Все ради любви

Глава 14

В воскресенье Рэчел в церковь не пошла, и Бекки взяла на себя ее обязанности по посещению инвалидов — ей не хотелось никого видеть. Не готова она была встретиться и с Холлисами из-за оскорбительного поведения Джанет и обрушившегося на нее предательства Клиффа, по крайней мере, в общественном месте, тем более в церкви. В таком возбужденном состоянии Рэчел была готова на что угодно, если кто-то из Холлисов подойдет к ней, особенно если Джанет осмелится сделать еще какое-нибудь бесцеремонное замечание относительно ее личной жизни. Она еще никогда не была так близка к тому, чтобы совершенно лишиться самообладания.

Рэчел долго уговаривала себя, собиралась с мыслями и наконец решила, что не сделала ничего плохого и прятаться не будет. Если завтра на ленче в женском клубе кто-нибудь станет задавать ей вопросы, она с улыбкой уклонится от них и скажет: «Такую нелепость я даже не хочу обсуждать». (Но если с вопросами полезет Джанет Рабурн Холлис, то она полная дура, и ее ждет неприятный сюрприз!)

Однако испытать неприятное потрясение в тот день пришлось Рэчел.

Утром в понедельник, за ночь успокоившись и составив план действий, Рэчел отправилась в банк, чтобы встретиться с Клиффордом Холлисом, который помогал ей управлять имуществом и принимать деловые решения. Она закрыла за собой дверь кабинета, села напротив и пристально посмотрела на него.

Клифф заметил ее странные действия и холодное выражение лица.

— Доброе утро, Рэчел, мне казалось, наша встреча назначена днем, после ленча в женском клубе. Сейчас я позвоню Дику Матени и узнаю, свободен ли он. Я…

— После того что ты сделал, никаких встреч у нас не будет, Клифф. Уж тебя-то я считала другом, достойным доверия… — Она заметила удивление и замешательство в его взгляде. Клифф выпрямился на стуле.

— О чем ты говоришь, Рэчел?

— Я предполагала, что наши с тобой дела строго конфиденциальны. — Глаза Клиффа расширились от изумления, стул под ним заскрипел, когда он наклонился вперед и оперся руками о стол.

— Так и есть: я никогда не стал бы обсуждать с кем-либо твои дела без твоего позволения. Я еще не показывал Дику твои счета и мои рекомендации. Ты хочешь сменить бухгалтера?

— Нет, но я забираю свои средства из вашего банка. С сегодняшнего дня наши деловые отношения закончены. Что касается нашей дружбы… вряд ли я смогу простить тебя. Даже если ты не специально сделал мне гадость, это непростительно и возмутительно. В его глазах снова мелькнуло изумление.

— Почему? Я ничего не понимаю. Я чем-нибудь обидел тебя? Если так, то очень сожалею и прошу прощения. Пожалуйста, объясни, в чем дело.

— Зачем ты рассказал о моих денежных делах своей жене?

— Джанет? Что ты имеешь в виду? Я не показывал ей никаких бумаг и ни слова не говорил о твоих финансовых делах. Я никогда не поступил бы так ни с одним из моих клиентов.

— Тогда откуда же ей известно о моих доходах, списке недвижимости и планах кое-что продать, чтобы помочь дочерям?

— Что? — воскликнул Клифф, не веря своим ушам.

— После распродажи в субботу она говорила со мной о том, что могла узнать, только прочтя мои бумаги или если кто-то рассказал ей о моих делах. Кроме тебя, об этом знают только мои дочери, бухгалтер и налоговая инспекция — я убеждена, что никто из них ничего ей не сообщал, остаешься только ты, ее муж.

— Уверяю тебя, я ни в чем не виноват. Почему ты не сказала мне об этом по телефону? Здесь какое-то недоразумение.

— Я выждала до утра, чтобы справиться с ситуацией, потому что это было для меня неожиданностью, я слишком разозлилась и расстроилась. Никакого недоразумения нет — Джанет выражалась вполне ясно. Она знает, что я собираюсь сбыть кондитерскую фабрику и недвижимость, чтобы отдать дочерям деньги, которые они унаследовали бы после моей смерти. Джанет сказала, что это разумная мысль, если я продолжаю строить глупые планы в ближайшем будущем — выйти замуж за Квентина Роласа, что это лучше, чем брачный контракт, поскольку хитрые юристы умеют нарушать условия этих контрактов, а я, возможно, умру раньше него, потому что он намного моложе. По мнению твоей жены, мой план помешает Квентину наложить лапу на мои деньги и растратить их прежде, чем они достанутся Карен и Эвелин. Она знает, что у меня большое состояние, ей известны точные цифры. Где она могла получить эти данные, как не от тебя? Конечно, не от Гейнсов, они не знают точных цифр.

— Это невозможно, у Джанет нет доступа к банковским записям.

Клифф некоторое время размышлял над неприятной ситуацией, потом вдруг побледнел и нахмурился.

— Боже мой, она не могла такого сделать! Но, выходит, сделала… В пятницу я взял твои документы домой, чтобы подготовиться за выходные к нашей сегодняшней встрече. Джанет, наверное, заглянула в мой портфель и все прочла, пока я играл в гольф. Я и представить себе не мог, что она способна на что-либо подобное!

— Значит, она подглядела?

— Прости, Рэчел: я никак не ожидал такого. Мне и в голову не приходило, что Джанет может залезть в мои конфиденциальные бумаги. Это ужасно! Обещаю тебе, я разберусь с ней и ничего подобного больше никогда не случится.

Рэчел с облегчением вздохнула. Да, Клифф не предавал ее: теперь она была уверена в этом, увидев, как он расстроен и возмущен.

— Я верю, что ты не сделал ничего плохого, Клифф, и прошу прощения за мои обвинения. Но ты ведь понимаешь, как я была потрясена. Пожалуйста, перенеси встречи с моим бухгалтером на следующую неделю. Я еще не совсем пришла в себя, чтобы четко мыслить и принимать серьезные решения насчет продаж. И, будь любезен, попроси Джанет не натравливать на меня нашего пастора, как она сделала это вчера.

Клифф смотрел озадаченно, и Рэчел пояснила:

— Она сказала ему, что я в смятении, веду себя неподобающе и нуждаюсь в том, чтобы он пришел ко мне, молился вместе со мной и дал мне совет. По словам пастора, Джанет беспокоится обо мне, потому что уверена, что я собираюсь продать свое имущество, чтобы уехать в Техас и жить с Квентином. Но я уеду с ним только в том случае, если выйду за него замуж. К тому же, она намеревается звонить Гейнсам — надеюсь, еще не позвонила, — чтобы сообщить о моих планах и навлечь на мою голову еще больше неприятностей. Я была настолько потрясена ее откровениями, что не нашлась, что ответить, и пошла домой, ни о чем не думая и не предупредив ее, чтобы она не совала нос в мои дела. Но скоро я это сделаю.

Она поднялась и собралась уходить. Клифф тоже встал.

— Еще раз, Рэчел, прошу прощения за это безобразие и обещаю, что больше такое не повторится.

Рэчел улыбнулась и пожала ему руку.

— Я верю тебе, Клифф. Спасибо за все, что ты делал для меня прежде, очень сожалею, что именно я принесла тебе такую неприятную и болезненную новость.

— Всего доброго, Рэчел, я сейчас же позвоню мистеру Матени.

Уходя из банка, Рэчел не заметила, насколько разъярен Клифф, и не представляла себе, что произойдет через час, когда его гнев станет неуправляемым.

До начала ленча в женском клубе, когда уже почти все его члены собрались за столами, Клифф приехал в «Пинакл Клаб» и разыскал свою любопытную жену в президентском зале. Он сказала Джанет, что должен немедленно поговорить с ней, и практически выволок ее в маленький обеденный зал — кипевшая в нем ярость не могла ждать, пока они доберутся до дома.

Когда Рэчел, Бекки и Джен выходили из дамской комнаты, Клифф чуть не налетел на них в поисках супруги. Поскольку Рэчел уже успела рассказать подругам о неприятном происшествии, женщины не могли удержаться от соблазна подслушать и выяснить правду. Они устроились в укромном уголке холла, навострили ушки и вскоре услышали, как Джанет ругает мужа за «смехотворное поведение».

— Смехотворное? Как ты смела залезть в мой портфель, прочесть конфиденциальные сведения о моих клиентах, а потом болтать о них по всему свету? Должен сказать тебе, Джанет, что красть банковские документы и разглашать факты противозаконно. Ты совершила преступление, тебе ясно? — Он стремился посильнее напугать ее. — Твое поведение возмутительно и непростительно! Как ты могла совершить такую преступную гадость?

— Что ты несешь? Прекрати оскорблять меня и давай-ка потише, ведь все слышат, как ты делаешь из себя идиота и унижаешь нас обоих. Здесь не время и не место для такого дурацкого препирательства. Поговорим дома, вечером.

— Ну, нет! Все кончено! И ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю: ты могла развалить мое дело, лишить друзей и положения в обществе, довести меня до разорения. По твоей милости нам могли предъявить обвинения и множество исков. Если уж говорить об унижении, то это был бы длительный и дорогостоящий скандал, и все из-за твоих глупых выходок! Это последняя капля, Джанет: я сыт по горло, и все остальные тоже. Ты грубиянка, злобная завистница, везде лезешь и всем стремишься напакостить. Все терпят тебя и мирятся с твоим поведением лишь потому, что ты моя жена и дочь Раберна. Я надеюсь, что все они пошлют тебя подальше, как это собираюсь сегодня сделать я.

— Что ты имеешь в виду?

— Между нами все кончено, Джанет, я подаю на развод. В три я встречаюсь с адвокатом. А вечером соберусь и уеду.

— Нет! Ты не посмеешь! А как же дети, наши родные, друзья?

— Они поймут и согласятся со мной, все знают, что ты из себя представляешь. Как ты думаешь, почему наши дети так далеко живут и так редко приезжают, звонят и пишут? Скажу тебе, почему: ты изводишь их своим вмешательством в их жизнь и злобными замечаниями. Если ты исчезнешь из моей жизни, я смогу наконец стать таким отцом и дедом, каким мог быть уже давно, каким хотел быть! Ты холодная, ядовитая, ты все разрушаешь, тебе нельзя позволять влиять на других людей, особенно на родственников. Мне уже давно следовало оставить тебя!

— Это все из-за этой шлюхи, да? Ты больше веришь ей, а не собственной жене! Рэчел Гейнс никогда не принадлежала к нашему кругу, и вот еще одно доказательство. Эта дрянь везде таскалась с футболистом, а потом с Кейтом. Она…

— Поаккуратнее, Джанет, не то тебя привлекут за оскорбление личности. То, что ты знаешь, какого клиента я имею в виду, убеждает меня в твоей вине, ведь я ни разу не упомянул имени. Рэчел хорошая женщина и вовсе не заслуживает тех помоев, которые ты льешь ей на голову, их никто не заслуживает. Если ты способна что-либо понять, оставь ее в покое, или ей придется решить это дело таким способом, который вряд ли тебе понравится. Уверяю тебя, ее терпение на пределе — и мое тоже. Мой адвокат свяжется с тобой. Будь здорова, и скатертью дорога!

— Не смей так со мной разговаривать!

— Я буду разговаривать с тобой так, как сочту нужным, да и этого для тебя много. Черт возьми, пора спихнуть тебя со своей шеи. Прочь из моей жизни! Я тебе не коврик у дверей, Джанет, и сомневаюсь, что кто-нибудь другой позволит тебе вытирать об себя ноги.

— Ты не смеешь так просто повернуться и уйти от меня. Ты очень пожалеешь! Я заберу у тебя все, до последнего цента, жалкий червяк! Тебе повезло, что я вообще вышла за тебя и столько лет жила с тобой.

— Нет, Джанет, это тебе повезло, что я всю жизнь молча терпел твои штучки, и еще больше повезло в том, что все остальные закрывали на них глаза. Ты бездушная и подлая тварь, и, похоже, ты слепа и глупа, думая, будто люди не понимают, что ты специально стараешься уязвить и унизить их. Если ты не образумишься и не изменишь своего поведения, все от тебя отвернутся. Слава Богу, я скоро от тебя избавлюсь. Еще до ночи я уберусь из дома.

— Не оставляй меня, Клиффорд Холлис — ты пожалеешь об этом!

— Все кончено, Джанет, примирись с этим. Займись решением своих проблем. Разберись, почему ты так мерзко поступаешь, и уймись наконец, ради всеобщего блага, включая свое собственное. Прощай.

И Клифф исчез за углом, улыбаясь и насвистывая в ожидании лифта. Двустворчатые двери в комнате, где находилась Джанет, закрылись: по-видимому, она задержалась там, чтобы собраться с мыслями и скрыть растерянность перед собравшимися, пока не кончится ленч, когда можно будет забрать свою сумочку и сбежать.

— Ушам своим не верю, — шепнула Бекки подругам. — Она получила выволочку не от постороннего или замученной жертвы — а от собственного мужа. В конце концов он собрался с силами! Трудно было удержаться, чтобы не поздравить его. Надеюсь, тебе ее не жалко? — обратилась она к погрустневшей Рэчел.

— Наверное, у меня слишком доброе сердце — мне все-таки ее жаль. Я понимаю, что Джанет сама виновата, но, вероятно, у нее были какие-то проблемы, раз она вела себя подобным образом. Может быть, теперь она поймет, что к чему, и обратится за помощью. Сводить счеты — дело хлопотное — в итоге вредишь самому себе. К тому же, быть мстительным и ничего не прощать — не по-христиански. Если она оставит меня в покое, я просто не буду обращать на нее внимания и постараюсь держаться от нее подальше.

— Ты права, Рэч. Мы будем вести себя так же.

— Кстати, Клифф, кажется, преувеличивал, назвав ее поступок нарушением закона, — заметила Рэчел. Он попросту хотел напугать ее и наказать за свои мучения и унижения и отбить у нее охоту разглашать конфиденциальные сведения. Он наверняка сам имел бы массу неприятностей из-за того, что носил документы домой, давая посторонним возможность прочесть их, но я не сомневаюсь в том, что он допустил такую ошибку, не подумав. Пойдемте-ка к столу и сделаем вид, что ничего не слышали.

Во время ленча официантка отнесла Джанет сумочку, и она покинула здание, слишком пристыженная, чтобы снова показываться на глаза собравшимся. Сидящие ближе к двери слышали часть семейного скандала, и теперь шепотом обсуждали это событие. К счастью для Рэчел, слова о ней не достигли их ушей, так что ее никто не упоминал.

— Ну как, — спросил Квентин, позвонив вечером, — ты видела Клиффа?

Рэчел пересказала ему разговор с Клиффом и описала последовавшую за этим его ссору с Джанет.

— Если его угрозы на нее подействуют, она больше не будет досаждать мне.

— А если нет — и особо не рассчитывай на это — тебе не придется терпеть ее выходки слишком долго, самое большее, до января.

— Я знаю, но мне было бы неприятно покинуть город, оставив о себе нехорошую память, а это может случиться, если дело дойдет до нашего скандала с Джанет и неприятной сцены. Я не хочу, чтобы она звонила Гейнсам и навлекала на меня дополнительные неприятности — а она может сделать это в силу подлости характера, особенно если считает, что я повинна в ее разрыве с Клиффом и ужасной сцене в «Пинают Клаб». Она наверняка не считает виноватой себя и вполне может сделать из меня козла отпущения. Дороти с Ричардом придут в восторг, получив назад долю Дэниела. Я действительно собираюсь продать им ее по хорошей рыночной цене. И доходную недвижимость тоже, если они захотят. Если же они будут против, продам кому-нибудь другому. Я не хочу, чтобы у меня оставались какие-либо дела в Огасте после моего отъезда. Но сначала предложу им, как трубку мира.

— И, может быть, они станут лучше к тебе относиться.

— Сомневаюсь, они с самого начала меня не любили, а недобрые чувства обычно не меняются. Но, возможно, улучшатся отношения между ними и девочками: Карен и Эвелин все-таки им внучки, и мне жаль, что мы столько лет конфликтовали. Неприятно, когда в семье так долго живет разлад.

— Это не твоя вина, Рэчел: ты не можешь управлять их чувствами и поступками, так же, как и поступками Джанет. Они должны сами захотеть мира, им, а не тебе следует решить, что пора изменить отношения.

— По крайней мере, я сделала все, чтобы помириться с ними.

— Могу гарантировать, что тебе понравятся мои родители, а ты им; мы все прекрасно поладим. Каждый раз, когда я упоминаю о тебе, они все больше волнуются и ждут не дождутся, когда же, наконец, познакомятся с тобой и когда мы поженимся. Они очень рады за нас.

— Приятно слышать. И мне не терпится познакомиться с ними.

Они побеседовали о событиях и делах, важных для них обоих, потом Квентин сказал:

— Я уладил еще одно неприятное дело: позвонил в вашу газету и Питу Старнсу на телевизионную станцию и рассказал им о проекте новой лиги, о том, почему мы не выбрали Огасту и о поведении Тодда Харди. Они профессионалы и готовы сотрудничать. У меня такое чувство, что с Харди и его журналистскими методами они долго мириться не станут. Мерзавец заткнется, когда его выставят напоказ. В противном случае мой адвокат объяснит редактору журнала, чем чреваты нападки на тебя в печати. Я человек известный, у меня мало возможностей — если они вообще есть — защититься от подобных статей, но тебе все карты в руки. Я сделаю все, чтобы никто не смел тебя беспокоить. Харди послал мне номер журнала экспресс-почтой: он действительно хотел нам напакостить и убедиться, что я знаю обо всем. Мне очень жаль, Рэчел.

— Ты ни в чем не виноват, Квентин. Скоро мы забудем о Тодде, о статье, о Джанет. Надеюсь, они уберутся из нашей жизни и не будут сидеть у нас в печенках.

— Возможно, но могут попасться другие, такие же. — Неудивительно, если какие-нибудь газетенки пронюхают о статье Харди или получат от него копию и перепечатают ее. — Квентин надеялся, что этого не будет. Ему не хотелось дополнительных трудностей — Так, что еще тебе предстоит на этой неделе?

Рэчел поняла, что он переводит беседу на более приятную тему, и с удовольствием рассказала ему о своих планах.

— Завтра художественный совет, в среду утром собрание фонда помощи больным-сердечникам, вечером идем в кино с Бекки и Джен, в четверг утром — бридж, днем обсуждаем проект организации центра для женщин и детей, подвергающихся насилию, в пятницу художественная выставка, в субботу вечером симфонический концерт и обед с Куперами и Бримсфордами.

— На выставку и на концерт ты собираешься с Кейтом Хейвудом?

— Нет, вряд ли. Кейт очень мил, настоящий джентльмен, приятный в компании, но я не хочу, чтобы он или кто-то еще подумал, что мы можем составить пару.

— Имея в виду статьи и намеки, это правильно. (И я не хочу рисковать!) Я раздобыл вещи с автографами для вашего аукциона — их уже отослали тебе.

— Спасибо, они наверняка принесут нам хорошие деньги. Когда ты едешь в Мехико-Сити играть в Американском кубке против Хьюстона?

— В пятницу, чтобы успеть отдохнуть и потренироваться в субботу и воскресенье. Игра состоится в понедельник. Тренировок и интервью у нас будет выше головы, поэтому я смогу позвонить тебе только во вторник, когда вернусь домой. В четверг вечером я дам тебе телефон гостиницы, если вдруг захочешь позвонить.

— Надеюсь, ничего срочного не произойдет. Будь там поаккуратней: смотри, что ешь и пьешь. А то из-за мести Монтесумы можешь в понедельник остаться на скамейке запасных. И смотри, не гуляй с милыми сеньоритами.

Квентин усмехнулся.

— Не волнуйся, я буду вести себя прилично и присматриваться к тому, что собираюсь положить в рот. На уме у меня только ты и футбол. Обещаю быть осторожным, но я должен выложиться и доказать, что меня не следует вычеркивать из списков.

— А я буду смотреть на тебя по телевизору. Почаще прыгай перед камерой. Удачи тебе, Квентин, я знаю, что эта игра очень важна для тебя.

— Только ты можешь понять, что значит для меня футбол. Когда я играл в школе, у меня была семья, занятия, работа на ферме — все это тоже требовало внимания, в колледже — учеба и другие дела за пределами поля. В профессиональном футболе не так, это дело твоей жизни. Когда в 1978 году меня взяли в команду, у меня было единственное стремление стать лучшим, подняться на вершину. С тех пор я ел, пил, спал и дышал футболом. Мои товарищи по команде — словно вторая семья, некоторые стали почти братьями, тренер — вторым отцом. Футбол — главная часть моей жизни. Иногда она становилась самой главной, главнее семьи. Игра — это вызов, награда, волнение. Мне нравится работать на пределе сил и даже за пределами. Когда я слышу, как толпа выкрикивает мое имя, приветствует игроков, когда вижу, как камеры следят за нами, сердце мое поет, энергия переполняет меня. Побеждать в трудных играх, выигрывать первенство и Суперкубок, знать, что мой вклад в игру необходим для победы, чувствовать, как друзья и тренер похлопывают меня по плечу после удачной игры, устанавливать рекорды — это приносит огромное удовлетворение. Трудно описать, что испытываешь, когда тебя уважают — и обожают! — товарищи по команде, соперники, средства массовой информации и тысячи болельщиков.

В его голосе звучала истинная любовь: возможно, прежде он никогда и никому не говорил об этом так серьезно и откровенно. Футбол был для него больше, чем просто работой, и Рэчел не хотелось, чтобы он расстался с ним. Но последний день приближался, пусть не в этому году, так в следующем. Оставалось только надеяться, что она сможет заполнить пустоту в его сердце и жизни, как он заполнил пустоту внутри нее.

— Ни один квотербек или другой игрок не может выиграть или проиграть в одиночку, хотя часто именно так и кажется, — продолжал Квентин. — Шестнадцать лет центром моей жизни был спорт: тренировки, игры, интервью, контракты. Я признаю, что, когда находишься на вершине славы, многое неизбежно связано с популярностью и доходами, которые она дает, но есть еще и бескорыстная любовь к спорту. Необходимость уйти раньше, чем я сам буду к этому готов, для меня то же самое, что лишиться рук или ног, лишиться сердца, Рэчел. Я и есть моя карьера, то, что она сделала из меня. Больно представить себе, что я больше не буду играть. Но я не хочу, чтобы Трой, Родни или Джейсон получили такие травмы, чтобы я снова им понадобился.

— Это очень хорошо характеризует тебя, Квентин. Что бы ни случилось, я тебя люблю и горжусь тобой. Когда все останется позади, ты будешь знать, что сделал все, что мог, а это самое главное.

— Я хочу уйти достойно, а не потому, что плохо играю и меня выкинули. Мне очень хочется играть в этом сезоне, ведь возможна третья победа подряд, и наш вид спорта отмечает свою семьдесят пятую годовщину. Но я уйду прежде, чем опозорюсь, отниму у команды шансы на победу, раньше, чем меня вычеркнут как отыгравшего свое.

— Никто никогда не назовет тебя неудачником, даже не думай об этом. Ты завоевал множество призов, устанавливал рекорды, не говоря уже о том, что доставил удовольствие тысячам людей во всем мире, был хорошим примером для молодых спортсменов, поддерживал много добрых дел, добился богатства, славы и успеха. Не твоя вина, что ты дважды получал травмы, которые могут поставить крест на твоей карьере раньше, чем тебе хотелось бы. Вспомни обо всем хорошем, что ты приобрел за шестнадцать лет благодаря футболу. И подумай о нас: если бы ты не получил травму, то не оказался бы в том круизе; не будь ты превосходным игроком, тебя не отправили бы на разведку в Огасту, и мы не встретились бы снова. Ничто в жизни не бывает зря, Квентин, ни хорошее, ни плохое: все толкает нас вперед, к новым событиям.

Человек учится на собственном опыте, иначе он обречен на повторение ошибок. Оставив футбол, ты добьешься успеха во всем, что бы ни решил делать, потому что ты умен, силен, решителен и отважен и на поле, и за его пределами.

— Ты права, и мне очень приятны твои слова. Ты умная, добрая, щедрая женщина, Рэчел Гейнс. Я уже говорил тебе сегодня, как сильно я тебя люблю и как ты мне нужна?

Жар охватил ее тело, радость наполнила сердце.

— Нет, ты еще не выполнил своих обязанностей.

— Я обещаю, что ты и наша женитьба будут для меня самым главным. Даже футбол не встанет между нами. Я люблю тебя всем сердцем, Рэчел, ты мне необходима: мне очень нужно то, что ты привнесла в мою жизнь — завершенность, полноту. Спасибо за то, что ты понимаешь мои чувства и даешь такие хорошие советы.

— Мы всегда будем вместе, Квентин, и в добрые и в злые времена. Я тоже люблю тебя, ты так нужен мне. Мне безумно тебя недостает: хорошо, что ты хотя бы часто звонишь, но, наверное, счета за телефон уже астрономические.

Он засмеялся.

— За то, чтобы услышать твой голос, я готов отдать последний цент.

— Вечером в понедельник ты был совершенно великолепен, Квентин, я не могла оторваться от телевизора до конца игры. Тебе пришлось много играть, и ты наверняка доволен, — сказала Рэчел, когда он позвонил в среду.

— Спасибо, все было замечательно, и играл я действительно хорошо. — Он говорил доверительно, без всякого хвастовства. — Тренер Швитцер дал мне возможность показать, на что я способен. Слава Богу, я его не подвел и заработал немало очков. Меня только один раз чуть не подловили, когда тот здоровый парень прорвал линию и бросился на меня. Но я его видел и успел защититься. Плечо и колено в порядке, только чуть-чуть ноют. Боже, какое захватывающее ощущение я пережил, когда в последней игре мне некому было сделать передачу и пришлось бежать с мячом до последней линии, и никто не помешал мне пересечь ее. Я всегда любил защитников — они хорошо поработали для меня. Я ничего не замечал и стремился к цели. Шесть очков и отличная пробежка. Настоящий рывок!

Рэчел была в восторге от его успеха. Ей нравилось, как звучит его голос, полный гордости, радости и жизненной силы. Что бы ни случилось дальше, этот славный день он не забудет.

— Статьи во вчерашних газетах и спортивные обозреватели на телевидении превозносили твое мастерство.

— Да, на слова они не скупились, всем любопытно, останусь я или уйду. Я действительно отлично сыграл в понедельник, но «Ковбоям» не нужны четыре квотербека. Комиссия редко допускает больше одного среди сезона. Не стану обманывать себя, Рэчел: Трой, Джейсон и Родни нужнее для команды, чем я со своими травмами, и при составлении окончательного списка нельзя руководствоваться только дружескими чувствами к игрокам. Не секрет, что мои плечо и колено в любой момент могут снова выйти из строя, и тогда у команды появятся трудности, если я буду в списках. Но пока еще не пришло время принимать решение. Вот если я не блесну в следующих двух играх, все станет ясно.

— Швитцер, другие тренеры и владелец знают, что ты предпочел бы уйти сам, а не быть уволенным? (Надеюсь, что такая возможность выбора у тебя есть.)

Квентин был тронут тем, как аккуратно она выбирает слова.

— Возможно, но мы еще не обсуждали этот вопрос. Я не хочу, чтобы у них создалось впечатление, будто я настроен на то, что меня отправят на покой: это может повлиять на их решение, они подумают, что я уже смирился с неизбежным и не волнуюсь. Я подожду и погляжу, как пойдут дела в следующие несколько недель. Прости, что не позвонил вчера вечером, но днем мы не смогли вылететь обратно из-за плохой погоды. Мы очень поздно приземлились, и я не хотел нарушать сон моей красавицы.

Рэчел поняла, что он хочет завершить предыдущую тему.

— Вчера здесь тоже было ужасно: почти четыре дюйма осадков. Встреча с Клиффом и мистером Матени прошла успешно: дело с продажей сдвинулось с места. Завтра Гейнсы получат уведомление, и мы уверены, что они немедленно ухватятся за мое предложение. Я буду рада отделаться от этой заботы. Джанет не было в церкви и на собраниях в понедельник и во вторник: Клифф сказал, что она уехала в путешествие. Я больше не слыхала о Тодде Харди, и никто не высказывался по поводу его гнусной статьи.

— Это хорошо. Работала ли ты над своим романом?

— Да, дело идет прекрасно, с каждым днем все быстрее и проще. — Рэчел засмеялась и добавила: — Кроме тех случаев, когда приходится писать от руки, во время грозы, а этим летом грозы на удивление часты. Я боюсь, что молния вырубит компьютер и все главы пропадут.

— А разве ты не делаешь копий? Мой отец всегда копирует записи об урожае. Если бы они стерлись, было бы ужасно. Компьютер можно заменить, но факты вспомнить трудно, а иногда и вовсе невозможно.

— Я делаю две копии, на случай, если одна окажется в компьютере в момент поломки. А так я давно бы уже лишилась и копий, и оригинала Естественно, прежде чем закончить работу, я распечатываю все, что сделала за день. Так что у меня есть печатная копия, но вводить ее снова очень долго и трудно. А любую текущую работу, не сохраненную и не распечатанную, можно потерять навсегда: я заметила, что отдельные сцены лучше всего получаются с первого раза. Самое трудное — восстановить в памяти диалоги. Если во время работы звонит телефон, я не отвечаю. Поэтому мне и хочется знать, когда ты собираешься звонить, чтобы я была готова прерваться.

— Я тебя понимаю: сосредоточенность — это очень важно. Устремляясь вперед от центра, я не могу допустить, чтобы меня отвлекали. В этом случае набросятся их защитники и остановят меня. Потом уже трудно или невозможно наверстать. Приходится не замечать шума толпы, как ты не замечаешь звонка. Вот так всему и учишься.

— Я хочу узнать все, что можно, о работе писателя и публикациях. Я открыла несколько файлов, где собираю нужную информацию, разыскиваю статьи на эту тему, вступила в организацию авторов. А когда мою книгу напечатают — видишь, я набираюсь уверенности, — я вступлю в две другие группы, куда принимают только тех, у кого уже есть изданные книги. По стране проходит много конференций по большинству жанров, и, побывав на нескольких, я смогу познакомиться с писателями, издателями, агентами и другими издательскими работниками. Тогда я уже не буду, как сейчас, блуждать в потемках.

— Не волнуйся, я уверен, что тебе все удастся. Дашь почитать, когда закончишь?

— Конечно, и ты честно оценишь мой роман по достоинству.

— Я смогу только сказать, нравятся ли мне сюжет и герои, ведь я не специалист в оценке литературного мастерства. Это сделает мой друг.

Сердце Рэчел екнуло.

— Ты так же боялся, когда играл в первый раз?

— Да, но так бывает всегда, когда выходишь на передовую. Верь в себя, делай как можно лучше, и все получится. Я знаю.

Они еще немного побеседовали, и он сказал:

— Пора заканчивать разговор — я должен успеть позвонить папе с мамой, пока еще не очень поздно; фермеры рано ложатся спать.

— И на ранчо тоже? — спросила она многозначительным тоном.

— Иногда. Я тоже буду ложиться пораньше рядом с тобой. Да если ты будешь со мной, я готов ложиться с заходом солнца, даже раньше, даже без ужина. Мне тебя так не хватает! Кажется, века прошли с тех пор, как я видел тебя, касался тебя. Мне нужна твоя улыбка, мне хочется видеть тебя, трогать тебя, целовать тебя.

Рэчел ощутила дрожь.

— Я, по крайней мере, вижу тебя по телевизору, но мне тоже хочется большего. Надеюсь, эти несколько месяцев пролетят быстро. Я люблю тебя, Квентин. Береги себя. Я знаю, как важна для тебя игра, но, пожалуйста, не рискуй без нужды.

— Ты не хочешь провести наш медовый месяц у моей больничной койки, любуясь на меня в гипсе?

— Вот именно. Мне кажется, есть более приятные вещи.

— Мне тоже, я весь горю, когда подумаю об этом и о тебе. Не мучай меня так безжалостно, не искушай, соблазнительница. Я люблю тебя, Рэчел, и уже скоро мы будем вместе.

— Я тоже люблю тебя, Квентин. (Пожалуйста, оставайся невредимым ради меня, ради нас.)

В четверг Рэчел была на собрании исторического общества, потом писала от руки, потому что прошла гроза и выпало два дюйма осадков.

В пятницу она покупала подарки на свадьбу Карен и на день рождения, потом с удовольствием пообедала с Филлипсами — друзьями, ставшими теперь новыми родственниками Карен.

В субботу она писала письма дочерям, сообщая новости о Квентине, о продаже Гейнсам кондитерской фабрики и недвижимости и о том, что вскоре она передаст девочкам часть их наследства.

Вечером она присутствовала на свадебном приеме у своих друзей, дочь которых вышла замуж за сына других ее друзей. Праздник удался, все от души веселились, включая Кейта Хейвуда, который пришел с разведенной сестрой Бесси Берке. Бетти сказала, что эти двое встречаются почти каждый день и возможен серьезный роман. Рэчел порадовалась за них, потому что у нее был любимый мужчина и она соединится с ним, как только кончится футбольный сезон.

Рэчел осталась очень довольна вечером: беседовала, танцевала, угощалась деликатесами, пила шампанское и радовалась тому, что у присутствующих хватило такта и доброты не вспоминать о статье Тодда Харди и не расспрашивать о Квентине Ролсе. Она поняла, почему о ее тайном возлюбленном никто не заговаривает: ни один человек не знал, насколько серьезны их отношения. Хотя вечер был прекрасный, ей очень хотелось, чтобы Квентин сейчас был с ней, чтобы это была их свадьба, чтобы будущий медовый месяц был их. С Дэниелом ей не пришлось испытать всего этого, поскольку они спешили пожениться прежде, чем станет заметна ее беременность.

Рэчел оглядывала просторный зал и великолепно одетых гостей. Она пока не знала, захочется ли ей устроить пышную свадьбу, или скромную вечеринку, или отмстить это событие только вдвоем с Квентином, это они будут решать вместе. Она улыбалась и кивала друзьям, с которыми скоро расстанется. Больше всего ей будет не хватать Бекки и Джен, но Даллас не так уж далеко, можно ездить в гости. К тому же, есть телефон и письма. Там у нее будут Квентин и ее книга, она заведет новых друзей. Да, они будут счастливы, безумно счастливы, решила она, увлеченная фантазиями об их замечательном будущем вдвоем.

В воскресенье, в восемь часов вечера, двадцать первого июля, Рэчел сидела перед телевизором в своей большой гостиной, с нетерпением ожидая начала второй предварительной игры, мечтая увидеть Квентина на экране хотя бы на несколько минут. Команды выбежали на поле, выстроились и поприветствовали друг друга. Ей было безразлично, что бушует гроза, заливая Огасту очередными дюймами осадков: ее интересовали только очки, которые появятся на счету Человека с Золотой Рукой.

Подбросили монетку, команды заняли свои позиции, игроки приготовились. Прошли часы, был сделан первый удар по мячу, и команды ринулись навстречу друг другу, в отчаянную битву за победу. Матч начался.

Рэчел смотрела напряженно, моля Бога, чтобы Квентин участвовал в игре и сделал это лучшим образом. Ее волнение росло с каждой минутой. Она поймала себя на том, что называет счет и объявляет штрафные прежде, чем это сделают судьи. Сердце ее подскочило от радости, она задрожала от волнения, когда Квентин возглавил команду до конца первой четверти матча. Она смеялась, подбадривая своего любимого, а он играл без ошибок и замечательно талантливо. Она пришла в восторг, когда комментатор похвалил его мастерство.

Она не отрывала взгляда от экрана, волнуясь за его безопасность, восхищалась точными и ловкими движениями. Когда включался крупный план, она видела его темные волосы, выбившиеся из-под шлема. Квентин был так хорош, что у нее захватывало дух. Тело его было стройным и мускулистым, спортивная форма ладно облегала его. Ей безумно хотелось быть с ним, коснуться его, снова слиться с ним воедино. Она привыкла к тому, что они часто занимались любовью, и теперь ей не хватало его близости.

Было уже поздно, но Рэчел даже ни разу не зевнула. Квентин выходил на поле по крайней мере дважды в каждой четверти матча и блистал, словно звезда, которой он и был. После окончания игры он давал интервью в раздевалке, и она не могла отвести от него глаз, вслушиваясь в каждое сказанное им слово. Когда Квентина спросили, каковы будут его планы, если он не войдет в команду, он ослепительно улыбнулся и ответил, что подумает об этом тогда, когда это случится, если случится.

— Спокойной ночи, любимый. — Рэчел нажала кнопку, выключая телевизор, не подозревая о трагедии, уже нависшей над ним.