Восхождение королей

Глава 12

Странно, что сейчас он мог думать только о своем отце.

Дэмиен сидел на краю кровати в своих покоях, упершись локтями в колени и закрыв глаза ладонями.

Последнее, что он ярко помнил, был Лорен, который обернулся и увидел его сквозь решетку. Дэмиен сделал шаг назад, затем еще один и, словно в тумане, пошел в свои покои. С тех пор никто его не беспокоил.

Ему были нужны тишина и уединение, время наедине с собой, чтобы подумать, но он не мог думать; глухие удары сердца были слишком сильными, эмоции путались в груди.

Возможно, у него был сын, а все, о чем он думал, был его отец.

Казалось, будто какая-то защитная мембрана была сорвана, и все чувства, что до сих пор были под запретом, теперь бередили эту открытую рану. У него не было ничего, чтобы сдержать эмоции; осталось только голое ужасающее чувство оказаться лишенным семьи.

В свой последний день в Айосе он встал на колени, рука отца тяжело легла на его голову; он был слишком наивен, слишком доверчив, чтобы понять, что болезнь отца была убийством. Запахи горелого свечного жира и благовоний густо смешивались с хрипами его отца. Слова отца превратились в едва слышный шепот, ничего не осталось от его низкого глубокого голоса.

— Передай врачевателям, что со мной все будет хорошо, — сказал его отец. — Я хочу увидеть все, чего достигнет мой сын, когда займет трон.

За свою жизнь Дэмиен знал только одного родителя. Отец был для него идеалом — человеком, на которого он равнялся и которому стремился угодить, образцом во всем. После смерти отца он не позволял себе обдумывать или чувствовать что-то, кроме решимости вернуться, снова увидеть дом и вернуть свой трон.

Теперь ему казалось, будто он стоит перед своим отцом и чувствует его руку в своих волосах, как не почувствует больше никогда. Он всегда хотел, чтобы отец гордился им; но в конце он подвел его.

У двери раздался звук. Дэмиен поднял глаза и увидел Лорена.

Дэмиен тяжело втянул воздух. Лорен закрыл за собой дверь и зашел в комнату. Дэмиен должен разобраться и с этим тоже. Он попытался взять себя в руки.

Лорен сказал:

— Нет. Я здесь не за тем, чтобы… Я просто здесь.

Внезапно Дэмиен осознал, что в комнате потемнело — уже опустилась ночь, но никто не зашел, чтобы зажечь свечи. Должно быть, он просидел здесь несколько часов. Кто-то не впускал слуг. Кто-то не впускал вообще никого. Его генералы, аристократы и любой, у кого могли быть дела с Королем, были отправлены прочь; Лорен, понял он, охранял его уединение. И его люди, боящиеся жестокого чужестранного принца, не посмели ослушаться Лорена и держались подальше. Глупо, но он был глубоко благодарен Лорену за это.

Он посмотрел на Лорена, намереваясь сказать, сколько это для него значит, хотя в таком состоянии ему потребовалось мгновение, прежде чем заговорить.

И прежде, чем он успел, пальцы Лорена легли сзади на его шею; неожиданность прикосновения привела его в смятение, когда Лорен просто притянул его ближе. У Лорена это вышло немного неуклюже; нежно; необычно; напряженно из-за очевидной неопытности.

Если Дэмиена и обнимали в зрелом возрасте, то он этого не помнил. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь нуждался в этом — разве что, с тех пор, как прозвонили колокола в Акиэлосе — и он никогда не позволял себе просить об этом. Тело прильнуло к телу, и Дэмиен закрыл глаза.

Прошло некоторое время. Дэмиен начал улавливать медленную сильную пульсацию, стройное тело и тепло в своих руках — и это было уже по-другому приятно.

— Теперь ты пользуешься моей добросердечностью, — прошептал Лорен ему на ухо.

Дэмиен отодвинулся, но не полностью — Лорен и не ждал этого; постельное белье смялось, когда он сел рядом с Дэмиеном, как будто для них было естественно сидеть рядом, почти касаясь друг друга плечами.

Губы Дэмиена сложились в полуулыбку:

— Не собираешься предложить мне один из ваших замысловатых Виирийских носовых платков?

— Ты можешь использовать свою одежду. Она примерно того же размера.

— Несчастная Виирийская чувствительность. Все эти обнаженные запястья и лодыжки.

— И плечи, и бедра, и все остальное.

— Мой отец мертв.

В словах прозвучала окончательность. Его отец был похоронен в Акиэлосе под безмолвным залом с колоннами, где боль и смятение последних дней его жизни никогда не побеспокоят его вновь. Он взглянул на Лорена.

— Ты считал его разжигателем войн. Агрессивным, кровожадным королем, который напал на твою страну, прячась за жалкими оправданиями, желая лишь получить земли и славу для Акиэлоса.

— Нет, — сказал Лорен. — Нам не нужно делать это сейчас.

— Варвар, — продолжил Дэмиен, — с варварскими амбициями, управляющий только мечом. Ты ненавидел его.

— Я ненавидел тебя, — ответил Лорен. — Я ненавидел тебя так сильно, что думал, задохнусь от этого. Если бы мой дядя не остановил меня, я бы тебя убил. А потом ты спас мою жизнь, и каждый раз, когда ты был мне нужен, ты был рядом, и я ненавидел тебя и за это тоже.

— Я убил твоего брата.

Молчание болезненно затянулось. Он заставил себя посмотреть на Лорена — яркое, резкое присутствие рядом с собой.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Дэмиен.

Лорен казался бледным в лунном свете на фоне тусклых теней, которые окутывали их обоих. Он ответил:

— Я знаю, что значит терять семью.

В комнате стояла тишина, не доносилось ни единого звука деятельности, которая должна была происходить по ту сторону стен даже в такое позднее время. Форт никогда не пребывал в безмолвии: всегда суетились солдаты, слуги, рабы. Снаружи стража совершала ночной обход. Часовые на стенах стояли на карауле, всматриваясь в темноту ночи.

— Разве у нас двоих нет будущего? — спросил Дэмиен. Слова просто сорвались с губ. Он чувствовал, как рядом с ним Лорен замер.

— Ты имеешь в виду, вернусь ли я в твою постель на то недолгое время, что у нас осталось?

— Я имею в виду, что за нами центр. Мы удерживаем все от Акьютарта до Сициона. Разве мы не можем назвать это королевством и править вместе? Неужели я — настолько худшая перспектива, чем Патрасская принцесса или дочь Империи?

Дэмиен заставил себя сказать лишь это, хотя слова роились у него в голове. Он ждал. Его удивило, что это ожидание причиняло боль, и чем дольше он ждал, тем сильнее чувствовал, что не сможет выдержать ответ, словно принесенный на кончике кинжала.

Когда Дэмиен заставил себя взглянуть, потемневшие глаза Лорена смотрели на него, и его голос прозвучал тихо:

— Как ты можешь доверять мне после того, что твой собственный брат сделал с тобой?

— Потому что он был лжецом, — ответил Дэмиен, — а ты искренний. Я никогда не знал более искреннего человека. — Он произнес это в повисшую тишину: — Думаю, если бы я отдал тебе свое сердце, ты был бы бережен с ним.

Лорен отвернулся, пряча лицо от Дэмиена. Дэмиен видел, как тяжело он дышит. Через мгновение Лорен ответил:

— Когда ты так говоришь, я не могу думать.

— Не думай, — ответил Дэмиен.

Он увидел промелькнувшее изменение, напряжение, когда эти слова вызвали внутреннюю борьбу.

Дэмиен повторил:

— Не думай.

— Не играй, — ответил Лорен, — со мной. У меня… нет средств… чтобы защититься от этого.

— Я не играю с тобой.

— Я…

— Не думай, — повторил Дэмиен.

— Поцелуй меня, — сказал Лорен. И залился ярким румянцем.

«Не думай», сказал Дэмиен, но Лорен не мог сделать этого. Даже чтобы просто остаться сидеть там после произнесенного, Лорен вел сражение в своем сознании.

Слова неловко повисли между ними, но Лорен не забрал их назад, он просто ждал, его тело пело от напряжения.

Вместо того чтобы наклониться к нему, Дэмиен взял руку Лорена, поднес ее к губам и один раз поцеловал его ладонь.

За их предыдущую ночь вдвоем Дэмиен научился понимать, когда Лорен был ошеломлен — застигнут врасплох. Это было непросто предугадать, потому что пробелы в опыте Лорена были непонятны Дэмиену. Он чувствовал это и сейчас, глаза Лорена были очень темными, он не был уверен, что ему нужно делать.

— Я имел в виду…

— Не давать тебе думать?

Лорен не ответил. Дэмиен ждал в тишине.

— Я не… — начал Лорен и добавил, когда мгновение между ними растянулось: — Я не невинный, который нуждается, чтобы его держали за руку при каждом шаге.

— Да?

Осознание пришло к Дэмиену. Сейчас осторожность Лорена была не высокими стенами обороняемой цитадели. Это была осторожность человека, который снял часть своей брони и чувствовал себя до отчаяния непривычно.

Через мгновение Лорен сказал:

— В Рейвенеле я… прошло много времени с тех пор, как у меня… было с кем-то. Я нервничал.

— Я знаю, — ответил Дэмиен.

— Был, — сказал Лорен и остановился. — Был только один человек.

Дэмиен мягко ответил:

— У меня чуть больше опыта.

— Да, это сразу заметно.

— Правда? — Слова прозвучали немного довольно.

— Да.

Он взглянул на Лорена, который сидел на краю кровати, все еще чуть отвернув лицо в сторону. Вокруг были только тускло подсвеченные очертания арок покоев, мебели, прочного мраморного основания кровати, на которой они сидели, с матрасом и подушками, уложенными от низа и до самого изголовья. Дэмиен мягко заговорил.

— Лорен, я никогда не причиню тебе боль.

Он услышал, как в странном выдохе Лорена послышалось неверие, и осознал, что только что сказал.

— Я знаю, — сказал Дэмиен, — что уже причинил тебе боль.

Неподвижность Лорена была напряженной, дыхание — настороженным. Он не повернул голову, чтобы посмотреть на Дэмиена.

— Я причинил тебе боль, Лорен.

— Хватит, перестань, — сказал Лорен.

— Это было неправильно. Ты был только мальчиком. Ты не заслужил того, что случилось с тобой.

— Я сказал, хватит.

— Так тяжело это слышать?

Он подумал об Огюсте, подумал о том, что ни один мальчик не заслуживает потерять своего брата. В комнате стояла абсолютная тишина. Лорен не смотрел на него. Дэмиен аккуратно отклонился назад, опираясь руками на кровать, и расслабился. Он не понимал те силы, которые бились в Лорене, но какое-то чутье заставило его сказать это.

— Мой первый раз был сумбурным. Я был нетерпелив и понятия не имел, что делать. У нас не как в Виире, мы не смотрим, как люди делают это на публике. — Он добавил: — Я до сих пор бываю слишком захвачен в конце. Знаю, что забываюсь.

Тишина. Она продолжалась очень долго. Он не нарушал ее, наблюдая за напряженными очертаниями тела Лорена.

— Когда ты поцеловал меня, — сказал Лорен, с усилием произнося слова, — мне понравилось. Когда ты использовал рот, это был первый раз, когда я… делал это. — Он продолжил: — Мне понравилось, когда ты…

Дыхание Лорена стало неглубоким, когда Дэмиен поднялся.

Он целовал Лорена как раб, но никогда как тот, кем он был на самом деле. Они оба чувствовали эту разницу, и предвкушение поцелуя было настолько живым между ними, словно он уже происходил.

Расстояние между ними казалось одновременно ничтожным и бесконечным. Реакция Лорена на поцелуи всегда была сложной: напряжение, уязвимость, желание. Напряжение преобладало над всем, как будто это простое действие было для него слишком, было чрезмерным. И все же он попросил об этом. Поцелуй меня.

Дэмиен протянул руку и скользнул пальцами в короткие мягкие волосы на затылке Лорена. Они никогда не были так близко — не с правдой о том, кто он, раскрытой между ними.

Он почувствовал, как в Лорене растет напряжение, близясь к своей высшей точке.

— Я не твой раб, — сказал Дэмиен. — Я мужчина.

«Не думай», сказал он, потому что это было легче, чем сказать: «Прими меня тем, кто я есть».

Внезапно, он понял, что больше не может этого выдержать. Он хотел этого без притворства, без оправданий, его пальцы сильнее зарылись в волосы Лорена.

— Это я, — сказал Дэмиен. — Я здесь с тобой. Назови мое имя.

— Дамианис.

Он почувствовал, как в Лорене что-то разбилось: имя стало признанием, заявлением истины, произнесенным вслух; Лорен открылся ему, ничего не пряча. Он слышал это в его голосе. Принц-убийца.

Лорен дрожал, пока они целовались, как будто отдавшись этому — болезненному обмену брата на любовника — он находился в каком-то своем мире, где встретились призрак и человек. Даже если это был саморазрушительный импульс в Лорене, Дэмиен был не настолько благородным, чтобы отступиться. Он хотел этого, чувствовал волну чисто эгоистичного желания, когда думал об этом, и о том, что теперь Лорен знал, кто он. Что Лорен хотел этого с ним.

Он толкнул Лорена на кровать и оказался сверху, Лорен запустил пальцы ему в волосы, хотя, оставаясь полностью одетыми, они могли только целовать друг друга. Это была близость, которой все равно не хватало. Его руки беспомощно скользнули вниз по туго зашнурованной одежде Лорена. Лорен приоткрыл губы навстречу его поцелуям. Желание пылало, болезненное и яркое.

Оно находило выражение в этих поцелуях. Тело Дэмиена казалось отяжелевшим, одна форма проникновения заменялась другой, и дрожь в теле Лорена была не единственной рушащейся преградой — они падали одна за другой, раскрывая за собой неизведанное, уводя все глубже.

Принц-убийца.

Скольжение и толчок — Лорен оказался на нем сверху и опустил взгляд. Дыхание Лорена участилось, зрачки расширились в тусклом свете. Мгновение они просто смотрели друг на друга. Взгляд Лорена бродил по его телу, колени упирались в постель по бокам от бедер Дэмиена. Это был единственный момент выбора, шанс уйти или остановиться.

Вместо этого Лорен взялся за золотую брошь в виде льва на плече Дэмиена и резким движением сорвал ее. Она легко прозвенела по мраморному полу, отлетев в правый от кровати угол покоев.

Ткань, лишившись крепления, распустилась. Одежда соскользнула с Дэмиена, открывая его тело глазам Лорена.

— Я… — Дэмиен инстинктивно приподнялся на локте и был остановлен на полпути взглядом Лорена.

Он остро осознал то, что он обнаженный полулежал на спине, в то время как Лорен был полностью одет и сидел на нем сверху, все еще оставаясь в своих начищенных сапогах и туго зашнурованной одежде с высоким воротником. Это была внезапная невольная фантазия — что Лорен может просто подняться и отойти, пройдясь по комнате, или, скрестив ноги, сесть на стул напротив, чтобы сделать глоток вина, пока Дэмиен остался бы обнаженным лежать на кровати.

Лорен не сделал этого. Лорен поднес руки к своей шее. Он, не отводя взгляда от Дэмиена, поддел пальцем один из туго затянутых шнурков и потянул.

Разлившееся по телу Дэмиена тепло от этого было непереносимым, действительность того, кем они были, обнажилась между ними. Это был человек, который приказал высечь его плетью, Принц Виира, враг его народа.

Дэмиен видел неглубокое дыхание Лорена. Он видел решимость в его потемневших глазах. Лорен раздевался для него, шнурок за шнурком; края одежды разошлись, открывая под собой тонкую белую рубашку.

Кожу Дэмиена обдало жаром. Сперва была снята верхняя одежда, упав с Лорена, как броня. Он казался моложе, оставшись в одной рубашке. Дэмиен увидел просвечивающий шрам у Лорена на плече — свежезалеченную рану от кинжала. Грудь Лорена вздымалась и опускалась. Пульс звенел в ушах. Лорен потянулся назад и стянул с себя рубашку.

Вид кожи Лорена отозвался шоком во всем теле Дэмиена. Он хотел прикоснуться к ней, скользить по ней руками, но чувствовал себя прикованным, под контролем глубины происходящего. Тело Лорена было напряжено — от затвердевших розовых сосков до упругих мышц живота, и на мгновение они просто оказались пойманы во взглядах друг друга. Было раскрыто больше, чем кожа.

Лорен сказал:

— Я знаю, кто ты. Я знаю, кто ты. Дамианис.

— Лорен, — сказал Дэмиен и сел, он не мог устоять и провел руками вверх по ткани штанов на бедрах Лорена к его обнаженной талии. Кожа соприкоснулась с кожей. Ему казалось, что все его тело дрожит.

Лорен соскользнул вперед, оседлав бедра Дэмиена, и чуть разведя свои. Он положил ладонь Дэмиену на грудь — туда, где Огюст ранил его, и прикосновение причинило боль. В тусклом свете Огюст был между ними, острый, как кинжал. Шрам на его плече стал последним, что сделал Огюст, перед тем как Дэмиен убил его.

Поцелуй казался раной, как будто, чтобы поцеловать, Лорен сам напоролся на тот кинжал. В этом была грань безумия, Лорен целовал так, словно ему было это необходимо, его пальцы цеплялись за Дэмиена, его тело дрожало.

Дэмиен простонал от эгоистичного желания, впиваясь пальцами в кожу Лорена. Он целовал в ответ, зная, что это причиняет ему боль, причиняет боль им обоим. Безумие горело в них болезненной потребностью, которая не могла быть заполнена, и он чувствовал в Лорене то же бессознательное стремление.

Ему представлялось, что они займутся любовью медленно, но сейчас казалось, словно достигнув грани, они могли только сталкиваться друг с другом. Легкая дрожь в дыхании Лорена, настойчивые поцелуи в стремлении к близости; сапоги Лорена оказались стянуты с ног, тонкий шелк его придворных одежд — снят.

— Сделай это. — Лорен развернулся в его руках, отдавая себя, как в их первую ночь вместе, предлагая свое тело от изгиба спины до склоненной головы. — Сделай это. Я хочу этого. Я хочу…

Дэмиен не смог удержаться и подался вперед, поднимаясь рукой по спине Лорена, и начал медленно тереться, имитируя сладкие, медленные толчки. Лорен выгнул спину, и весь воздух покинул легкие Дэмиена.

— Мы не можем, у нас нет…

— Мне все равно, — ответил Лорен.

Лорен содрогнулся, и его тело дернулось в ощутимом толчке назад. На мгновение их тела двигались лишь инстинктивно, навстречу друг другу.

Это бы не сработало. Физическое строение было препятствием для желания, и Дэмиен простонал в шею Лорена, скользнув руками по его телу. Во вспышке откровенной фантазии он хотел, чтобы Лорен был питомцем или рабом, хотел, чтобы у него было тело, которому бы не требовалась долгая терпеливая подготовка, прежде чем в него можно будет войти. Ему казалось, что он на грани самообладания, казалось, что он находился в таком состоянии дни, месяцы.

Он хотел быть внутри. Он хотел чувствовать, как Лорен отдается и впускает его. Он хотел полного признания, что Лорен позволил ему войти, кому он позволил войти. Это я. Его тело зажглось, как будто только в одном акте эта мысль могла быть донесена.

Он провел руками вверх по бедрам Лорена и чуть развел их в стороны. Открылся вид на розовое, маленькое и тугое колечко.

— Сделай это, я же сказал тебе, мне все равно…

Раздался стук от падения, и неподожженный масляный светильник ударился об пол, разбившись в полутемной комнате, и Дэмиен неуклюже смазал пальцы. Сперва он проник ими. Это было неизящно, он прижался к Лорену сзади, направляя себя внутрь одной рукой. Это не вполне получилось.

— Впусти меня, — сказал он, и Лорен простонал, откинув голову назад, его дыхание стало прерывистым. — Позволь мне войти в тебя.

Тело немного уступило, и Дэмиен медленно толкнулся. Он чувствовал каждый дюйм, пока комната вокруг растворялась в ощущениях. Было только чувство скольжения его груди по спине Лорена, наклон головы Лорена и намокшие от пота волосы на его затылке.

Дэмиен тяжело дышал. Он осознавал настойчивый вес собственного тела, и Лорен оказался под ним, опираясь на локти. Дэмиен уронил голову на шею Лорена и отдался ощущениям.

Он был внутри Лорена. Дэмиен чувствовал его обнаженным и беззащитным. Он никогда не ощущал себя настолько самим собой: Лорен позволил ему войти, зная, кто он. Его тело уже двигалось. Лорен беспомощно простонал в простыни Виирийское: «Да».

Дэмиен инстинктивно обхватил его крепче, прижимаясь лбом к его шее, когда тепло от этого признания импульсом прошло по телу. Он хотел ощущать Лорена целиком. Он хотел чувствовать каждую мышцу, каждое движение навстречу, так чтобы каждый раз глядя на Лорена, вспоминать его таким.

Его рука скользнула по груди Лорена, бедро прижалось к бедру. Дэмиен все еще покрытой маслом ладонью обхватил самую горячую, самую откровенную часть Лорена. Тело Лорена откликнулось, начало двигаться, находя собственное наслаждение. Они двигались вместе.

Это было хорошо. Это было так хорошо, и он хотел еще, хотел довести это до завершения и в то же время хотел, чтобы это никогда не заканчивалось. Он почти не осознавал, что, не сдерживаясь, говорит на своем родном языке.

— Я хочу тебя, — сказал Дэмиен, — я хотел тебя так долго, я никогда не чувствовал такого ни с кем…

— Дэмиен, — беспомощно повторял Лорен, — Дэмиен.

Его тело пульсировало, почти достигнув вершины. Он едва уловил момент, когда перевернул Лорена на спину, затем последовало недолгое разъединение и желание снова быть внутри него, губы Лорена открылись навстречу его губам, Лорен обхватил его шею и притянул к себе. Вес его тела лег на Лорена, и он почувствовал трепещущее тепло, когда снова вошел в Лорена сильным медленным толчком.

И Лорен открылся для него — одно безупречное скольжение. Дэмиен нашел свой ритм, и их тела слились в жестких настойчивых толчках. Они были захвачены друг другом, и, когда их глаза снова встретились, Лорен произнес: «Дэмиен» так, словно в этом было заключено все, словно личности Дэмиена было достаточно, он дрожал.

Вскрикнув, Лорен кончил с Дэмиеном внутри себя, с именем Дэмиена на своих губах, и Дэмиен потерялся в этом, все его тело отдалось, и первая глубокая пульсация его собственного оргазма превратилась в наслаждение, всепоглощающее и яркое, которое унесло его в забытье.