Вторая жизнь доктора Лейлы

Глава 73

Дресс код для обеда в княжеском дворце не был особенно строг. Поскольку это был обед в узком кругу, то допускалось что-то вроде коктейльного платья, с поправкой на моду начала двадцатого века, то есть длина и уровень открытости должны были быть соответствующими. Такое у меня было.

Довольно скромное, одноцветное, приятного жемчужно-серого оттенка, И, если бы не одна деталь, то оно было бы совсем простым. Но деталь была и это делало платье очень необычным.

Спина в этом платье закрывалась плотным кружевом, похожим на гипюр. И в этом кружеве были переплетены серебряные нити. Таким же кружевом был отделан воротник стоечкой и низ узких рукавов, отчего создавалось впечатление образа такой «порочной чистоты». Я в нём чувствовала себя очень женственной.

Малый круг для княжеской семьи подразумевал шестнадцать человек.

Естественно, князь Мекленбургский с супругой, их сын и наследник, я не знала точно, сколько ему лет, но точно не больше двадцати. Франц фон Мекленштейн, родной брат князя, несколько семейных пар, подозреваю, что это различные тёти и дяди, и… герцог Рионский с дамой. Дама была пожилая, похоже, что Генрих пришёл с матерью.

Но во время представления выяснилось, что это бабушка его сына и мать его почившей супруги. Сын герцога тоже был на обеде.

Тёщу Генриха звали Елизавета, графиня Ольстерская, а вот сына он представил просто, Александр.

Александр учился в военном училище и служил при канцелярии князя, именно поэтому важные послания, проходившие через канцелярию князя, развозил именно такой родовитый курьер.

Несмотря на то, что вокруг были одни аристократы, обстановка царила непринуждённая, чувствовалось, что все здесь свои, все друг друга хорошо знают. Я тоже не ощущала отчуждённости, единственный момент, который мне не понравился, был взгляд, брошенный на меня графиней Ольстерской, бывшей тёщей Генриха.

Но, возможно, что мне показалось.

Все, и это было заметно наслаждались обществом друг друга и едой.

Блюд было много, а размеры блюд маленькие, но это было очень хорошо, потому что попробовать хотелось всё. Хотя некоторые мужчины и шутили, что повар князя жадничает и специально делает маленькие порции, чтобы сэкономить продукты.

Зато, когда подали десерт, на него ещё оставалось место. А то было бы обидно, потому что такого десерта я ещё не видела. Цвет был фисташковый. И когда я попробовала, то поняла, что это вишнёвое желе с кусочками ягод, с каплями горького шоколада, украшенное нежным, похожим на мороженое, фисташковым кремом.

И как раз во время десерта князь Мекленбургский спросил меня о том, как мне нравится жить и работать в Мекленштейне.

Я не стала кокетничать, сказала, как есть, что да, нравится, что есть условия заниматься не только работой, но и наукой.

И тогда-то и прозвучало предложение от князя:

— А вы не думали, чтобы остаться здесь жить навсегда?

И хотя я была предупреждена Францем, что такой вопрос будет, но вкусная еда и особенно десерт так меня расслабили, что я растерялась. Я же заранее решила, что скажу. Я собиралась сказать, что пусть сначала пройдут три года, а потом буду решать. Но сейчас, когда вокруг все вдруг замолчали и смотрели на меня я поняла, что это прозвучит невежливо.

Пауза затягивалась, я посмотрела на Франца, тот ободряюще улыбнулся, Генрих сидел, напряжённо глядя на меня, так, как будто бы от моего ответа зависело что-то очень важное, а вот от его тёщи я снова уловила неприязненный взгляд. На этот раз совершенно точно.

— Я думала об этом, Ваше Сиятельство, — наконец смогла выговорить я, — и мне очень нравится здесь в княжестве, но это очень непростое решение, мне нужно время.

Князю не понравился мой ответ, это было заметно, но он всё же сказал:

— Подумайте, мисс Лейла, как гражданке княжества вам будет доступно много больше.

А я поняла, что всем правителям что-то всегда нужно, иногда больше, чем ты можешь им дать.

После десерта всем предложили пройти в оранжерею, княгиня занималась разведением каких-то необычных орхидей и в оранжерее как раз было пополнение.

Генрих было дёрнулся подойти ко мне, чтобы предложить мне руку и пройти вместе в оранжерею, но графиня Ольстерская, предварительно отправив внука помочь какой-то даме, вдруг сама подошла ко мне и с милой улыбкой попросила сопроводить её до оранжереи.

Генрих бросил на меня взгляд, который я «прочитала» как «продержись, в целом она безобидная старуха» и прошёл вперёд, догоняя князя.

— Лейла, — графиня улыбнулась, уцепившись за мой локоть, — вы же не возражаете, если я так по-простому буду вас называть?

Мне показалось, что в её словах был намёк, что моё «простое» происхождение, даёт ей право обращаться ко мне «по-простому».

Но я сделала вид, что не обратила внимания на намёк и кивнула.

— Ну вот и отлично, — ещё шире улыбнулась графиня, — так мне будет легче с вами говорить, ведь я хочу быть с вами откровенной, вы умная девочка и должны всё знать с самого начала.

Конечно же, речь пошла о моих отношениях с Генрихом.

— Я знаю, — сообщила мне графиня, — что герцог Рионский сделал вам предложение. И я поддерживаю его стремление помочь княжеству, и привязать вас, даже жертвуя собой.

Графиня на несколько секунд замолчала, вероятно ожидая какой-то реакции от меня на это практически «неприкрытое оскорбление».

Но я промолчала.

Тогда она продόлжила:

— Единственное о чём хочу вас предупредить, что вы должны быть готовы к тому, что у вас не будет детей.

На этот раз ей удалось меня «заинтересовать» и, хотя я и собиралась молчать, один вопрос всё же вырвался:

— Почему?

— Ну как же?! — в свою очередь изумилась графиня, не переставая при этом мило улыбаться, — кто родится от вас? Вы же из приюта, и, наверное, даже не знаете своих родителей, что же говорить о предках.

И мне захотелось ударить противную бабку, прямо по её милой улыбке. Но я сдержалась, улыбнулась ей так широко, как могла и доверительным тоном сообщила:

— У меня будет много детей, и они точно будут знать своих предков, по крайней мере со стороны отца.

Глаза у старой графини выпучились, словно у рыбы, выброшенной на берег, и она пару раз смешно открыла и закрыла рот, а я жестом подозвала слугу и попросила принести графине стакан воды.

Сама же, не без труда отцепив свой локоть из её руки, извинилась и пошла в сторону остальных, стоявших возле какого-то стеклянного куба. Подошла как раз на моменте, когда княгиня закончила рассказывать, как сложен процесс транспортировки этих сложных в уходе цветов.

Генрих, стоявший рядом с герцогом, переместился поближе ко мне, встревоженно переводил взгляд с меня на графиню, которая теперь уже не улыбалась, а стояла с обиженным лицом, и тихо спросил:

— Что произошло?

Я не собиралась молчать и как-то жалеть Генриха, я была раздражена, мне надоели все эти игры аристократов, поэтому несколько резко сказала:

— Графиня меня просветила, что ты жертвуешь собой и не собираешься больше иметь детей.

Генрих печально улыбнулся:

— Надеюсь, что ты ей не поверила

Больше мы ни о чём не успели поговорить, но провожать меня до дома герцог всё-таки пошёл сам, отправив сына провожать настырную бабушку.

И по дороге до дома я спросила, собирается ли он на церемонию. Герцог грустно улыбнулся:

— Я уже не рассчитывал, что ты спросишь.

Оказалось, что он ждал именно от меня, что я приглашу, и был готов купить билет, но подумал, что раз я ничего не говорю, значит мне хочется побыть там с коллегами и не отвлекаться на него.

Я оценила, хотя почему-то стало немного грустно.

О произошедшем на обеде мы больше не говорили, но перед тем, как попрощаться Генрих меня поцеловал и в этот раз я ответила.

***

И вот я еду в Хомбург. Сижу в вагоне, глядя в окно на проплывающие мимо поля и аккуратные домики и понимаю, что совершенно не выспалась.

Полночи я думала о том, почему я так среагировала на слова старой графини, а потом, поняв, что не могу понять себя и своих чувств, а потому не могу заснуть, встала и стала писать.

В прошлой жизни я написала всего две книги по педиатрии, потому что начала делать это поздно. Здесь же хотела исправить это упущение.

Мысли в невыспавшейся голове бродили хаотично, настроение тоже было соответствующее. Ожидание встречи с друзьями и коллегами, предвкушение от новых впечатлений и общения с теми, кто для меня раньше был историей.

Я прочитала список номинантов и уже увидела, что там есть изобретатель прибора для измерения электрической активности сердца*. Это феноменально, но один из участников проекта был инженер, с которым мы разрабатывали прибор для магнитотерапии.

(*прим. автора. В нашей реальности нидерландский физиолог Виллем Эйнтховен еще в 1903 году разработал прибор для регистрации электрической активности сердца)

Я чувствовала, что на этой неделе будет много интересного, но я даже не подозревала, что эта поездка изменит всё.