«Герда»

Лиза; сейчас

Когда я просыпаюсь, до меня не сразу доходит, что вчера случилось.

И нет, не само собой, что самое обидное. Даже не против моей воли! Что тоже, как бы ни звучало драматично, досадно. События встают в одну линейку, как плитки домино, если перемотать время назад до того, как они упали.

Одно толкает другое. А руки мои! Я сама все это выбрала...

Примирение с братом. Настя. Ревность. Много шампанского. И он. Загнанный в угол «Он» — вечная причина моего падения с большой буквы.

Которое сейчас крепко обнимает меня и не спит.

Я чувствую это; ты всегда это чувствуешь, если знаешь кого-то также хорошо, как я знаю его. Дыхание не такое, объятие иное, кажется, что даже энергия его по-другому перетекает, чем во время сновидений — и это тоже, наверно, правда. Не знаю, я об этом никогда не задумывалась, как и о том, что можно знать кого-то настолько хорошо, чтобы не глядя определить его состояние.

А я и это могу.

— Я чувствую, что ты уже проснулась, — говорит тихо, прижимая к груди сильнее.

Он тоже.

Мне хочется рыдать.

Нос колет, в глаза как будто гору песка насыпали! И легкие печет.

Сегодня я впервые проснулась в спальне нашего дома, но не так, как мечтала. А я так много мечтала…

Сейчас словно на горе сожженных углей лежу. Аж пеплом пахнет…Когда-то наше место, дом, будущее, сейчас стало пепелищем со стойким запахом дыма и керосина, баклажка с которым у него в руках была! И до сих пор есть…

Ничего ведь не изменилось.

Прикрываю глаза, выдыхаю и беру его за запястье, чтобы встать. Адам не сопротивляется, но делится горечью, что разливается на его языке. На моем теперь тоже не сахар…

— Ждешь пожеланий доброго утра? — ядовито интересуюсь, садясь лицом к окну.

Ищу глазами свое белье. Хотя бы на него надежду, пусть и сомневаюсь, что осталось что-то целое.

Не помню.

— Ты не видел…?

— Не делай вид, будто я тебя сюда силой притащил, хорошо? — говорит тихо, но я слышу недовольство в голосе, хмыкаю.

Понятно. Помощи здесь ждать глупо. В принципе, ничего же не изменилось? Вот и не плошай сама. Наклоняюсь, сразу срисовываю свои трусики и подцепляю их указательным пальцем.

Позор. Какой же позор…сильная и независимая, блядь, ага, конечно. Где платье потеряла, а? Независимая. «Сама». Мисс пошел-он-на-хер. Госпожа я-равездусь-и-играть-будем-по-моим-правилам.

Дура. Какая же ты слабохарактерная дура…

— Будешь меня игнорировать?

Встаю, кутаясь в одеяло.

— А что обсуждать? Напились и трахнулись по старой дружбе — для тебя это едва ли что-то новое.

— Не смей так говорить!

Чувствую требовательный взгляд в спину, который бесит.

Резко поворачиваюсь, выгибая брови.

— Не сметь так говорить?! А как мне говорить?! Подскажешь?!

— Вчера между нами все было не так, как обычно бывает в таких ситуациях!

Бесится.

Я вижу, что Адам злится. Вон как огромные брови рухнули на глаза, как мышца истерично сжимается на челюсти. Ха! Нет, вы представляете?! Он смеет еще злиться! Мудак!

— Прости, — ядом плещу еще больше, — Я не знаю, как «обычно» бывает, но поверю тебе на слово. Как специалисту!

— Блядь, завязывай!

Тоже встает, заслоняя своей спиной выход — а это мне уже не нравится.

— Отойди.

— Нет.

— Что за приколы?! Отойди с дороги, я хочу уйти!

— Ты говорила вчера, что любишь меня!

— Я была в говно! А ты, разумеется, этим воспользовался!

Повышаю голос, потому что…блядь! Потому что! Мне больно, ясно?! Быть здесь! Здесь! Где все должно было быть по-другому! Я не так…я…Я! Хотела! По-другому! А за то, что все рухнуло — ненавижу сейчас его еще больше! Наверно, не до конца протрезвела…

Адам ловит ступор.

Я знаю, что это значит. Очевидно, да? Раз могу определить затылком спит он или нет. Это та стадия, когда он злится настолько, что слова сказать не может. Кулаки сжимает, не дышит. Смотрит. Будто видит впервые!

Нет-нет-нет…я не хочу ничего выяснять! Пожалуйста! Только не это…

— Отойди с моей дороги.

Не слышит.

Делает на меня шаг — я от него.

— Адам…

— Ты долго будешь притворяться?! — рычит чуть слышно, а я от досады рот открываю!

На миг сама теряюсь, но быстро нахожусь и цежу.

— В каком смысле… «притворяться»?!

— Нам было хорошо этой ночью! И нам всегда было…

— При чем здесь секс?!

— А я и не про секс говорю! Я про жизнь! Нашу жизнь!

Я его убью. Серьезно. Ты издеваешься?! Специально давишь на больные мозоли?! Ублюдок!

Так хочется все ему высказать, но я знаю, что в этом нет никакого, твою мать, смысла. Просто ноль — он меня никогда не услышит. Никогда не станет тем, кто поймет, потому что твердолобый баран, который уперся и все! Все! Так что уходи. Молча, Лиза. Просто…пожалуйста, уходи.

Это плохо кончится…

Но я не могу. И нет, не потому что он перегородил мне дорогу! Что-то внутри, что действует отдельно от мозга, не дает.

Я смотрю на него еще пару мгновений, вижу в глазах искреннюю веру в свои убеждения, и это окончательно меня выбивает из седла.

Поправляю одеяло на груди и наклоняю голову набок.

— Наша жизнь, говоришь?

— А что? Плохо было? Не пизди!

— Да нет, было хорошо. Только вот…разобраться хочу. О какой жизни ты говоришь? О той, где я думала, что ты меня любишь?

— Я тебя люблю.

— Или о той, где ты трахал каждую суку, которую видел, м? О какой «нашей» жизни ты говоришь, Адам?

Пауза, а потом что-то на потрясающем:

— Все было не так.

Впору рыдать, но я смеюсь.

Он молчит.

Кулаки только сжимает. И? Сжимай сколько влезет.

Гордо задираю нос, отрезаю эмоции и цежу.

— Мне насрать, как было. Отойди, я хочу уйти.

— Ты хочешь остаться.

— Серьезно? Ты так в этом уверен?

— Под алкоголем люди не врут.

— Судя по тебе, утверждение весьма сомнительное.

— Блядь, да сколько можно!

Со злости Адам пинает свои штаны, которые отлетают в сторону. Очень тупо так. Ремнем еще бьются о шикарный паркет…и мне хочется заорать на него, чтоб аккуратней был! Я ведь так долго его выбирала! Но потом я вспоминаю: дом этот не мой. И жизнь больше мне не принадлежит…

— Если меня не слышишь, то брата своего послушай!

При чем здесь Паша?!

— Не впутывай в наши отношения Пашу!

— Да я не об этом! Вчера! Ты спрашивала про моделей! Он тебе все объяснил! Так это было!

Говорила, что отринула эмоции? Ну, что ж…извините, кажется, я снова вам соврала.

Потому что заявление поджигает меня изнутри всеми вулканами мира!

— И мне должно стать легче?! А?! Это что-то меняет, по-твоему?!

— А НЕТ?!

— А ДА?! ТЫ МНЕ ИЗМЕНЯЛ!

— ЭТО НЕ ИЗМЕНА! ЭТО, БЛЯДЬ…

— Если ты еще хоть раз скажешь ту херню, что нес тринадцать месяцев кряду — я тебя убью, клянусь!

— Да ты уже убила!

Вот это заявление…

Стоит. Тяжело дышит. Аж дергает от злости! А я просто глазами луплю. Теряю голос, но не злость. Шиплю с нескрываемым сарказмом.

— Наглости вам, конечно, не занимать, сударь…

— А ты думаешь, что только тебе херово? — также шепчет в ответ, — Думаешь, что ты одна переживала? Или тебе одной больно? Я подыхаю без тебя, Лиза! Мне дышать нечем!

— И кто в этом виноват?!

Молчит.

Серьезно?!

Нет, стоп-стоп-стоп. Хватит. Говорю же, этот тупой разговор не имеет ровно никакого смысла, поэтому я хмыкаю и делаю шаг к двери.

Но Адам реагирует тоже. Делает свой, преграждая дорогу.

Поднимаю брови.

— И? Дай мне пройти!

— Нет.

— Блядь, не беси меня еще больше! Или драться будем?! Вот до чего дошли?!

— Нет. Не драться. Но я тебе докажу.

Запахло жареным.

Не нравится мне выражение его лица…задумал что-то! Флер «приключений» на весь дом взорвался.

— Что ты мне докажешь? — спрашиваю аккуратно, сама незаметно отступаю.

Ну как? Мне в это очень хочется верить, только вряд ли это так: потому что он оценивающе осматривает меня и усмехается.

— Боишься меня?

— А надо?

Хмыкает, но не отвечает. А я как-то…теряюсь.

Чтобы было до конца ясно: я знаю, что Адам далеко не ангел. В нем живет тьма. Он порочный, может быть жестоким, но меня эта его сторона никогда не касалась. Я лишь однажды ее видела. Несколько лет назад, когда он вернулся со своей первой командировки в новой должности.

Тогда было…странно. Немного страшно, потому что вел он себя совершенно иначе, немного не по себе, потому что я его таким никогда не видела. Но мне не было больно! Он не причинил мне вреда. Адам никогда его не причинял…по крайней мере, физического, да и больше таких отношений между нами не было, чтобы допустить хотя бы малейший на это шанс. Я до сих пор думаю, что он просто перебрал в самолете, вот и понесло куда-то не совсем туда? А не туда ли? Не знаю. Но вот в чем уверена: если тогда мне не надо было бояться, чего сейчас напряглась? Делать мне больно — не лучший вариант заставить меня остаться, согласитесь.

Немного расслабляюсь, но все равно волнуюсь. Он же у меня король противоречий, так что как циферки при умножении в уме держать надо, так и здесь.

Всегда будь начеку.

Только маху я дала, пока рассуждала…

Не успеваю понять, а он подскакивает, вырывает меня из одеяла и кидает на кровать. Не больно, конечно, но все равно! Знаете! Страшно, да! Слишком стремительное нападение какое-то, да и потом, если ты не ожидаешь такого поворота? Охо-хо-хо…вряд ли улыбаться будешь! Вот и я не радуюсь, а ору.

— Ты больной что ли?!

— Да, Лиза, — хрипло шепчет на ухо, — Я — больной. Прости за это…

— Простить?! Отпусти! Ты…

Я даже придумать не успеваю, "что" он — наглые пальцы стаскивают трусики, а это совсем не тот вектор, по которому я хочу следовать.

Начинаю брыкаться. Бью его, куда придется, кряхчу глупо, но на той стороне глухая стена, лишающая меня белья.

Продолжаю бороться.

Впиваюсь ногтями ему в шею, грудь, толкаю, извиваюсь, как королевская кобра — мои руки попадают в капкан его пальцев. Он с силой сжимает запястье, а потом наспех обвязывает их моими собственными трусиками! Возмутительно! Какого черта?! Но это что еще?! Через мгновение руки прижимаются к холодной, деревянной спинке кровати, а кружева обматываются вокруг одного из столбиков прочной цепью.

После этого он отстраняется.

Широко распахнув глаза, я смотрю наверх, потом медленно опускаю их на Адама и шепчу.

— Ты…ты…я…

— Теперь страшно? — хмыкает с какой-то странной грустью, я хмурюсь.

Спокойно. Мысли разумно.

— Держать меня вздумал привязанной?

— Рассвет…

Горячие пальцы ласково касаются бедра, но я дергаюсь и шиплю.

— Не трогай!

— Ты не этого хочешь.

— Да что ты?!

Хмыкает. Ведет рукой дальше, будя во мне постыдную волну мурашек…

Я пытаюсь еще. В смысле, мыслить разумно, а не истерично. Говорю почти спокойно:

— Ты думаешь, что секс что-то изменит? У нас с ним никогда проблем не было. По крайней мере, я так думала.

— И ты думала верно.

Не поднимает глаз, следит за тем, что делает со мной — я еле сдерживаюсь, чтобы не закатить глаза, когда пытка переходит на внутреннюю часть бедер.

Боже…

Запрокидываю голову и молюсь, чтобы не застонать. Так нечестно! Ты знаешь все мои слабые места…

— …У нас в постели все было великолепно.

— Тогда почему? — вырывается против воли, и он замирает.

Молчит.

Господи, как же я ненавижу твое молчание — аж до режущей боли в глазах.

Не ответит.

Он никогда не отвечает…

— Секс в любом случае здесь ни при чем, Рассвет. Мы не будем заниматься сексом.

— Тогда отвяжи меня и…

— Мы будем заниматься любовью.

С этими словами Адам раздвигает мои ноги и ложится сверху, оставляет поцелуи на плечах. Я все еще пытаюсь бороться, отпихиваю, но он по-прежнему не замечает как будто! Даже когда я шиплю:

— Это ли любовь?! Против воли?!

Усмехается!

— Иногда с тобой надо против воли, любимая. Все в свои руки брать, иначе ты вечно будешь убегать от правды.

— От какой правды я, по-твоему, убегаю? — шепчу, и он поднимает глаза.

В них столько всего намешано: вина, боль, сожаления…любовь. Огромное желание все исправить, вернуть. Перестать чувствовать эту ужасную боль, которая режет нас обоих изнутри…

Но как вернуть? Я тоже спрашиваю его. Не голосом, конечно — он снова не ответит…глазами. Душой.

Как вернуть, Адам? Ты ведь даже не пытаешься…

— Мы любим друг друга, — шепчет наконец в ответ, слегка касаясь губами моих, — Мы скучаем друг без друга. Нам обоим плохо. И ты ведь тоже дышать не можешь, Лиза…я знаю.

— Замолчи…

— Ты не хочешь слышать? Хорошо. Я докажу тебе по-другому. Только не сопротивляйся. Не пытайся слушать память, разум, слушай меня иначе: телом. Если ты отключишься, ты все поймешь. Как ночью понимала.

— Я…

— Пожалуйста, Лиза. Выслушай меня…прошу…

Блядь, как же я тебя ненавижу…

Мне так хочется стать вдруг Снежной королевой. Знаете, чтобы не чувствовать ничего? Чтобы переть не оглядываясь. Чтобы не поддаваться…А по итогу что? Я — Герда. Та глупая девчонка, которая бежала за бессердечным мальчиком по льду босая. Она хотела его спасти…

Забавно, что когда-то Катя получила эту роль в нашем детском спектакле, потому что по итогу Гердой стала не она, а я. Ведь все, что я делаю — это пытаюсь его спасти. Снова и снова. Тринадцать долгих месяцев, миллион попыток разобраться, найти ответы, заставить его слышать меня! Понять…

А он? Он — Кай. Мальчик, который насмехается над глупостью своей маленькой, наивной тени. Она себе пятки в кровь, лед под кожу, он все дальше-дальше-дальше…Она за ним в снега и бури, а он…он просто не хочет быть спасенным.

Одинокая слеза-льдинка вырывается из моих глаз и царапает кожу, пробираясь по виску к волосам, где обязательно затеряется, как миллионы других таких же льдинок. Одиноких, горьких…

Но на этот раз что-то меняется…

Адам тихо вздыхает и подхватывает ее губами, медленно ведет ими по моей щеке, обнимает крепче, будто старается согреть от моего одиночества. Слегка задевает нос своим. Он хочет поцеловать меня, но я резко отвожу голову в сторону, и он тихо смеется.

— Плевал я как ты выглядишь… — хрипло шепчет, — Мне так насрать было…Потолстеешь? Худой будешь? Похеру. Я люблю твою непокорную, дикую душу, Рассвет. С ней любая ты — моя любимая.

Ненавижу…

Заткнись!

До боли сжимаю кулаки, чтобы немного отрезветь, а в этот момент Адам поворачивает мою голову обратно и снова наступает.

— Я всегда тебя хотел. Тогда, сейчас — неважно. И никто с тобой не сравнится, Лиза. Ни одна модель, даже мировая — никто.

— Не говори то, во что сам не веришь.

— Я никогда тебе не врал. Думаешь, сейчас начну?

Прикусываю губу, потому что не знаю, что ему ответить. Как противостоять? Мое сердце сейчас разорвется на части, а если попытаюсь — точно ничего от меня не останется. Но останется ли после? И будет ли после?

— Молчишь, потому что знаешь. Это не тот момент, чтобы врать, даже если бы я этого хотел.

— Ты красиво говоришь, но…

— Я душой с тобой всегда. Никого и никогда сюда не пущу. Только тебя.

— Прекрати…

— Это тоже правда. Только ты внутри, и я только твой.

— Господи…да замолчи ты наконец! — рычу от злости и бессилия, саму на части рвет, — Заткнись! Я не хочу этого слышать!

— Хочешь…Просто я…впутал тебя туда, отчего поклялся защищать.

— О чем ты?

Напрягаюсь, словно вот-вот раскручу этот хитрый клубок. Вот оно! Клянусь, я что-то нащупала! Вот! Держу в руках, а он молчит. Застыл весь. Замер. Глаза закрыл и только дышит тяжело.

Не молчи.

Говори.

Умоляю.

Объясни мне, что с тобой происходит, ты же хочешь. Просто…говори…

— Не молчи, Адам. Пожалуйста…

— Я не знаю как сказать.

— Во что ты меня впутал?

— В грязь. Я не хотел, Лиза. Я правда этого не хотел…Счастливой только видеть мечтал. Как ты улыбаешься, смеешься...Весь мир к твоим ногам положить, но не это все. Прости за меня...мне правда очень жаль.

Его голос хрипит и дрожит. Сердце мне рвет на части…

— Адам…

— Поцелуй меня.

Пару раз моргаю, а он снова смотрит на меня, и в нем еще больше отчаяния и боли.

— Пожалуйста. Поцелуй меня и выслушай…так, как я могу — душой тебе все расскажу.

И вот она дилемма. Я могу сказать, что не хочу. Знаю что могу. Еще я знаю, что если действительно захочу — он меня отпустит. Если, если, если…

Только вот проблема в том, что я холод пятками чувствую, а это значит, я снова она. Да. Девочка-Герда, которая отчаянно стремится вслед Каю. Она его почти нашла. В той самой крепости изо льда. Он составляет слово «вечность», и он умрет там…в холоде, темноте и одиночестве, если его Герда не справится.

Какая же ты дура, Герда…какая…дура…

Да, это так. Я знаю. Он сам не справился, он облажался, он все разрушил, и что делаю я? Правильно. Медлю мгновение, а потом подаюсь вперед и нежно его целую.

А потом он заполняет меня собой, соединяя наши души. Я не отталкиваю его, даже когда руки мои свободны от пут — ближе прижимаю.

Сердца бьются в унисон.

Адам целует меня везде. Он нежен. Он ласков. Он осторожен. Я чувствую себя самым важным человеком на свете. Любимой, желанной женщиной. Единственной женщиной. И он прав был, это не секс, а любовь. Та степень близости, когда вы — одно целое.

А знаете, кто еще прав был? Отец.

Все мы Герды, когда любим…

Загрузка...