Эта ночь была восхитительной. Когда Набиль ухаживал за мной в Париже, я думала, что более счастливой уже физически не смогу быть. Но оказалось, что помимо счастья есть ещё удовольствия, непередаваемые словами наслаждения, и мой избранник подарил мне их сполна, так что, когда я проснулась утром, у меня болели ноги, не сводившиеся несколько часов подряд. Набиль был ненасытен, дорвавшись до моего тела, и, хотя я была польщена и зажигалась от его желания, мне, всё же, в таких количествах занятия любовью казались излишними.
Мы завтракали, принимали душ, вновь возвращались в постель, ходили к бассейну, плавали в нём и загорали, обедали, не замечая, как всё снова сводится к сексу, гуляли в саду, где Набиль учил меня арабским фразам, ужинали и взбегали в спальню, чтобы вновь не выходить из неё до рассвета. Я была на седьмом небе. Моя жизнь превратилась в сказку с любимым человеком, в которой невозможно представить ни одного тёмного пятна.
Так пролетело три дня и три ночи, и на четвёртый он отъехал по делам в Рабат, поцеловав меня, ещё спавшую в кровати, и сказав, что вернётся ближе к вечеру. Я вырубилась спать дальше, нежась на новых шёлковых простынях. Те, что были под нами в первую брачную ночь, Набиль на утро с гордостью снял, взглядом победителя отметив кровавый след, и отдал слугам. В стирку или на хранение — не знаю, не спрашивала. Не хотелось думать, что здесь ещё нужно кому-то демонстрировать простынки, доказывая непорочность невесты.
Меня разбудил какой-то шум снаружи. Сквозь сон раздавались голоса, слишком уж громкие, так что я подумала, что слуги спорят из-за чего-то. Или даже ругаются.
Спустив ноги на прохладный пол, я вышла на балкончик и поискала глазами источник беспокойства. У калитки возле въездных ворот Мустафа стоял с какой-то женщиной, размахивающей руками и доказывающей ему что-то. Она будто бы пыталась прорваться дальше, но её не пускали. Что это? Уличные попрошайки, торговки, соседка, жалующаяся на что-то? Хотелось пойти и поинтересоваться, но я по-прежнему не знала ничего, кроме десяти слов! И всё же, разве не я осталась за хозяйку, пока нет Набиля?
Одев скрывающее всё тело платье — торчали только ступни и кисти рук, я спрятала волосы под платок и, надвинув бабуши, пошла вниз. Чем ближе я была к Мустафе и женщине, тем громче становилось. Наконец, выйдя из-за угла, я встала, глядя на них. Она меня заметила первой, поскольку мужчина был ко мне спиной. На меня бросили такой взгляд, будто я совершила страшное преступление. Женщина — довольно молодая, может, моя ровесница или младше — прокричала что-то мне. Мустафа обернулся. Я вопросительно ему кивнула. Он поклонился, но ничего не сказал. Понимал, что я по-арабски ни бум-бум.
— Простите, я не говорю по-арабски, — сказала я женщине на французском и, на всякий случай, повторила это на английском.
— Англичанка?! — подхватила она именно этот язык, но с акцентом, который делал некоторые звуки неразборчивыми.
— Нет, я не англичанка. А вы кто? — сделала я ещё несколько шагов навстречу.
Она окинула меня презрительным взглядом с головы до ног, как могла бы свекровь, изучающая не приглянувшуюся невестку.
— Проститутка! — прошипела она по-французски.
— Что?! — опешила я, окончательно перейдя на этот язык. Воззрилась на Мустафу, как бы прося заступиться, но он ничегошеньки не понял. — Как вы смеете?!
— Это ты как смеешь?! Зачем ты приехала сюда? Спать с Набилем? Да? Что он в тебе нашёл?! Проститутка! — она плюнула в мою сторону, но, благо, я стояла далековато. Набиль? Она знает мужа? Что-то заскребло в моей душе. Какое эта женщина, или даже девушка, имеет к нему отношение?
— Я — его жена! — отчеканила я.
Заявление было настолько поражающим, что девушка пошатнулась, чуть не рухнув. Ухватилась за Мустафу, чтобы устоять. Потом, по прошествию минуты, вдруг успокоилась и засмеялась:
— Врёшь! Врёшь! Ты ему не жена!
— Жена! — настойчиво повторила я. — У нас был никах.
— Нет… нет, нет! — замотала она головой, схватившись за неё, словно от этого мотания та бы оторвалась. — Это не правда! — половина слов была на арабском, но, думаю, что правильно перевела их значение. — Он не мог! Не мог! — снова какие-то фразы на арабском посыпались из её рта, и в них была большая концентрация слова «никах».
Набиль, конечно же, в отличие от меня не был девственником. У него были до меня женщины и, возможно, это одна из них. Какая-то любовница. Она была довольно миленькой на лицо, если бы оно не искажалось злобой и ненавистью, направленными на меня.
— Почему он не мог? — серьёзно, почти сурово спросила её я.
— Он обещал мне! Говорил, что мы поженимся… что он возьмёт меня второй женой!
— Второй? — не поняла я.
Подоспело ещё двое слуг-мужчин, и, вместе с Мустафой образовав стену между мной и ею, они стали вытеснять ворвавшуюся нарушительницу прочь.
— Подождите! Дайте ей сказать! Оставьте её! — попросила я, но они меня не понимали, продолжая гнать её прочь. — Стойте! Девушка, прошу вас, объясните свои слова!
Вытесняемая кричащая постепенно стихала, переходя на горький плач, и её стенания даже несколько разжалобили меня. Представляю, что бы было со мной, брось меня Набиль ради другой!
— Он же обещал, обещал! — что-то продолжала говорить она уже от самой калитки.
— Почему вы сказали «второй»?! — крикнула я, идя следом, но слуги, видимо, думали, что я прошу её выгнать поскорее. — Девушка, ответьте! Скажите же!
Её вытурили на улицу. Один из мужчин остался у ворот, и мне стало не очень понятно — это от внешнего вторжения или чтобы я не вышла? Мустафа, извиняясь, кланялся. Набиль знал, что сюда может заявиться эта девушка? Она знала, что у него в намерениях жениться на мне? Поэтому обещал взять её второй? А меня забыл спросить? Когда я разворачивалась, чтобы пойти в дом, то увидела, как в щёлке под калиткой показался уголок белой бумажки. Охранник стоял спиной и заметить этого не мог. И в то же время, я не могла подойти и взять листочек. Было предчувствие, что мне помешают.
Соображая, как же быть, я сделала вид, что ухожу, но очень медленно. Присела на скамейку неподалёку, в деланной задумчивости, как бы переваривая произошедшее. Приглядела в клумбе декоративный камушек побольше. Когда охранник перестал смотреть на меня, быстро его подняла и зажала в руке. Потом продолжила ждать момента, когда тот опустит голову или отвлечётся. Под солнцем сидеть и выжидать было тягостно: пекло кожу лица, хотелось уйти в тень и попить, но я вытерпела и уловила нужное мгновение, в которое швырнула камень в дальние кусты, у стены, чтобы можно было сделать вид, что там кто-то крадётся. Охранник среагировал и, повернувшись туда, присмотрелся. Вытянул шею. Ну же, давай! Давай! Да! Он сошёл с места и пошёл смотреть.
Быстро встав, я почти побежала к калитке и, подняв листок, скорее направилась в дом, украдкой глядя, что же на бумажке? Там был номер телефона. Номер этой девушки? Она хотела, чтобы я ей позвонила? Мне и самой хотелось бы нормально задать вопросы, но… не честнее ли будет сначала у мужа всё выяснить? Скорее бы вернулся Набиль, я бы рассказала ему, что произошло в его отсутствие! Пусть расскажет, что связывало их с этой женщиной, если действительно связывало, а то, вдруг, это какая-то городская сумасшедшая? Неприятно было от того, как грубо вторглись в мой рай, в нашу идиллию медового месяца, тем более что он и не месяцем будет, а всего двумя неделями, после которых я вернусь в Париж, на работу. Хотя уже сейчас не представляла, как это сделаю, как оставлю Набиля, разлучусь с ним на очередные две-три недели? Как я выживала без него столько дней?!
— Мустафа! — позвала я того, высунувшегося из глубин просторных залов. Попыталась спросить по-арабски «кто это был?». — Мэн хада?
Он покачал головой и развёл руками, но глаза опустил. Всё он знал, только объяснить мне не мог. Или не хотел. Вздохнув, я произнесла:
— Гхада, — намекая, что, в таком случае, раз ничего не понятно, надо хотя бы поесть.
— Гхада! — заулыбался мужчина и поспешил в сторону кухни.
Пытаясь успокоиться и забыть до вечера об инциденте, я поднялась в спальню и села на кровать, сняв с головы платок. Нет, всё-таки, эта девушка сказала «второй женой». Что она имела в виду? Что согласна быть даже второй, лишь бы быть с Набилем? Ну, нет, я делиться им ни с кем не собираюсь!
Услышав, что Набиль приехал, я настроилась на разговор с ним, но, когда он вошёл, по его лицу поняла, что ему доложили об утреннем происшествии. Мы посмотрели друг другу в глаза.
— Тебе сказали? — спросила я. Он кивнул:
— Да. Прости, что тебе пришлось с этим столкнуться…
— Кто та девушка? Это… твоя бывшая? — с надеждой ждала я ответа, хотя неприятное ощущение елозило внутри, как будто бы может выясниться, что мне изменяют.
Набиль вздохнул, присаживаясь возле меня.
— Да, Фатима… мы встречались с ней три года. Но когда я познакомился с тобой и понял, что хочу быть с тобой, то порвал с ней.
Будто камень упал с души.
— Я не думала, что у вас… можно тут свободно встречаться с мужчинами.
— Свободно — нет, конечно, — он улыбнулся, дотянувшись до моей руки и взяв её в свою, — иди ко мне, я вижу, что ты расстроена.
Ещё как! Весь день я не находила себе места, пытаясь не сорваться и не позвонить мужу, чтобы не приняться за выяснение, что да как. Я знала, что такие разговоры по телефону лучше не начинать. Когда не видишь человека, не можешь коснуться его, почему-то говоришь злее и часто лишнее.
Сев ему на колени, я обняла его за шею, прижавшись. Никто не знает, начиная встречаться, какими окажутся люди, поэтому Набиль не виноват, что его бывшая оказалась неугомонной и склочной.
— Она вдова, — объяснил он, — мы познакомились как-то в магазине её покойного супруга, где она торговала, у неё есть сын от этого брака.
Помешкав, я довела до его сведения:
— Она сказала, что ты обещал на ней жениться.
— Я?! Пф! — Набиль засмеялся. — Конечно же я не собирался на ней жениться, но она постоянно намекала, что хотела бы узаконить отношения и быть вместе открыто.
— То есть, вы были просто любовниками?
— Именно. Жаль, что она этого не понимала. Не хотела понимать, — улыбнувшись, он поцеловал меня, — я велел теперь охране дежурить здесь, чтобы этого не повторилось, кто её знает? Вдруг надумает опять появиться…
— Она была так расстроена! — даже зная то, что меня очень сильно любят (раз на другой не стали жениться, а на мне — да!), я не могла совсем уж не бояться соперницы. Иногда напористость и навязчивость творят чудеса, и людей можно вынудить совершить что-то даже нехотя. — Кажется, даже согласна стать твоей второй женой. Правда, опять же, она сказала, что ты обещал взять её второй… ты говорил ей обо мне?
Он посмотрел мне в глаза тем взглядом, от которого я теряла самообладание: таинственным, многообещающим, страстным:
— Я же должен был ей как-то объяснить, почему заканчиваю с ней отношения? Вот и сказал, что собираюсь жениться на другой.
— Но её это, похоже, не смутило! Быть готовой стать второй женой? Невероятно.
— Что ещё остаётся вдовам?
— То есть, у вас до сих пор практикуются вторые браки?! — опешила я.
— Иногда даже третьи, — засмеялся Набиль. Я взяла его лицо в ладони:
— Но ты же понимаешь, что это не справедливо по отношению к женщине? Я бы никогда не согласилась на подобную роль.
Он опустил лицо, чтобы поцеловать мои ладони: сначала одну, потом другую:
— Что бы я там ни понимал, Аллаху виднее, что можно позволять, а что — нет.
— Мы верим в одного Бога, Набиль, как бы мы его ни называли, и в христианстве такого разрешения нет! Ваше многожёнство основывается на древних арабских традициях, которые просто не отменили.
— Это не традиция, а дарованный нам через пророка Мухамеда — мир ему и благословение Аллаха — закон.
— А если бы женщина захотела трёх мужей?
— В некоторых странах её бы за это забили камнями.
— И здесь?!
— Нет, — покачал головой Набиль, — у нас такого нет. Давай сменим тему? Ты ужинала?
— Я ждала тебя, — слезшая с его коленей, я всё-таки не могла успокоиться от этого невероятного, нарушающего всякое представление о справедливости убеждения мусульман, что мужчинам можно больше, чем нам! А как же равенство? Или что, оно касается только мужчин? Им можно быть равными между собой, а женщины должны быть принижены? — Ты же не женишься после меня ещё раз?
— Элен, я же попросил сменить тему! — более недовольно сказал он и тоже встал.
— Почему тебе трудно пообещать? Ты что, всерьёз рассматриваешь такую возможность?
— Я не вижу смысла говорить о том, о чём не идёт и речи! Фатима тебя больше не побеспокоит — это я тебе обещаю.
— Всё равно не хочу здесь больше оставаться одна. Если ты куда-нибудь поедешь, возьми меня с собой.
— Но мне завтра нужно по делам, — нахмурился он.
— Я не хочу здесь одна оставаться, — твёрдо выпалила я.
Набиль остановился на пороге, задумавшись. Скрестил руки на груди и, постояв так, холодновато изрёк:
— Не превращайся в капризную и вечно недовольную жену так быстро.
— Я?! Я не недовольна, я… просто попросила…
— Я же сказал, что у меня дела будут, куда я тебя должен взять с собой?!
Повышенный на меня голос от неожиданности чуть не заставил разрыдаться. Наверное, огорчение и что-то вроде оскорблённости отразилось на моём лице, потому что Набиль смягчился и, расслабив брови и плечи, подошёл ко мне, обняв:
— Элен, ну войди же ты в положение! У тебя отпуск, а у меня — нет!
— Прости, я понимаю, — промямлила я, уткнувшись в его плечо. Может, он прав, и я слишком разбаловалась его трепетным и внимательным отношением?
— Я попрошу Малика, чтобы он показал тебе Рабат, ты не против? — нашёл он для себя решение. Потому что для меня оно было не очень удачным.
— Я думала, что ты сам покажешь мне свою родину…
— Когда будет свободное время — обязательно, но если ты уже завтра не хочешь оставаться здесь, то брат развлечёт тебя, хорошо? — Сомневаясь, я побегала глазами по углам. Набиль отвёл меня от себя руками, чтобы поймать этот неуверенный взгляд. — Хорошо?
— Ладно… если это не будет неприлично, что я не с мужем, а с его братом!
— Но я же сам разрешил, — улыбнулся Набиль. Погладил меня по щеке. — Идём скорее ужинать, а потом… вернёмся сюда. Весь день не терпелось вновь оказаться с тобой в постели.
Зардевшаяся, но польщённая, я пошла с ним рядом в столовую. Мы держались за руки. Как же мне повезло, что я смогла завоевать его сердце! В Париже я не задумывалась об этом, считая, что Набиль меня добивается, борется за мои чувства, но тут вдруг стало открываться, что и он довольно популярен и вызывает желания у женщин (что и говорить, разве сама я не стала одной из них, жаждущей и влюблённой?). Они готовы бороться за него и добиваться. Но выбрал он меня, и это до безумия приятно было осознавать. Любовь, судьбоносная, ждавшая своего часа, преодолевшая Средиземное море и культурные барьеры. Ничто не могло омрачить мне моего новобрачного счастья, и я постаралась выкинуть бывшую Набиля из головы.