Всему свое время

Глава 5

Они маркировали тропу кусочками ярко-оранжевой веревки из натуральных волокон. Бет не помнила, сама ли она это придумала или когда-то вычитала из книг. В любом случае, маленькие рыжие указатели, провожавшие к тому месту, где экспедиция проводила предыдущие исследования, радовали ее взор.

Но веселое настроение вмиг испарилось, стоило ей дойти до края селевого потока. Джошуа Хантер был уже тут как тут и возился со своим бесценным аппаратом. Она растерянно смотрела, как высокий человек повернулся и затем большими шагами направился к ней.

Бет безжалостно погасила пламя, вспыхнувшее в тайниках ее души от одного его вида. Ни в коем случае нельзя допустить повторения вчерашнего безумия.

— Не двигайтесь, Бет! Хотя я понимаю, что вам не терпится с присущим вам энтузиазмом вновь сшибить этот прибор, на установку которого я затратил час.

Джошуа, глядя на ее обиженное личико, добродушно рассмеялся. Беспричинная радость, возникшая в момент появления девушки, удивила его самого. Вчера вечером прошлое навалилось и буквально раздавило его атмосферой вины и печали, окутывающей гору. Он почти зримо ощущал присутствие призрака Кэрол, витающего у него над головой.

А сейчас, в это солнечное утро, украшенное легкими облаками, которые удавалось видеть, когда оседал пепел, он должен был признать, что чертовски рад появлению Бет. Ему нравилось ее общество. Что ж, возможно, придется расстаться с ней навсегда. Но сейчас…

А Бет, глядя на жизнерадостного Джошуа, видела, что он ничуть не расстроен вчерашним. Глаз его она не могла разглядеть, поскольку на носу у него опять сидели эти ужасные зеркальные очки, но за непроницаемыми стеклами угадывалось озорное мерцание.

Встреча с ним вызвала у Бет множество самых разных ощущений. Сначала она лихорадочно искала объяснений своего появления здесь, затем покраснела от смущения, вспомнив их вчерашнее расставание. И все это усугублялось тем, что она не принимала его улыбку за чистую монету. Смущало также собственное сердцебиение. С чего бы это?..

— Простите, доктор Хантер, что прервала ваши кропотливые труды, но я пришла на точку, заранее намеченную для работы. И что я вижу? Вы умудрились взгромоздить вашу драгоценную штуковину прямо в середину муравьиной колонии, которую я выбрала для съемки.

— Колония муравьев? Где? Здесь нет ничего живого в радиусе четверти мили, — растерянно пробормотал он, всматриваясь в почву у себя под ногами.

Силы небесные! Неужели ей удалось наконец навязать этому самоуверенному нахалу роль недотепы?

— Это показывает, как много вы знаете. Сойдите с муравейника!

Бет взяла его за руку и оттащила от прибора.

На самом деле то место, где она собиралась снимать, находилось не прямо у него под ногами, а чуть левее, в нескольких футах от тропы, насколько она помнила, но мстить, так уж мстить.

Впрочем, какая там месть! Просто маленький спектакль.

Бет опустилась на колени и показала Джошуа на муравьиный отряд, шествующий цепочкой вдоль края засохшей грязевой коры.

— Смотрите, смотрите!.. Сотни рабочих. Видите, они тащат кусочки листьев папоротника, чтобы пополнить пищевые ресурсы муравейника. Кстати, эти работяги захвачены в плен из других разновидностей Formicidae [3] и используются как рабы. Ну а теперь можете утверждать, что здесь нет никакой живности.

— Где? Я ничего не вижу, — сказал Джошуа, старательно всматриваясь в то место, на которое она указывала.

Возмутившись, Бет сняла очки, сунула их в карман, потом протянула руку к Джошуа и сдвинула его зеркала на лоб.

— Неудивительно, что вы ничего не видите! Эти зеркальные штуки отражают почти весь свет. Где уж тут увидеть такую мелочь, как муравей…

Говоря это, она впервые рассмотрела его глаза, чего не удалось сделать вечером. Но они оказались настолько изменчивыми, что даже сейчас нельзя было бы с точностью назвать какой-то один цвет. Тут светились и золотинка, окружающая зрачок, и бирюза, и еще что-то, не имеющее конкретного названия.

Какие прекрасные, можно сказать, донкихотские глаза… подумала Бет и отвернулась, сосредоточившись на работах, производимых кропотливыми крошечными созданиями.

— Но где же они? Я никого не вижу, — уперся Джошуа.

Бет склонилась еще ниже, потом вообще прилегла на бок, так что ее грудь почти касалась земли.

— Да смотрите же! Вы что? Слепой?

Джошуа лег на землю, и голова его оказалась почти рядом с ее указующим пальцем. Он чуть не носом уткнулся в муравьиную тропу и наконец восторженно прошептал:

— Эй, да вы правы! Тут и в самом деле снуют какие-то проходимцы.

Он всмотрелся внимательнее, непринужденно приобняв Бет за плечо и как бы для лучшего обзора придвинувшись к ней поближе.

— Где же эти ребятки обретаются, Бет? — продолжал он невинные расспросы. — Где у них муравейник? Где-нибудь здесь или под землей?

Его интерес казался живым и искренним, хотя он просто старался усыпить ее бдительность и придвинуться плотнее. И ему действительно удалось возбудить в ней энтузиазм специалиста.

— Под землей у них живут их леди. Они пробуравливаются вниз футов на десять, если не больше, и там откармливают свою матку и хранят яички. Потому-то они и выжили, конечно.

— В жизни не подумал бы! Надо же…

А Бет, делясь с ним своими познаниями, заговорила так, будто читала лекцию большой аудитории слушателей.

— Ребята, которых мы видим, находятся на вершине пищевой цепочки. А это говорит о том, что все ходы, устремленные вниз, тоже полны жизнью. Но там, под землей, вполне могут существовать запасы органических соединений, позволившие колонии какое-то время прокормиться, не выходя наружу, и не просто пережить извержение вулкана, но и сравнительно долго существовать до того времени, пока на поверхности не появится хоть какая-то растительность…

Джошуа перевел внимание с неутомимой вереницы маленьких тружеников на лицо своего лектора. Он подпер голову рукой, почти касаясь носом ее щеки. Его большие глаза вглядывались в нее с какой-то тревожной серьезностью, а рот нацелился на шевелящиеся совсем рядом губы, и, несмотря на явное неудовольствие девушки, оттого что расстояние между ними все сокращается, он приблизился и поцеловал ее нежнейшим из поцелуев.

Столь невесомого прикосновения можно было бы и не почувствовать, если бы не сердце, отозвавшееся на него летучим пламенем, и не пронзивший тело предательский восторг, порожденный, несомненно, какими-то химическими реакциями ее организма.

Ох, дьявол! Зачем он опять так поступает? Разве накануне вечером они не выяснили своих отношений до конца? Пытаясь отодвинуться от него, она вдруг оказалась еще ближе, ибо теперь он пустил в ход и руки. А Джошуа засмеялся и поцеловал ее в шею, будто не замечая сопротивления и попыток освободиться.

Ее обуревали противоречивые чувства. Страшно хотелось прильнуть к его сильному телу, но она не могла разрешить себе этого, страшась повторения вчерашнего разочарования.

— Отпустите меня. Вы слышите? Немедленно уберите свои руки. Вы не джентльмен! Вы же знаете, что я не хочу всего этого. Неужели у вас совершенно нет совести? Никаких моральных правил?

— Моральные правила? У меня? А как насчет вас? Ваши моральные правила дозволяют вам держать возле себя этого несчастного Прайса, пока не подвернулось что-нибудь более подходящее? Если вы так моральны, почему же не отпустите его? Возможно, другой девушке, да той же Дане, например, он подойдет лучше?

Сказанное настолько соответствовало ее собственным мыслям и. желаниям, что она из одного только чувства противоречия не хотела признаваться в этом Хантеру. Да и какое дело ему до ее отношений с Филом? Ведь ему-то самому она не нужна! Не его тип женщины…

Приняв враждебное молчание за обиду, Джошуа попытался смягчить ситуацию, развеяв тень, набежавшую от его слов.

— Дана больше ему подходит, хотя, допускаю, что он никого, кроме вас, не видит. Полагаю, вы были правы насчет вчерашнего инцидента: он разозлился, потому что вы не захотели назвать день вашей свадьбы. А, кстати, почему, детка?

— Почему?.. С какой стати вы…

Но он будто и не слышал ее нетерпеливых восклицаний.

— Должно быть, ваше подсознание подсказывает вам что-то, пытается предупредить, что это не ваш мужчина… Послушайте, у меня появилась идея… — Его глаза блеснули вдохновением. И не успела Бет сказать, что не желает знать никаких его идей, он уже излагал свой нелепый и оскорбительный план: — Я предлагаю вот что! Помните, я говорил, что буду вести семинар в Лос-Анджелесе? Так вот, я возьму над вами шефство, пока вы не найдете себе кого-нибудь получше Прайса. Не сидеть же вам дома в ожидании Мистера То-Что-Надо. Я буду сопровождать вас повсюду, куда вы захотите пойти, и сумею защитить от того урона, который вы можете нанести себе своим неумением судить о людях. Ну? Как вам это?

Хотя Джошуа бодро улыбался, он сам не верил в ту чушь, которую сейчас нагородил. За последнюю дюжину лет его контакты с женским полом были сведены до минимума, только в случае крайней нужды, да и то лишь физиологически. Обычных же, человеческих, контактов у него, пожалуй, и вовсе не было. Так с чего он взял, что в присутствии Бет — хоть здесь, на горе Сент-Хеленс, хоть где бы то ни было — способен даже на минуту забыть Кэрол? И что это вообще за дикая мысль выгуливать девушку в поисках подходящего мужа?

А Бет уставилась на Джошуа, даже не замечая, что рот ее открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы. Она не могла поверить, что этот человек одержим такой наглостью и настолько бесчувствен, что смог предложить ей себя в качестве личного телохранителя с притязаниями на охрану и ее души.

— Нет уж! — наконец проговорила она. — Премного благодарна, конечно, но я вряд ли захочу увидеть вас еще раз. Я не нуждаюсь в помощи такого большого, переросшего самого себя олуха. А теперь отпустите, я не переношу ваших прикосновений.

— Ах вот оно что! Значит, не переносите моих прикосновений?

В его голосе звучала явная угроза, но сам он, почти незаметно глазу, продолжал придвигаться к ней. В конце концов лицо его оказалось так близко, что Бет не могла сфокусировать на нем взгляда. Она зажмурилась, как зажмуривается от страха ребенок, не желая видеть того, что его напугало. Но от голоса не спастись, приходилось слушать.

— Так вы уже не помните, что происходило вчера в вашей палатке?

Негодяй! Законченный негодяй. Бет застонала, его слова задели едва зажившую рану. А Джошуа, неверно поняв этот стон, приподнялся на локте, освободив ее тело от своей тяжести, и снова поцеловал.

Бет сжала губы и попыталась освободиться от принудительной ласки, но вдруг ощутила такую ошеломительную слабость, что сама не узнала бы себя в этой ситуации, гляди она на это со стороны. Рот ее приоткрылся, как розовый бутон навстречу утреннему ветерку, хотя на самом деле она хотела протестовать. Что-то, таящееся в ней самой, мешало ей сопротивляться его натиску. Она ответила на его поцелуй, ибо и ее единственным желанием было слиться с ним в порыве любви.

А он, чувствуя, что она готова уступить, не сдерживал своих рук, которые пробежали по ее телу и вот-вот готовы были скользнуть под свитер, отчего Бет напряглась в предвкушении того момента, когда он прикоснется к ее телу. Но тут Джошуа совершил непоправимую ошибку: вместо того чтобы продолжать ласкать девушку, он принялся расстегивать свою рубашку, и это отрезвило ее, так что, когда он, прикоснувшись наконец к ее груди, спросил, так ли уж ей неприятны его ласки, она вдруг неожиданно для него сказала:

— Я вас не понимаю! Разве вы не помните, что говорили? Вы сказали, чтобы я выходила замуж за Филиппа или кого угодно. Так к чему все это… сейчас?..

— Ох, сердце мое, простите. Я виноват. Наверное, я впал в безумие, предлагая вам такую дикость.

Нет, все его слова, все ласки только раздражали ее. Она даже пожалела, что под рукой нет чего-нибудь тяжелого, чтобы оглушить нахала и прекратить эту тягостную, слишком затянувшуюся, унизительную для обоих сцену. Но в следующую минуту в действие вступила сама природа, напугав обоих сильным подземным толчком. Это уже второй раз за сегодняшний день, подумала Бет. А Джошуа тотчас справился с собой, еще теснее прижал ее к себе и держал так до тех пор, пока содрогания земных недр не прекратились.

От страстей и обид не осталось и следа. Действительность повеяла на них холодом и пепельной пылью, повеяла дыханием смерти. И хотя все кончилось так же внезапно, как и началось, эти двое не могли больше оставаться в том положении, в котором они находились до грозного предупреждения природы.

Бет, подавляя панику, смотрела в его глаза, будто спрашивая: что? началось? И он в ответ на ее безгласный вопрос сказал:

— Нет, не думаю. Хотя утром я не понял некоторых показаний датчиков, которые установлены у нас на базовом лагере. Вот и пришел сюда, на контрольную точку, проверить прибор, да не успел… Дело, полагаю, в состоянии линз, надо осмотреть их здесь и на других точках. Но, в общем, в ближайшее время ничего серьезного произойти не должно.

Он погладил ее по плечу, и Бет почувствовала, что его нежность не тяготела к эротике, а была скорее выражением искренней заботы.

Встав, Джошуа помог подняться и ей. Оба они, столь долго пробыв в объятиях друг друга, нуждались в успокоении, и оба испытывали некоторую неловкость. Джошуа занялся своим прибором, считывая и записывая показания датчика, а Бет расчехлила фотокамеру и приготовилась снимать муравьиных солдат. Раза в четыре крупнее рабочих муравьев, эти ребята с бронированными головами и мощными челюстями выглядели в объективе ее камеры с сильно увеличивающими линзами просто монстрами. Она знала про них многое, но главное, что они, эти граммовые силачи, крайне жестоки и лучше других земных тварей приспособлены к убийству.

Щелкая затвором, она ловила наиболее выразительные моменты и, забыв обо всем на свете, удовлетворилась, лишь когда ей удалось передать совершенную силу и угрожающие движения этих воинственных существ. Закончив, она убрала камеру, села на землю и спокойно ждала, когда Джошуа закончит работу. А он, расположившись на камне с блокнотом и калькулятором, что-то просчитывал.

— Не сходится, — вздохнул он, провозившись с этим почти полчаса. — Эти показания говорят о какой-то ошибке, вкравшейся при их регистрации, или о том, что моя теория гроша ломаного не стоит. Хотя я несколько лет испытывал ее на всех вулканах, начиная с Навадо дель Руис в Колумбии и кончая Пинатубо на Филиппинах, и готов был пари держать, что по моим расчетам здесь, на Сент-Хеленс, ничего серьезного не будет… — Вдруг он замолчал и, взглянув в сторону кратера, пробормотал: — Ошибка… А может быть, все дело в том… в том, что…

Вскочив с камня, он подошел к своему рюкзаку и, вытащив оттуда рацию, несколько минут кого-то вызывал.

— Роджер! Что у вас там творится? — почти с облегчением закричал он, когда связь осуществилась. — Почему так долго не отвечали? Прием.

— Сент-Хеленс? У нас тут самый разгар спасательной операции, — услышала Бет мужской голос, отдающий металлом. — Здесь, на пятьсот четвертой дороге, крупный обвал. Несколько туристов вместе с грузовиком лесничества исчезли… Мы вызвались помочь расчистить дорогу. Прием.

— Бог в помощь, Роджер. Но мне необходимо быстро слетать к кратеру. Кажется, что-то случилось с парой отражателей, что мы там установили. Может быть, их сдвинуло с места, или зеркала повреждены. У меня из-за этого странные показатели, и вся работа летит к черту. Прием.

— Сент-Хеленс, может быть, часа через два? Скорее всего я смогу подхватить вас в два тридцать, самое позднее — в три. Прием.

— О'кей, Роджер. У меня тут еще есть кое-какая работа. Через два часа я тебя жду. — Он быстро продиктовал свои координаты и добавил: — И захвати пару зеркал для замены. Отбой.

Закончив переговоры, он подошел к Бет.

— Вертолет нашей компании временно базируется в Ванкувере. Часа через два думаю слетать к кратеру.

— Да, я слышала, — ответила Бет, взглянув на зазубренный гребень кратера. — Ох, как бы мне хотелось заглянуть туда, за край, посмотреть на лавовый купол. Может быть, вы…

— Абсолютно исключено! Вы что, не понимаете, как там опасно? Местный отдел геологической службы закрыл кратер для альпинистов еще несколько месяцев назад, потому что купол весь в трещинах и курится. Да еще эти подземные толчки…

— Джошуа, я не туристка, — спокойно ответила Бет. — И хотя не облазила, подобно вам, великое множество вулканов, но прекрасно знаю, как вести себя в экстремальной ситуации. Несколько лет назад мы с Грейс были в Йеллоустонском национальном парке во время больших пожаров. Снимали прямо на линии огня. Не думайте, мы не идиотки, просто опасность не смогла удержать нас от съемок нашего фильма.

— Вы с Грейс снимали это страшное Йеллоустонское бедствие?

— Да. Вы случайно не видели документальный фильм «Огненный шторм»? Он был в широком прокате.

— «Огненный шторм»! Ну как же! Конечно, видел. Его вся Америка смотрела. Просто невероятно. Так это вы с Грейс сняли?

Джошуа с трудом верилось, что две эти прекрасные женщины, с которыми он познакомился вчера, авторы одного из лучших произведений документалистики, что он когда-либо видел. Когда он смотрел фильм, то думал, что его сняли люди невероятно отважные и сильные. Съемки действительно велись в полном смысле на линии огня, что создавало на экране невероятно выразительные световые эффекты.

Боже! Выходит, Бет снимала там, в дыму и пламени, среди взрывающихся огненными языками деревьев. Джошуа прикрыл глаза, пытаясь вообразить ее среди всего этого огненного хаоса, нанесшего такой гигантский урон национальному парку.

Хорошо, она, как видно, профессионал, но это еще не повод брать ее с собой в самое пекло. Одна мысль об этом делала его больным.

— И все же, Джошуа? Берете вы меня или нет?

— Виноват, но у вас же нет специального допуска. — Он помолчал и сухо добавил: — Кроме того, считаю долгом предостеречь об опасности дальнейшего пребывания вашей группы даже в своем лагере.

Бет, крайне огорченная, все же понимала, что это его вертолет, он прилетит по его вызову. К тому же, глядя на его напряженное лицо, она видела, что он действительно заботится о ее безопасности.

— О'кей, все верно, — наконец сказала она. — Я прекрасно понимаю ваше положение… Нельзя, и все, даже если бы я имела все мыслимые и немыслимые допуски и разрешения. Но если это так опасно, может, и вам не стоит рисковать? Неужели совсем не страшно? Ведь еще не поздно отменить эту прогулочку.

Джошуа немало удивился тому, как спокойно отнеслась Бет к его отказу. Он ожидал, что она разразится бурей негодования. Да, пожалуй, он недооценил ее человеческие качества.

— Поверьте, Бет, я действительно убежден, что вашей группе пора выбираться отсюда. Самое позднее — завтра утром, в крайнем случае — днем. Я тоже так поступлю, вот только разберусь со своими приборами. Знаете, в ближайшие сорок восемь-пятьдесят часов здесь будет так весело, что просто безумие оставаться… Что касается моего посещения этой дырки в ад, то особой опасности нет: зоны риска весьма ограниченны. А завтра мы все уберемся отсюда. Сегодня же, уверяю вас, ничего существенного не произойдет и никто не погибнет.

— Откуда такая уверенность в определении сроков? — с вызовом спросила Бет. — На свете произошло немало извержений, поставивших в тупик ученых, прогнозировавших совершенно иной ход событий.

— Да, но это было до того, как я разработал свою формулу, — сказал Джошуа так простодушно, что это даже не показалось ей хвастовством. — Моя теория базируется на определении стрессовых состояний точек прорыва. Вы ведь знаете, что такое усталость металла. Так вот, любая субстанция — будь то сталь или камень — всегда разрушается, подчиняясь определенному количеству приложенной силы. Имея информацию о породах, составляющих хору, можно рассчитать точки, наиболее подверженные разрушению в экстремальной ситуации, и установить индикаторы вроде гравитометров или приборов, регистрирующих угол наклона, показания которых будет считывать лазерная установка, и вы достаточно точно определите ход будущих событий. Этот метод, как я говорил, опробован мною на многих вулканах. Так что гора Сент-Хеленс в этом плане не первая…

Джошуа продолжал увлеченно объяснять технические подробности внутреннего устройства вулканов, будто читая Бет лекцию. Но она вдруг поймала себя на том, что, слушая, не столько вникала во все эти подробности, сколько просто наслаждалась звучанием его голоса.

— Как бы там ни было, — в заключение проговорил он, — мы экспериментируем в зоне двух наиболее важных стадий. Первая — подземные толчки, вторая — выбросы газа и пепла. Третий и четвертый этапы — само извержение и истечение лавы — наступают несколько дней спустя. Вот почему я и не сомневаюсь в нашей безопасности по крайней мере до завтрашнего полудня.

— Студенты, должно быть, охотно посещают ваши лекции. Вы хороший популяризатор. Из всего, что я по этому поводу слышала, ваше объяснение лучшее, — одобрительно высказалась о его монологе Бет.

— Вы хотите сказать, что знакомы с этими проблемами? — Он взглянул на нее с некоторой долей сомнения. — Почему же не остановили меня? Сколько лекций по геологии вы прослушали?

— Ох, несколько. Я всегда интересовалась палеонтологией, а без знания геологии там не обойтись. Но я не обманываю вас, Джошуа, не пытаюсь польстить, когда говорю, что вы первоклассный лектор. Жалко, что в свое время вы не были моим наставником.

Выглядел он явно польщенным.

— Да уж… Хотя, возможно, я мог бы для вас быть наставником не в одной только геологии, а и кое в чем другом.

Сказав это, он расплылся в самодовольной улыбке, но тотчас почувствовал, что его подловили, и чуть не застонал от смущения и досады. Ему еще только предстояло узнать, какой дьяволенок таится за невинной внешностью этого полуребенка-полуженщины, дерзновенно показывая острый язычок любому, кто попадется на удочку чистосердечия. Да и вообще, не слишком ли большое значение придает он встрече с Бет? Что-то уж больно нравится ему разговаривать с этой ни на кого не похожей женщиной.

А Бет как ни в чем не бывало простодушно сказала:

— Ну, разговоры разговорами, а если я не успею снять всего, что нужно для фильма, и не сделаю всех необходимых записей, то рискую остаться без заработка.

И, прихватив фотоаппарат, зашагала на запад.

— Стойте, Бетти! Вы не должны ходить одна. Я вообще не понимаю, почему Фил и Грейс позволяют вам разгуливать в одиночку. Вас, мне кажется, и по городу нельзя отпускать одну, ведь вы, переходя улицу, вряд ли смотрите сначала в одну сторону, потом — в другую, как это делают все, кому дорога жизнь, да и вообще ставите ноги куда попало.

Джошуа усмехнулся, но вдруг увидел, что его шутливое замечание вызвало совсем не ту реакцию, какую можно было ожидать. Она вдруг резко остановилась, обернулась и сухо бросила:

— Вы можете смеяться, доктор Хантер, но, несмотря на ваше невысокое мнение о моих ногах, я прекрасно знаю, куда их ставить.

Ее раненые локти и ушибленная лодыжка вовсе не подтверждали подобного заявления, а потому Бет сама чуть не расхохоталась от всей этой сцены, но сдержалась и ограничилась легкой улыбкой.

— Хорошо, вы правы. Я действительно не испытываю особого удовольствия от необходимости работать в одиночку, особенно здесь. Но сейчас мне не грозит ничего, поскольку система взаимовыручки…

— Ну, я буду счастлив выполнить роль человека, неизменно приходящего вам на выручку.

Бет слегка встревожилась, видя, что расстояние между ними опять сокращается. Она попятилась от него, поскольку опасалась новых насильственных поцелуев, нежность которых отравляла спокойствие ее жизни. Но Джошуа ни на чем не настаивал, а просто объяснил свои намерения:

— Думаю, мне нужно побыть с вами, пока вы будете снимать, а потом мы вернемся сюда и наскоро перекусим. Как вы считаете? Я захватил несколько сандвичей весьма солидного размера, так что до прилета Роджера мы с вами успеем и поснимать, и как следует подкрепиться. А потом уж я отправлюсь к кратеру. Не исключено, правда, что ситуация переменится, и мне придется отложить этот полет. Сейчас ни в чем нельзя быть уверенным.

Джошуа был приятно удивлен профессионализмом и заинтересованностью, какие проявила Бет при съемке своих муравьиных вояк, умудрившихся пережить прошлое извержение Сент-Хеленс, уйдя глубоко под землю.

А сама Бет настолько погрузилась в подробности муравьиной жизни, что жалела лишь о недостатке познаний в этой области, ибо, хотя изучала жизнь этих существ достаточно долго, все же видела в деятельности муравьев множество движений и поступков, смысл которых не вполне был ей ясен. Снимала она и окружающую среду, в которой выживали маленькие воинственные жизнелюбцы. Но вид мертвых деревьев, безгласно стоящих и лежащих вокруг, вызывал в ее воображении отзвук каких-то давних предсмертных стонов. Делая снимок за снимком в этом зачарованном смертью лесу, она наконец осознала безмерную силу вулкана, которая за одно мгновение повергает все вокруг ниц, корежа и ломая, как спички, даже такие мощные сосновые стволы.

Все это навевало тоску, которую, правда, облегчало то, что среди старых погибших корней пробивались свежие побеги той же породы. Значит, все же там, в глубине, выжили какие-то клеточки, давшие деревьям шанс на возрождение. Но, Господи, сколько десятилетий должно еще миновать, чтобы эти жалкие росточки обрели мощную красоту своих трагически погибших родителей!

Напоследок она сделала панорамный снимок, включивший в себя часть плато и Грязную речку, прозванную так из-за того, что последнее извержение забило ее русло каменным хламом.

Закончив со съемками, Бет повернулась к геологу.

— Вы, кажется, что-то говорили о сандвичах. Я проголодалась.

— Как?! Опять? — пошутил он, вспомнив вчерашний ужин.

— Ну, знаете, лучше иметь хороший аппетит, чем всю жизнь сидеть и высчитывать всякую Калорию, как делают некоторые…

— Уж не на меня ли вы намекаете?

— Да нет, к присутствующим это не относится. Я имела в виду своих сестер и маму. Вот уж для кого худоба — цель жизни! Ваша-то стройность — явно не плод длительных и утомительных стараний. Я смотрю, и отец ваш — человек подтянутый, так что вы, очевидно, пошли в него.

— Физически — да, вероятно, но только не во всем остальном.

Враждебный тон его замечания удивил Бет.

— Джошуа Хантер, что это вы так жестко отзываетесь о своем отце? Я его знаю совсем немного, но он показался мне весьма выдержанным, приятным и воспитанным человеком. Он так искренне посочувствовал мне, увидев, что я поранилась, в то время как…

Тут Бет заставила себя замолчать, дабы не наговорить лишнего, вспомнив, что Джошуа тоже проявил к ней участие, заботливо обработав раны и умело перебинтовав локти. Ее охватило смущение.

— Да, уважаемая Элизабет Кристи, признаюсь, сначала я повел себя как олух. Простите мне это и многое другое… Вы совершенно правы, папа — человек, исполненный всяческих достоинств. А резкость замечания в его адрес вызвана лишь тем, что я вспомнил наши прежние трения. В последние восемь лет он оказал мне неоценимую помощь в научной работе. Но до этого тоже была жизнь, и не всегда все так ладилось… Случалось, что мы с ним не разговаривали месяцами.

— Джошуа, если не секрет, сколько вам лет? — не удержалась Бет от давно занимавшего ее вопроса.

— При правильном освещении мне не дашь и тридцати девяти. В иных случаях — и все сорок, — с улыбкой ответил он. — Для вашего поколения мы уже старики. Вам сколько? Двадцать два? Двадцать три?

— В феврале будет тридцать.

— Тридцать? Не может быть! Когда я впервые увидел вас, то подумал, что вам шестнадцать.

— Ох, не напоминайте мне о нашей первой встрече, а то я опять разозлюсь. На этом вулкане невозможно уединиться! Стоит куда-нибудь направиться, тотчас натыкаешься на пьяного или сумасшедшего, к тому же повсюду расставлены лазерные ловушки.

Бет состроила смешную гримасу и закатила к небу глаза, но ей и на самом деле было неприятно воспоминание об их первой встрече, забыть о его грубости и нахальстве никак не удавалось.

— Джошуа, это, конечно, не мое дело, но, с тех пор как я познакомилась с вашим семейством, мне все время кажется, что между вами двумя существует какая-то напряженность. Вы сами сказали, что в иные времена даже не разговаривали. Этому есть какая-то причина? Впрочем, можете не отвечать, поскольку вопрос относится к разряду нескромных. Приличные люди таких вопросов не задают.

К счастью, он не заметил в ее голосе ноток сарказма, поскольку ему больше нравилось думать о ней как о юном простодушном создании.

— Да нет, это не такая уж страшная и мрачная тайна. Стыдиться мне нечего, — сказал он, а про себя подумал: а если что и есть на моей совести, то меньше всего мне хотелось бы, чтобы ты, детка, узнала об этом. Потом он продолжил: — Все это началось из-за отцовской работы. Вы ведь знаете, что он скорее нефтяник, чем геолог?

— Да, вчера он о чем-то в этом роде говорил.

— Теперь он владеет тремя компаниями, которые занимаются разведкой новых месторождений нефти, а также исследованиями новых возможностей применения нефтяных продуктов. Он получает заказы на поиски глубоких залежей нефти и газа в планетарном масштабе. Однако, когда я был ребенком, папа ничего этого не имел, а действовал на свой страх и риск, ведя весьма авантюрный образ жизни. Нанимался в разные фирмы, и те направляли его во все точки земного шара. Но на одном месте подолгу никогда не задерживался, что освобождало его от необходимости таскать за собой семью. Моя мать с удовольствием поехала бы с ним куда угодно, она жадна была до новых впечатлений, до всего неизведанного. Обожала читать все, что подворачивалось, лишь бы там писалось о дальних странах. Мне кажется, еще до того, как на свет явились мы с братом, она была сущей сорвиголовой, из нее получилась бы классная путешественница. Но как она ни умоляла отца, он никогда не брал ее с собой. Так и сидела годами дома, с единственной обязанностью растить и воспитывать нас с Картером. Но однажды наступил момент, когда ее ярость от столь бездарно проходящей жизни переросла в нечто худшее. Забросив все дела, она погружалась в глубокую депрессию. Доходило до того, что в каком-то странном забытьи уходила из дома, не покормив нас и даже не вспомнив, что в доме не осталось никакой еды. Временами наступало облегчение, но ненадолго…

Бет видела, что по мере продвижения этого печального рассказа красивое лицо Джошуа становилось все суровее, а улыбка все горестнее. Ей хотелось протянуть руку и погладить его по голове, согнав со лба резкие морщины, но она удержалась, решив, что лучшее для него сейчас это просто выговориться.

— Мать запрещала нам говорить папе о ее депрессиях. Как-то так получалось, что его возвращения всякий раз оздоровляли ее. Он являлся как герой-победитель, с рассказами о дальних странах, с подарками, которые делали нас с братом объектом зависти соседских мальчишек. Я боготворил его, пока мне не исполнилось пятнадцать. Потом маме стало еще хуже, а до меня наконец дошло, кто виновник ее страданий.

Он замолчал, и в наступившей тишине Бет спросила:

— Почему она не говорила ему о своей болезни?

— Черт, я и сам до сих пор не пойму. Слишком гордая была, а скорее всего, просто очень любила его. Она за всю жизнь плохого слова о папе не сказала. Наоборот, всегда говорила, как он нас любит и как хорошо он о нас заботится. Да, в финансовом отношении он в самом деле прекрасно обеспечивал семью, в деньгах недостатка не было. Но он никогда не проявлял интереса к домашним проблемам, никогда не вникал в наши детские увлечения, вообще, пока мы росли, он нас и всерьез-то не принимал. Ни разу не спросил, например, в какой команде мы играем и часто ли удается нам выигрывать.

Бет удивилась, что его до сих пор занимают такие мелочи, даже ироничная улыбка коснулась ее губ, но она видела, что детские обиды действительно заставляют его страдать даже сейчас, когда он уже взрослый мужчина.

— Но противнее всего вспоминать о том, что мама заставляла нас с братом вести дневники, записывая в них события каждого дня. Мы делали это для папы, а потому старались писать там только приятные вещи, чтобы, не дай Бог, не огорчить его нашими домашними неурядицами.

— Почему это до сих пор кажется вам таким важным? Ведь вы сами говорили, что он заботился о вас и вашем брате.

— Да, вы правы. Но это понимаешь потом, когда повзрослеешь, а вы ведь хотите знать, с чего все началось, когда появилась первая трещина. — Джошуа посмотрел на нее и насмешливо поднял темные брови. — В то время я просто не мог понять смысла его вечных странствий. Когда мне исполнилось пятнадцать, во мне что-то резко изменилось. Я перестал приукрашивать действительность, написал в дневнике все как есть. В следующий свой приезд папа прочитал это, уволился со службы и основал собственную компанию. С тех пор он брал маму, меня и Картера во все поездки. Немножко поздно, потому что к тому времени для нас с братом гораздо важнее стали отношения с друзьями, в том числе с девочками. А таская нас по всему миру, папа постоянно обрывал все наши дружбы и привязанности, мы меняли школу за школой, ни к кому и ни к чему не успевая привыкнуть. Этого я ему тоже не простил. Еще нас обуревал ужас от одной мысли, что он намерен сам решать, как нам жить и кем нам быть. Я действительно ужасался тому, что он хочет сделать с моей жизнью. Кончилось тем, что, как только мне исполнилось девятнадцать, я сбежал в армию.

— Девятнадцать? Вы даже колледж не успели окончить?

— Тогда нет. У папы появилась безумная идея, вот почему я и дал деру. Он оплатил первый год обучения и пансион при Массачусетском технологическом институте. Но я решил доказать ему, что независим от его денег и влияния. И, доказывая это, готов был на все, даже на гибель.

— Но, мечтая о том, что вы будете учиться в этом институте, он не хотел причинить вам зла. В конце концов, все это можно было решить мирным путем. Да и сам этот институт, учись вы в нем, чем плох? Там можно получить прекрасное образование.

— Да, вы опять правы. Но в то время я все делал наперекор отцу, отвергал то, чего хотел он. Даже если и сам хотел того же.

Джошуа огорченно покачал головой, вспоминая ошибки юности.

— А вообще какой институт вы кончали? — спросила Бет.

— Да все тот же, Массачусетский технологический. Но только после Вьетнама. Защитился по специальности инженера-механика.

— А где же вы изучали геологию?

Джошуа склонил голову. Такой простой вопрос… А вот ответить на него довольно сложно. Ответить так, чтобы не упоминать Кэрол, поскольку он не может рассказать Бет всю правду.

— Ну, я заинтересовался… познакомился с предметом. Вернулся в институт и получил степень доктора.

— Прекрасно, мне нравятся люди, знающие, чего они хотят, и умеющие этого добиваться. А как вышло, что вы примирились с отцом?

Джошуа колебался, но в конце концов сказал:

— Это было нелегко. Я далеко не сразу согласился впустить его в свою жизнь. И этого могло вообще не произойти, если бы не…

Его голос пресекся, а взгляд уперся в крепко сцепленные кисти рук. Молчание затянулось, и у Бет появилось странное ощущение, что Джошуа говорит далеко не все из того, что с ним происходило в прошлом, и это нечто недоговоренное терзает его до сих пор.

— На самом деле я готов был простить его в день погребения матери. Я уже шесть месяцев прослужил в армии, но меня отпустили, разрешили слетать на похороны. Папу я застал совершенно разбитым. Когда у нее начался сердечный приступ, они находились в таких местах, где до ближайшей больницы — несколько сотен миль. Несмотря на то, что мама сама настаивала на столь дальнем путешествии, отец до сих пор не может себе этого простить. Я чувствовал, надо положить конец раздору с отцом, но еще не созрел для этого, к тому же сам слишком был виноват перед матерью, бежав из семьи и покинув ее. Как-то раз я сдуру сказал ему, что, женившись, буду знать, как заботиться о своей семье, о тех, кто от меня зависит. Уж я-то не упущу из виду ни одной детской болячки, вроде ветряной оспы или сломанной конечности, и уж тем более сумею запомнить первую улыбку каждого своего младенца.

Слезы невольно застлали глаза Бет. Она почувствовала неподдельную жалость и к отцу, и к сыну. Желая как-то выразить свое сочувствие, она без всякой задней мысли простосердечно сказала:

— Счастлива та жена и счастливы те дети, чей муж и отец так хорошо все чувствует и понимает. — Ох, черт, вы только посмотрите на это лицо! — подняв глаза, воскликнула она про себя. Его просто всего перевернуло. Какого черта он так разозлился? — Что с вами? Я ведь имела в виду: когда вы женитесь. Говорила о гипотетической жене и будущих детях.

— Вот именно, Бет, вот именно! Нет у меня ни жены… ни детей.

Если бы он сказал ей, что Кэрол не имела ни малейшего шанса родить… Можно представить, как она ужаснулась бы, узнав, что любящий муж убил молодую жену в разгар медового месяца! Но он никогда не скажет ей этих сатанинских слов. Вместо этого он пробурчал:

— Если вы закончили, давайте вернемся. Надо успеть снять показания приборов до того, как прилетит Роджер.

Сделав вид, будто не замечает муки и боли, отразившихся на его лице, Бет постаралась внушить себе, что острая радость, пронизавшая ее тело, не имеет отношения к его словам: он не женат. Но как обманешь себя? И все же, почему мирный разговор о семейном положении привел его в такую ярость?

Бет переживала страшное смущение. Если бы не эта сцена, она бы так и думала, что он женат. И в то же время позволяла ему обнимать себя, целовать и даже чуть было не отдалась ему… А еще упрекает его в отсутствии моральных правил! Сама-то хороша!

Опасаясь в столь напряженной ситуации сказать лишнее, Бет молча шла за ним следом, а поскольку он двигался гораздо быстрее, то она отстала и даже не пыталась догнать его. Дойдя до места, она стояла и смотрела, как он возился вокруг прибора, снимал показания датчиков и не спеша заносил их в блокнот. Лицо его все еще оставалось злым. Постояв так с минуту, Бет поудобней приладила на себе аппаратуру, собираясь возвратиться в свой лагерь.

— До свидания, Джошуа. Надеюсь, что с вашим бесценным лазером ничего плохо не случилось, — сказала она тихо, еще раз поправив на плече лямку спортивной сумки.

— Куда это вы? — И он, не ожидая ответа, прекратил работу и подошел к своему рюкзаку. — Идите сюда, давайте перекусим. Я же обещал вам ланч. Тут у меня и кофе есть.

Не успела Бет и слова сказать, как он уже протягивал ей сандвич с сыром, показывая на плоский камень, который мог послужить и столом, и стулом. Бет колебалась, но все же приняла приглашение. Когда она уселась, он налил в крышку от термоса горячий кофе и передал ей.

Поставив напиток рядом с собой, Бет раскрыла свою сумку.

— У меня тут шоколадное печенье с изюмом. Не желаете?

— Рад, что вы не забыли прихватить предметы первой необходимости, — усмехнулся Джошуа, но угощение принял.

Он присел на другой камень, напротив, и молча принялся за еду.

Бет страшно проголодалась, но старалась сдерживать аппетит и есть понемножку, как положено чистой леди. В результате ее усилий прошло около десяти минут, а она съела всего лишь половину сандвича.

Джошуа наблюдал сей замедленный процесс со все возрастающим интересом. Вдруг он вспомнил историю, которую в детстве ему читала мать. Речь там шла о миссис Пигли-Вигли и о мальчике, который так медленно ел, что никак не мог завершить трапезу, ибо когда он наконец заканчивал завтрак, уже приносили обед, и он начинал обедать, а когда принимался за десерт, наступало время ужина.

Он не смог подавить смешка и, искоса взглянув на Бет, увидел, что она тоже готова улыбнуться, но как раз в это время была очень занята — откусывала очередной микроскопический кусочек от сандвича. Лишь прожевав и проглотив его, она перестала сдерживаться, и оба расхохотались.

Бет была рада, что обстановка благодаря этому разрядилась.

— Это все моя мать виновата. Ее обуревала безумная жажда сделать из меня такую же леди, каких ей удалось сотворить из моих старших сестриц. Это было так изнурительно… — Бет решила рассказать немного и своем трудном детстве. — У меня три сестры — мамина гордость и радость, — троица прекрасных, в отличие от меня, созданий. Мамочка всегда говорила, что я типичный подкидыш эльфов, которого они оставляют взамен похищенного ими прекрасного младенца.

Брови Джошуа поднялись, и он удивленно спросил:

— Что, ваши сестры и правду образцы женского совершенства?

— О да! Они воистину прекрасны — высокие, статные, с классически правильными чертами, голубыми глазами и белокурыми, пепельного оттенка волосами. Думаю, они как раз и относятся к тому типу женщин, который вы предпочитаете. Две старшие, Магда и Бьянка, замужем за преуспевающими бизнесменами и имеют очаровательных деток. Третья, Кара, топ-модель и ведет светскую жизнь, вращаясь среди тех, кто принадлежит к сливкам общества… Этот термин у них до сих пор, кажется, в ходу. Она замужем за младшим отпрыском знатного семейства из Трансильвании или еще откуда-то, не помню…

В этот момент ветер взметнул такой столб пыли и пепла, что Бет пришлось закрыть голову курткой, а Джошуа чуть не поперхнулся своим кофе. Но ветер умчался дальше, и он сказал ей, что она может выбираться из укрытия. Бет уселась по-турецки и продолжила рассказ:

— Ну вот вам краткое описание девушек семейства Кристи, хотя сами они весьма длинные, превосходили ростом даже нашу маменьку. Я среди них выглядела сущим недомерком. Видно, мама слишком погорячилась, произведя четырех дочек за пять лет. На меня просто не хватило материала. А вообще я настолько отличалась от сестриц, что, если бы папочка не был таким завидным красавчиком, я бы спросила мамочку, не от почтальона ли она родила меня.

Бет, видя в глазах Джошуа веселый блеск, почувствовала такой прилив необъяснимой нежности к нему, что даже сама испугалась. Ей вдруг захотелось погладить его по щеке, но она чуть не силой удержала свою руку. Казалось, он владеет какой-то властью над ней. Подчас от одного взгляда на него что-то вспыхивало в ней, и кровь приливала к щекам.

— Хм… Три красотки — Магда, Бьянка и Кара, — задумчиво и тихо проговорил он. — А четвертая просто Бет. Всего-навсего Бет.

— Да уж… Можно было бы звать меня Элизой или просто Лиз, все как-то звучнее, но мне и самой такое в голову не могло прийти. Бет она и есть Бет — спорная вещь [4].

Джошуа побледнел, осознав, что невольно допустил бестактность, и попытался как-то сгладить ее.

— Ну, Бет, я готов пари держать, что вы на голову превзошли этих красивых леди в уме, образованности и… э-э… во многом другом… в спорте, например… — Тут он умолк и смущенно опустил голову.

Ну ты даешь, приятель! Совсем заврался! — подумала Бет, едва удерживаясь от смеха при виде его смущения.

— Бет… Бетти, ради всего святого, я ведь сказал только об именах. У этих трех созданий они такие напыщенные, разве нет? — Он усмехнулся. — И потом, с чего это вы взяли, что ваши сестрицы в моем вкусе? Разве вы так уж хорошо знаете мой вкус?

Он протянул руку и ласково взъерошил ее милые кудряшки, но она, почувствовав, что у нее перехватило, дыхание, отстранилась. Что за силы владеют ими, заставляя так волноваться и напрягаться от совершенно невинных прикосновений? Что между ними происходит?

— Ох, Джошуа, да что же, я не вижу, что я не ваш тип женщины? К тому же в этом я полагаюсь и на ваше собственное суждение. На ваше, сэр!

Неужели он забыл, что сам сказал ей это?

— Ну, теперь вы никогда не простите мне этих слов!

Он легонько провел указательным пальцем по ее лбу и, очертив нежный овал щеки, коснулся подбородка, закончив это чувственное путешествие на нижней губе, чуть дрогнувшей от его ласки.

— Не делайте так…

Она попыталась отстраниться, но тотчас поймала себя на том, что невольно прижимается щекой к его ладони. Будто очнувшись, она хотела оттолкнуть его, но Джошуа успел крепко прижать ее к себе, и пальцы его продолжали нежно ласкать ее кожу.

— Вечно вы заставляете меня делать то, чего я не хочу!

— Позвольте не поверить вам. Вот если бы вы отказались от этого Прайса, что я вам от души советую сделать…

— Вы же не предлагаете мне замену, не так ли?

Разговор выходил глуповатый, вроде бы шутливая перепалка, но по огромным глазам Бет можно было заметить, что не все тут шутка.

Да и Джошуа вдруг помрачнел, глаза его переполнились неизбывной тоской, будто он вглядывался во что-то давно миновавшее, но оставившее в сердце неизгладимый след. Опустив руки, он сказал:

— Знаете, Бет, не хочу вас обманывать. Да и себя самого дурачить смешно. Вы должны знать, я… не свободен. Возможно, и никогда не буду свободен.

Вот тебе! Получай! А чего, собственно, ты ждала?

Впрочем, чего угодно, но только не этого. Бет ощутила боль и до того разозлилась, что вскочила на ноги и на одном дыхании выпалила:

— Ах, вы не свободны? Так какого же черта?.. Какого черта вы?.. Да уж, нечего сказать! А целовать меня, обнимать и настойчиво советовать покинуть Фила вы достаточно свободны? И дурачить меня, заставляя думать, что… что… Ох, да я не хочу даже говорить об этом!

Джошуа медленно поднялся с камня, и руки его потянулись к ней.

Сердито увернувшись от него, Бет стала прибирать остатки их ланча, часть еды распихивая по своим карманам.

— Господи, да вы просто эгоист! — продолжала она, чувствуя, что еще не выговорилась. — Вы думаете только о себе. Важны только ваши желания и прихоти, ваши радости и наслаждения, а остальное не имеет значения. Какое вам дело, что кто-то от ваших поступков страдает!

Схватив камеру и сумку, Бет повернулась, чтобы уйти, но ее остановил странный хрип, вырвавшийся из гортани Джошуа. Оглянувшись, она увидела его трагический взгляд. А лицо так было искажено неподдельной мукой, что, опустив на землю снаряжение, она подошла к нему.

Но его горестная тоска вдруг преобразилась в дикое раздражение.

— Не надо изображать передо мной святую невинность, леди, — глухо проговорил он. — И не говорите мне о радостях и наслаждениях. Все, чего я хотел вчера, так это прикоснуться к вам. А вот вы просто необузданная дикарка! — Он шагнул к ней, охватил ладонями ее голову и заглянул в глаза. — Да мне стоит только поцеловать вас, как вы уже согласны на все. Вы готовы отдаться мне прямо здесь, на этой каменной плите, покрытой пеплом.

Золотые ободки вокруг его зрачков просто завораживали ее, она замерла, не способная ни возмутиться, ни отрицать его утверждение. Что уж там отрицать! Разве он не прав? Нет, он говорит чистую правду. Но что, черт возьми, происходит? Почему она молчит, будто лишившись дара речи и лишь мысленно проклиная себя за слабость?

В эту минуту солнце пробило плотный слой облаков и озарило все вокруг, а волосы Бет вспыхнули вокруг ее растерянного лица золотым сиянием, бросающим нежные отсветы на щеки и лоб.

— Тоже мне, ангел в аду! — злобно прошипел Джошуа и резко отдернул руки, будто солнечный ореол вокруг ее головы жег ему пальцы. — Уходите отсюда, Бет! Убирайтесь с глаз моих долой, да поживее!

Ни один из них не слышал еще тихого рокота приближающегося вертолета, когда его слова исторгли из гортани Бет сдавленный стон. Повернувшись, она схватила свои вещи и опрометью бросилась прочь, почти не разбирая дороги и утешая себя лишь тем, что никогда больше не увидит этого ужасного человека.

— Чтоб тебе воздалось на том свете! — бормотала она себе под нос. — Пусть ему воздастся, пусть его там поджаривают, медленно проворачивая над жерлом какого-нибудь вечно извергающегося вулкана!

А Джошуа с тревогой смотрел вслед так рискованно убегающей Бет, страшась, что она вот-вот упадет. Прекрасно исполнено, Джош, ослиная ты задница! — думал он и ужасался сделанному, и мысленно аплодировал успеху так залихватски проведенной акции. Вот теперь она действительно возненавидит тебя, кретин! Но хорошо, что это случилось… то есть, что все кончилось раз и навсегда. Лучше потерять Бет, чем увидеть ее лицо, когда она узнает, что он сотворил с Кэрол.

И в этот момент прямо над ним завис вертолет. Неужели все эти страсти настолько оглушили его, что он только сейчас услышал такой характерный звук моторов?

Он повернулся к установке, но тут же почувствовал непреодолимое желание бросить прощальный взгляд в сторону навсегда уходящей девушки. И вдруг, будто почувствовав на себе его тяжелый взгляд, Бет потеряла равновесие. Его руки взметнулись в воздух в беспомощном желании спасти ее от падения, но она уже и сама справилась, кое-как удержавшись на ногах. По телу его пробежал озноб, он с трудом перевел дыхание, горестно улыбнулся и пробормотал:

— Прощай, моя прекрасная маленькая недотепа.

Сердце разгневанной Бет, загнанное безумным бегом, попросило пощады. Минут через десять она замедлила шаг, потом и вообще остановилась, прикрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов, стараясь восстановить дыхание. В ушах звенело от напряжения. И вдруг она услышала характерный звук, который ни с чем не спутаешь, открыла глаза и увидела зависший прямо над ней вертолет.

Всматриваясь в силуэт машины сквозь защитные очки, она увидела в проеме открытой дверцы человека. Это был Джошуа, как сумасшедший махавший ей руками. Первое, что пришло в голову, — с ее друзьями случилось какое-то несчастье. Поэтому она бросилась вперед, прямо в облако пыли, взметенное вращением лопастей.

— У вас действительно есть разрешение на подъем к кратеру? — прокричал ей сверху Джошуа.

Бет кивнула и для пущей убедительности похлопала по карману на рукаве куртки, где у нее хранился допуск.

— А вы обещаете, что не покинете вертолет?

И только тут до Бет дошло, что после всего случившегося он приглашает ее прогуляться к жерлу вулкана. Она возмущенно отступила на несколько шагов назад, решив сразу же отказаться. Ее оскорбленная гордость протестовала против подобного развития событий, но любовь к природе и естественное любопытство ученого взяли верх, и она, кивнув, смотрела, как к ней спускается веревочная лестница.

— В таком случае, поторопитесь, женщина. У нас совсем нет времени на разговоры.

Карабкаясь по лестнице, Бет все еще удивлялась нелепости своего характера и тому, что Джошуа Хантер способен так властно влиять на перемену ее настроений. Нет, в нем определенно есть что-то от Дон-Кихота, и это именно то, что всякий раз примиряет ее с ним.