Вторая жена

Глава II

...За три месяца до этого.

— Элен, — одновременно с постукиванием о косяк открылась дверь кабинета, который я делила ещё с двумя сотрудницами, но сейчас их не было. Заглянула секретарша отдела по связям музея. — Ты не занята?

— Пишу к понедельнику лекцию, а что? — я подрабатывала преподаванием первокурсникам в одном колледже, помимо основной работы в Лувре.

— Там из Сотбис позвонили, нужен оценщик, помочь определиться с покупкой.

— И?

— Все в отпусках, да и выходной, к тому же, профессоры задницу не поднимут — им не по статусу.

— А мне по статусу, значит?

— Элен, ну чего ты артачишься? Ты и не семейная — тебя отрывать не от чего. А до Фобур Сент-Оноре[1] всего пять минут езды, возьми такси и скатайся.

— Господи… — вздохнула я, не желая закрывать книгу перед собой и выпускать ручку, которой выписывала полезную для своих конспектов информацию. Молодая, незамужняя, значит, должна быть у всех на побегушках.

— Это не бесплатно, — уточнила секретарша, — экспертные услуги оплачиваются, разумеется.

Что ж, деньги лишними не бывают, это довод неплохой. Я всё мечтала перебраться поближе к центру, но на аренду квартиры получше не хватало, а занимать и пользоваться спонсорской добротой родни, как в начале своего переезда во Францию, не хотелось. Заработать надо самостоятельно. Я поднялась.

— Ну, хорошо.

Переобувшись и сняв с носа узкие очки — зрение у меня было почти нормальное, но мне нравилось носить их, преследуя цель казаться старше и строже — я без лишних расспросов покинула рабочее место, чтобы переместиться на другое. Дома продуктивно трудиться не получалось, там почему-то всегда было шумно, либо от соседей, либо за окном. Да и теснота не способствовала полёту мысли. Само же ощущение, что я нахожусь в стенах Лувра, всегда пробуждало во мне восторг и вдохновение.

До Сотбис действительно было рукой подать. Не жди меня там покупатель, я бы пешком прогулялась. Если выйти из Лувра на улицу Риволи, то достаточно перейти её в сторону Пале Рояля, и вот ты уже на Сент-Оноре. После перекрёстка с поворотом на церковь Мадлен она превращается в Фобур Сент-Оноре.

Галерея Шарпантье — трёхэтажное здание постройки начала девятнадцатого века — находилась напротив резиденции президента Франции, Елисейского дворца. Когда-то здесь был отель, во Вторую мировую, при немецкой оккупации, тут давались подпольные концерты музыкантов сопротивления, затем открывал ресторан Пьер Карден (нынче магазин его одежды в доме напротив, через дорогу), а теперь вот — аукцион. За это я и обожала Париж — повсюду история, во всём, с каждым местом, с каждым уголком что-то связано.

Я представилась, предъявив удостоверение научного сотрудника. Меня вежливо проводили на второй этаж, попросили подождать перед очередной дверью. Постучали и дождались разрешения войти. Женщина заглянула туда без меня и, не прошло минуты, как вышла, сказав:

— Пожалуйста, проходите.

Поправив воротничок блузки под пиджаком и пригладив волосы к пучку, я вошла. На специальных стойках были расставлены экспонаты, предлагающиеся для приобретения. В первую очередь я оглядела их, а не человека, который тут стоял. Профессиональный интерес преобладал во мне, я всё же искусствовед, а не антрополог. Но потом мой взгляд перевёлся на мужчину. В мгновение во мне возникло предубеждение и отторжение — он, кажется, был арабом. Я насмотрелась за пять лет во Франции на них, и во мне жило убеждение, что приезжие убивают культуру этой страны, разрушают её, ведут к деградации. Большинство из них не ценило окружающих архитектурных шедевров, памятников, европейского стиля. В местах их проживания часто множился мусор, стены исписывались граффити. Но то были представители бедных низов, а если кто-то хотел купить картину через Сотбис, то вряд ли он совсем уж ни бум-бум в искусстве.

Мужчина тоже посмотрел на меня не сразу, как я вошла. Он разглядывал одно из полотен.

— Добрый день, — поздоровался он, повернувшись.

— Здравствуйте, — подошла я, протянув руку для делового пожатия, — Элен Бланш, Лувр, отдел современного изобразительного искусства.

Он бросил взгляд на мою ладонь.

— Простите, вас обидит, если я не отвечу на этот жест? В наших традициях по отношению к женщине это было бы неприличным.

Я расслышала акцент, лёгкий, но уловимый. Понятно, типичный представитель исламской цивилизации. Я улыбнулась по-деловому дозволительно:

— Мы с уважением относимся к любым традициям, — я забрала назад руку, — ничего, в таком случае, что вам не предоставили эксперта-мужчину?

— Нет, я не настолько консервативен, — засмеялся он и развернулся обратно к полотнам. — Что скажете?

Даже не представился. Ну да, что тут со мной расшаркиваться? Женщина же. Я, однако, успела его краем глаза оглядеть. По чертам и опрятности он был приятнее и не одним уровнем выше тех, кого я привыкла наблюдать. Брюки от дорогого костюма, явно недавно купленного или мало носимого, потому что нигде не растянулись и сидели идеально. Тёмно-синяя, почти чёрная рубашка не висела и не обтягивала излишне. Отсутствовал живот, так часто мною зафиксированный у восточных мужчин, слишком уж сидячий у них образ жизни — большинство из них предпочитает торгашество, не подразумевающее физическую подвижность.

— Вы приобретаете для себя?

— Нет, в подарок.

— Коллекционеру?

— Нет, просто… нужен очень хороший подарок, — покосился на меня он, мельком улыбнувшись. Черты лица тоньше, чем у арабов. Либо метис, либо повезло родиться красивым. Но волосы чёрные, стильно подстрижены и уложены, как у героев турецких сериалов. Глаза карие, гладко выбрит, хотя чувствуется, что щетина у него должна быть густой.

— Мужчине или женщине?

— Это играет большую роль? — изогнулась одна его чёрная бровь.

— Учитывая ваши традиции — конечно, некоторые полотна… несколько откровенного содержания.

— Подарок мужчине, но откровенное отметём, картина наверняка будет висеть на видном месте.

— Есть какие-то особые пожелания?

— Я ничего в этом не понимаю, мадмуазель Бланш, поэтому попросил помощь профессионала.

— Хорошо, мсье…

— Сафриви.

— Мсье Сафриви, — повторила я, пытаясь распознать национальность фамилии, но на ум ничего не пришло. — Давайте попробуем что-то подобрать.

Мы провели больше часа, разглядывая работы именитых современных мастеров, чья стоимость не опускалась ниже десяти тысяч долларов. Один ему не понравился мрачностью, а вот оригинальность другого пришлась по душе, но скорее яркость, чем абстрактный сюжет. Всё-таки что-то подобрать удалось, и я, рассказав и биографию художника, и перспективу роста цен его работ, и общую задумку, и особенности стилистики, направила покупателя оформлять покупку — этим уже заниматься должна была не я. Выйдя из зала, я стала спускаться на первый этаж, когда увидела одного из замечательных специалистов по живописи — доктора наук и профессора, преподававшего когда-то и мне, накидывающего на себя пиджак, чтобы уйти. Удивившись, я поздоровалась и вежливо по возможности заметила:

— А мне сказали, что все в отпуске…

— Да-да, — закивал он как будто бы растерянно, — я заглянул на пять минут по делам, Элен. Приятного дня!

Не понимающая, почему экспертный отзыв доверили мне, вырвав меня с работы, когда тут был более значимый специалист, я похлопала глазами, глядя в удаляющуюся спину профессора. Потом посмотрела на женщину, которая меня встречала, замечая и на её лице что-то скованно-сдерживаемое. Мы как-то несколько раз общались и поверхностно были знакомы.

— Зачем звали меня, если тут был он? — в силу своей непосредственности, не исчезающей несмотря на все кабинетные интриги и людскую нечистоплотность в научных кругах, полюбопытствовала я.

— Надо же ответственность на кого-то взвалить, — пожала она плечами.

— Какую ещё ответственность?

Жестом она подозвала меня поближе и, когда я подошла, наклонилась вперёд, чтобы говорить тише:

— Господа Сафриви — те ещё личности, им не угодишь — потом проблем не оберёшься, вот наш дорогой профессор и не захотел рисковать и связываться.

— А меня подставили? — дошло до меня. В ответ — пожатие плечами, говорящее «а что поделать?». — А кто они такие, эти Сафриви?

— Марокканские миллиардеры. Отец этого, — указала женщина на лестницу, по которой я спустилась, намекая на того, с кем я час общалась, как с вполне себе воспитанным и тактичным, — прославился своими выходками, когда ему что-то не нравится. То ему блюдо в ресторане не нравится, и приходится увольнять повара, то его водитель резко вёз, так говорят потом всю фирму по подбору шофёров прикрыли.

— М-да уж, — только и протянула я. То есть, если выбранный мною подарок не понравится какому-то там получателю, то на меня потом поступит жалоба с требованием уволить?! О нет, куда же я подамся? У меня работа мечты, и я не хочу терять её! Зная, что зря заранее нагнетаю, и всё вполне может обойтись, я не могла всё же перестать думать, что вот-вот сверху низойдёт повеление «гнать в шею мадмуазель Бланш по причине некомпетентности». И что дальше? Опуститься до музейного смотрителя? Довольствоваться только преподаванием? Но я хочу заниматься искусствоведением, иметь доступ к картинам, посещать галереи!

Вся в растрёпанных чувствах и страхах я вышла на улицу, и чуть не угодила под выезжавшую из-за угла машину. Она резко дала по газам, а я, отшатнувшись назад, прищурилась от слепящего летнего солнца. Водительское окно опустилось, и я увидела того, из-за кого здесь оказалась.

— Вас подвезти? — спросил Сафриви-младший. Или сколько их? Или как его лучше обозначить?

— Спасибо, но мне близко, — махнула я в сторону Лувра.

— Но вы же сюда только из-за моего дела приехали? Разрешите вернуть на место.

Он лучезарно улыбался, а я думала, насколько фальшива эта любезность? Ведь если я облажаюсь и не угожу, то на меня спустят собак. И всё же, разъезжать постоянно на такси дороговато, идти пешком — жарко, а ехать не больше двух минут удобно и быстро, общество не затянется.

— Хорошо, спасибо, — согласилась я и, обойдя машину, села на переднее пассажирское. Пристегнулась.

— Вас к Лувру?

— Да, — помолчав несколько секунд, я не удержалась и решилась: — Если подарок не понравится тому, кому он предназначается, я смогу как-то узнать об этом?

— Вам в самом деле будет это интересно? — вновь приподнялась его бровь, а за ней и другая. Как кошачий хвост выдаёт настроение хозяйки, так и эта часть его лица была удивительно подвижной, играя эмоциями над серьёзными глазами.

— Очень, особенно если от этого будет зависеть моё будущее, — прямо признала я. Мне часто делали замечание, что я слишком откровенная и не умею при себе оставить мысли. «Не всё надо говорить!» — убеждали меня, но я по-другому не умела, даже если пыталась. Всё равно срывалась и выговаривала то, что меня беспокоило.

— Ваше будущее?

— Извините, — вздохнула я, не в силах теперь развёрнуто объяснить, что узнала и откуда. Но он, к счастью, понял без дополнительных слов:

— Вы думаете, что если картина не понравится, то я разозлюсь на вас? — Я неловко пожала плечами, не решаясь посмотреть на него прямо. — Да бросьте, это никак на вас не отразится, — полпути уже было преодолено, — а вы могли бы мне заодно посоветовать, где лучше поужинать в Париже? Я был тут до этого года два назад.

Я смутилась:

— Боюсь, в ресторанах того уровня, который пришёлся бы вам по душе, я не бываю и посоветовать ничего не смогу.

Выдержав паузу, он вдруг спросил:

— А вы бы со мной не поужинали?

— Я? — настала моя очередь изумляться. Растопырившиеся глаза воззрились на него. — Нет, не думаю.

— Почему?

Потому что восточные мужчины никогда не воспринимают нас, европеек, всерьёз. Потому что всё, что вы думаете о нас — это оскорбительно по большей части. Он видит перед собой меня, голубоглазую натуральную блондинку, экзотику для него, и думает, что я поведусь на деньги или его обаяние, рождённое из них же? Нет, я презирала подобное отношение и всё, что могла сделать — отвечать взаимностью и не воспринимать их всерьёз.

— Я занята.

— Простите, я не увидел кольца и подумал…

— И без брака можно быть занятой.

— Да, разумеется.

Мы приехали, и я, поблагодарив его за подвоз, пошла обратно писать свои конспекты. И всё же перед глазами то и дело всплывало лицо мсье Сафриви, его подтянутая фигура, и даже роскошный свежий запах его туалетной воды, которым наполнился салон автомобиля, когда он вёз меня, не переставал щекотать нос и не покидал внутреннюю память. Сколько ему лет? Как его зовут? Вспомнив, что они вроде бы миллиардеры, я полезла в интернет. Там про очень богатых людей всегда можно что-то найти.

Мне выдало мужчину в возрасте — видимо его отца. Тучнеющего типа с равнодушно-борзым лицом. О личной жизни марокканских олигархов писать было не принято, но после долгих поисков я наткнулась на упоминание некоего сына этого богача — Набиля. Он ли это? Ни единой фотографии, а вот про их цементно-строительный бизнес и дружбу с королём Марокко — пожалуйста. Да, Лена, это точно не твой уровень. Куда девчонке из сибирской глубинки друзья королей? И так выше головы прыгнула, доучилась, добилась, живу в Париже, вращаюсь не в самых последних кругах: профессура, народ с регалиями, доктора и академики. Я правильно сделала, что отказалась от ужина. Нет, я не отрицала любовь в своей жизни, и, конечно, была достаточно романтичной для того, чтобы ждать своего принца, но чуточку рациональности тоже стоило иметь.

Примечание:

[1] Улица, на которой находится парижское отделение знаменитого аукциона