Война меча и сковородки (СИ)

Глава 11

На третий день кухонных мытарств, когда помощник главного повара принялся снисходительно объяснять молодой хозяйке разницу между южным вином из виноградников лорда Пьеро и вином из провинции Ла-Жерналь, сетуя о том, что оленина к обеду не может быть приготовлена вовремя, потому что искомого вина не оказалось в кладовых, Эмер не сдержалась.

— Сколько он будет ходить за бутылкой вина, этот ваш посыльный? — спросила она, с неприязнью глядя в гладкое, лоснящееся лицо мастера Брюна.

— Жоржик — расторопный малый, — сказал мастер ласково, словно говорил с неразумным ребёнком. — К вечеру обязательно вернётся.

— К вечеру? Оленина должна быть готова в час после полудня!

— Сожалею, миледи, но гостям придётся обойтись в обед без оленины.

— Что же вы подадите вместо основного блюда?

— Закуски, — с готовностью ответил мастер Брюн, глядя честнейшими голубыми глазами. — Каплуны, перепёлки, куропатки, утки — вот что будет поставлено на стол.

— Этого мало, — отрезала Эмер. — Почтенных милордов птицей не уговоришь. Они захотят красного мяса.

— Вы объясните почтенным милордам, что мяса к обеду не будет, потому что вино из виноградников лорда…

— Слышала уже! — оборвала его излияния Эмер.

Поварята закашлялись, скрывая смешки, и девушка вскинула голову. Помощники сохраняли невозмутимость, но младшие подмастерья были лишены подобной выдержки — хихикали в кулак.

Эмер постаралась проявить выдержку:

— Приготовьте оленину по-другому. С можжевеловыми ягодами.

— Вы должны знать, что ягоды можжевельника используют только для жирного мяса. А мясо оленя — оно почти постное, его нужно напитать жидкостью, чтобы не получилось сухим. Поэтому — только вино. При всём моём искреннем уважении, миледи.

— Используйте другое вино, — Эмер пришла в отчаянье, представив, как будет язвить Острюд, если к обеду не подадут основное блюдо. А свекровь ничего не скажет сразу, зато будет бросать грозные взгляды, а вечером отчитает, как девочку, за нерадивость и неумение вести хозяйство. А Годрик… Эмер готова была завыть. — Возьмите другое вино. То, про которое говорили… Из южных провинций…

— Но я же объясняю, миледи, — продолжил ту же песню мастер Брюн. — Южное вино не подойдет, у него слишком яркий букет, оно чрезвычайно ароматное и убьет естественный вкус оленины, — он всплеснул руками, досадуя, что его не понимают. — Меня удручает, что приходиться объяснять вам это несколько раз. Леди Острюд всё знала с детства. Разве вас не обучали кухонным премудростям? Говорят, вы отлично жарите дичь, за это Её Величество и даровала вам титул графини…

Звонкий детский смех за спиной оказался последней каплей.

Эмер затравленно оглянулась. То, что над ней издеваются, она догадывалась и раньше, но никогда ещё под угрозу не ставилось главное блюдо обеда. Кухонные слуги побросали работу и следили за леди-неумехой с нескрываемым злорадством. Из-за косяка выглянула Острюд, пряча усмешку в шелковый платочек. Выглянула — и сразу скрылась, показывая, что её непорядок в кухне ничуть не касается. Толстяк Брюн услужливо склонил голову, но Эмер подумала, что услужливости в нём — как в свинье золота.

Она переплела пальцы, прикусив костяшки.

Враги. Настоящие враги — вот они кто, эти обитатели Дарема. Решили довести её, вместе с заносчивым Годриком. Вместе с насмешницей Острюд, бьющей исподтишка. Вместе со свекровью, с её бредовыми представлениями, какой должна быть хозяйка.

Приложив ладони к пылающим щекам, Эмер лихорадочно размышляла: что можно предпринять в этой ситуации?

— Мне кажется, вам надо сложить полномочия хозяйки и вернуть кухню в ведение леди Острюд, — опять принялся напевать мастер Брюн. — Леди Острюд прекрасно знает все особенности приготовления блюд, разбирается в сервировке…

Как поступил бы истинный рыцарь, встретив врагов? Уж точно не бросился бы в бегство.

— …это будет правильным решением, и я готов донести его до леди Фледы…

Взяв со стола скалку для теста, оставленную кем-то из поварят, Эмер не спеша стряхнула с неё муку и бережно отёрла фартуком.

— Вам не надо лично утруждать себя готовкой, — заметил мастер Брюн, — Антони, забери у миледи…

Договорить он не успел, потому что скалка обрушилась на его спину.

Главный повар, выбиравший хлеб к обеду, встревоженный шумом и воплями, выглянул из кладовой в кухню и увидел страшную и ужасную картину: в клубах пара и дыма, как демон из преисподней, метался его помощник — мастер Брюн. А долговязая леди, которую их хозяин неизвестно зачем притащил в Дарем, объявив женой, охаживала мастера Брюна скалкой. Для удобства она схватила повара за шкирку, и теперь он безуспешно рвался вон из квезота, пытаясь скрыться.

Когда в дело решил вмешаться кто-то из подмастерьев, скалка немилосердно прошлась и ему по рёбрам, и парень умчался к печке, почёсывая бока, здесь ему показалось безопаснее.

Мастер Брюн закричал особенно пронзительно — ему досталось скалкой по уху, потекла кровь. Эмер, старавшаяся бить только по жирным плечам и пухлой спине, промахнулась. Вид крови не охладил её гнева, и повар получил еще порцию хороших ударов, после чего рухнул на пол и замер, поскуливая и прикрывая голову рукой.

Запыхавшаяся хозяйка Дарема села на него, широко расставив ноги и уперевшись локтями в колени. Никто не осмелился двинуться с места, и в кухне воцарилась почтительная тишина. Только шипело на сковородке сало, о котором все позабыли.

— Объясню, чтобы ты зналоиз первых уст, а не слушал сплетни, достопочтенный мастер Брюн, — сказала Эмер спокойно, словно сидела на лавочке в саду и любовалась розами. — Своё новое имя я получила не потому что такая прекрасная кухарка, как ваша леди Острюд. Просто однажды я ненароком забила до смерти королевского гвардейца. Забила сковородкой, и Её Величество это увидела и отметила. Что? Ты испугался? Не надо бояться, пухлячок. Тот гвардеец был не очень хорошим человеком. Вернее, очень нехорошим. Конечно, не следовало обходиться с ним так сурово, но слишком уж я разозлилась тогда. Ты ведь не хочешь, чтобы я как-нибудь разозлилась и на тебя?.. Нет? Почему-то я так и подумала. А теперь вставай, — она поднялась на ноги и подпнула мастера Брюна, чтобы пошевеливался.

Избитый повар еле встал на четвереньки, а дальше ему помогли подняться подмастерья. Он охал и стонал, но теперь уважительность его была не поддельной, а самая искренней.

Эмер широко улыбнулась, принимая его извинения и поклоны.

— Да ладно спину гнуть, — сказала она великодушно, — я здесь не для того, чтобы вы передо мной на коленях ползали, а чтобы гости были сыты и довольны. А для этого им надо подать оленину. Поэтому, — она заговорила громче, чтобы все слышали — от главного повара, который с ужасом наблюдал за избиением помощника, до последнего поваренка, который стоял раскрыв рот и уронив корзину с луком, — поэтому сейчас вы готовите эту проклятую оленину с тем вином, которое есть. И не надо рассказывать сказок, как одна бутылка отличается от другой. Не такие уж наши гости тонкие ценители. В готовке я не столь преуспела, зато умею поставить на место зарвавшихся слуг.

Она бросила скалку на пол, и стоявшие рядом подмастерья шарахнулись.

— Если только гости будут недовольны, — размеренно продолжала Эмер, вышагивая по кухне туда-сюда и заложив руки за спину, — я немедленно прихожу сюда и начинаю разговаривать… с тобой, — она остановилась перед главным поваром, глядя на него сверху вниз. — И возьму не скалку, а сковородку. Потяжелее. Чтобы запомнил, кто такая графиня Поэль. Ясно?

Главный повар закивал, губы его тряслись. Мастера Брюна утащили к фонтану, чтобы смыть кровь. Он тихонько охал, желая почесать избитые места и боясь это сделать в присутствии грозной хозяйки.

— Не стану узнавать, кто из поварят переложил соли или недосыпал перца, — чеканила Эмер, — за всё будут отвечать главный повар, — она принялась загибать по очереди пальцы, — два его помощника и старшие подмастерья. Подмастерья — если не слишком устану, — она пристукнула кулаком по ладони. — Ведь я всего лишь слабая женщина, а бить таких крепких парней, — она мимоходом похлопала по щеке одного из подмастерьев, отчего тот побледнел и чуть не упал без сознания, — бить таких крепышей — очень нелёгкое занятие. Но я постараюсь справиться, друзья мои, непременно постараюсь. А теперь я ухожу. Сказать по правде, кухня — не моё любимое место. Уверена, с обедом вы справитесь отлично, оленину подадите вовремя и моё присутствие вам не понадобиться.

Она развязала фартук и кинула его на руки девице, которая была приставлена к ней в качестве горничной. У самого порога Эмер обернулась, потрясая указательным пальцем, и главный повар, собравшийся было промокнуть вспотевший лоб, испуганно замер.

— Забыла кое-что, — объявила она. — Теперь, когда я появляюсь на кухне, вы должны хором меня приветствовать: «Рады видеть, дорогая хозяйка!» Понятно?

В ответ раздались неуверенные голоса, и Эмер топнула, одновременно прикрикнув:

— Громче! Не слышу! Понятно?

— Понятно, дорогая хозяйка! — гаркнули повара.

— Уже лучше, — милостиво признала Эмер. — Работайте. С нетерпением жду сегодняшнего обеда.

Надо ли говорить, что еда, поданная в тот день, была вкуснее небесной манны, в которой, по легендам, каждому чудился вкус любимой пищи. Эмер довольно щурилась, принимая похвалы, но её радость была бы несравнимо больше, знай она, какой разговор произошёл в комнате леди Фледы, куда Острюд Фламбар ворвалась, подобно вихрю, сметая всё на своём пути.

— Мама! — зазвенел её голосок испуганно и жалобно. — Вы не поверите, что учудила эта дылда!

Леди Фледа собиралась соснуть, и появление дочери было некстати. Но мать не может не выслушать собственное дитя, и она указала на кресло. Острюд плюхнулась в него, хмурясь и кривя губы.

— Ах, мама! — начала она плаксиво. — Только что я видела возмутительную картину! Жена брата избивала мастера Брюна! Палкой! Да какой! Толщиной с мою руку, — она вытянула тонкую ручку, предлагая матери разделить негодование. — Она позорит наш дом, нашу семью! И нас позорит! Что, если гости увидят нечто подобное?!

— Она избила Брюна? — спросила леди Фледа, стряхивая сонное оцепенение, которое всегда овладевало ею в жаркие полуденные часы.

— Жестоко! До крови! Только потому, что он попенял ей, что я лучше разбираюсь в домашних делах! Ты должна наказать её. Напиши королеве, пусть расторгнет брак, пока Годрик не будет окончательно опозорен.

— А я всё удивлялась её терпению, — казалось, леди Фледа не слышала ни слова из того, что сказала дочь. — Три дня они издевались над ней, эти невоспитанные слуги. Она сделала правильно, что указала собаке её место. Брюн совсем страх потерял, это будет ему хорошим уроком.

— Мама!! — воскликнула Острюд, вскакивая.

— Что ты кричишь?

— Не верю, что вы это говорите!

— Успокойся и не повышай голоса. Я помню, вы с ней не очень ладили, но теперь всё должно быть забыто. Теперь она — одна из Фламбаров, она жена твоего брата. И я поддержу её в любых начинаниях, если они будут хороши, и подскажу, как поступить, если будут плохи. Она мне нравится, графиня Поэль. Годрику трудно с ней придётся, но именно такая жена ему и нужна.

— Такая?! Матушка, что же вы говорите! Словно ножом по сердцу режете, — Острюд не выдержала и расплакалась от злости.

Мать притянула её к себе, поглаживая и утешая, как в детстве.

— Не плачь, доченька. Когда-нибудь ты поймешь, — говорила она ласково, вытирая слёзы со щёк Острюд. — Годрику нужна не кухарка, ему нужна помощница, наперсница. Женщина с огоньком, а не томная корова.

Острюд возмущённо вскрикнула, но леди Фледа только засмеялась:

— Иногда надо называть вещи своими именами.

Горничная сказала, что пришёл Годрик и желает видеть. Острюд мигом пригладила волосы, промокнула платочком лицо и отошла к окну, чтобы брат не заметил слёз. Леди Фледа приказала впустить, и поднялась навстречу. Поцеловав мачехе руку, Годрик подошёл поцеловать и сестру, но та обиженно отвернулась.

Леди Фледа села в кресло, внимательно наблюдая за Годриком, который встал у стола и от нечего делать принялся перебирать шкатулки и побрякушки, которые валяются в комнатах у каждой женщины.

— Ты пробовал сегодняшнюю оленину? — спросила мачеха. — Она восхитительна! Я же говорила, что твоя жена быстро освоится. Она мне очень нравится. И я рада, что ты принял её.

Годрик пробурчал что-то непонятное, передвигая серебряный подсвечник на столе.

— Ты ведь такой упрямый, — продолжала леди Фледа. — Я боялась, начнёшь изводить бедную девушку, чтобы она потребовала развода. Но для чего ты пришёл? Что-то случилось?

— Пришёл сказать, что приехала настоятельница Мод, — сказал он. — Я приказал устроить её в северной башне, там тихо, её никто не побеспокоит.

— Правильно, — кивнула леди Фледа. — Приставь к ней двух девушек, чтобы помогали, чем нужно. После дневного колокола я приду к ней поздороваться.

— Собственно, я не только за этим, — сказал Годрик, потерев подбородок и глядя в потолок. — Хорошо бы попросить преподобную Мод прочитать молитву по соглашению…

В эту ночь Эмер не ждала мужа, но он появился. Зашёл в спальню, повесил плащ и сбросил пропыленный квезот. И даже принялся насвистывать, умывая руки.

Эмер замерла посредине комнаты, как в их первую брачную ночь. Она ещё не успела раздеться, но уже отправила девушку-горничную спать. В Роренброке она отлично управлялась со своей одеждой сама, и не собиралась менять привычек.

— Ты спать не собираешься? — спросил Годрик, подходя к зеркалу и распуская тесьму, которой на день перетягивал волосы.

— Н-нет, — ответила Эмер заикаясь, заворожённая тёмной гущиной волос, выпущенных на свободу. Даже локоны у этого высокомерного пустозвона лежали, как у примерной девицы — волосок к волоску. Она невольно пригладила собственные кудри, не желавшие укладываться ни в одну причёску.

— Нет? — переспросил Годрик, оглядываясь. — Разве ты не устала? Столько трудилась сегодня.

Эмер насупилась, гадая, не было ли в его словах потаённого смысла. Возможно, новость об избиении помощника повара не прошло мимо его слуха. Хотя — вот невидаль! Многие знатные господа бьют своих слуг. Правда, не скалками…

Но он не насмешничал, и это было странно. Умылся, весело разбрызгивая воду, и даже подмигнул жене, утираясь полотенцем.

— А не пойти ли нам спать, леди Фламбар?

Вопрос поверг Эмер в состояние, близкое к обмороку.

— Я не ослышалась? — она вскинула брови.

— Мне повторить? — напевая, Годрик откинул покрывало с кровати и взбил подушки.

— Ты же сказал, не ляжешь со мной? — спросила Эмер подозрительно, следя за ним и не веря собственным глазам.

— Возможно, я передумаю, — объявил он благостно.

— С чего ты переменился? Я тебе вдруг понравилась?

Годрик окинул её медленным томным взглядом, от которого Эмер покраснела и смешалась, проклиная себя за это.

— Ты не лишена приятности, — сказал муж, не замечая её смятения. — Возможно, я был слишком суров с тобой.

— Слишком, — горячо подтвердила Эмер. — Поэтому если хочешь извиниться — раздевайся. Давай я помогу… — она потянулась к вязкам на его котте, но он остановил ее руку. — Что еще?!

— У меня игривое настроение, — сказал Годрик доверительно.

— Неужели? — сухо спросила она. — Сегодня вечер сюрпризов.

— Видно, луна так взошла. Знаешь игру «Королевский дурак»?

Эмер заколебалась. Игру она знала, но признаваться в этом опасалась, чтобы не быть снова обвиненной в дурных манерах или ещё в чем похуже.

— Правила просты, — продолжал Годрик обманчиво-мягким голосом, доставая из ящика стола колоду карт. — Мы берём по шесть карт и выкладываем по очереди. У кого карты номиналом меньше, забирает их себе. Проигрывает тот, кто пригребёт всю колоду. Сыграем?

— Ты считаешь уместным играть в карты в супружескую ночь? — невинно поинтересовалась Эмер. Она неплохо играла в эту увлекательную игру и заранее посмеивалась над спесивым мужем, ничего не знавшим о её талантах.

— Если это наша первая ночь, надо сделать ее незабываемой, — сказал Годрик низким грудным голосом, от которого Эмер так и задрожала. — Установим новые правила. Кто проигрывает кон — снимает что-нибудь из одежды. Если повезет, разденешь меня. Снимешь всё, до последней нитки. Увидишь меня голым. А там есть на что посмотреть, — последние слова он произнес, наклонившись к уху девушки.

Эмер облизнула губы, почувствовав на щеке горячее мужское дыхание. Голос Годрика сводил с ума и заставлял мечтать о таком, о чем юные девицы шептались втайне от строгих матушек, а замужние женщины многозначительно молчали. Она-то всё прекрасно знала, и заранее таяла, предвкушая, что испытает, когда этот сильный и красивый мужчина сожмет ее в объятиях. А уж она не проиграет ему ни одной партии.

— Ты ведь согласна? — Годрик взял ее за подбородок, легко и ласково поглаживая пальцами. — Тебе ведь так меня хочется…

— Да! — Эмер вырвалась из его рук и уселась не кровати, поджав ноги. Сердце колотилось, как сумасшедшее. — Начнём. Мне уже надоело носиться за тобой по спальне, как за перепуганной девственницей.

Годрик усмехнулся и тоже уселся на кровать. Вместо игорного стола они положили между собой подушку, Годрик перетасовал карты и сдал первую раздачу.

У Эмер оказался младший козырь, и она зашла сразу с двух шестерок — кубков и пентаклей. Годрик отбил заход семерками, и ход перешел к нему. Они подцепили по две карты из общей колоды, цепко посматривая друг на друга поверх карточных вееров, и игра пошла полным ходом.

Первую партию Эмер с треском продула.

Годрик откинулся на локти, посматривая насмешливо и лениво, а она нахмурилась, не зная, как поступить дальше.

— Что же ты? — поддразнил он её. — Слово Роренброков ничего не значит? Уговор был — проигравший снимает что-то из одежды. Снимай. Я жду. Или сдаешься после первого же поражения?

Подумав, Эмер стащила с ноги подвязку и бросила ее на пол.

— Принимается, — сказал Годрик и перетасовал карты для второй раздачи.

Эту партию Эмер снова проиграла. Причем, проиграла подчистую, даже с главными картами. Ерзая на кровати, она почти с ненавистью смотрела на Годрика, который склонил голову к плечу, ожидая, когда она снимет следующую деталь туалета.

Вторая подвязка полетела на пол вслед за первым, а Эмер поклялась обыграть мужа в третий раз, во что бы то ни стало.

Проиграла она и в третий раз, и в четвертый, и в пятый, и на полу уже лежали чулки, сетка для волос, браслет из сухих ягод — от ведьминого сглаза, верхняя рубашка и грудная повязка, и ещё короткие штанишки из полотна, с разрезом по шагу, отороченные тонким кружевом. Снимая их, Эмер мысленно призывала на голову Годрика все кары небесные, а он с интересом следил за её разоблачением, но, похоже, никакого любовного волнения не испытывал.

Теперь на девушке остались лишь нательная сорочка без рукавов, короткая до неприличия, к ней привязывались чулки, и ещё монета, подаренная Годриком. Эмер стало жарко при одной мысли, что он может увидеть её талисман. Тогда точно насмешек и обвинений не оберёшься.

— Больше на тебе ничего не осталось? — услужливо спросил Годрик. — Одна лишь рубашка?

— Больше ничего, — отрезала Эмер. — Раздавай.

В этот расклад ей выпали хорошие карты, и она была уверена в победе. Два всадника и дама. Миг — и она выложила карты на подушку.

— Неплохо, — промолвил Годрик, крутя головой.

— Что, пролетел? — Эмер потерла ладони, довольная победой. — Снимай рубашку!

Но он почему-то медлил, разглядывая её карты.

— Неплохо, — повторил он, — но у меня лучше, — и выложил двух дам и короля.

Немыслимо! Эмер захлопала глазами. Даже масти совпали.

— Никогда не видела более везучего наглеца, — сказала она в сердцах.

— А я — более невезучей деревенщины. Сорочку долой! Уговор дороже золота.

Эмер стрельнула глазами из стороны в сторону, но Годрик по-своему понял её замешательство.

— Снимай, снимай, мы же муж и жена, всё-таки, — подбодрил он её и вдруг закашлялся.

Эмер медлила. Она ничего не имела против, чтобы раздеться перед мужем, но в том случае, если бы он разделся и сам. А оголяться одной — в этом было что-то постыдное и ужасно несправедливое. И ещё монета. Вот уж позабавит его открытие, что она таскает на себе монету, которую он бросил нищему в подворотне. Девушка сидела, опустив голову, не зная, что предпринять.

— Решила нарушить слово? Я бы не нарушил, если бы проиграл. Что ж, буду знать, что в деревне верность слову не в чести…

Девушка подскочила, оскорблённая до глубины души.

— Я-то всегда держу слово, — сказала она сквозь зубы, отвернулась и потянула вязки сорочки.

Шнурок развязать ей не удалось, но она перекинула монету на спину, спрятав под распущенными волосами. Если Годрик не проявит чрезмерного любопытства, ей удастся сохранить тайну. Стянув последний предмет одежды через голову, она бросила сорочку на пол, к остальным вещам. Хорошо, что пришлось сидеть за подушкой…

— Так не пойдет, — объявил Годрик, — встань, чтобы я полностью получил свою награду за выигрыш. Ведь если бы ты меня раздела, то разглядывала бы всего и всюду.

— Чтоб ты счернел! — пожелала ему Эмер.

— Ругайся, — разрешил он ей, — но уговор выполни. Встань и пройдись до двери. Этого будет достаточно.

Красная, как вареный рак, Эмер поднялась с кровати.

— Не бойся, — продолжал разглагольствовать Годрик, — я видел столько голых девиц, что не потеряю голову при виде ещё одной, оставшейся без платья. Да и терять-то тут не из-за чего, как я посмотрю…

— Попридержи язык! — вскипела Эмер.

— Иди до двери, — велел Годрик.

И она пошла, даже не пытаясь прикрыться, и гордо вскинула голову, совсем по-королевски. Пусть смотрит, пока глаза не повылазят. Сравнил её с другими… Эмер была в ярости, но горечь от слов мужа отравляла сердце сильнее. Видел многих… Кого это? Вилланок? Сравнивал ее с вилланками? Или его несостоявшаяся невеста, леди Дезире, оказалась желаннее?..

Последняя мысль не успела укорениться и причинить больше сердечной боли, потому что дверь без стука распахнулась, и на пороге возникли леди Фледа, Острюд и женщина в монашеском одеянии.

Голая Эмер повергла их в остолбенение. Несколько секунд в спальне царила могильная тишина, а потом Острюд завизжала, как резаная, а монахиня разразилась молитвами, больше напоминавшими проклятия.

Эмер схватила рубашку и поспешила укрыться за балдахином, желая провалиться сквозь каменный пол.

— Что здесь происходит?! — прогремела леди Фледа. — Годрик! Почему твоя жена ходит в таком неподобающем виде?!

— Ну что вы взъярились, — ответил этот негодник, — у моей жены свои привычки. Разве вы не знали, что в Вудшире люди предпочитают ходить голыми? Жена говорит, что так полезнее для здоровья — тело приобретает особую гибкость и выносливость…

— Что за бред?! — возмутилась леди Фледа, позабыв, что благородной даме приличествует держать себя в руках при любых обстоятельствах.

Годрик покаянно вздохнул:

— Бред, ваша правда, леди Фледа. На самом деле, моя жена так торопилась исполнить супружеский долг, что едва я переступил порог спальни, сбросила с себя одежду и помчалась закрывать двери. Я даже не успел сказать ей, что вы вместе с матушкой настоятельницей пожелали сегодня навестить нас, чтобы прочитать молитву по соглашению над брачным ложем.

От такой бессовестной лжи Эмер потеряла дар речи. Она кое-как натянула сорочку и теперь чуть не плакала от пережитого унижения.

— Ты… ты… — она выглянула из-за балдахина, но свекровь приказала ей замолчать.

— Вы разочаровали меня, невестка! — отчеканила она. — Моя дочь так невинна, какой пример вы подаете ей своей распущенностью?

— Распущенностью? Помилуйте, о чем вы… — Эмер почувствовала, как злые слезы наворачиваются на глаза. — Это вы вломились в мою спальню без стука! Разве леди так поступают?

— Мы ещё и виноваты?! — вмешалась в разговор монахиня. — Постыдились бы, молодая женщина! Даже новобрачной надо вести себя скромнее! Пойдем, Острюд, я дам тебе успокоительных капель… И надо прочитать молитву святой Медане, чтобы уберегла от кошмаров…

— Мы удаляемся, — сказала леди Фледа, бросая на Эмер убийственный взгляд. — Поговори со своей женой, Годрик. Не знаю, как в Вудшире, но в Дареме женщине не пристало скакать голой.

Дверь за ними оглушительно захлопнулась, и шаги вскоре затихли. Эмер обернулась к Годрику, объятая праведным гневом, но на него это не произвело никакого впечатления, ибо он хохотал.

— Ты умышленно подстроил, — догадалась Эмер. — Я тебе физиономию разобью, красавчик.

— Все получилось само собой, кровожадная тролльчиха! Ещё скажи, что я заставлял тебя раздеваться.

— Мерзавец!

— Монахиня — наша троюродная тетушка, она специально пропустила свадебные гуляния, чтобы не впадать в искус, — объяснил Годрик, словно не замечая оскорблений. — В какой ужас ты ввергла бедную старушку! Теперь она будет всем рассказывать, как распущенны девицы из Вудшира.

— Лжец!

Эмер схватила со стола пустой кубок и швырнула Годрику в голову, но тот ловко увернулся и продолжал:

— А сестра и так рассказывала всем, даже слугам, что ты совсем заездила меня в первую брачную ночь. Теперь она уверится, что ведьмы, бесстыднее тебя, Эстландия не видала со времён сотворения!

— Я тебя задушу собственными руками! — Эмер забыла об осторожности и бросилась на мужа с явным намерением проредить ему волосы и наставить синяков.

Но Годрик был готов к нападению. Он перехватил Эмер за руку и вывернул уже знакомым приемом, заставив поцеловать собственные колени. Воительница тут же присмирела, боясь шевельнуться, но оскорблять его не перестала:

— Варвар!

— Сегодня у тебя не получится побить меня…

— Людоед!

— Ведь сегодня я не пил бурды, что ты мне подлила в прошлый раз…

— Мерзавец!

— Ты повторяешься, милая жёнушка, — он подволок её к двери и вышвырнул за порог легко, как котёнка.

Эмер отлетела к противоположной стене и немедленно выпрямилась, потирая помятую руку.

— У тебя есть комната — туда и иди, — сказал Годрик. — А в мою спальню больше не зайдешь.

Дверь захлопнулась, и Эмер осталась одна в темном коридоре, босая и раздетая, если не считать рубашки. Годрик снова открыл двери, и девушка с надеждой подалась вперёд, но он всего лишь выбросил её платье и свой плащ.

— Оденься, — сказал он презрительно. — Одно дело — бегать нагишом по спальне, и совсем другое — по замку, где полно мужчин. Не смущай моих людей. Пока ты ещё леди Фламбар, веди себя достойно этого имени.

Он опять захлопнул дверь, а Эмер наощупь нашла и подняла одежду и сразу же набросила на себя плащ. Хотелось умереть прямо тут же, но стучать и просить, чтобы Годрик её впустил, она сочла ниже своего достоинства.

Каменные ступени неприятно холодили босые ступни. Эмер вышла на замковую стену, и тут выдержка ей изменила. Вокруг не было ни души, и даже ночная стража бродила где-то выше — слышались их голоса, далёкие, слов не разобрать. Майская ночь была тихой и тёплой, такие ночи бывают только весной, при полной луне. Но сегодня луна спряталась за облаками, как будто и ей было стыдно за Эмер. Кутаясь в плащ и прижимая к груди скомканное платье, Эмер брела вдоль забрала, кусая губы.

Проклятый Годрик!

Почти рядом раздался девичий нежный голос, которому вторил приглушенный мужской, и Эмер поспешила укрыться в каменной нише за статуей небесного вестника. Мимо прошла парочка — наверняка кто-то из прислуги встречался тайком с кем-нибудь из стражников. Послышался шепот и звуки поцелуев.

Это было уже слишком, и Эмер сползла на каменные плиты, желая стать маленьким камешком, совсем незаметным, хотя здесь её могло увидеть только яркое пламя, но и оно сладко почивало до утра.

Она набросила на голову плащ, желая исчезнуть для всего мира, и едва не плача от злости и обиды. Посмеялся и выгнал! Посмеялся над ней при матери и сестре! При Острюд, этой злючке-острячке! И при тётке-монахине! Эмер даже застонала от мысли, что придётся смотреть им в глаза.

— Кто это здесь спрятался? — раздался рядом знакомый голос. — Неужели госпожа невестка решила уединиться?

Эмер со вздохом стащила плащ с головы:

— И ты смеешься надо мной, Тиль.

— Нет, не смеюсь, — с улыбкой заверил её Тилвин, подавая ей руку, чтобы помочь подняться. — Просто рад видеть тебя. Так неожиданно и приятно. Что ты здесь делаешь? Играешь в прятки с моим кузеном?

— Если бы, — Эмер тщетно пыталась сдержать слёзы, но в присутствии Тилвина они пролились против её воли.

— Зачем плачешь? — испугался он. — Неужели… неужели мой кузен тебя обидел? — в голосе его послышались угрожающие нотки, и Эмер поспешно схватила рыцаря за руку, удерживая подле себя.

— Нет, он не обидел, — заверила она. — Это я повела себя, как дурочка. Как глупая девица из провинции. Деревенщина!

И она расплакалась уже по-настоящему, со всхлипами и пристонами.

— Ты не дурочка и не деревенщина, — успокоил её Тиль, осторожно обнимая за плечи и притягивая к себе. Она не противилась и уткнулась лбом ему в грудь.

— Ты хорошая, добрая и красивая, — продолжал он. — И все в Дареме тебя любят.

— Не все, — выдохнула Эмер. — Некоторые очень даже ненавидят.

— Ну, расскажи, что случилось?

Ему пришлось долго уговаривать её, и в конце концов Эмер поведала об игре в королевского дурака, бесславном проигрыше и появлении свекрови.

— Высокомерный сопляк! — сказал сквозь зубы Тилвин, сжимая кулаки. — Он нарочно устроил это.

— Ему просто всегда везёт, — всхлипнула Эмер. — Даже в карты. Но зачем он так опозорил меня перед матушкой?

— Везёт?! — было похоже, что Тилвин рассвирепел не на шутку. — Да он играл двумя колодами!

— Двумя колодами? — слёзы в глазах Эмер высохли мгновенно. — Хочешь сказать, он мошенничал?

— И самым наглым образом! Когда мы были маленькими, должность старшего ловчего в Дареме занимал некий Од Буссоль. Ловчим он был плохим, но карточным жуликом — превосходным. Годрик ходил за ним, как привязанный, и многому научился. С ним никто никогда в карты не садится играть, потому что он постоянно мошенничает! Причем не ради денег, а так, для собственного удовольствия. Но поступить подобным образом с тобой… это низко!

Он хотел уйти, но Эмер вцепилась в него мёртвой хваткой:

— Куда это ты собрался?

— Пойду и заставлю его пожалеть о том, что сделал, — бросил Тилвин, пытаясь разжать её пальцы.

— Не надо! — взмолилась она. — Не ссорься с братом из-за меня.

— Это не ссора, а урок хороших манер.

— Тиль!

— Ты снова его защищаешь! — он посмотрел на неё почти с неприязнью, но потом опомнился и взгляд его смягчился. — В любом случае, я не могу этого так оставить.

— В любом случае, это моя месть! — воскликнула Эмер. Она отпустила его квезот, за который ухватилась, пытаясь удержать, и гневно ткнула рыцаря кулаком в плечо. — И я сама разберусь, как поступить с моим мужем!

Краска сбежала с лица Тилвина, он помрачнел и даже сгорбился.

— Конечно, миледи, — сказал он совсем другим тоном — как говорил с ней при свидетелях. — Он — ваш муж, и вы вольны поступать, как сочтёте нужным.

Повисло неловкое молчание, и пристыжённая Эмер взяла Тилвина за руку.

— Не сердись, — сказала девушка мягко. — Ты меня не понял. Я хочу сама наказать его. Это будет и приятнее, и справедливее. Не волнуйся, женщины наказывают по-своему. Но это бывает действеннее, чем дать в морду, — она сделала жест, как будто била невидимого противника кулаком. — О! Прости, это случайно вырвалось, — извинилась она, заметив удивлённый взгляд Тилвина. — Обыкновенное выражение, принятое на моей родине. Ты же знаешь, мы, вудширцы, все дикие.

Тилвин слабо улыбнулся.

— Заметил, — сказал он. — И как ты хочешь его наказать?

— Предоставь это мне, — сказала девушка, похлопав себя ладонью по груди. — Но понадобится и твоя помощь. Ничего особенного, не беспокойся.

— Я сделаю всё, как ты просишь… — сказал он.

— Вот и хорошо! — она помахала ему рукой и помчалась в свою комнату в башне, мелькая пятками.

— …всё, о чём только попросишь, Эмер, — сказал Тилвин ей вслед, когда она уже не могла его услышать.