Восхождение королей

Глава 9

На следующее утро они должны были сидеть рядом. Дэмиен занял свое место около Лорена на возвышающемся помосте, глядя на вытянувшиеся зеленые луга, которые стали ареной, и не желая ничего больше, чем вооружиться и отправиться принять бой в Картасе. Игры казались неправильными, когда им всем следовало выступать на юг.

Парный трон стоял сегодня под шелковым навесом, натянутым, чтобы защитить молочно-белую кожу Лорена от солнца. Это была излишняя мера, так как каждая часть тела Лорена была скрыта под одеждой. Солнце красиво освещало поле, трибуны и покрытые травой склоны холмов, арену для соревнования в мастерстве.

Руки и ноги Дэмиена были обнажены. Он надел короткий хитон, закрепленный на его плече. Рядом с ним Лорен сидел с неизменным профилем, как гравюра на монете. Позади Лорена расположилась Виирийская знать: Леди Ваннес, шепчущая что-то на ушко своей новой любимице, Гийон со своей женой Луаз, Капитан Энгюран. За ними выстроились Гвардейцы Принца, Йорд, Лазар и другие в синем обмундировании, и над их головами развевались знамена со звездами.

Справа от Дэмиена сидел Никандрос, рядом с которым бросалось в глаза пустующее место для Македона.

Македон был не единственным отсутствующим. На поросших травой склонах и трибунах не было видно солдат Македона, составлявших половину их армии. Вчерашний гнев утих, и Дэмиен понимал, что в деревне Лорен рисковал жизнью, чтобы избежать именно этого. Лорен подставился под меч, чтобы предотвратить отступничество Македона.

Часть Дэмиена с ноткой вины признавала, что Лорен, возможно, не заслужил, чтобы в итоге его швыряли по тренировочной площадке.

Никандрос сказал:

— Он не придет.

— Дай ему время, — ответил Дэмиен, но Никандрос был прав. Не было никаких намеков прибытия Македона.

Никандрос продолжил, не поворачивая головы:

— Твой дядя лишил нас половины нашей армии, использовав две сотни людей.

— И пояс, — добавил Лорен.

Дэмиен взглянул на полупустые трибуны и травянистые склоны, где Виирийцы и Акиэлоссцы собрались в поисках лучшего вида; долгим испытующим взглядом он осмотрел палатки возле королевских трибун, где рабы готовили еду, и палатки подальше, где слуги готовили первых атлетов к выступлению.

Дэмиен сказал:

— По крайней мере, у кого-то другого теперь есть шанс победить в метании копья.

Он поднялся. Словно рябь на воде, поднялись и все те, кто окружал его, и те, что собрались рядом с трибунами на лугу. Он поднял руку — жест его отца. Люди могли быть непокорным отрядом северных воинов, собравшихся вокруг импровизированной арены, но они оставались его людьми. И это были его первые игры, на которых он присутствовал как Король.

— Сегодня мы воздадим честь павшим. Мы сразимся вместе, Виирийцы и Акиэлоссцы. Боритесь с честью. Да начнутся игры.

Стрельба по мишеням вызвала небольшие споры, которым все радовались. К изумлению Акиэлоссцев Лазар выиграл в стрельбе из лука. К удовлетворению Акиэлоссцев Актис выиграл в метании копий. Виирийцы свистели при виде обнаженных Акиэлосских ног и потели в своих длинных рукавах. На трибунах рабы ритмично поднимали и опускали опахала и подносили неглубокие чаши с вином, которое пили все, кроме Лорена.

Акиэлоссец по имени Лидос выиграл состязание с трезубцем. Йорд выиграл с длинным мечом. Паллас выиграл с коротким мечом, а затем с копьем, и потом выступил на арену, чтобы попытаться получить третью победу, в борьбе.

Он вышел вперед обнаженным по Акиэлосской традиции. Он был красивым юношей с телосложением победителя. Элон, его противник, был юношей с юга. Оба бойца зачерпнули масло из сосуда, который поднесли оруженосцы, смазали им свои тела, затем обвили руками плечи друг друга и по сигналу сошлись.

Толпа приветственно зашумела; мужчины боролись, их тела напрягались в скользких захватах, следующих друг за другом, пока Паллас окончательно не уложил тяжело дышащего Элона на траву, и толпа взревела.

Паллас как победитель поднялся на помост, его волосы чуть лоснились от масла. Зрители затихли в ожидании. Это была древняя и полюбившаяся традиция.

Паллас опустился на колени перед Дэмиеном, практически сияя от почета, которого он удостоился за три своих победы.

— Если это порадует моих господ, — сказал Паллас, — я прошу чести поединка с Королем.

По толпе пронеслась волна одобрения. Паллас был восходящей звездой, и все хотели увидеть борьбу Короля. Многие из знатоков борьбы жили здесь ради таких матчей, когда лучший из лучших меряется силами с признанным чемпионом королевства.

Дэмиен поднялся с трона и поднес руку к золотой броши на своем плече. Его хитон соскользнул, и толпа одобрительно загудела. Слуги подняли его одеяние там, куда оно упало, пока он спускался с помоста и выходил на арену.

На поле он протянул руки к сосуду, который держал оруженосец, и зачерпнул масло, смазывая им обнаженное тело. Он кивнул Палласу, который, как он заметил, был возбужден, нервничал и пребывал в эйфории; Дэмиен положил руку на плечо Палласа и почувствовал его руку на своем собственном.

Дэмиен наслаждался этим. Паллас был достойным оппонентом, и было приятно чувствовать напряжение и усилия хорошо натренированного тела против своего собственного. Схватка длилась почти две минуты, прежде чем Дэмиен захватил шею Палласа и удерживал его, пресекая каждый импульс, каждый рывок до тех пор, пока Паллас не застыл от напряжения, затем содрогнулся и обмяк, и матч был выигран.

Довольный, Дэмиен неподвижно стоял, пока слуги соскребали масло с его тела и вытирали его. Он вернулся на помост и развел руки, чтобы слуги могли вновь одеть его.

— Хороший бой, — сказал он, занимая место на троне рядом с Лореном.

Дэмиен махнул рукой, чтобы принесли вина.

— Что такое?

— Ничего, — ответил Лорен и отвел глаза. Поле расчищали для октона.

— Что же нас ждет дальше? Я действительно чувствую, — сказала Ваннес, — что это может быть все, что угодно.

На поле расставляли мишени для октона через отмеренные промежутки. Никандрос поднялся.

— Я должен проверить копья, которые будут использоваться в октоне. Для меня будет честью, — сказал Никандрос, — если ты присоединишься.

Он обращался к Дэмиену. Детально проверять свое снаряжение перед октоном было привычкой Дэмиена еще с мальчишества, и теперь Дэмиен как Король должен был во время перерывов между состязаниями пройти по палаткам, осмотреть снаряжение и поприветствовать оруженосцев и тех мужчин, которые будут его соперниками и теперь готовятся к заезду.

Он встал. На пути к палатке они вспоминали о прошлых состязаниях. Дэмиен был непобедим в октоне, но Никандрос был его ближайшим конкурентом и преуспел в метании копий в повороте. У Дэмиена поднялось настроение. Будет хорошо посостязаться снова. Он отвел полу шатра и ступил внутрь.

В палатке никого не было. Он обернулся и увидел Никандроса, наступающего на него.

— Что…

Грубая, болезненная хватка сомкнулась на его предплечье. Взятый врасплох, Дэмиен позволил этому произойти, ни на мгновение не думая о Никандросе как об угрозе. Он позволил, чтобы его толкнули назад, позволил Никандросу сжать в кулаке ткань на его плече и сильно рвануть ее.

— Никандрос…

Он в замешательстве смотрел на Никандроса, пока его одежда свисала у него с талии, и Никандрос в ответ смотрел на него.

Никандрос сказал:

— Твоя спина.

Дэмиен покраснел. Никандрос смотрел на него так, словно ему нужно было рассмотреть Дэмиена ближе, чтобы поверить. Обнаженное было шокирующим. Он знал… Он знал, что остались шрамы. Дэмиен знал, что они тянулись по его плечам и спускались ниже, до середины спины. Он знал, что за шрамами хорошо ухаживали. Они не стягивали спину. Они не вызывали резкую боль даже во время самой напряженной работы с мечом. Пахучие мази, которые готовил Паскаль, сделали свое дело. Но Дэмиен никогда не подходил к зеркалу, чтобы посмотреть на них.

Теперь его зеркалом стали глаза Никандроса, застывший ужас в выражении его лица. Никандрос развернул его, положил ладони и провел ими по спине Дэмиена, как будто прикосновение должно было подтвердить то, чему отказывались верить глаза.

— Кто сделал это с тобой?

— Я сделал, — произнес Лорен.

Дэмиен повернулся.

Лорен стоял у входа в палатку. Вся его изящная грациозность была при нем, и томное голубоглазое внимание было полностью приковано к Никандросу.

Лорен сказал:

— Я собирался убить его, но мой дядя бы мне не позволил.

Никандрос сделал беспомощный шаг вперед, но Дэмиен уже удерживал его за плечо. Рука Никандроса потянулась к рукояти меча. Он яростно сверлил Лорена взглядом.

Лорен сказал:

— Еще он сосал мой член.

Никандрос заговорил:

— Повелитель, я молю о разрешении вызвать Принца Виира на поединок чести за оскорбление, которое он нанес тебе.

— Отказано, — ответил Дэмиен.

— Видишь? — сказал Лорен. — Он простил меня за небольшой инцидент с поркой. Я простил его за небольшой инцидент с убийством моего брата. Все во славу союза.

— Ты живьем содрал кожу с его спины.

— Не я лично. Я просто наблюдал, пока мои люди делали это.

Произнося это, Лорен бросил взгляд из-под длинных ресниц. Никандроса, казалось, мутило от усилия, с которым он подавлял свою ярость.

— Сколько было плетей? Пятьдесят? Сто? Он мог умереть!

— Да, в этом и был смысл, — ответил Лорен.

— Достаточно, — прервал их Дэмиен, поймав Никандроса, когда тот снова шагнул вперед. И добавил: — Оставь нас. Сейчас. Сейчас, Никандрос.

Даже будучи разъяренным как сейчас, Никандрос не ослушался бы прямого приказа. Его дисциплинированность укоренилась в нем слишком глубоко. Дэмиен стоял перед Лореном, сжимая в руке большую часть своей одежды.

— Зачем ты это делаешь? Он уйдет.

— Он не уйдет. Он твой самый преданный слуга.

— Так что ты хочешь довести его до предела?

— Мне надо было сказать ему, что я не наслаждался этим? — спросил Лорен. — Но я наслаждался. Больше всего мне понравилось в конце, когда ты сломался.

Они остались наедине. Дэмиен мог пересчитать, сколько раз они оставались наедине после заключения союза. Один раз в шатре, когда он узнал, что Лорен жив. Второй раз на поле Марласа ночью. Третий раз внутри замка, с мечами в руках.

Дэмиен спросил:

— Что ты здесь делаешь?

— Пришел позвать тебя, — ответил Лорен. — Никандрос занял слишком много времени.

— Тебе не нужно было приходить сюда. Ты мог отправить посыльного.

В последовавшую паузу взгляд Лорена невольно переместился вбок. Со странным покалыванием, охватившим его кожу, Дэмиен понял, что Лорен смотрит в полированное зеркало за его спиной, в котором отражаются его шрамы. Их глаза снова встретились. Лорена не часто удавалось поймать, но единственный взгляд выдал его. Они оба это знали.

Дэмиен почувствовал нахлынувшую боль от этого.

— Любуешься своей работой?

— Ты должен вернуться на трибуны.

— Я присоединюсь к вам, когда оденусь. Если только ты не хочешь подойти поближе. Ты можешь помочь застегнуть брошь.

— Справляйся сам, — ответил Лорен.

Дорожка для октона была практически обозначена к тому времени, когда они вернулись, безмолвно усаживаясь рядом друг с другом.

Толпа была настроена крайне кровожадно. Октон разбудил это в них: опасность, угроза увечий. Вторая из двух мишеней была прибита на деревянные подпорки, и слуги подали сигнал, что наиболее опасная часть работы выполнена. В мареве дня предвкушение толпы казалось жужжанием насекомых, суетящихся на юго-западной части поля.

Прибытие вооруженного Македона верхом на лошади с войском позади него вызвало суматоху на трибунах. Никандрос привстал со своего места, трое его стражников положили руки на рукояти мечей.

Македон развернул свою лошадь перед трибунами, чтобы остановиться точно напротив Дэмиена.

Дэмиен сказал:

— Ты пропустил метание копий.

— Деревня была разрушена под моим именем, — сказал Македон. — Я хочу возмездия.

У Македона был голос генерала, который разносился по трибунам, и он использовал его сейчас, чтобы убедиться, что его слышит каждый из собравшихся на игры зрителей.

— У меня есть восемь тысяч солдат, которые будут сражаться с тобой в Картасе. Но мы не будем сражаться под началом труса или неопытного лидера, которому еще предстоит доказать себя на поле.

Македон посмотрел на дорожку для октона, проделанную на поле, и затем посмотрел прямо на Лорена.

— Я присягну, — сказал Македон, — если Принц примет участие.

Дэмиен услышал реакцию окружавших его людей. Виирийский Принц, на первый взгляд, проигрывал Дэмиену в атлетической подготовке. Он определенно избегал тренировочных площадок. Ни один Акиэлоссец не видел его в бою или упражняющимся. Он не участвовал ни в одном из сегодняшних состязаний. Он не утруждал себя ничем, кроме как сидеть, изящно и расслабленно как сейчас.

— Виирийцы не тренируются в октоне, — сказал Дэмиен.

— В Акиэлосе октон известен, как спорт королей, — ответил Македон. — Наш собственный Король выйдет на поле. Разве у Принца Виира не хватает смелости выступить против него?

Насколько оскорбительным было отказаться, еще хуже будет принять вызов — выставить на всеобщее обозрение свое неумение на поле. Глаза Македона говорили, что это именно то, чего он хотел: его возвращение в ряды армии, обусловленное унижением Лорена.

Дэмиен ждал, что Лорен отступит, уклонится, найдет слова, чтобы как-нибудь выпутаться из ситуации. Полотна флагов громко хлопали на ветру. Все до единого на трибунах затихли.

— Почему нет, — ответил Лорен.

Сидя верхом, Дэмиен смотрел на подготовленную дорожку, удерживая лошадь у линии старта. Нетерпеливое животное рыло копытом землю в предвкушении сигнала горна о начале соревнования. Через две лошади он мог видеть светловолосую голову Лорена.

Наконечники копий Лорена были покрашены в синий. У Дэмиена — в красный. Что до остальных трех участников, то у Палласа, уже трижды увенчанного победой, наконечники были зелеными. У Актиса, выигравшего в метании копий, белые. У Лидоса — черные.

Октон был показательным состязанием, в котором копья метали, сидя верхом. Считающийся спортом королей, октон был проверкой искусства меткой стрельбы, атлетической подготовки и навыков верховой езды: участники должны были скакать на лошадях между двумя мишенями по постоянной траектории в форме восьмерки и метать копья. Затем, среди несущих смертельную опасность копыт лошадей, каждый всадник должен наклониться, чтобы подобрать новые копья, возвращаясь на следующий заезд без остановки — чтобы пройти восемь заездов в целом. Целью состязания было собрать столько прямых попаданий по мишеням, сколько возможно, избегая в то же время летящих копий других всадников.

Но настоящее испытание октона заключалось в другом: если ты промахивался, копье могло убить твоего соперника. Если промахивался соперник — погибал ты.

Дэмиен часто участвовал в октоне еще мальчиком. Но в октоне нельзя просто вскочить на лошадь и помчаться, насколько бы ты хорошо ни владел копьем. Дэмиен месяцами практиковался с мастерами на тренировочной площадке, прежде чем ему было позволено принять участие в состязании в первый раз.

Лорен, он знал, был хорош в верховой езде. Дэмиен видел, как он скачет по неровной сельской местности. Видел, как на поле боя он развернул своего коня на задних копытах, одновременно с точностью нанося смертельный удар.

Лорен также может метать копья. Возможно. Копья не были Виирийским оружием, но Виирийцы пользовались ими в охоте на кабанов. Лорен наверняка раньше метал копья, сидя верхом.

Но все это не имело значения перед октоном. Мужчины погибали во время октона. Мужчины падали, получали увечья — от копий, а затем от лошадиных копыт после падения. Краем глаза Дэмиен видел врачевателей, в том числе и Паскаля, которые ждали на периферии, готовые накладывать повязки и сшивать. Многое было поставлено на карту для врачевателей, когда члены королевских семей обеих стран находились на поле. Много было поставлено на карту для всех.

Дэмиен не сможет помочь Лорену в состязании. Когда за ним наблюдают две армии, он должен выиграть, чтобы отстоять свой статус и положение. Еще меньше щепетильности будет в оставшихся трех Акиэлоссикх всадниках, вероятно, не желающих ничего больше, чем победить Виирийского Принца в спорте королей.

Лорен взял свое первое копье и спокойно смотрел на выделенную траекторию. Было что-то рациональное в том, как он оценивал поле, и это отличало его от других наездников. Для Лорена физические занятия не были инстинктивным стремлением, и в первый раз в голове у Дэмиена возник вопрос, получал ли он вообще от них удовольствие. Лорен был книжным мальчиком, прежде чем ему пришлось переделать себя.

Больше не было времени размышлять об этом. Участники были выстроены, и именно Лорен шел первым. Прозвучал горн; толпа взревела. На мгновение Лорен один мчался по полю, и глаза каждого зрителя были прикованы к нему.

Быстро стало очевидно, что если Македон надеялся доказать неумение Виирийцев, то в этом, по крайней мере, он надеялся напрасно. Лорен умел ездить верхом. Стройное, сбалансированное в прекрасных пропорциях тело без усилий сливалось с лошадью. Его первое копье с синим острием рассекло воздух: точно в цель. Зрители закричали. Затем раздался второй сигнал горна, и Паллас сорвался с места, мчась вслед за Лореном; затем третий, и Дэмиен пустил лошадь галопом.

С находящимися на поле представителями королевских семей враждующих государств, октон стал одним из самых шумных событий, какие можно вообразить. Боковым зрением Дэмиен заметил, как дугу описало копье с синим наконечником (Лорен второй раз попал в центр мишени) и с зеленым (Паллас сделал то же). Копье Актиса вонзилось правее центра. Бросок Лидоса был коротким, и копье приземлилось в траве, вынудив лошадь Палласа отшатнуться.

Дэмиен умело обошел Палласа, не сводя глаз с поля; ему не нужно было смотреть на свои копья, чтобы знать, что они бьют по центру мишеней. Он достаточно хорошо был знаком с октоном, чтобы знать, что следует фокусироваться на поле.

К концу первого объезда стало ясно, где находилась настоящая конкуренция: Лорен, Дэмиен и Паллас попадали точно в цель. Актис, умевший метать копья стоя, не обладал таким навыком, сидя на лошади; не обладал им и Лидос.

Демонстрируя верх мастерства, Дэмиен наклонился, чтобы, не замедляясь, схватить второй набор копий. Он рискнул бросить взгляд в сторону Лорена и увидел, как он приближался к Лидосу, чтобы метнуть копье, не обращая внимания на бросок самого Лидоса, пока копье летело в полуфуте от него. Лорен справлялся с опасностью октона, просто ведя себя так, словно ее вообще не существовало.

Еще одно попадание точно в цель. Дэмиен ощущал возбуждение толпы, напряжение, нарастающее с каждым броском. Редко кто мог показать идеальный октон, не говоря уже о трех всадниках в одном матче, но Дэмиен, Лорен и Паллас еще не промахивались. Дэмиен услышал глухой удар, когда копье вонзилось в мишень слева от него. Актис. Еще три объезда. Два. Один.

Путь для скачек превратился в поток напряженных мышц лошадей, смертоносных копий и копыт, взрывающих дорожку ипподрома. Они пустились в финальный объезд, поддерживаемые восторгом, экстазом толпы. Дэмиен, Лорен и Паллас были абсолютно равны в счете, и на мгновение их заезд казался безупречным, уравновешенным, словно они были частью единого целого.

Это была ошибка, которую мог допустить любой. Простой просчет: Актис метнул копье слишком рано. Дэмиен видел это; видел, как рука Актиса выпускает копье, видел траекторию его полета, видел, как оно с болезненным стуком поразило не мишень, а крестообразную опорную стойку, на которой она держалась.

Мчась галопом, всадники обладали той инерцией, которую невозможно было остановить. Лидос и Паллас запустили копья. Оба броска были прямыми и точными, но мишени, пошатнувшейся и рухнувшей без своей стойки, больше не было.

Копье Лидоса, рассекавшее воздух с противоположной стороны пути, поразило бы либо Палласа, либо Лорена, скакавшего рядом с ним.

Но Дэмиен мог лишь выкрикнуть предупреждение, резко сорванное с его губ ветром, потому что второе копье, Палласа, летело прямо в него.

Он не мог уклониться от него. Дэмиен не знал, где находятся другие всадники, и не мог рисковать, чтобы из-за его уклонения копье причинило вред одному из них.

Инстинкт сработал раньше мысли. Копье неслось ему в грудь; Дэмиен поймал его в воздухе, крепко обхватив рукой древко, и импульс рванул плечо назад. Он выдержал его, крепче прижимая бедра, чтобы удержаться в седле. Дэмиен заметил промелькнувшее ошеломленное лицо Лидоса рядом с собой, услышал рев толпы. Он едва мог думать о себе или о том, что только что сделал. Все его внимание было приковано к другому копью, летящему к Лорену. Сердце колотилось у него в горле.

На другой стороне пути Паллас замер. В этот момент выбора Паллас мог только решить уклониться и позволить своей трусости убить принца или же не отступать и получить копье в шею. Его судьба была привязана к судьбе Лорена, и, в отличие от Дэмиена, у него не было выхода.

Лорен знал это. Как и Дэмиен, Лорен увидел это раньше — увидел, как упала стойка, и рассудил исход. В эти несколько дополнительных секунд Лорен действовал без колебаний. Он выпустил поводья — и пока Дэмиен наблюдал, как копье летит прямо в него — он прыгнул, не в сторону, а навстречу копью, перепрыгнув со своей лошади на лошадь Палласа, наклоняя их обоих влево. Изумленный Паллас качнулся, и Лорен телом крепко удерживал его в седле. Копье пролетело мимо них и приземлилось в растущей пучками траве, как дротик.

Толпа ревела.

Лорен не обращал на это внимания. Он потянулся вниз и аккуратно вытащил копье Палласа. И, направив лошадь Палласа галопом — под все нарастающие крики толпы — он метнул его, отправив лететь прямо в центр оставшейся мишени.

Завершая октон, на одно копье обогнав Палласа и Дэмиена, Лорен провел лошадь по небольшому кругу и встретил взгляд Дэмиена, приподняв светлые брови, как бы говоря: «Ну?»

Дэмиен усмехнулся. Он взвесил в руке копье, которое поймал и с места, где стоял, на дальнем конце пути, метнул его; пустил его пролететь всю невероятную длину поля, чтобы с глухим ударом поразить мишень рядом с копьем Лорена, которое, подрагивая, торчало из нее.

Безумие.

После, они венчали друг друга лаврами. На помост их донесла ликующая толпа. Дэмиен наклонил голову, чтобы принять награду из рук Лорена. Лорен снял свой золотой обруч ради лаврового венка.

Напитки лились рекой. Следующим подкреплением духа товарищества был пьянящий нектар, от которого легко было забыться. В груди Дэмиена разливалось тепло всякий раз, как он смотрел на Лорена. По этой причине он смотрел на него нечасто.

Когда день перешел в вечер, все двинулись в замок, чтобы завершить празднество под аккомпанемент мягких нот кифары и неглубоких чаш с Акиэлосским вином. Появилось хрупкое ощущение товарищества, которое крепло среди людей, в котором они нуждались с самого начала, и которое дало Дэмиену надежду — настоящую надежду — перед завтрашней кампанией.

Игры прошли успешно, и, по крайней мере, это сыграло свою роль. Их армии вступят в бой объединенными, и если в центре и шла трещина, то никто об этом не знал. Они с Лореном хорошо притворяются.

Лорен устроился на одной из соф так, словно был рожден для нее. Дэмиен сидел рядом с ним. Свеже зажженные свечи освещали лица людей вокруг них, и остальная часть зала пропадала в приятном туманном полумраке.

Из темноты вышел Македон.

Его окружала небольшая свита: двое солдат в поясах с засечками и прислуживающий раб. Македон прошел через весь зал и остановился прямо перед Лореном.

Зал затих. Македон и Лорен смотрели друг на друга. Молчание затянулось.

— Ты мыслишь как змей, — сказал Македон.

— Ты мыслишь как старый бык, — ответил Лорен.

Они сверлили друг друга взглядами.

После долгой паузы Македон махнул рукой рабу, который подошел с пузатой бутылью Акиэлосской выпивки и двумя неглубокими чашами.

— Я выпью с тобой, — сказал Македон.

Выражение его лица не изменилось. Это было все равно что получить предложение двери от непробиваемой стены. Изумление рябью пробежало по залу, и все взгляды обратились к Лорену.

Дэмиен знал, сколько гордости пришлось проглотить Македону, чтобы сделать такое предложение — дружественный жест изнеженному принцу, более чем вдвое моложе его самого.

Лорен взглянул на вино, которое наливал раб, и Дэмиен с абсолютной уверенностью мог сказать, что если это вино, то Лорен не станет его пить.

Дэмиен напрягся перед тем мгновением, когда каждая толика расположения к себе, заработанная Лореном, исчезнет — когда каждый принцип Акиэлосского гостеприимства будет оскорблен, и Македон навсегда покинет этот зал.

Лорен взял чашу, поставленную перед ним, осушил ее, затем вернул на стол.

Македон медленно кивнул в знак одобрения, поднял свою собственную чашу, осушил ее.

И сказал:

— Еще.

Позже, когда внушительное количество перевернутых чаш скопилось на низком столе, Македон наклонился вперед и сказал Лорену, что он должен попробовать гриву, напиток с его родины, Лорен выпил его и сказал, что на вкус он как пойло, на что Македон ответил: «Ха-ха, так и есть!» Потом Македон рассказывал о своих первых играх, когда Эфагин победил в октоне; взоры генералов становились туманее, и все выпили еще. Позже все кричали, когда Лорен сумел аккуратно поставить три пустых чаши друг на друга, тогда как чаши Македона разлетелись.

Позже Македон наклонился к Дэмиену с серьезным советом:

— Тебе не следует судить Виирийцев так сурово. Они умеют пить.

Еще позже Македон взял Лорена за плечо и рассказал ему об охоте в своих краях, где уже не водятся львы, как в дни минувшие, но все еще есть огромные твари, достойные королевской охоты. Воспоминания об охоте вылились в еще несколько чаш и много братских чувств. Все произносили тосты в честь львов, когда Македон пожал плечо Лорена в знак прощания, и поднялся, отправляясь в постель. Генералы, пошатываясь, последовали за ним.

Лорен тщательно поддерживал позу, пока все не вышли из зала; его зрачки были расширены, щеки покрывал легкий румянец. Дэмиен вытянул руку вдоль спинки софы и ждал.

После долгой паузы Лорен сказал:

— Мне потребуется некоторая помощь, чтобы подняться.

Дэмиен не ожидал принять на себя весь вес Лорена, но сделал это, теплая рука приобняла его за шею, и внезапно у него перехватило дыхание от ощущения Лорена в своих руках. Дэмиен поддерживал его за талию, сердце вело себя странно. Это было сладко и совершенно запретно. Он чувствовал тоску в груди.

Дэмиен сказал:

— Мы с Принцем уходим, — взмахом руки он отпустил оставшихся рабов.

— Нам сюда, — сказал Лорен. — Наверное.

Зал был полон свидетельствами пирушки: винными чашами и опустевшими софами. Они прошли мимо Филокта из Эилона, растянувшегося на одной из них, положившего руки под голову и спящего так же крепко, как в собственной постели. Он храпел.

— Сегодня первый раз тебя победили в октоне?

— Технически это была ничья, — ответил Дэмиен.

— Технически. Я же говорил тебе, что я довольно хорош в верховой езде. Я всегда побеждал Огюста, когда мы устраивали забеги в Частиллоне. Мне потребовалось дорасти до девяти лет, чтобы понять, что он позволял мне выигрывать. А я просто думал, что у меня был очень быстрый пони. Ты улыбаешься.

Дэмиен улыбался. Они остановились в одном из проходов, и слева от них через открытые арочные окна лился лунный свет.

— Я слишком много говорю? Я вообще не переношу алкоголь.

— Я заметил.

— Это моя вина. Я никогда не пью. Мне следовало понимать, что мне придется это делать, среди таких мужчин, и попытаться… выработать своего рода выносливость… — Он говорил серьезно.

— Так работает твой ум? — сказал Дэмиен. — И что ты имеешь в виду, говоря, что никогда не пьешь? Я думаю, ты немного преувеличиваешь. Ты был пьян в первую ночь, когда мы встретились.

— Я сделал исключение, — ответил Лорен, — той ночью. Две с половиной бутылки. Я заставил себя выпить. Я думал, будет проще, если я буду пьян.

— Что ты думал будет проще? — спросил Дэмиен.

— «Что?» — переспросил Лорен. — Ты.

Дэмиен почувствовал, как поднялись волоски на всем теле. Лорен произнес это мягко, как будто это было очевидно, его голубые глаза все еще оставались слегка затуманенными, а рука все также обнимала шею Дэмиена. Они смотрели друг на друга, приостановившись в полутемном переходе.

— Мой Акиэлосский постельный раб, — сказал Лорен, — названный в честь человека, убившего моего брата.

Дэмиен с болью втянул воздух.

— Осталось не так далеко, — сказал он.

Они прошли по коридорам мимо высоких арок и окон вдоль северной стороны с их Виирийскими резными решетками. Не было ничего необычного в том, чтобы двое юношей — даже принцев — вместе бродили по коридорам, пошатываясь после пирушек, и Дэмиен на мгновение мог притвориться, что они были теми, кем казались: братьями по оружию. Друзьями.

Стражники по обе стороны от входа были слишком хорошо вышколены, чтобы реагировать на появление королевской знати в объятиях друг у друга. Они прошли через наружные двери во внутренние покои. В комнате стояла низкая кровать в Акиэлосском стиле с основанием, высеченным из мрамора. Она была простой и открытой для ночного воздуха от самого основания до изогнутого изголовья.

— Никто не должен входить, — приказал Дэмиен стражникам.

Он осознавал скрытый смысл своих слов — Дамианис заходит в спальню с юношей в объятиях и приказывает никого не впускать — и не обращал на него внимания. Если Исандра внезапно посетит ошеломляющая догадка, почему фригидный Принц Виира воздержался от его услуг, то так тому и быть. Лорен, будучи чрезвычайно закрытым, не хотел бы, чтобы его домашняя свита присутствовала, пока он будет справляться с последствиями ночной попойки.

Лорен проснется с пронзительной головной болью, которая подпитает его едкий язык, и жаль любого, кто столкнется с ним тогда.

Что касается Дэмиена, он собирался легонько подтолкнуть Лорена в спину и отправить его, пошатывающегося, проделать четыре шага до постели. Дэмиен снял его руку со своей шеи и отодвинулся. Лорен сделал шаг своими собственными силами и, моргая, поднял руку к шнуровке.

— Прислужи мне, — неосознанно сказал Лорен.

— Как в прежние времена? — спросил Дэмиен.

Было ошибкой говорить это. Он шагнул вперед и поднес руки к шнуровке одежды Лорена. Он начал вытягивать шнурки через петельки. Он чувствовал изгиб ребер Лорена, когда шнурок проходил через отверстие.

Шнуровка запуталась на запястье Лорена. Пришлось приложить немного усилий, чтобы распутать ее и снять одежду, сбив при этом рубашку Лорена. Дэмиен остановился, его руки все еще оставались под верхней одеждой.

Под тонкой тканью рубашки Лорена, Паскаль перевязал его плечо, чтобы зафиксировать его. Дэмиен увидел это с внезапной острой болью. Это было то, что Лорен не позволил бы ему увидеть, будь он трезв; глубокая брешь в личной тайне. Дэмиен вспомнил о шестнадцати брошенных копьях, где постоянно требовалось усилие руки и плеча, и это после грубого напряжения днем ранее.

Дэмиен отступил на шаг назад и сказал:

— Теперь можешь говорить, что тебе прислуживал Король Акиэлоса.

— Я мог бы говорить так в любом случае.

Подсвеченная лампадами комната была наполнена теплым светом, падавшим на простою меблировку: низкие стулья, вделанный в стену стол, на котором стояла миска свежесобранных фруктов. Лорен по-другому выглядел в своей белой нижней рубашке. Они смотрели друг на друга. Позади Лорена свет выделял постель, рядом с которой масло горело в низких блестящих сосудах, и отблески падали на сбитые подушки и мраморное основание кровати.

— Я скучаю по тебе, — сказал Лорен. — Я скучаю по нашим разговорам.

Это было слишком. Дэмиен вспомнил, как его привязали к кресту и практически убили; трезвым, Лорен сделал грань очень четкой, и Дэмиен осознавал, что уже переступил ее, что они оба переступили.

— Ты пьян, — сказал Дэмиен. — Ты не в себе. — И добавил: — Я уложу тебя в постель.

— Тогда уложи меня, — ответил Лорен.

Дэмиен решительно направил Лорена к кровати, наполовину толкнул, наполовину опустил его на нее, как любой солдат мог бы помочь своему опьяневшему товарищу добраться до тюфяка в палатке.

Лорен лежал там, куда Дэмиен уложил его, на спине в полураскрытой рубашке, его волосы открывали лоб, выражение лица было беспечным. Он положил ногу, согнутую в колене, на бок, его дыхание было медленным как у спящего человека, и тонкая ткань рубашки поднималась и опускалась ему в такт.

— Я не нравлюсь тебе таким?

— Ты действительно… не в себе.

— Неужели?

— Да. Ты убьешь меня, когда протрезвеешь.

— Я пытался убить тебя. Кажется, я не справился с этим. Ты продолжаешь переворачивать все мои планы.

Дэмиен нашел кувшин и налил воды в неглубокую чашу, которую поставил для Лорена на низкий прикроватный столик. Затем он выложил фрукты из миски и поставил ее на пол рядом с кроватью, чтобы ее можно было использовать так, как пьяный солдат мог бы использовать пустой шлем.

— Лорен. Отоспись. Утром можешь ругать нас обоих. Или забыть об этом. Или сделать вид.

Дэмиен проделал все это довольно умело, хотя он осознал, что прежде чем налить воды, ему потребовалось мгновение, чтобы перевести дыхание. Он положил обе руки на стол и облокотился, тяжело дыша. Дэмиен накинул верхнюю одежду Лорена на спинку стула. Он захлопнул ставни, чтобы Лорену не помешали утренние лучи солнца. Затем он направился к двери, только один раз обернувшись, чтобы бросить последний взгляд на постель.

Лорен, проваливаясь сквозь спутанные мысли в сон, прошептал:

— Да, дядя.