Время пришло

12

У Нора, ожидавшего ответа, гулко стучало сердце. Полученный наконец ответ должен вернуть Венди к действительности. Он хотел заговорить с ней, но, увидев ее в таком состоянии, так растерялся, что не мог найти слов. Факт — беспощадный факт — не оставлял камня на камне от того, что было прежде, и непонятное отчуждение Венди отнюдь не помогало придумать ему что-то новое.

Он вошел в эту комнату с совершенно ясной целью. Но смешался при виде оцепеневшей Венди, сидящей в позе пассивного ожидания. Во всем этом было что-то ужасно неправильное. Жизненная сила, столь присущая Венди, бесследно исчезла. Нору казалось, что он видит перед собой не человека, а пустую оболочку.

Он испытывал непреодолимое желание схватить Венди, встряхнуть и силой вернуть к жизни, но разум подсказывал ему, что любое прикосновение к ней может вызвать крайне отрицательную реакцию. Его тело отчаянно хотело вновь ощутить тот жар, который сжигал их тогда и о результатах которого неумолимо свидетельствовал листок бумаги.

— Венди, я думаю, нам надо пожениться.

Она рывком подняла голову, ее ярко-голубые глаза расширились от изумления.

Нор и сам изумился. Он не собирался предлагать ничего подобного и не понимал, как это произошло. Слова сами сорвались с его языка.

— Нет! — вскинулась Венди. Ее щеки пылали, в глазах стоял ужас. Она толкнула Нора ладонями в грудь и отпрянула в сторону. — Нет! — Венди яростно замотала головой и побрела сама не зная куда. — Нет, я не могу! Не могу! — воскликнула она и инстинктивно направилась к стеклянной двери, пытаясь спастись бегством.

— Но почему? — воскликнул Нор, ошеломленный ее реакцией. В конце концов, это всего лишь предложение, которое следует обдумать. Разве он не самый выгодный из женихов? Он готов предложить ей весь мир на блюдечке с голубой каемочкой. Черт побери, неужели она этого не видит и не понимает всех выгод своего положения?

Венди помедлила, держась за ручку двери. Ее спина напряглась, плечи ссутулились.

— Это явилось бы… тюрьмой, — не оборачиваясь, сказала она.

Эти слова, полные глубочайшего отвращения, ударили Нора в самое сердце и на мгновение лишили его дара речи. Тюрьмой? Сравнение брака с тюрьмой ужасно и само по себе, но она сказала это так, словно речь шла о тягчайшей из пыток!

Нор молча стоял посередине комнаты, не зная, как реагировать, и постепенно приходя в себя, в то время как она, распахнув дверь, вышла на балкон. Сбежала от него, словно в этом предложении содержалось что-то чудовищное. Желудок Нортона свело судорогой. Это совершенно аномально, неправильно. Так же неправильно, как поза, в которой сидела Венди, когда он вошел.

Он посмотрел на листок бумаги, которую продолжал держать в руках. Венди Рэббитс зачала его ребенка. Следует выяснить, что именно расстроило ее до такой степени. Нельзя позволить ей уйти, скрыться и не подавать о себе вестей. Все в нем восстает против этого. Он должен быть с ней, должен удержать ее, чего бы это ни стоило!

Преисполненный решимости сделать все возможное — и даже невозможное, — чтобы удержать Венди, Нор бросил листок на кровать и тоже вышел на балкон. Венди стояла в самом дальнем углу, словно хотела спрятаться от него. Ее взгляд был устремлен на северный берег бухты, поверх тщательно ухоженных садов «Рокхилла», словно они — прекрасные, несмотря ни на что — были неотъемлемой частью того, от чего она хотела сбежать.

— Как ты можешь называть «Рокхилл» тюрьмой? — вырвалось у Нора.

Он внимательно вглядывался в Венди. Нужно было с чего-то начать, и Нортон надеялся, что выражение ее лица позволит ему найти способ добиться взаимопонимания.

Она попросту игнорировала его. Замкнулась в себе.

— Все это может стать твоим… — Он обвел рукой склон холма. Имение, которое было бы лакомой приманкой для каждого. — Если ты выйдешь за меня.

Венди закрыла глаза и изо всех сил вцепилась в перила. Ее тело вздрагивало. Нор ждал, не зная, что и думать. Он уже и так наделал немало ошибок.

— Есть люди, которые могут сделать тюрьмой все на свете, — глухо ответила она.

Люди? Какие люди?

Венди повернулась и посмотрела на Нора с таким осуждением, что все его доводы рассеялись как дым.

— Лагерное начальство. Руководство. Тюремщики.

Он — тюремщик? Да как она смеет?!

Нор смотрел в ее пылающие глаза и ощущал холодок в животе. Это не теория. Венди знает, что говорит; то, через что она прошла, еще живет в ней и причиняет острую боль. Где же она приобрела этот душераздирающий опыт, о котором не смогла забыть за долгие годы?

Венди снова устремила взгляд к горизонту.

— Я не буду так жить, — с яростной решимостью сказала она. — И не позволю так обращаться с моим ребенком. Сделаю все, чтобы мы жили спокойно. И были свободными!

На последнем слове ее голос дрогнул. Это произвело на Нора сильное впечатление. Он понимает стремление к свободе, сочувствует ему, но интуиция подсказывает, что это не просто желание. Потребность. Глубочайшая потребность.

Он вспомнил рассказ миссис Мазини. Не беглянка. Пленница, вырвавшаяся из тюрьмы. Не из настоящей тюрьмы — ведь она не совершила никакого преступления. Иначе частные сыщики, нанятые Харольдом Эмерсоном, непременно обнаружили бы это. Может быть, из сиротского дома. Она говорила миссис Мазини, что была приемышем в многодетной семье. Наверняка речь шла о каком-то государственном учреждении системы социального обеспечения.

Она использовала слово «лагерь». Внезапно Нору представились высокие заборы. В таких лагерях содержат нелегальных иммигрантов, пока их дела рассматривают власти. Да, это дело правительства. Но каким образом Венди Рэббитс сумела ускользнуть из-под надзора, если в ту пору ей, как считала миссис Мазини, было от силы шестнадцать?

Впрочем, в данный момент это неважно. Все равно она ничего ему не скажет. Венди отождествляет его с «лагерным начальством». Значит, он обязан заставить ее передумать, причем сделать это убедительно, или она исчезнет. Материальные преимущества для нее ничего не значат.

«Доверие, отсутствие вопросов, одобрение, уважение» — вот что было для Венди Рэббитс главнее всего. И тут до него дошло. Если он не сумеет дать ей этого…

Нор сделал глубокий вдох. Он чувствовал, что стоит на краю пропасти. Один неверный шаг, и он пропал. Надо что-то предпринять, но это слишком рискованно.

Пойманное животное всегда бросается на своего ловца. Нужно успокоить ее, подумал Нор, добиться доверия, вместе с ней отойти от края бездны и попробовать договориться.

— Венди, почему ты считаешь брак со мной тюрьмой? — спокойно спросил Нор, стараясь, чтобы в его тоне не звучало осуждения.

Она вздрогнула.

— Вы всегда думаете только о себе, Нор.

Голос Венди звучал решительно, но не отражал эмоций, которые, как подозревал Нор, еще кипели в ее душе. Однако правоту этого утверждения оспаривать было невозможно.

— Венди, я думаю о том, чтобы хорошо было нам троим, а не только мне, — мягко возразил он.

— Я не давала вам права судить о том, что хорошо для меня. И не дам судить о том, что хорошо для моего ребенка. — Венди обернулась. В ее глазах сверкал вызов. — Никто не отнимет у меня права быть самой себе хозяйкой и иметь обо всем собственное мнение!

Он нахмурился.

— Извини, но я и не собирался его отнимать.

— Нет, собирались! Вы хотите жениться на мне только для того, чтобы иметь право на законном основании командовать мной и ребенком, разве не так?

— Я только хотел иметь право заботиться о вас обоих, — возразил Нор, искренне веря в свои слова.

— Вы бы не стали считаться с моими желаниями. Вас не волнуют мои чувства.

Еще одно голословное утверждение. Нортон не мог с этим согласиться. Сумятица, которую он ощущал в данный момент, была вызвана именно вниманием к ее чувствам. Но ведь она все равно не поверит.

— Всю эту неделю я пытался убедить тебя в обратном, — ответил он, пытаясь найти способ смягчить причиненную ей боль.

Венди покачала головой, насмешливо улыбнулась и ответила:

— Вести себя прилично — это одно, а принимать человека всем сердцем — совсем другое. Он должен тебе нравиться. Ты должен желать ему добра. Думаете, я этого не знаю?

Он изо всех сил пытался подавить тягу к Венди, скрывал от нее правду. Не хотел совершать новых глупостей. И поэтому не мог объяснить ей истинных причин своего поведения.

Она насмешливо следила за его мучениями.

— Нор, вы с самого начала не доверяли мне. И не доверяете до сих пор. Вот почему вы хотите посадить меня под замок.

Черт… Она видит его насквозь. Понимает то, чего не понимал он сам, пока его не ткнули носом. Нор чувствовал себя пристыженным. Все его действия были обусловлены тем, что он действительно хотел — да, хотел! — подозревать ее во всех смертных грехах.

— Венди, разве беременность — это тюрьма? Я хочу сказать… если не думать обо мне. Независимо от этого… — Нор задал этот вопрос скрепя сердце, но иного выхода нет. Следует отдать ей должное: он сам заварил эту кашу. А раз так, нужно развеять сложившееся у Венди впечатление, что она оказалась в ловушке. — Ты хочешь этого ребенка?

— Да. Да, хочу! — без малейшего колебания ответила она.

Нор испустил вздох величайшего облегчения.

— И я тоже.

Венди бросила на него недоверчивый взгляд.

Он попытался обольстительно улыбнуться.

— Венди, может быть, обстоятельства этому не слишком благоприятствуют, но я рад.

Она нахмурилась.

— Неужели я гожусь на то, чтобы стать матерью вашего ребенка?

— Лучшей кандидатуры не могу себе представить.

Это ошеломило ее.

— Но ведь я же вам не нравлюсь!

И тут Нора осенило. Так вот почему она открещивается от его предложения! Если человек тебе не нравится, не может быть и речи о доверии, уважении и одобрении. В логике ей не откажешь. Сначала он и вправду сомневался в том, что Венди годится для этой роли, но ведь с тех пор он узнал о ней намного больше!

— Это неправда, Венди, — настойчиво и страстно сказал он. — Ты свела меня с ума в тот день, когда я вернулся домой, и с тех пор я тщетно пытаюсь прийти в себя. Теперь я понял, что женщина, которая сделала счастливым моего покойного деда, женщина, которой он гордился, стоит того, чтобы узнать ее получше. А женщина, в которой души не чает прислуга, должна иметь любящее сердце.

Лицо Венди напряглось. Видя, что она все еще не верит ему, Нор в отчаянии воскликнул:

— Венди, клянусь тебе, я больше не вижу в тебе ни одного изъяна!

Едва успев вымолвить эти слова, Нор понял, что все испортил. Он увидел в глазах Венди ужас и отвращение еще до того, как она заговорила.

— Я знаю, почему вы так заговорили. Теперь у меня есть то, что вам нужно!

Обвинение было заслуженным, но это не делало его менее болезненным. Как и нежелание Венди принимать всерьез искреннее стремление Нора изменить сложившееся о нем впечатление. Он понял, что ударил создание деда в самое больное место, о существовании которого не подозревал.

Он ослеплен предвзятостью.

Слишком сильно ослеплен.

В чем его спасение?

Нор впал в отчаяние. Он сам вырыл себе могилу, стенки которой настолько круты, что не выбраться наружу. Или применил неправильный подход? Нужно попробовать что-то другое. Все равно что.

— Чего ты хочешь, Венди? — спросил Нортон, пристыженный тем, что она с такой болезненной точностью описала ситуацию. — Что может заставить тебя успокоиться?