глашатай:

— Ты отцеубийца. Ты убил своего собственного отца, Короля Акиэлоса Теомедиса.

Когда зал растворился в хаосе, раздались кричащие в ярости Акиэлосские голоса и наблюдатели вскочили со своих стульев, Дэмиен посмотрел на глашатая и низким голосом произнес:

— Уберите его с моих глаз.

Дэмиен поднялся с трона и подошел к одному из окон. Оно было слишком маленьким и толсто застекленным, чтобы разглядеть что-нибудь, кроме размытого вида на двор. Позади него зал опустел по его приказу. Он старался контролировать свое дыхание. Крики Акиэлоссцев в зале были криками гневного негодования. Он говорил себе это — никто бы даже на мгновение не задумался, что он мог бы…

В голове стучало. Дэмиен чувствовал ярость бессилия от того, что Кастор смог убить их отца, и потом так солгать, отравить всю правду и уйти с…

Несправедливость комом стояла в горле. Он ощущал ее, как окончательный разрыв тех отношений, как будто до этого момента все еще была какая-то надежда, что он мог повлиять на Кастора, но то, что теперь стояло между ними, было не исправить. Хуже, чем превратить его в узника, хуже, чем превратить его в раба. Кастор превратил его в убийцу собственного отца. Дэмиен чувствовал улыбку влияния Регента, его спокойный разумный голос. Он представил, как ложь Регента распространяется, охватывает людей в Айосе, и они верят, что он убийца, и смерть его отца обесчещена и используется против Дэмиена.

Собственный народ не доверял ему, его друзья отвернулись от него, то, что было самым дорогим и ценным в его жизни было извращено, превращено в оружие, причиняющее боль…

Дэмиен повернулся. Лорен одиноко стоял на фоне зала.

С внезапным осознанием схожести Дэмиен увидел Лорена таким, каким он был, увидел его настоящее одиночество. Регент сделал то же самое с Лореном: сократил его поддержку, настроил его людей против него. Дэмиен вспомнил, как пытался убедить Лорена в благих намерениях Регента в Арле, будучи таким же наивным, как Эстьен. Лорен жил с этим всю жизнь.

Дэмиен сказал ровным размеренным голосом:

— Он думает, что сможет меня спровоцировать. У него не выйдет. Я не буду действовать опрометчиво, поддавшись гневу. Я буду одну за другой брать провинции Акиэлоса и, когда я войду в Айос, я заставлю его заплатить за все, что он сделал.

Лорен просто продолжал смотреть на него со своим слегка оценивающим выражением лица.

— Ты не можешь рассматривать его предложение, — сказал Дэмиен.

Лорен не ответил сразу же. Дэмиен продолжил:

— Тебе нельзя идти в Айос. Лорен, ты не предстанешь перед судом. Он просто убьет тебя.

— Я предстану перед судом, — ответил Лорен. — Это то, чего он хочет. Он хочет доказать, что я непригоден. Он хочет, чтобы Совет утвердил его Королем, так чтобы он смог управлять законно.

— Но…

— Я предстану перед судом. — Голос Лорена был довольно ровным. — У него будет вереница свидетелей, и каждый признает меня предателем. Лорен, испорченный принц, увиливающий от ответственности, который продал свою страну Акиэлосу и раздвинул ноги перед Акиэлосским принцем-убийцей. И, когда не останется ничего от моей репутации, меня отведут на городскую площадь и убьют на глазах у толпы. Я не рассматриваю его предложение.

Глядя на него через пространство, разделявшее их, Дэмиен впервые осознал, что в суде могла быть заключена какая-то соблазнительная притягательность для Лорена, который, должно быть, где-то глубоко внутри себя желал очистить свое имя. Но Лорен был прав: любой суд станет обречением на смерть, представлением, разыгранным, чтобы унизить его, а затем уничтожить на приказанном Регентом ужасающем публичном зрелище.

— Тогда что?

— Есть что-то еще, — ответил Лорен.

— О чем ты?

— Я имею в виду, что дядя не протягивает руку кому-то, чтобы ее оттолкнули. Он не просто так отправил к нам глашатая. Есть что-то еще. — Следующие слова Лорен произнес почти непроизвольно: — Всегда есть что-то еще.

Из двери раздался звук. Дэмиен повернулся и увидел Палласа в военной форме.

— Леди Йокаста, — сказал Паллас. — Она просит увидеться с вами.

Все то время, пока его отец умирал, они с Кастором продолжали свой заговор.

Дэмиен мог думать только об этом, уставившись на Палласа, и его пульс все еще бешено колотился от обвинения, от предательства Кастора. Его отец, слабеющий с каждым вздохом. Он никогда не говорил с ней об этом — он никогда не переносил говорить об этом вообще с кем-либо — но иногда он приходил из покоев умирающего отца, чтобы увидеть ее, без слов найти утешение в ее теле.

Дэмиен знал, что сейчас не контролирует себя. Он хотел пойти и вырвать из нее правду голыми руками. Что ты сделала? Что вы с Кастором запланировали? Он знал, что в таком состоянии он уязвим для нее, что ее искусство, как и Лорена, состояло в том, чтобы найти слабость и надавить. Дэмиен взглянул на Лорена и сухо сказал:

— Разберись с этим.

Лорен посмотрел на него долгим взглядом, как будто ища что-то в выражении его лица, затем молча кивнул и направился к камерам.

Прошло пять минут. Десять. Дэмиен выругался, оттолкнулся от окна и сделал одну вещь, которую, он знал, делать не следовало. Он вышел из зала и спустился по стертым каменным ступеням к тюремным камерам. У решетки на последней двери он услышал голос, доносящийся с другой стороны, и остановился.

Темницы в Картасе были сырыми, тесными и находились под землей, как будто Мениад из Сициона никогда не предполагал держать политических пленников, что, вероятно, так и было. Дэмиен ощутил падение температуры; здесь, среди обтесанных камней под фортом, было прохладней. Он прошел через первые двери, стражники встали по стойке, и он двинулся дальше по коридору с неровным каменным полом. Во второй двери была вделана небольшая решетка, через которую он мог мельком разглядеть обустройство камеры.

Он видел ее, откинувшуюся на затейливо вырезанной софе. Ее темница была чистой и хорошо меблированной, с гобеленами и подушками, которые перенесли сюда из ее гостиной по приказу Дэмиена.

Лорен стоял перед ней.

Дэмиен остановился, неразличимый в тени за дверной решеткой. Видеть их двоих вместе заставило что-то перевернуться у него внутри. Он услышал знакомый холодный голос.

— Он не придет, — сказал Лорен.

Она выглядела как королева. Ее волосы были убраны наверх и удерживались одной жемчужной заколкой, золотая корона сверкающих локонов, венчающая длинную изящную шею. Она сидела на низкой софе с откинутой спинкой, и что-то в ее позе напоминало его отца, Короля Теомедиса, на своем троне. Простое белое платье, собранное на каждом плече, сверху прикрывала украшенная вышивкой шелковая шаль королевского ярко-красного цвета, которую кто-то позволил ей оставить. Под изогнутыми золотистыми бровями ее глаза были цвета краски из вайды.

Степень, в которой они с Лореном походили друг на друга в цветовой гамме, в холодном мыслительном отсутствии эмоции, в бесстрастности, с которой он смотрели друг на друга, была одновременно нервирующей и удивительной.

Она говорила на чистом Виирийском без акцента:

— Дэмианис послал ко мне своего постельного мальчика. Белокурый, голубоглазый, весь зашнурованный как нетронутый девственник. Ты прямо его типаж.

Лорен ответил:

— Ты знаешь, кто я.

— Принц дня, — ответила Йокаста.

Последовала пауза.

Дэмиену нужно было ступить вперед, выдать свое присутствие и остановить это. Он наблюдал, как Лорен устраивается у стены.

Лорен сказал:

— Если ты спрашиваешь, трахал ли я его, то ответ — да.

— Думаю, мы оба знаем, что это не ты его трахал. Ты лежал на спине, задрав ноги. Он не так сильно изменился.

Тон голоса Йокасты был таким же утонченным, как и ее самообладание, словно правила высоких манер не были нарушены ни словами Лорена, ни ее собственными. Йокаста продолжила:

— Вопрос в том, насколько тебе понравилось.

Дэмиен прильнул к решетке в двери, вслушиваясь в ответ Лорена так внимательно, как только было возможно. Он чуть передвинулся, пытаясь увидеть лицо Лорена.

— Понимаю. Мы будем обмениваться историями? Рассказать тебе, какая у меня любимая поза?

— Полагаю, что похожа на мою.

— Заключенной? — спросил Лорен.

Настала ее очередь замолчать. Она использовала это время, чтобы внимательно рассмотреть его черты, как будто пробуя качество шелка. Они с Лореном оба выглядели абсолютно расслабленными. Это у Дэмиена колотилось сердце.

Она спросила:

— Хочешь знать, как это было?

Дэмиен не двигался, не дышал. Он знал Йокасту, знал опасность. Он чувствовал себя прикованным к месту, когда Йокаста продолжила изучать лицо Лорена.

— Лорен из Виира. Говорят, ты фригидный. Говорят, ты отвергаешь всех своих поклонников, и что ни один мужчина не был достаточно хорош, чтобы дифирамбами развести тебе ноги. Уверена, ты думал, что это будет бесчувственно и физически, и, может быть, часть тебя хотела, чтобы это так и было. Но мы с тобой оба знаем, что Дэмиен не так занимается любовью. Он брал тебя медленно. Он целовал тебя, пока ты не начал хотеть этого.

Лорен ответил:

— Прошу, не прерывайся из-за меня.

— Ты позволил ему раздеть тебя. Ты позволил ему касаться тебя. Говорят, ты ненавидишь Акиэлоссцев, но ты впустил одного в свою постель. Ты не ожидал, что будут такие ощущения от его прикосновений. Ты не ожидал веса его тела, ощущения его внимания на себе, его желания овладеть тобой.

— Ты упустила ту часть, где это оказалось так хорошо, что я позволил себе забыть о том, что он совершил.

— Боже мой, — сказала Йокаста. — Так это правда.

Еще одна пауза.

— Это пьяняще, не так ли? — Продолжила она. — Он рожден быть Королем. Он не замена и не второй выбор, как ты. Он управляет людьми одним своим дыханием. Когда он входит в комнату, он руководит в ней. Люди любят его. Как они любили твоего брата.

— Моего мертвого брата, — любезно подсказал Лорен. — Пройдемся по той части, где я раздвигаю ноги для убийцы моего брата? Можешь еще раз ее описать.

Дэмиену не было видно лица Лорена, когда он говорил это, хотя его голос был ненапряженным, как и его элегантная поза у каменной стены камеры.

Она спросила:

— Тяжело спать с человеком, который больше король, чем ты сам?

— Я бы не допустил, чтобы Кастор услышал, как ты называешь его королем.

— Или именно это тебе и нравится? Что Дэмиен — тот, кем тебе никогда не стать. Что в нем есть уверенность, вера в себя, убеждения. Это то, чего ты жаждешь. И когда он обращает все это на тебя, кажется, что ты способен на все.

— А теперь мы оба говорим правду, — ответил Лорен.

Теперь характер паузы был другим. Йокаста сверлила Лорена взглядом.

— Мениад не перейдет от Кастора на сторону Дамианиса, — сказала Йокаста.

— Почему нет? — спросил Лорен.

— Потому что, когда Мениад сбежал из Картаса, я подговорила его направиться прямо к Кастору, который убьет его, за то, что тот оставил меня здесь.

Дэмиен почувствовал, как похолодел.

Йокаста продолжала:

— Теперь обойдемся без любезностей. Я обладаю некоторой информацией. Вы предложите мне помилование в обмен на то, что я знаю. Будет проведено несколько переговоров, а затем, когда мы придем к взаимовыгодной сделке, я вернусь к Кастору в Айос. В конце концов, — сказала Йокаста, — именно за этим Дамианис и послал тебя.

Лорен, казалось, изучал ее в ответ. Когда он заговорил, в его речи не было особенной спешки.

— Нет. Он послал меня сказать тебе, что ты не важна. Ты будешь заперта здесь до его коронации в Айосе, а потом будешь казнена за измену. Он больше никогда с тобой не увидится.

Лорен оттолкнулся от стены.

— Но спасибо, — сказал он, — за информацию о Мениаде. Это было полезно.

Он почти дошел до двери, когда она заговорила.

— Ты не спросил меня о моем сыне.

Лорен остановился. Повернулся.

Восседая на софе, она казалась царственной, как королева, высеченная из мрамора, возвышающаяся над комнатой.

— Он пришел рано. Роды длились долго, всю ночь до утра. В конце всего этого — ребенок. Я смотрела ему в глаза, когда до нас дошли вести о солдатах Дэмиена, марширующих к форту. Мне пришлось отослать его, ради безопасности. Ужасная вещь разделять мать и дитя.

— Правда? Это все? — спросил Лорен. — Несколько колкостей и отчаянное воззвание к материнству? Я думал, что ты соперник. Неужели ты действительно думала, что Принц Виира будет тронут судьбой ребенка бастарда?

— Должен быть, — сказала Йокаста. — Он сын короля.

Сын короля.

У Дэмиена закружилась голова, как будто пол начал уходить из-под ног. Она произнесла слова спокойно, как произносила каждое замечание, но только эти слова изменили все. Мысль, что это мог быть… что это был…

Его ребенок.

Все сложилось в единую картину: что ребенок родился так рано; что она ушла так далеко на север, чтобы родить, в месте, где дата рождения ребенка могла быть скрыта; что в Айосе она умело скрывала первые месяцы беременности и от него, и от Кастора.

Все черты Лорена побледнели от шока, и он уставился на Йокасту так, как будто его только что ударили.

Даже рядом с шоком Дэмиена, полнейший ужас Лорена был чрезмерным. Дэмиен не понял его, как не понял и выражения глаз Лорена или Йокасты. Затем Лорен произнес ужасающим голосом:

— Ты отправила сына Дамианиса моему дяде.

Она ответила:

— Видишь? Я соперник. Я не останусь гнить в камере. Ты скажешь Дэмиену, что мы с ним увидимся, как только я потребую, и, я думаю, на этот раз он не станет посылать ко мне своего постельного мальчика.