Венди понятия не имела, что может заставить ее успокоиться. Не зная, что делать, она подняла глаза к бездонному синему небу, словно оно могло помочь ей принять решение. В душе накопилось столько обид, что ум не мог справиться с ними. Она молча воззвала к небесам.
Винсент… Винсент…
Где он? Видит ли он, что все пошло вкривь и вкось? Какая злая, жестокая ирония: брак, которого так хотел Винсент, ребенок, который продолжит род. В ее силах сдержать обещание, но тогда почему же так болит душа?
«Обещай, что ты попробуешь».
Я пробовала. Пыталась. Ничего не вышло, беззвучно крикнула она, сбрасывая с себя это непосильное бремя.
Но мысль о других заставила ее остановиться.
Бартлетт… «Нужно учиться верить в свои силы». Не расписывается ли она в собственной беспомощности, отвергая предложение Нора позаботиться о ней и ребенке?
Миссис Севенсон… «В „Рокхилле“ появится малыш! Не могу представить себе ничего чудеснее!» Справедливо ли лишать ребенка того, что положено ему по праву рождения?
Оливер, считавший самым главным сексуальное влечение… Он прав: разве не влечение сделало их родителями? Более того, именно влечение позволило перекинуть мост через пропасть, разделявшую двух совершенно непохожих людей.
Мистер Бэрри… «Природа всегда берет свое. Немножко заботы, немножко ухода, и желаемый результат обеспечен».
Можно ли научить Нора любить?
Поможет ли этому ребенок?
Изменится ли что-нибудь, если она предпримет еще одну попытку, или это кончится тем, что за ней захлопнутся ворота тюрьмы?
Венди тяжело вздохнула и подняла глаза на человека, который познал ее как женщину, но совершенно не знает как личность. Внук Винсента. Отец ее ребенка.
Последняя мысль заставила сердце Венди затрепетать. Отец ее ребенка. Она не может отвергнуть его, но… к чему это приведет?
— Как я могу доверять вам? — выпалила она, не в силах выдержать неопределенности.
На щеке Нора задергалась какая-то жилка, но он не отвел взгляда. Темно-зеленые озера его глаз отражали ту же боль, что и ее собственная.
— Придется рискнуть, Венди, — негромко сказал он. — Как я докажу, что заслуживаю доверия, если ты не дашь мне такой возможности?
— Нор, брак для меня слишком большой риск.
Он кивнул и криво усмехнулся.
— Классический случай спешки… Извини, Венди. Я поторопился с выводами. Я был слеп ко всему, что касается тебя, и чертовски желал бы, чтобы все было по-другому. Но дело сделано, и ничего уже не исправишь.
Уныние Нора немного успокоило ее возбужденные нервы. Наверное, он считает ее сумасшедшей. Только сумасшедшая могла бы отказать ему, да еще так яростно. Разве можно объяснить, что при виде властно склонившегося над ней Нора она почувствовала лютый страх и что именно этот страх заставил ее сбежать на балкон?
Теперь он выглядит почти добрым. Заботливым. Что это, новое притворство? Хотя в нем должны быть какие-то положительные качества. Не могут же все в «Рокхилле» обманываться на его счет. Может быть, когда родится ребенок, Нор проявит себя с лучшей стороны. Едва ли он станет вымещать зло на ни в чем не повинном младенце.
Очевидно, и у нее самой есть недостатки, которые заставили его отнестись к ней с подозрением. Если их с Нором свяжет общий ребенок, нужно заранее выяснить отношения. Тогда она будет готова ко всему. Венди начала искать почву для взаимопонимания и инстинктивно обратилась к памяти человека, который свел их вместе.
— Винсент любил вас, Нор. Очень любил.
— Я знаю, — слегка воспрянув духом, пробормотал он.
— Он ждал… поскольку оба мы были дороги ему… он хотел, чтобы мы понравились друг другу.
— Да, хотел, — с готовностью согласился Нор.
— Я предупреждала его, что из этого может ничего не выйти. Я была готова уйти, если не понравлюсь вам. В конце концов, вы его внук. Единственный родной человек. Я думала, вы сочтете меня узурпаторшей, отнявшей у вас любовь деда.
— Венди, я так не считаю, — торопливо заверил он. — Никто и ничто не могло нарушить узы, связывавшие нас с дедом. Это было неповторимо. Так же, как неповторимо то, что связывало с дедом тебя.
Да, верно. Совершенно неповторимо. Никто не смог бы понять, что это для нее значило. Поэтому она была обязана отнестись к внуку Винсента с максимальной объективностью.
— Вы могли ревновать, — предположила Венди, все еще не уверенная в его чувствах.
— Нет. Я не так жаден, Венди. Дед любил многих людей. Но это не уменьшало его привязанности ко мне.
Он говорил так искренне, так разумно… но поступал по-другому.
— Тогда почему вы так отнеслись ко мне? — резко спросила Венди, глядя ему прямо в глаза.
На его лице появилась гримаса стыда и вины.
— Я был огорчен тем, что так долго не видел деда. Его смерть заставила меня почувствовать себя обманутым. А когда я приехал домой, ты действительно выглядела узурпаторшей, вела себя как хозяйка дома и прислуга выполняла твои указания. Венди, я просто не был готов к увиденному и вышел из себя. Мне очень жаль, что ты стала жертвой этого недовольства.
Жертвой… козлом отпущения. Да, это можно понять. Но легче ей от этого не стало.
— Все в прошлом, Венди, — заверил Нор, умоляя ее глазами о прощении. — Хочешь верь, хочешь не верь, но это правда.
Хотелось бы поверить.
— Винсент просил… он взял с меня обещание… попробовать. Я имею в виду, постараться, чтобы вы мне понравились. Не замыкаться. Он знал… понимал… что я привыкла дичиться людей.
— Как жаль, что он не успел сказать это мне! — грустно произнес Нор. — Это бы все изменило, Венди. Мне искренне жаль. Произошло недоразумение.
— Мне тоже жаль, Нор. Потому что теперь я вам не доверяю. Я бы ушла отсюда сегодня же… если бы не правнук Винсента. Наверное, будет несправедливо, если я не воспользуюсь шансом убедиться, что мы можем жить… дружно.
— Можно кое-что предложить тебе?
Она кивнула, не зная, чего ждать.
— Давай на время уедем отсюда. Лучше всего люди узнают друг друга во время путешествий. Я хочу проложить туристский маршрут по Европе, так что для меня это будет деловая поездка. — Вдруг он усмехнулся, в глазах заплясали лукавые искорки. — Если захочешь, можешь сопровождать меня в качестве няни и выполнять те же функции, которые выполняла при моем деде.
Венди невольно фыркнула. Насмешила ли ее абсурдность этой идеи или то была истерическая реакция на неожиданный спад напряжения? Она покачала головой, слишком уставшая, чтобы разбираться в таких тонкостях.
— Клянусь, я ни к чему не буду тебя принуждать, — продолжил Нор, стараясь быть как можно убедительнее. — Отдельные комнаты. И оплаченный обратный билет, так что ты сможешь оставить меня в любой момент.
Путешествие в Европу… Фантастика, подумала она. Но очень соблазнительно. Винсент много рассказывал о тамошних красотах.
— Венди, тебе нужно вырваться отсюда. Если ты захочешь оставить «Рокхилл», так будет легче. Это позволит не слишком огорчить Бартлетта и всех остальных. Думаю, они будут рады, если я возьму тебя с собой.
Тут он прав, иронически подумала Венди. Но все равно… Это исключено.
— Я буду заботиться о тебе, Венди, — не отставал Нор. — Если ты получишь шанс узнать меня с лучшей стороны, это позволит нам определить будущее, верно?
Его страстная речь звучит так убедительно… Сердце Венди болезненно забилось.
— Это… это хорошее предложение, Нор. Я бы попыталась, но это невозможно.
— Почему? — нахмурился он.
Она вспыхнула, не в силах объяснить сложившуюся ситуацию. Нор и не догадывается о ее трудностях.
— Кроме банковского счета, который открыл на мое имя бухгалтер Винсента, чтобы было куда перечислять мое жалованье, мне нечем доказать, кто я такая. Винсент и мистер Уильямс поручились за меня в банке, потому что у меня нет никаких документов, удостоверяющих личность. Но для паспорта этого будет недостаточно.
— У тебя есть свидетельство о рождении…
— Нет у меня свидетельства. Только копия, не имеющая юридической силы. Однажды на основании этой копии я пыталась получить настоящее свидетельство о рождении, но секретарь потребовал от меня сведений, которых я не знаю, — призналась она. — А искать их без толку. Теперь никто ничего не подтвердит. Наверное, меня вообще нигде не регистрировали.
Венди отвернулась и посмотрела на бухту, снова переживая беспомощное чувство человека, у которого нет и никогда не было корней. Я — плавучий обломок, подумала она, но, по крайней мере, умею плавать. Это лучше, чем тонуть в безнадежности.
— Венди, позволь помочь тебе. Должны быть люди, которые знают…
Она покачала головой.
— Нор, вы не понимаете. Их там больше нет. Эти люди ушли. А если и были какие-то записи, то они исчезли.
— Где это «там», Венди? — тихо спросил он.
Она сказала слишком много. Лучше было молчать. Люди не могут принимать близко к сердцу то, что выше их понимания. Венди вспомнила, как однажды разоткровенничалась с девушкой, с которой вместе работала. Та сразу стала относиться к ней по-другому, хотя сама отнюдь не была избалована судьбой.
— Ты боишься того, что ушло? — мягко и осторожно спросил Нор, щадя ее чувства.
Бояться ей нечего. Теперь никто не смог бы вернуть ее в лагерь. Венди освободилась от страха много лет назад, но ее никогда не покидало чувство, что во имя каких-то высших соображений у нее украли большой кусок жизни.
— Венди, не поделишься со мной? Теперь ты можешь на меня положиться. Я хочу помочь тебе сдвинуться с мертвой точки…
Мольба, звучавшая в голосе Нора, тронула ее. Отец моего ребенка, подумала она. Правильно ли отгораживаться от него броней? Но если она это сделает, не отшатнется ли он?
Пусть. Все лучше, чем неопределенность.
— Ладно.
Она снова отошла к краю балкона, инстинктивно стремясь держаться от Нора подальше. Такое признание требует пространства. Он стоял, смотрел, ждал и излучал уверенность, которая наконец заставила Венди пожелать сбросить с себя тяжелую ношу.
Она отмежевалась от прошлого. Гораздо легче представить себе, что это происходило с той частью ее «я», которая теперь отделилась от нее, или с совсем другим человеком. Венди знала, что это не совсем так, но такое отстранение позволило ей быть более объективной.
— Я воспитывалась в чем-то вроде религиозной общины. Там было около пятидесяти детей. Разных возрастов. До восьми лет мы жили в доме, под надзором старшей воспитательницы. Никто из нас не знал, кто его настоящие родители и были ли они вообще. Никто не помнил о своей жизни за пределами лагеря.
Нортон ничем не выдал своего потрясения.
— Вас всегда держали внутри? — мягко, но настойчиво спросил он.
— Да. Идея заключалась в том… — Она проглотила комок в горле. — Мы были невинными детьми Господа и нас следовало держать вдали от развращающего мира. Тут было что-то культовое. Кажется, теперь это называют социальным экспериментом.
Лицо Нора напряглось, но он кивком попросил ее продолжать.
— Нас учили читать и писать, но не давали настоящего школьного образования, которое, как выяснилось позже, бесплатно получали все дети за пределами лагеря. Большое место в распорядке дня занимала музыка. Мы пели, в основном это были гимны и псалмы. Если ты не задавал вопросов, жить было можно. Это была очень регламентированная, очень дисциплинированная, очень… душная жизнь.
— Которая была для тебя тюрьмой, — тихо сказал Нор.
Она сморщилась, не в силах спорить с этим утверждением.
— Там не было свободы ни в чем. Никакого уединения, кроме как в собственном воображении. Я сбежала, когда мне исполнилось четырнадцать.
— Так рано? — наконец удивился Нор.
— Я была высокая. Казалась старше своих лет.
— Где был этот лагерь, Венди?
— Где-то на юго-востоке, недалеко от Ашбертона. Глухая деревня. Давно заброшенная.
— Как давно?
— Восемь лет назад. Мне было двадцать лет, когда в прессу просочились сведения о его существовании. Не знаю, кто или что насторожило правительственных чиновников, но лагерь был ликвидирован и всех детей передали социальным работникам для фильтровки. Те, кто руководил лагерем — они называли себя Внутренним кругом, — уничтожили все записи и сбежали из деревни.
— Их не разыскивали?
— След обнаружился в Австралии, но они исчезли и оттуда. Начался бум журналистских расследований. Большинство статей носили сенсационный характер, и толку от них было мало. Дети постепенно привыкли к обществу. Старшим это далось труднее. Многим хотелось снова вернуться в лагерь. Тамошняя жизнь казалась им более безопасной.
— Тебе не приходило в голову кому-нибудь рассказать эту историю?
— Из газет я узнала, что были профессиональные врачи и адвокаты, которые помогали Внутреннему кругу получать детей, отданных для усыновления. Брошенных младенцев. Я не верила правительственным чиновникам. Не знала, что они могут со мной сделать. Кроме того, я жила сама по себе. Не хотела, чтобы они подумали, будто я нуждаюсь в помощи.
— Вполне справедливо. — Ни слова осуждения. Кажется, он понял ее трудности. — Венди, ты рассказывала это моему деду?
— Да. Но не слишком подробно. Мне не хотелось затрагивать эту тему. Все началось тогда, когда он захотел открыть банковский счет на мое имя. Я сказала, что у меня никогда не было счета, что я работала за наличные и большинство этих денег уходило на жизнь. — Она пожала плечами. — Это чистая правда. Не существовало другого способа избежать канцелярских крыс, на вопросы которых я не могла ответить.
— Он не ругал тебя за отсутствие документов?
— С какой стати? Благодаря мистеру Уильямсу, в банке мне всякий раз выдавали сумму, если у меня возникала в том потребность. А вопрос о паспорте никогда не вставал.
— Понимаю, — пробормотал Нор, а затем поднял изумленные глаза. — И когда ты рассказала ему то, что только что рассказала мне?
Венди ненадолго задумалась.
— Он говорил о семейных связях. Хотел знать… мое происхождение. Кажется, это было месяца за два до его смерти.
Нор испустил вздох, в котором слышались и облегчение, и удовлетворение.
— Спасибо за то, что поделилась со мной. Это многое объясняет.
Венди не стала спрашивать, что именно. Если сейчас он увидел ее в ином свете, то не показывал виду. Его лицо оставалось бесстрастным.
— Венди, так ты отправишься со мной в Европу? — спросил он.
— Я же говорила…
— Ты получишь паспорт. И все удостоверения личности, которые тебе понадобятся. Независимо от того, полетишь ты со мной или нет.
— Но как?
— Поверь, для этого у меня найдутся и власть, и деньги.
Она видела решительное лицо Нора и ощущала, что что-то твердое и холодное внутри нее начинает согреваться и таять.
— Вы сделаете это? — еле слышно прошептала она.
— Да. И начну немедленно.
Решительный, уверенный, бесстрашный. Венди остро вспомнила свое первое впечатление: жизненная сила и напор, поток положительной энергии, скрытая властность, говорившие, что для этого человека не существует преград. Охотник, всегда достигающий своей цели, какой бы трудной ни была дорога.
Достойная пара… мужчина, боровшийся за нее…
Венди вновь ощутила множество желаний и почувствовала, что перед ней открываются заманчивые перспективы. Надежда дразнила ее, искушала и уничтожала сомнения. Нор ждал ее ответа. Не принуждал. Не уговаривал. Ждал, пока она сделает свободный выбор. Гулко застучавшее сердце продиктовало ответ: дать шанс.
— Да, отправлюсь, — хрипло сказала Венди. — Отправлюсь с вами в Европу. — Она неуверенно улыбнулась. — В качестве няни.