Война меча и сковородки (СИ)

Глава 29 (начало)

— …надо рассказать правду, — услышала Эмер через открытое окно голос Хуфрина.

Она оставила кузницу, чтобы привезти еще угля, а заодно завернула домой, забрать с собой обед, потому что Годрику поручили большой заказ — подковать десять лошадей, и он собирался работать до вечера.

И вот тут-то голос свекра — необычайно взволнованный, что было непохоже на этого тугодума, заставил ее замереть под окнами лачуги.

— Смотреть на это не могу, у меня сердце кровью обливается, — продолжал Хуфрин. — Они же как дети, даже в беде не унывают. Им бы радоваться, а вместо этого — Заячьи Хвосты… Неправильно мы поступили.

— Посмей только рот раскрыть, я тебя отравлю, старый пень! — прошипела Бодеруна. — Если тебе не по вкусу сытая жизнь, то мне она очень по душе.

— Разве дело лишь в сытой жизни? — возразил Хуфрин горько. — Эх, жена, я уже пожалел, что согрешил.

— Заговорила совесть?! А она у тебя была? Молчи, если не хочешь сдохнуть!

— Эх, ошибся я, — пробормотал Хуфрин и замолчал.

Эмер простояла под окном еще сколько-то, но разговор в доме не возобновился. Она отошла на цыпочках и зажала лошади, впряженной в повозку с углем, морду, чтобы не выдала фырканьем.

О какой такой лжи говорил Хуфрин? Не о том ли шла речь, что свидетельство Бодеруны, как и рождение Годрика в семье вилланов — это хитроумная западня, призванная удалить Годрика от оружейных мастерских? И Тилвин служил лорду Саби, и Кютерейя погибла. Но зачем сначала пытаться убить Годрика, а потом просто прогонять, опорочив? На полпути до кузни Эмер остановилась столбом посреди дороги, складывая в мыслях все, что произошло с того самого момента, как она оказалась случайной свидетельницей разговора в Нижнем городе, во дворе с фонтанами.

Годрик у Кютерейи. Ведь это мог быть Годрик. Его появление с Сиббой в Нижнем городе не случайно. Пошел он к шлюхе для приятного впремяпровождения или был там по приказу королевы, чтобы вызнать побольше о мятежниках? Но ведь лорд Саби действует в интересах королевы, почему тогда он не знал, что Годрик на стороне Ее Величества? Или знал?..

Разве есть что-то, о чем не знает тайный лорд? Ведь говорят, что ему известно все и обо всех. Первоначально он подозревал Годрика в измене, но Годрик — не мятежник. И вместо того, чтобы стать к королеве еще ближе, его изгоняют. Возможно, по ложному свидетельству…

А что, если лорд Саби хочет быть единственным приближенным к Ее Величеству? Королева верит собственной крови — и вот уже Годрик приемный сын, и удален от двора. Оружейные мастерские в руках Тилвина, человека, верного Саби. Тут Эмер усмехнулась. Верного! Быстро забыл клятву Фламбарам, так же быстро забудет и клятву тайному лорду.

Но к чему были попытки убийства? Почему не сразу появилась Бодеруна? Если легче убить — почему не довели дело до конца? Если планировалось появление ложной матери — то зачем нужны покушения? Или не смогли убить — решили опозорить?

Загадок было слишком много, и Эмер, не найдя ответов, поступила по обыкновению решительно.

«Поговорю с Хуфрином и Годриком, — решила она, подхлестнув лошадь. — Пора мужчинам выложить свои тайны. Мерзавка Бодеруна мне сразу не понравилась, но с ней даже заговаривать не стану. Ей ничего и не полагается знать до времени».

Возле кузни Годрик как раз подрезал копыта лошади, зажав лошадиную ногу между коленей.

— Эй! Я вернулась! — оповестила Эмер. — Передохни, а я пока подброшу уголька. Хочу кое-что у тебя спросить…

— Некогда отдыхать, — Годрик посмотрел на нее и улыбнулся, и улыбка была счастливой, радостной. Он никогда так не улыбался в Дареме.

Эмер смешалась. Она поглаживала лошадь по холке, смотрела на мужа и думала: а надо ли бороться? Не лучше ли остаться счастливыми вилланами в хижине на краю настоящего леса, а не быть благородными господами в лесу интриг, убийств и предательств? Может и не надо Годрику знать обо всех происках лорда Саби? Пройдет время, Годрик уверится, что Эмер не предаст и не покинет его, они нарожают детей, которые будут обучаться кузнечному делу… И какая разница, кому достанется Дарем с его мрачными тайнами?

— Еще пару подков, — сказал Годрик, отряхивая руки и подходя поцеловать Эмер, — пару подков и сходим домой, пообедаем. Мать обещала чечевичную похлебку. Не так роскошно, как раньше, но я тебя уверяю — очень вкусно. О чем ты хотела спросить?

— Как раз об обеде, — быстро нашлась Эмер. — Чечевичная похлебка — да это же манна небесная! Даже не знаю, как теперь не умереть от нетерпенья до обеда.

— Какие мрачные разговоры в ясный день! — расхохотался Годрик, и вдруг схватил Эмер и закружился с ней, будто танцуя гальярду.[4]

У девушки захватил дух, а платок сбился на глаза, и когда муж поставил ее на землю, она могла только смеяться.

— Люблю твой смех, — Годрик поправил платок на ее голове и отправил жену в кузницу, подшлепнув пониже спины. — Меха тебя ждут, а я разгружу повозку.

Эмер скрылась в кузне, но сразу же выглянула тайком. Годрик насвистывал, бросая мешки на землю. Мучаясь душевными терзаниями, Эмер начала раздувать меха. Когда Годрик зашел в кузницу, пламя уже пылало ярко и ровно, и клещи с молотками лежали в четком порядке — от самых больших к самым маленьким.

Продолжая насвистывать, кузнец переворошил угли. Огонь осветил его резкие черты и четкий профиль, и золотая монетка на шнурке прижгла Эмер кожу между ключиц.

— Годрик, ты счастлив? — спросила девушка.

Он обернулся, глядя как-то непонятно и странно.

— Что за вопросы ты задаешь?

— Мне важно знать об этом, — она ни на мгновение не оставляла мехов, но смотрела с волнением. — Сейчас ты счастлив? Почему ты отказался от титула, богатства? Почему не стал отстаивать свои права?

— Какие права? — спросил Годрик, помедлив. — Права виллана, принятого в семью высокородных?

— Как легко ты уверился, что Бодеруна говорит правду.

— Ты же видела документ, заверенный печатями.

— Но те, кто поставил печати — они давно умерли… Они не скажут правды…

— Вот именно, — Годрик надел рукавицу и выбрал клещи. — Едва ли мы узнаем правду.

— Мне кажется, ты этим даже доволен! — выпалила Эмер.

Годрик опустил клещи и посмотрел в горнило, где плясали языки пламени.

— Может и доволен, — сказал он тихо. — Впервые я живу так, как надо жить человеку — без оглядки, без непонятных обязательств, без интриг и сплетен за спиной. Вспоминаю себя всего пару месяцев назад. Кем я был? Избалованный жизнью сопляк, которому все преподносилось на блюде. Что я мог? Лишь исполнять королевскую волю — следить, как куют оружие, следить, чтобы его не украли. А мне хотелось делать что-то своими руками. Понимаешь это, Эмер? Своими руками, а не руками других мастеров. Я начал ковать меч, у которого сердцевина будет тверда, как камень, а железные края станут постепенно стираться, оставляя лезвия всегда острыми. Как я могу быть недовольным? По мне, так во всем провидение небес. Наверное, я и вправду виллан, раз мне больше нравится ковать мечи, чем размахивать ими.

Сам того не зная, он почти точно повторил слова Тилвина.

— Ты мог бы заниматься мечами и оставаясь Годриком Фламбаром, — сказала Эмер, уязвленная в самое сердце.

— После того, как королева приказала мне убираться? — усмехнулся он. — Королева приказала — я ушел. Что еще можно было сделать? Не знаю, что ждет меня дальше, но знаю одно: все, что ни делается, оно к лучшему. Там я был, как в клетке. Зато теперь — свободен, — он даже развел руками, показывая, как широко ощущает свободу.

— Ты опять говоришь лишь о себе, — не удержалась Эмер. — А как же я? Меня рядом с собой ты не видишь?

— У тебя другая судьба, — он засунул подкову в угли и отвернулся, показывая, что эта тема ему неприятна. — Тебе не место среди вилланов, и ты скоро это поймешь.

— Ты говорил о пяти днях, а скоро уже месяц закончится. И я по-прежнему здесь.

Годрик не успел ответить.

Люди в черных масках появились неожиданно, и так бесшумно и стремительно, что Эмер в первую секунду приняла их за тени. Но тени были с мечами наголо и две напали на Годрика, не говоря ни слова, не объясняя, за что пришли убивать. Третий человек бросился к Эмер, но меч не поднял, сочтя женщину легкой добычей.

Первый удар Годрик принял на скрещенные клещи и молот, и это спасло ему жизнь. Нападавшие мешали друг другу, пытаясь достать его за наковальней, и было видно, что мечи не слишком привычны для них.

— Беги! — крикнул Годрик, не особенно надеясь, что жена послушается.

Так и получилось. С оглушительным визгом Эмер схватила первое, что подвернулось под руку, и обрушила на голову человека в маске деревянный ковш, окованный железом. Удар был настолько силен, что мужчина рухнул, как подкошенный.

Такая же участь постигла второго нападавшего, который не догадался, каким грозным противником может быть Эмер из Роренброка. Третьего уложил Годрик ударом молота в висок.

— Мои двое против твоего одного! — чуть не приплясывала Эмер в боевом азарте. Она потрясала ковшом, но быстро опомнилась. — Кто это такие? Почему они напади на нас?

— Понятия не имею, — Годрик опустился на одно колено и сдернул маску с поверженного противника. — Ты его знаешь? Мне он незнаком…

Эмер внимательно рассмотрела толстоносое лицо. Очень неприятное лицо, со шрамом через щеку.

— Нет, вижу впервые, — покачала она головой.

Годрик проверил и остальных — живы или нет. И они тоже были незнакомыми. Помимо мечей на них были хорошие кольчуги, а на одном даже металлические поножи, сделанные грубовато, но добротно.

Снаружи тревожно заржали лошади, и Годрик с Эмер одновременно перехватили поудобнее один — молот, вторая — ковш.

— Разбойники! — догадалась Эмер. — Воруют лошадей! Ну они у меня получат!

Она бросилась из кузницы, но Годрик придержал ее.

— Не безумствуй, — сказал он. — Мы не знаем, сколько их, и как они вооружены. Хочешь получить стрелу в живот? Вылезай через окно на ту сторону и беги в деревню.

Сам он осторожно приподнял кожаную занавеску и выглянул. Он ничуть не удивился, почувствовав щекой взволнованное дыхание жены, которая презрела его слова о бегстве.

— Сколько их? — прошептала Эмер.

— Ты когда-нибудь станешь послушной?

— Обязательно, — заверила она. — Но не сегодня, ладно? Сколько их?

— Шестеро. Я вижу троих. И они на лошадях…

— На лошадях? Серьезные разбойники! Будем прорываться?

— Прорываться куда? Если они напали на кузницу, то и в деревне уже рыщут. Попробуем убежать.

— Ты не пролезешь, — заявила Эмер, рассматривая окно размером не больше локтя. — Да и я застряну. Лучше нам неожиданно напасть и прорваться к лесу. Там они нас не найдут.

— Напасть… — Годрик снова выглянул. — Они идут сюда. Все трое. И лошади их не интересуют. Я отвлеку, а ты беги к лесу.

— Что значит «беги»? — Эмер приблизила указательный палец ему к носу. — Мы или бежим вместе, или вместе здесь погибаем. Тебе ясно?

— Прибил бы… — вздохнул Годрик, но на споры уже не оставалось времени.

Он отступил в дальний угол, пряча Эмер за спину, и приготовился обороняться.

Люди в масках зашли в кузницу ничего не опасаясь — рассчитывали, что дружки уже сделали дело. Но окровавленные трупы, лежащие на земле, заставили разбойников вскинуть мечи. В это время Годрик был уже около выхода, увлекая за собой Эмер. Он отбил один удар, второй, и вытолкнул жену вон, хотя она порывалась помогать, а потом выскочил и сам.

Снаружи их встретили еще трое, они как раз вывернули из-за сараев, построенных на расстоянии тридцати шагов от кузницы. Разбойники были пешими, но — опять же! — все вооружены неплохими мечами. Годрик отметил это краем сознания, потому что главным сейчас было спасение, а вовсе на домыслы, откуда в Эстландии столько головорезов, разгуливающих с рыцарским оружием.

Хуже всего, что жена не пожелала спасаться бегством, а не отходила от него ни на шаг, как привязанная.

Годрик наощупь нашел руку Эмер и сжал ее, не отрывая взгляда от разбойников.

— Бежим к лесу, — шепнул он, и жена пошевелила пальцами, показывая, что услышала и согласна, и он крикнул: — Давай!

Она и вправду побежала очень быстро, уверенная, что Годрик последует за ней, но через двадцать шагов поняла, что ее обманули, не услышав за спиной топота. Оглянувшись, она закричала от страха и обиды. Годрик побежал совсем в другую сторону, увлекая за собой убийц. Никто не последовал за Эмер, им нужен был именно Годрик.

Спасаясь от преследователей, Годрик вскочил на перевернутую бочку, с нее на спину лошади, стоявшей у коновязи, и пробежался по спинам лошадей, как по дорожке. Эмер чуть не завизжала от восторга, глядя, как заметались нападавшие. Но любоваться было некогда, и она стрелой промчалась обратно, к сараю, где хранился товар на продажу и несколько мечей, выкованных Годриком.

— Сюда! Сюда! Я здесь! — завопила она, размахивая руками.

Этого можно было и не делать, потому что не заметить орущую рыжую девицу мог только слепой и глухой.

Едва она успела схватить два меча, как в сарай протиснулся человек в маске:

— Тебя не тронем… — только и успел сказать он, когда меч ударил его между шеей и плечом. И зря, что не тронете, — сказала мертвому телу Эмер, наступая ему на грудь, чтобы вытащить меч.

Она выскочила вовремя, чтобы увидеть, как Годрик, бежит навстречу, преследуемый разбойниками, как заяц собаками. Видно и ему пришла в голову мысль вооружиться. На бегу он отбросил молот, протянул руку, и Эмер, угадав его жест, передала ему один из мечей четко и точно, как верный оруженосец.

Люди в масках вытянулись в цепочку, окружая. Клинки мечей, направленные на юную пару блестели на солнце грозно и холодно, как будто смерть оскалилась, готовясь укусить.

— Сказал же уходить! — Годрик не глядя толкнул Эмер, одновременно принимая оборонительную позицию.

Но вместо того, чтобы убежать, она встала с ним рядом, спиной к спине и одновременно с ним отразила удар, прикрывая тылы, после чего касаясь мужа локтем, чтобы не потерять, повернулась на пятках, одновременно делая шаг в сторону. Именно так Годрик и Сибба действовали против уличных грабителей. И Годрик, машинально повторивший ее прием, сразу его разгадал.

— Откуда узнала?.. — крикнул он, отражая новое нападение.

Удар, снова удар, и поворот, чтобы еще на несколько шагов приблизиться к спасительному лесу.

— Ты болтаешь или дерешься? — крикнула в ответ Эмер.

Они действовали слаженно и отважно, и люди в масках дрогнули, отступив.

Теперь их было всего лишь четверо, двое валялись на земле, пятная кровью траву, а у оставшихся в живых сразу поубавилось смелости. Нападать они не спешили, но и в бегство не обратились, ожидая подкрепления.

— Что, струсили?! — Эмер со свистом рассекла мечом воздух. — Подходите, если жизнь надоела!

— Не дразни их, — приказал Годрик. — Отходим, отходим…

И хотя воительница рвалась в бой, он увлек ее в заросли, и оттуда они помчались так, как никогда раньше не бегали. Бежали они наугад и остановились только тогда, когда оба выдохлись. Эмер тут же свалилась в траву, но Годрик заставил ее подняться и потащил в низину, откуда слышался звон ручья.

— Сразу не падай… — сказал Годрик тяжело дыша, — сердце ослабнет…

Потом они долго пили вкусную холодную воду, от которой ломило зубы. Эмер умылась, закатала рукава и опустила в воду руки до локтей. Годрик посматривал искоса и в конце концов не вытерпел:

— Откуда знаешь эти приемы? — спросил он без обиняков.

— Видела, как вы тренировались с Сиббой, — ответила Эмер уклончиво.

— А, — он задумался.

Эмер помолилась, чтобы он не припомнил, что она ни разу не была на его тренировках, а Сиббу видела лишь пару дней, и он был ранен, и точно не посещал ристалище. Она оторвала от платья лоскуток и занялась полировкой клинка, оттирая его от пятен крови.

— Надо сходить в деревню, — сказал Годрик, поднимаясь.

— С чего это?! — Эмер уронила и тряпку, и меч, и вскочила, готовая остановить безумство. — Да они, скорее всего, там и ждут! Отсидимся до темноты!

— Там мать и отец, — сказал он, и она поняла, что отговаривать бесполезно. — Ты останешься здесь, я постараюсь вернуться до вечера. Если не вернусь, езжай в Тансталлу. Не геройствуй, умоляю тебя.

— Не пущу! — Эмер бросилась и обхватила его поперек туловища. — Она не мать, Годрик! Совсем не мать! Не стоит ради нее рисковать жизнью!.. — и она начала рассказывать, что узнала от Тилвина, и что подслушала под окном.

Годрик слушал ее путаные речи не перебивая, и лицо его все больше омрачалось.

— Она лгала, всегда лгала! — закончила Эмер свой рассказ. — Разве ее слова — не доказательство, что все это происки? Лорд Саби позаботился, чтобы избавиться от тебя навсегда! А теперь подослал убийц!

Он молчал довольно долго, но потом сказал:

— Все равно я должен туда пойти.

— Как я ненавижу твое благородство, — Эмер в сердцах шлепнулась на траву. — Иди. Если тебя убьют, я не пролью ни слезинки, — и вдруг заплакала, да так, что Годрик испугался.

Встав на колени, он попытался обнять девушку, но она оттолкнула его руки и спрятала лицо в ладонях, захлебываясь рыданиями.

— Иди!.. Спасай хоть весь мир!..

Он обнял ее и прижал к себе, укачивая, как ребенка. Постепенно она успокоилась и затихла, лишь изредка всхлипывая.

— Когда я убил первого своего врага, мне было четырнадцать, — сказал Годрик. — Потом два дня не мог есть, меня выворачивало. Но привыкаешь ко всему. И смерть забывается со временем. Мне жаль, что тебе пришлось столкнуться с подобным. Надо было отправить тебя домой раньше, я слишком промедлил.

— Эй, не ты там чего-то промедлил, — проворчала Эмер, вытирая щеки рукавом, — а я сама не хотела уезжать. И теперь не хочу.

— Поговорим, когда будешь в безопасности.

— В прекрасной безопасности ты меня оставляешь — посреди леса.

Она снова всхлипнула, и это заставило Годрика изменить решение.

— Хорошо, пойдем вместе. Но ты не отходишь от меня ни на шаг и бежишь, когда я скажу, а не бросаешься в драку. Обещаешь?

— Обещаю, обещаю, — Эмер встала, вытерла лицо подолом платья и взяла меч. — Пошли, чего расселся? — прикрикнула она на мужа. — Раз собрался спасать этих обманщиков, так поспешим.

— Поспешим, — покорно ответил Годрик, скрывая усмешку, хотя было вовсе не до смеха.

Скрываясь в зарослях, они обошли деревню, но никого не увидели. Как будто Заячьи Хвосты вымерли за несколько часов.

— Понадеемся, что они не тронули вилланов, — сказал Годрик без особой веры.

Словно в ответ, над крышей одной из лачуг красной шапкой поднялось пламя. Крыша, крытая соломой, вспыхнула в один момент.

— Это наш дом! — выдохнула Эмер. — Какие еще могут быть доказательства, что опять приходили за тобой? Когда же это кончится?!

Годрик зажал ей рот ладонью, а в следующее мгновение из-за горящего дома показался всадник. Лицо его скрывала маска. За ним следовали пешие воины — все с мечами наголо, все прячут лица.

— Уходим тихо, — прошептал Годрик в самое ухо Эмер.

Пластаясь по земле, они сползли в овраг, волоча за собой мечи, и спрятались за корягой, чтобы не заметили сверху.

— Это Тилвин. Готова поклясться, что он! Двуличная крыса! — Эмер мрачно скрестила руки на груди. Платье ее промокло насквозь и было перепачкано грязью и кровью. Один башмак она потеряла во время бегства и поранила ступню, но даже не заметила этого. Зато Годрик заметил и отрезал рукав от своей котты, чтобы сделать перевязку.

— Он угрожал, но нет прямых доказательств, — охладил пыл жены Годрик.

— Ты слеп, что ли? — взорвалась она. — И бобру понятно, что Тилвин верховодит!

— У него не хватит ума и смелости на подобные поступки. Поверь, я знаю его много лет.

— Не поверю! Ты взрастил змею на груди и не догадывался об этом.

Годрик промолчал, с преувеличенным старанием затягивая узлы на повязке.

— И не надо спорить со мной, если сам виноват, — сказала Эмер, хотя никто с ней не спорил. — Надо решить…

Годрик сделал ей знак молчать и прислушался, склонив голову к плечу.

Эмер замерла, а рука сама потянулась к рукояти меча. Но в лесу было тихо, лишь птицы щебетали, и шумели кроны деревьев.

— Что? — спросила она у Годрика одними губами.

— Кто-то плачет, — ответил он так же.

Теперь и Эмер услышала шорох и еле слышное поскуливанье — то ли собака, то ли разумное существо, не разобрать. Она указала пальцем:

— Вон там, в кустах…

У огромного замшелого валуна кто-то сидел. Сидел неподвижно, сгорбившись, и даже не шевельнулся, когда Годрик и Эмер подошли. Это был Хуфрин. На земле лежала Бодеруна, платье которой было насквозь пропитано кровью. Хуфрин держал жену головой на коленях и поглаживал по макушке заскорузлой рукой. Годрик наклонился, приложив к шее женщины два пальца. Кожа была холодной.

— Она умерла? — спросила шепотом Эмер.

— Да, — ответил Годрик коротко. Он осенил себя знаком яркого пламени и встал на колени, чтобы помолиться за душу той, которая называла себя его матерью.

По мнению Эмер, лгунья Бодеруна не заслуживала подобного отношения. И самое печальное, что было в этой смерти — то, что покойница унесла с собой все секреты.

— Их было много, — сказал Хуфрин, не отпуская тело жены. — Я не смог ее защитить. Смог только убежать.

Годрик похлопал его по плечу, а потом посмотрел на ладонь.

— Да ты ранен, — он наскоро осмотрел виллана. — Рана вскольз, но большая, потеряно много крови. Надо перевязать.

— Ему и лопуха достанет, — прошипела Эмер, но оторвала длинный лоскут от юбки, а Годрику пришлось расстаться со вторым рукавом котты.

Бодеруну похоронили наскоро, закопав под старым вязом и положив сверху камни, которые притащили от старой каменоломни. Эмер перевязала рану Хуфрина и принесла ему напиться, а когда он утолил жажду, сказала, хмуря брови:

— А теперь расскажи нам все. И не смей ничего утаивать, или встреча с разбойниками покажется тебе прогулкой в майском лесу! Годрик ведь не ваш сын.