Все ради тебя (СИ)

«Сиреневая аллея»

Лиза; сейчас

Я чувствую себя выброшенной на берег рыбкой. Маленькой, одинокой. Точно волчонок, как в давно минувшие дни, сидящий там, где когда-то сидела мама. Смотрящий туда, куда она смотрела.

Не знаю точно, почему меня так подкосила эта встреча с Настей. Вообще, я стараюсь не обращать внимания на все то, что говорят вокруг люди — это пустое. Они всегда говорили, говорят и будут говорить, особенно не имея возможностей сделать что-то еще — только и остается, что пытаться принизить тебя, чтобы возвысить себя. Это аксиома человеческой натуры, ее не вычеркнешь и не перепишешь: чем душа твоя меньше, тем длиннее и грязнее твой язык. Точка.

Когда я вышла за Адама, только в этом укрепилась.

Конечно, с подобным я сталкивалась очень много раз. Нет, никто не позволял себе в открытую говорить все то, что вывалила на меня сука-Настя, но бывало, что я замечала их взгляды. С вопросом. Кричащим таким, мол, какого хрена?! И дело тут не в моей самооценке, а в реальности. Ты, так или иначе, задумываешься порой, а действительно, какого хрена?

Первое. Он богатый. Не просто богатый, а неприлично богатый. У его семьи очень много ресурсов, что, я думаю, ясно и без уточнения: нефтяной бизнес предполагает огромное количество ресурсов, а если этот бизнес развивали не одно поколение? Охо-хо, считай — империя.

Второе. Адам — охренительно красивый мужчина. На него обращают внимания все, начиная с совсем зеленых дурочек, заканчивая дамами преклонного возраста. Стоит ему улыбнуться, как подруги его матери тут же начинают краснеть и путаться в словах! Я часто хихикала, глядя на это, а потом шептала ему что-то вроде: да ты укротитель женских сердец! Повелитель милф и шугар деди в одном флаконе! Потому что это правда.

Третье. Он не тупой, то есть вообще. Обычно, когда мужчине дано столько, сколько дано Адаму, притом дано это природой, а не заработано лично — расслабляет. Действительно, зачем пытаться, развиваться, если тебе достаточно всего лишь улыбнуться, и весь мир у твоих ног? Это не про Адама. Он очень много читает, чтобы быть на равных с братом и отцом, въедливо вникает в суть любой проблемы, а еще постоянно развивает свой кругозор. Так что, если у вас были какие-то стереотипы о золотой молодежи, сотрите их на хрен — он не один из них. Умный, обаятельный, интересный — вот какой он на самом деле. Тот, кто может поддержать любой разговор и не выглядеть при этом глупо.

Сверху добавьте знание культуры высшего света, и вот вам вполне логичный вопрос: какого хрена? Я ведь…объективно, совсем из иного теста. Взбалмошная, взрывная, о манерах слышала разве что очень поверхностно (на тот момент, когда мы поженились точно). Я пришла совсем из другого мира. Несмотря на моего отца, денег у него я никогда не брала, поэтому знаю, что значит «экономить», жить от зарплаты до зарплаты, получить эту самую зарплату не с тысячами нулями после запятой, а, дай бог, хотя бы с обычным их количеством.

Так что да. Мы едва ли «пара» в обширном понимании этого слова, и, кроме нас с ним, точек соприкосновения не было. Мы их развивали. Он старался вовлечь меня в свой мир, я его в свой, и оба этого хотели, иначе наш брак не продержался бы и года — что логично. Только дурак будет думать, что отношения строятся на сексе, это ведь далеко неправда — если не о чем говорить, до свидания.

В общем, это ли меня задело? Нет. На самом деле, нет. Конечно, было неприятно выслушивать такую суровую правду, но в действительности я к этому уже привыкла. Да и неправда это давно, так что пошли они все! Дело в другом…

В том чувстве, которое неожиданно свалилось мне на плечи — будто ничего не изменилось, и ты все тот же ребенок, который отчаянно хочет семью, но отчаянно не имеет возможности ее вернуть. Вот в чем вся загвоздка: я будто стала собой десятилетней давности, чей отец — мудак; брат — не лучше, а мама умерла.

Только это не так.

Я вздыхаю, повторяя рисунок каменного фонтана под своей задницей. На самом-то деле ты давно выросла, Лиза, и если это так (а это так), не будь идиоткой.

Думай.

О чем?

О том, что меня в принципе загнало в этот город — о Паше, конечно же. Все остальные аспекты моей жизни — это слишком сложные материи, к которым и подходить сейчас резона нет. Давай решать проблемы по очереди, то есть по нарастающей с меньшего. Меньшее — это Паша.

Что мы имеем?

Я знаю, что могла бы поехать с ним. Да, это так. Отец много раз предлагал мне переехать к нему в Москву, после того как умерла мама. Притом я серьезно — очень много раз. Он приезжал к нам с Пашей каждую неделю, но по итогу уезжал ни с чем, и если Паша к нему относился попроще, (наверно, потому, что они оба мужики), то я абсолютно категорично. Устраивала дикие истерики, а потом вообще перестала к нему выходить — и так пару лет. Поэтому в тот момент я совершенно точно не воспользовалась бы его предложением. Ни. За. Что.

Дальше. Мог бы он остаться со мной? Конечно, мог бы, но что дальше? Мой брат отличается острым умом всегда. В смысле…он непросто «умный» — о нет! Я не знаю, как он это делает, но его мозг заточен на высшую математику, физику и прочие прелести ученого мира. Да, он мог бы остаться со мной, но что было делать с его талантом? Просто похоронить себя в угоду глупому ребенку? (А тогда я была именно такой — глупой, истеричной, только-только вступивший в период пубертата). Если перевернуть ситуацию, готова ли я сама пожертвовать своей мечтой? При всех вводных? Ведь не было никаких по-настоящему серьезных причин не ехать, а здесь…кем бы он стал? Паша очень часто задавал мне этот вопрос — кем бы я стал, Лиза?! И я почти всегда язвила в ответ, но если отбросить обиду и подумать: какое будущее его ждало бы, пойди он у меня на поводу? Учитель информатики? Местный автомеханик? Кто? Кем бы он был?

Наверно, я утрирую. Если подумать обстоятельно, с его стремлением, он вполне мог бы построить карьеру и здесь, не принимая помощь отца, но смог бы он добиться того, что есть у него сейчас?

Конечно, я знаю, что у него есть. Никогда не призналась бы никому, но все эти годы я слежу за его деятельностью и знаю, что у Паши своя фирма. Он занимается разработкой приложений, которые имеют просто-охренеть-какую популярность! И…в сухом остатке, этого бы не было, не уедь он тогда.

Значит, мне остается ответить на последний вопрос. Честно, без утаек и убрав подальше ущемленное эго — а сама я готова была бы отказаться от возможности выстрелить на мировом уровне? Да или нет?

И, кстати, думать мне нужно быстрее.

Не знаю, обедала ли мама здесь затем, чтобы видеть, кто прибывает в город — это все еще вечная загадка, — но я вижу. Катина машина спокойно себе едет прямо на меня. В том, что это именно ее машина — сомнений нет; не из-за каких-то опознавательных признаков, которые ее отличают, конечно же, а просто чуйка говорит — она. Еще она говорит, что Катя не одна приехала за мной…

Пашу я увидеть не то что не готова, напротив. Я не удивлена, когда тачка паркуется и из нее выходит мой надоедливый брат, но я немного тушуюсь, когда чувствую его взгляд, потому что чувствую себя как-то совсем уж жалко. Приехала сюда зачем-то сама, а теперь протираю штаны здесь как маленькая девочка. Собственно, почему как? После того как Паша улетел в Европу на практику, он раз в полгода возвращался ко мне, и каждый раз я сбегала сюда.

Боже, какой все-таки сюр…

Вот ты иногда творишь хрень, да? И объяснить себе не можешь: зачем?! У меня, видимо, не период такой, а вся жизнь — я делаю что-то абсолютно нелогичное, сама себе объяснить не могу причины, а потом сижу и обтекаю.

Наверно, пора взрослеть.

Вздыхаю, когда он подходит ближе. Аккуратно так, будто всего мгновение, и я сорвусь и сбегу восвояси, потом с собаками ищи эту истеричку! В принципе, это тоже не «будто» — я так всегда и делала, и пора бы что-то менять.

Не поднимая глаз, говорю.

— Я так и не поняла, что она видела здесь, раз постоянно сидела и смотрела. Потому что я ничего не вижу…

Чувствую, что он вздыхает как будто с облегчением, потом подходит еще ближе и садится рядом.

Мне хочется рыдать.

Приехал…за мной! Неужели это мне и нужно было? Походу дела, да, ведь очень хочется сейчас развернуться, обнять его покрепче и пожаловаться на свою сложную судьбу.

Этого я, конечно, не делаю, и даже разрыдаться себе не даю — просто носом шмыгаю и потираю его, потом издаю гулкий смешок.

— Не знаю, чего я ожидала от этой подлой суки. Деньги она мне, конечно же, не вернула. Да и нужно ли это? Я могу отдать их сама. Из того, что он мне оставил после развода.

Паша тихо цыкает.

— Оставь, я перевел уже твоему Салманову предположительный долг.

Резко поднимаю глаза.

— Перевел?

— Перевел, — усмехается, глядя на меня, потом достает из-за уха сигарету и крутит ее в руках, вынимает зажигалку, — Только он обратно скинул вместе с примерным маршрутом, куда мне сходить. Грубый он у тебя какой-то! Папа говорил, что ты обратное утверждала…

Не выдерживаю и издаю тихий смешок. Это тоже правда — чтобы Андрею нос утереть, все эти годы я пела Адаму громкие дифирамбы, которые были…ну слегка преувеличены. Нет, он действительно негрубый, конечно, но только со мной — с остальными…там уж как повезет.

Вздыхаю еще раз.

— Как Катю сюда притащил?

— Отпросил у мужа.

— Серьезно? — брови взлетают наверх, Паша зажигает сигарету и кивает пару раз.

— Ага.

— Как тебе удалось? Сай обожает все контролировать…

— Заметил. Но мне разве можно отказать? Я же такой очаровательный…

— Ну конечно. То-то ты вечно по лицу получаешь…

— Эй! Получал! Когда был хлюпиком, теперь смотри какие у меня мышцы!

Демонстрирует свой ярко выделенный пресс, подняв футболку — морщусь.

— Фу! Спрячь свои телеса, я же ослепну!

— Сучка!

— Заноза в заднице!

Это тоже «привет» из прошлого, конечно же, когда мы были очень близки. Наверно, кто-то сочтет такое общение неправильным, но для нас это не имеет никакого принципиального значения — потому что даже сейчас, осознав, что что-то, кажется, вернулось к нам обратно — мы улыбаемся.

А потом я вдруг теряю остаток брони.

Не знаю, как это происходит и почему. Просто рядом с ним невозможно притворяться — Паша сама непосредственность; тепло; обаяние. Он настолько «он», в нем настолько нет примесей лжи и притворства, что ты сам невольно становишься похожим.

Как зеркало, он заставляет тебя повторять, вырывая все то, что ты надеялся спрятать в глубине души своей искренностью — и вот я уже прикладываю ручки к лицу и начинаю всхлипывать. Слезы неконтролируемой рекой текут-текут-текут. Почему? Не уверена точно. Меня обидели, и я хочу пожаловаться? Это точно да…

— Она…она сказала про маму гадости, и про меня тоже. Про Адама трепалась, мол, как он мог быть женат на мне? Я же этого недостойна! И вообще…

Паша перебивает меня крепки объятием за плечи, и через мгновение я уже утыкаюсь носом ему в грудь.

От него пахнет апельсинами. Как всегда. Это же его любимый фрукт… мама вечно ради него очереди стояла!

Улыбаюсь вдруг.

— От тебя пахнет как в детстве.

— А от тебя каким-то бредом. Еще раз, что она там сказала?

— Да забей, я просто…

— Ну уж дудки! Ты приехала сюда из-за меня, поэтому давай-ка, рассказывай.

Он всегда был таким. За него всегда можно было спрятаться, он всегда тебя защитит, и даже не потому что ты его сестра! Просто Паша по-другому не может. Он абсолютно всегда горой стоит за слабых, за это, кстати, в основном и отхватывал — влезал «не туда» без мыла, даже зная, что не вывезет.

— Пойдешь отстаивать мою честь? — после рассказа, глаза поднимаю и спрашиваю с улыбкой, он восклицает.

— А то ж! Никто не будет про мою сестру нести какую-то лажу, и, кстати…Это Адаму повезло, что ты выйти за него согласилась! И что-то мне подсказывает, он думает так же.

— Да, конечно…

Бросаю взгляд в сторону Катиной машины. Она уже достаточно давно стоит на улице, не решаясь подойти, но я вижу, что волнуется. Смотрит коршуном, ручки ковыряет — моя девочка…

— Катя переживает.

— Ты потоп развела, естественно она переживает.

Толкаю Пашу локтем вбок.

— Не будь задницей.

— Извини, это моя суть. Все, погнали.

— Куда?

Насторожившись, поднимаюсь следом за ним, а Паша фыркает.

— Как куда? У нас же миссия по возврату денежных средств!

— Да забей, это бессмысленно…

— Уверен, что у меня получится лучше, чем у тебя. Поспорим?

По блеску глаз вижу наличие плана, поэтому спорить не спешу. Прищуриваюсь — ухмыляется нагло, бровями играет, глаза расширяет бешено.

— О господи! Что ты сделал?!

— Пока ничего.

— Но у тебя есть план. Даже не отрицай — я знаю все выражения этого лица!

— Льстит, что ты так старательно блюдешь выражения этого лица, но я отрицать и не собирался. Естественно, у меня есть план! У меня всегда есть план, Хвостик.

— Не называй меня так! — ершусь, он улыбается очаровательно.

— Даже не надейся. Кстати…

Вдруг он останавливается, сделав всего шаг к машине Кати, потом смотрит на меня.

— Хочешь, открою секрет?

— Не уверена…мне это аукнется?

Жмет плечами, загадочно улыбаясь — точно аукнется, только интерес сильнее. Я манерно вздыхаю, глаза закатываю, но киваю.

— Ладно уже…говори.

— Знаешь, почему мама любила здесь бывать?

Невольно напрягаюсь, пока Паша переводит взгляд на дорогу.

— Это было их местом. Они познакомились в тот же день, как папа вернулся из армии, и он сразу же пригласил ее в кафе. Она отказала, конечно же. Тогда он поехал к какому-то деду, который разводил сирень, купил кустов на всю зарплату и посадил их для нее, а следующим утром ждал ее здесь у работы с букетом ромашек. Денег-то больше не было и все такое…

— Кто тебе это рассказал?! — резко перебиваю, хмурюсь, — Он, да? Чтобы…

— Тормози, Лиза, не он мне рассказал. Она сама…

— Что?

— Ну да. Интересно было, чего она именно здесь все время сидит, вот и спросил.

Говорю же. Паша — он такой. Что на уме, то на языке, притом искренне и честно — такому невозможно отказать…

Тем временем я перевожу взгляд на сиреневую аллею и чувствую, как сердце мое начинает чаще биться…

— Конечно, он не всю эту аллею ей посадил на тот момент. Денег-то было — кот наплакал. Хватило всего на три куста. Остальное — потом было…

— Немыслимо…

— Почему? — усмехается и глаза на меня опускает, — Ты же прекрасно знаешь, что они очень любили друг друга. Можешь беситься и придумывать сколько угодно, демонизировать папу хоть до морковкина заговенья, только это отрицать не выйдет…

— Сложно это не отрицать, когда ты знаешь, чем все кончилось…

Его лицо становится неожиданно задумчивым и серьезным, и я слышу, как тихо он тянет:

— И у Луны есть две стороны, чего говорить об отношениях тогда, м?