Я покорю Манхэттен

Глава 21

Мэкси без конца кружила вокруг газетного киоска в восточном крыле огромного здания авиакомпании «Пан Ам». На Манхэттене он считался одним из самых больших и представительных киосков. И неудивительно – ведь мимо него за день, утром и вечером, проходят многие сотни тысяч людей, и все они смотрят, чего бы купить почитать. Сюда, на один из самых оживленных нью-йоркских перекрестков, в здание, куда надо зайти или пройти через него, чтобы попасть в добрую сотню различных мест, включая подземку и вокзал «Грэнд Сентрал стейшн», посылает своих «лазутчиков» любой издатель – от Нью-хауса до Анненберга, от Форбеса до Херста. Все они чуть не по десять раз на день проверяют, как расходится очередное новое издание в киоске. Вокруг этого киоска крутились настоящие знатоки своего дела с проницательными глазами, одного взгляда которых достаточно, чтобы определить, сколько нераспроданных номеров журналов остается в пачке; вернувшись через час, эти люди способны произвести подсчет и сразу же выяснить, были ли фото на обложке или сама обложка притягательными для покупателей, отталкивали их или обеспечивали обычный читательский отклик.

Прошло уже четыре дня с тех пор, как «Би-Би» поступил на погрузочную платформу в Виргинии, и все это время, вплоть до нынешнего вечера, Мэкси запрещала себе даже близко подходить к киоску. И сегодня она запретила кому-либо из сотрудников журнала сопровождать себя. Теперешнее дело было ее сугубо личным, не то что выпуск первого номера, когда все они работали сообща. Это как игра в рулетку: когда вы играете, вокруг вас целая толпа, но получать выигрыш в кассе идете только вы, и небрежно подняться из-за стола, когда все потеряно, тоже лучше одному – без лишнего шума, – а не всем вместе.

Медленно кружа вокруг, Мэкси с каждым разом все приближалась к киоску. Боже, сколько же там выставлено журналов, какое столпотворение, но киоскер неизбежно группирует продающиеся быстрее остальных издания вместе, чтобы покупателям не приходилось терять времени на их поиски. Чтобы у «Би-Би» мог появиться хороший шанс конкурировать с другими журналами, предполагалось, что в первый месяц (большего не сумел сделать для нее даже дядя Барни) пачки «Би-Би» будут находиться рядом с «Космо» – тираж этого журнала обычно расходился в киосках и супермаркетах почти целиком, точнее, продавалось девяносто два процента, так что, просто находясь с ним рядом, «Би-Би» сразу получал возможность быть замеченным читательницами.

Так, отметила про себя Мэкси, вот лежат пачки «Кос-мо», который выходит в свет на несколько дней раньше, чем «Би-Би». Они уже наполовину пусты по сравнению с большинством других женских журналов. Приблизившись еще на несколько дюймов, она обеспокоенно посмотрела вправо и влево – кричаще-красной обложки, которую она искала глазами, обложки, выбранной Рокко из-за того, что она напоминала стоп-сиграл светофора, заставляющий остановиться каждого, кто не страдает дальтонизмом, так вот этой самой обложки нигде не было видно. Неужели, пронеслось в ее мозгу, журнал еще не завезли? Невозможно. За четыре дня он должен быть доставлен в киоски всех городов и на все автобусные стоянки Соединенных Штатов. А уж здесь он обязан был появиться в первую очередь. Сомневаться в этом не приходилось.

Что же тогда, спрашивала она себя, киоскер просто оставил пачки «Би-Би» нераспечатанными? Потому что у него не было желания возиться с новым изданием, когда есть надежный товар, который наверняка разойдется? Многоопытный и мудрый Монти понарассказывал ей с дюжину ужасных историй в этом роде: по какой бы причине это ни произошло, результат мог быть только один – немедленная смерть. Смерть! Холодное тяжелое тело утопленника, болтающееся в воде. Ведь как бы ты ни был предусмотрителен в ходе подготовки и печатания номера, все упиралось в этого неизвестного тебе киоскеpa в конце длинной цепочки, человека, которому надлежало распечатать тюк с журналами, вскрыть ящик с книгами или развязать пачку газет, с тем чтобы выставить их на продажу. И вот если, скажем, этот человек заболел гриппом и вместо него на работу вышел кто-то менее опытный, тебе смерть. Даже не обязательно, чтобы у него был грипп – достаточно, чтобы он просто устал, накануне поссорился дома с женой и не проявил своей обычной сноровки при раскладке товара… все равно тебе смерть. Черт бы побрал человеческий фактор! Почему вообще этим делом не занимаются компьютеры и роботы, возмущалась про себя Мэкси.

Она уже не могла больше сдерживать своих чувств. Остановившись прямо перед распечатанным тюком с «Космо», Мэкси уставилась на него широко открытыми глазами. Что за черт! Рядом с ним, там, где должна была находиться пачка «Би-Би», высилась груда «Нью-Йоркского книжного обозрения». Да, этого следовало ожидать. Ее попросту предали! Поганый нью-йорский дилер, какой-нибудь там малахольный интеллигентишка с псевдолиберальными завихрениями, у которого, скорей всего, сынок кропает стишки или даже мечтает стать музыкальным критиком, взял да занял ради своего придурка чужое место! Надо же, подлизываться к «НКО» за ее счет! Хорошо, она еще с этим разберется. И Мэкси решительно прошла в самый центр газетного киоска, его святая святых, где сновали, обслуживая нетерпеливых клиентов, сбившиеся с ног продавцы.

– Где тут босс? – требовательно обратилась она ко всем сразу. – Покажите мне его, и поживей!

– Сюда нельзя заходить, мисс. А если вы ищете босса, так это я. И просил бы вас покинуть помещение.

Высокий мужчина энергично махнул рукой, выпроваживая ее из киоска. И тут же отвернулся: мало ли в Нью-Йорке красивых шизофреничек с зелеными глазами и взбитыми прическами.

– Черта с два я отсюда уйду! – Мэкси потянула его назад и заставила повернуться к ней лицом. – Куда вы девали «Би-Би»? Дьявол! Почему журнал не выставлен рядом с «Космо»? И не говорите мне, что вы его не получали. Я знаю наверняка, что…

– Получали. Да, мы получали, но все, что было, уже продали. Я уже звонил своему агенту по рознице, и он подбросит мне еще пару сотен. Так что, леди, я тут ни при чем. На его место я пока поставил эту хилую газетенку. Самому смотреть противно.

– Уже продали? – прошептала Мэкси. – И люди их раскупили?

– Не смотрите на меня так, леди! Я про них знаю не больше вашего. Они словно в воздухе растаяли. В жизни такого не видел. Эй, леди, поосторожней. Я вас в первый раз вижу… кончайте меня целовать, леди!.. Ну, хорошо, хорошо… только перестаньте плакать. У меня от ваших слез вся рубашка мокрая… помада, тушь для ресниц… да, согласен, это замечательно, что я не робот, а человек…

Жаль, думает он, что она чокнутая. С такими ножками! Совсем как в старое доброе время у Мэрилин Монро, Риты Хэйворт и Сид Чарисс. Теперь таких не увидишь. Жаль, он для нее староват…

Пэвка Мейер и Барни Шор почти не были знакомы. Хотя «Кресент» распространял журналы «Эмбервилл паб-ликейшнс» в течение уже почти тридцати семи лет, художественный редактор, ироничный интеллигент и утонченный эстет, мало общался с неотесанным магнатом, который если что и читал, так это по-прежнему бюллетень, публикующий информацию о скачках. Однако через три дня после того, как Мэкси посетила газетный киоск в здании «Пан Ам», Барни Шор пригласил Пэвку Мейера на ленч в маленький французский ресторанчик «Золотой теленок», который сразу пришелся по душе им обоим: вся атмосфера импонировала не только изощренному вкусу Пэвки, но и непритязательному в своих требованиях Барни. Одним словом, то было скромное, но отличное заведение, неизвестное никому, кроме коренных ньюйоркцев.

– Я просто обязан был отметить это событие с кем-то, кто разделяет мои чувства, – заявил Барни.

– Рад, что вы позвали именно меня, – с торжественной важностью согласился Пэвка.

– Прошла всего неделя, а его уже распродали во всех крупных городах страны. Такого в Америке не припомнят со времен выхода первого номера «Лайфа». Мои компьютеры просто с ума посходили. Ничего не могли поделать, чтобы примирить Форт Уорс и Даллас, когда жительницы Далласа все как одна бросились в Форт Уорс, а это все же путь не близкий, а жительницы Форта – в Даллас, считая, что уж там-то они наверняка смогут купить журнал. Некоторые так даже пытались подкупить в сумермаркетах кассиров на контроле в надежде получить завалявшийся номер… какое там! Та же самая история в Чикаго, Лос-Анджелесе, Сан-Диего, Бостоне, Милуоки… Я не рассчитал: надо было бы печатать впятеро… нет, вдесятеро больше. Мы уже упросили «Мередит Бурду» произвести допечатку. Они, правда, были недовольны, так что пришлось заплатить двойную цену. Советую сохранить свой экземпляр – теперь это уникальная вещь, за которой будут охотиться коллекционеры, – широко улыбнулся Барни.

– Кстати, а у вас лишних экземплярчиков случайно не осталось? – поинтересовался Пэвка.

– Жаль, но моя жена раздала их своим подругам, все до одного, даже не посоветовавшись со мной… теперь дочки готовы ее задушить, – добродушно рассмеялся в ответ Барни.

Он был явно в приподнятом настроении: слава Господу, он всегда полагался на интуицию – и снова к нему пришла удача, связанная с именем Мэкси.

– Так я и думал, – мрачно пробурчал Пэвка, хотя его сияющие глаза выдавали его с головой. – Подруги моей жены тоже никогда ничего не покупают сами, а когда на этот раз они все же отправились в супермаркет, было уже поздно. Девицы у меня в офисе расплачиваются за свой снобизм. У них такая масса журналов, что поначалу они не заинтересовались новичком. Зато теперь по очереди дежурят у киоска, чтобы не пропустить, когда придет новая партия.

– Моей секретарше пришла в голову гениальная идея: выкрасть журнал из приемной у своей парикмахерши. Но оказалось, что та забрала его домой и возвращать не собирается. Говорит, все клиенты страдают клептоманией да и потом дома, мол, от журнала больше проку. Ну что ж, Пэвка, давайте выпьем.

Мужчины подняли рюмки и чокнулись. Их взгяды на мгновение встретились, и улыбки тут же погасли.

– За Эмбервилла… Зэкари, – предложил Пэвка.

– За Зэкари Эмбервилла, – эхом отозвался Барни Шор.

Рокко позвонил секретарше, чтобы узнать, где Лефковитц и Келли.

– Они оба в офисе у Лефковитца, – ответила та. – Позвонить им?

– Не надо, мисс Хафт. Я сам туда зайду.

Своих голубоглазых рыжеволосых компаньонов он застал еще в пальто: они только что вернулись с ленча. На Келли, который, кажется, даже спал, положив на ночной столик последний номер ежеквартальника «Джентльмен», было сшитое на заказ длинное, приталенное, однобортное пальто с узким бархатным воротником и такими же лацканами и мягкая велюровая шляпа со слегка спущенными спереди и сзади и приподнятыми по бокам полями. Лефковитц, на которого в юности оказал большое влияние фильм «Ставиский» с участием Белыяондо, носил шляпу с широкими полями, сделанную, как он не уставал напоминать Келли, не каким-нибудь халтурщиком, а у «Борсалино Джузеппе и Фрателло» в Александрии в Италии. Поля с одной стороны были опущены, что придавало ему необычайное сходство с Ф. Скоттом Фиц-джеральдом; он так же предпочитал носить двухсторонний твидовый плащ от «Цезарини».

– Вы чего, ребята, продрогли? – удивился Рокко. – Или, может, пробовались для нового варианта «Жала»?

– Рокко, ты только глянь, что у нас есть! – возбужденно воскликнул Лефковитц.

– Пришлось помять парочку девиц, но все-таки достали! – с видом победителя возвестил Келли. – Нет, ты посмотри! Ну что, разве не стоило ради этого рисковать жизнью, когда тебя окружает толпа орущих идиоток?

Они немного отодвинулись, и Рокко наконец увидел, что друзья листают страницы «Би-Би». Листают так, как могут делать это только знатоки, всю жизнь потратившие на то, чтобы продавать людям товар, убеждая их в том, что он им необходим.

– Прилично, – прокомментировал Рокко.

– Что? «Прилично»? – фыркнул Рэп Келли. – Слава богу, Мы успели купить себе место для рекламы заранее – и по нормальной цене. «Прилично». И это все, что Рокко может сказать? Послушай, а ты не ревнуешь?

– Кончай, Рэп. С чего ты взял? Это ж глупость, – возмутился Лефковитц.

– Послушай, Мен Рэй, не будем обманываться. Журнала такого класса я еще не видел. Все другие отстают от него на несколько световых лет! Господи! Да ты только погляди, как у них используется белый фон. А графика, оформление, развороты!.. Вы, ребята, думаете, мое дело – находить клиентов, и все? Но я же не слепой.

– Я сказал, что это прилично, – упрямо повторил Рокко, рассматривая страницы, которые он сам же расписал в макете, составленном для Мэкси (страницы, которые теперь он уже никогда не сможет публично признать своими, если не захочет выглядеть круглым дураком).

– Что тебе надо, Рэп? Он же сказал: «Прилично», – поспешил успокоить страсти Лефковитц. – Послушай, Рэп, когда Рокко занимался журналами, он делал не хуже, чем тот парень, который создал этот макет. Кто угодно тебе скажет: ничем не хуже.

– Н-да… – заметил Келли, – если кто-нибудь еще помнит это.

Джастин, уже на несколько часов опаздывавший на праздничный прием в офисе у Мэкси, где отмечался успех первого номера «Би-Би», поспешно одевался, когда в дверь его скромной квартиры (дом был даже без лифта) настойчиво и громко постучали – первого стука он не расслышал.

– Откройте, полиция.

Какого дьявола им тут надо, пронеслось у него в мозгу, пока он шел к двери. На пороге перед ним стояли двое небрежно одетых мужчин.

– Вы Джастин Эмбервилл?

– Да. А в чем дело?

Они показали ему свои удостоверения.

– Нью-йоркская полиция. У нас ордер на обыск.

– Обыск? Для чего? Что вообще происходит? – И, возмущенный, Джастин попробовал преградить им дорогу.

Однако детективы весьма профессионально отодвинули его в сторону, а когда он попытался применить силу мускулов, прижали его к стене.

– Поторапливайся! – бросил один из полицейских своему напарнику. – Осмотри здесь все. Этот парень думает, нам тут нечего делать. Надо перевернуть все вверх дном, чтоб он нас на всю жизнь запомнил. Вот, детка, смотри – ордер. Так что остынь, Джастин! – Он произнес это имя вызывающе, явно провоцируя хозяина квартиры. Однако, убедившись в наличии ордера, Джастин понял, что сопротивляться бесполезно. Да и потом что ему, собственно, скрывать?

Как во сне, не в силах выдавить из себя ни звука, в немом изумлении наблюдал он за тем, как первый полицейский роется в его гостиной, вспарывая лежавшие на кушетке и стульях подушки, перетряхивая стоявшие на полках книги, разбирая стереоколонки. Потом, по-прежнему прижатый к стене, он в бессильной ярости прислушивался к безобразному шуму, доносившемуся теперь из спальни.

– Нет, Дэнни. Там ничего. Только вот если под полом. Пойду поищу в другой комнате.

– Валяй, Гарри.

– Это моя фотолаборатория. В ней ценностей на много тысяч долларов. Ради бога, прошу вас быть повнимательней.

– Ясное дело, Джастин! Для этого мы пришли, чтоб быть повнимательней, – ухмыльнулся Гарри.

Распахнув дверь темной комнаты, он врубил полный свет и начал обыск, бесцеремонно отшвыривая то, что его не интересовало. Один за другим на пол полетели «Никоны», объективы которых тут же разлетелись на мелкие кусочки. Когда дело дошло до третьей камеры, Джастин, мгновенным рывком вывернувшись из железных рук Дэнни, бросился на Гарри, сразу же опрокинув здоровенного сыщика на спину. Корчась от боли, тот попытался встать, но безуспешно.

– Ублюдок! – прохрипел Джастин, повернувшись, чтобы достойно встретить надвигавшегося Дэнни: удар его ноги пришелся точно по локтю полицеского.

Жестокая схватка оказалась недолгой. Не будь у детективов незаконных кастетов, валяться бы им обоим на полу, задыхаясь и харкая кровью, но вскоре на полу валялся уже сам Джастин, избитый до полусмерти в наручниках.

– Гарри, ты вроде забыл про тот встроенный шкаф, – прохрипел Дэнни, поддерживая здоровой рукой больной локоть. – Должен же этот умник, мать его, где-то их прятать!

Второй детектив, покряхтывая от боли, дававшей о себе знать после потасовки с Джастином, стал скидывать с полки целую гору коробок, бесцеремонно роясь в аккуратно сложенных там фото. Расстегнув чехлы от камер, он заглянул внутрь и, с отвращением отбросив в сторону, решил напоследок исследовать содержимое стоявшей рядом вещевой сумки, которую Джастин привез из своего последнего путешествия.

– Вот она, золотая жила! – просопел он, поднимая сумку и ставя ее на пол возле своего напарника, чтобы тот сам мог убедиться, что в ней находится. – Как, по-твоему, Дэнни, на сколько тут потянет, а? Ну, Джастин, что ты теперь скажешь, подонок? – И он с размаху носком бо-гинка ткнул лежавшего на полу Джастина под ребра. – Думаю, здесь килограмма три кокаинчика наберется! Весь боковой карман, мать твою, забит. Любой дилер на улице отвалит тебе несколько миллионов и торговаться не будет. Думал, небось, что нашел мировой тайник? Лежит, мол, на видном месте, никто и не подумает. Правда, Джастин? Поехали, Дэнни. Я его сам поведу и зачитаю ему «Миранду»[51]. А ты спускайся. Потом я вернусь за сумкой. Здорово болит, да? – И он резко поднял Джастина с пола, рванув за наручники. – Пошли, мистер Эмбервилл. Там у нас свидание внизу.

После того как Джастина задержали за найденный в его квартире наркотик (причем он подозревался также в намерении реализовать его), взяли отпечатки пальцев и сфотографировали, ему было разрешено позвонить кому-либо одному из родных. Ошарашенный, полумертвый от боли, он набрал номер единственного человека, кому решился поведать о случившемся, – Мэкси.

В тот момент, когда раздался телефонный звонок, она только что уложила в кровать осоловевшую Анжелику и, вымотанная после затянувшейся вечеринки, но все еще радостно-счастливая, села за рабочий стол. Чувство удовлетворения, владевшее ею, было сильней усталости, и спать не хотелось.

– Джастин! В чем дело? Почему ты не пришел? Мы все тебя ждали… Что? Что! Невозможно… Не понимаю… Конечно, еду! Господи, Джастин, а доктора захватить? Нвт? Тогда адвоката? Нет? Ты уверен? Хорошо, хорошо, обещаю ничего никому не говорить. Буду совсем скоро… да, да, моя чековая книжка. Держись, выезжаю.

Было начало двенадцатого, когда Мэкси вошла в полицейский участок «Мидтаун Норт»: чтобы добраться сюда от дома, ей понадобилось всего четверть часа. Четверть часа сплошного кошмара: кошмарных улиц, мелькавших в окне такси, кошмарных предположений и еще более кошмарных догадок, как если бы случилось что-то ужасное, но давно подозреваемое. Дело было не столько в том, что Джастина арестовали, сколько в том, что каким-то непостижимым образом она ожидала этого, ожидала, хотя упорно отказывалась верить своим предчувствиям. На нее словно пахнуло чем-то до отвращения знакомым, полуосознанным и полуподозреваемым, тем невидимым, что пряталось глубоко внутри, сознательно, даже тщательно, не замечалось. И это тайное казалось куда страшнее любого явного, с чем она когда-либо сталкивалась в своей жизни. Мысли Мэкси были путаными; несмотря на шубу, ее продолжала бить дрожь. Да, чековая книжка! Она еще раз проверила: все в порядке, лежит в сумочке. Теперь это была единственная реальность во всей вселенной.

В забитом людьми полицейском участке, мечась от одного к другому, Мэкси наконец обнаружила сержанта, который занимался делом Джастина.

– Нет, мэм, на поруки мы его не отпустим. Права такого не имеем. Сумму залога еще не определили. Сейчас его здесь нет. После ареста отвезли на «Уан Полис Плаза», там надо ждать, пока ему предъявит обвинение судья. Адвокату надо было звонить, а не сестре. Какое обвинение? Наркотики и еще подозрение насчет возможной продажи. Сколько у него нашли? Достаточно, больше чем достаточно. Вот все, что я могу сказать. Нет, конечно, сейчас вас к нему никто не пропустит. Да, пока не предъявит обвинение. Возьмите с собой адвоката. Что, он не хочет? Знаешь что, детка, послушай лучше меня. Он ему необходим. Позарез.

Протолкавшись в участке еще с полчаса в напрасной надежде найти кого-нибудь, кто бы мог дать ей дополнительные сведения, Мэкси неожиданно натолкнулась на незнакомого молодого человека, который сам обратился к ней.

– Вы мисс Эмбервилл? Насколько мне известно, сегодня вечером арестовали вашего брата… – В голосе незнакомца звучало сочувствие.

– Кто вы? – требовательно спросила Мэкси.

– Может быть, я могу помочь ему. Я видел, как его сюда привезли. Ему определенно нужен был врач. Думаю, вам следует об этом знать.

– Кто вы? – повторила Мэкси.

– В его квартире как будто нашли большую партию кокаина. Он заявляет, что это не его, что наркотик принадлежит кому-то другому. Вы случайно не знаете, кто мог его туда подложить? Может, это был один из тех, кому он доверял? Знакомый, друг, кто-нибудь, с кем…

– Убирайтесь! – завопила Мэкси.

Кубарем сбежав с лестницы и выскочив на ночную улицу, она стала лихорадочно махать рукой, пытаясь остановить такси.

«Друг? Знакомый? – Мысли так и скакали в ее воспаленном мозгу. – Кто-то спрятал кокаин в твоей квартире, куда даже меня ты никогда не приглашал. В квартире, где ты скрывался от всех, оберегая свою личную жизнь, словно это хрупкое сокровище, которое не выносит чужого взгляда. Боже, Джастин, кого ты называешь своими друзьями? Кто знает тебя лучше, чем я? Бедный, милый, потерянный ты мой… Как я старалась все это время не думать. Как гнала от себя дурные мысли. Ведь ты же этого хотел, хотел больше всего на свете, чтобы никто из нас ни о чем не думал, правда?»

…Да, лихорадочно продолжала думать Мэкси, вернувшись домой, тут уже ничем не поможешь. Она сняла трубку телефона, стоявшего на ночном столике, чтобы связаться с Лили и договориться насчет ее адвоката, поскольку те, которых могла незамедлительно раздобыть сама Мэкси, специализировались на одних разводах. Между тем Джастину срочно требовалась помощь со стороны самой квалифицированной юридической конторы, как раз одной из тех, чьими услугами пользовалась компания «Эмбервилл пабликейшнс». Кроме того, надо было уведомить мать, пусть и не раскрывая всей правды, прежде чем она завтра прочтет об аресте Джастина в газете.

– Ты представляешь, сколько сейчас времени? – ответил сонный голос Лили.

– Да, уже за полночь. Мне очень жаль тебя будить, но… произошло нечто такое… нет, мама, никто не пострадал, тут другое. Арестован Джастин.

– Подожди, я возьму другую трубку, – прошептала Лили. Прошло несколько секунд, –прежде чем она смогла говорить. – Извини, я не хотела будить Каттера. Где сейчас Джастин?

– В тюрьме на «Уан Полис Плаза».

– В чем его обвиняют, Мэксим? В том, что он… приставал? – В тихом голосе Лили звучал неприкрытый ужас.

– Боже мой, мама!

– Я так долго этого боялась. Так что, за это или нет? Говори! – Лили почти умоляла.

– Нет, мама, не за это. Там какая-то страшная ошибка. Полиция утверждает, что у него в квартире нашли кокаин. Подозревают, что Джастин замешан в торговле наркотиками. Все это совершенно невероятно. Единственное, что мне удалось выяснить, это что он уверяет: кокаин ему кто-то подложил.

– Если он это говорит, значит, так и есть. – Чувствовалось, что Лили наконец успокоилась. – Джастин не лгун. И, конечно, наркотиками он не торгует. Я сейчас же позвоню Чарли Соломону. Он наверняка знает, что надо делать, чтобы опровергнуть обвинения. И первым делом мы утром заберем его из тюрьмы.

– Но, мама, Джастин больше всего на свете не хочет, чтобы о его деле хоть кто-то услышал, чтобы о нем пошли сплетни… Правда, там был репортер, и он меня сфотографировал… Ему было все известно о главном обвинении насчет наркотиков.

– Что ж, нам надо быть готовыми ко всему, – сокрушенно произнесла Лили: подобной глубины отчаяния в ее серебристом контральто Мэкси никогда раньше не слышала.

– Мама, я так за него боюсь. Бедный, несчастный Джастин! Он невиновен, я знаю. И почему это обязательно должно было произойти именно с ним? – уже задавая свой вопрос, она сознавала, как по-детски он звучит.

– Мэксим, дорогая, чего-то в этом роде я ждала уже давно. Тут нет вины Джастина, поверь мне. Это просто должно было произойти с ним. Постарайся успокоиться. Лучше Чарли Соломона на Манхэттене нет никого. Он все устроит. И слава богу, с нами Каттер. Спокойной ночи, Мэксим, и… спасибо тебе, дорогая. Спасибо за помощь.

Прежде чем будить Каттера, Лили позвонила Чарли Соломону, главному юрисконсульту «Эмбервилл пабликейшнс». Оказалось, что он еще не спит, а смотрит телевизор. Спокойно и обстоятельно она рассказала ему о случившемся, изложив все известные ей факты, и договорилась, что они встретятся утром на «Уан Полис Плаза».

После этого, подобрав путавшиеся под ногами полы халата, она прошла из гостиной в их общую с мужем спальню. Накануне у него был тяжелый день, и утром, она знала, ему надо рано вставать, чтобы ехать на деловой завтрак, но откладывать разговор дальше Лили уже не могла. Теперь, когда она успокоила Мэкси и поговорила накоротке с адвокатом, ей самой остро требовалось почувствовать его объятия и уверения, что все будет хорошо, что ей нечего беспокоиться, ибо она больше не одна – он перекладывает ее ношу на свои плечи.

Она поглядела на лицо мужа, и во сне столь же поражавшее изысканностью своих черт: расслабленные сейчас мускулы тонкого лица не меняли прекрасной благородно-аристократической лепки головы, а исчезли лишь темная настороженность взгляда и привычная осмотрительность матадора. Лили вздохнула в сладкой истоме. Даже в момент давно ожидаемой ею беды смотреть на это лицо доставляло ей несказанную радость.

Она нежно провела кончиками пальцев по его лбу. Перевернувшись во сне на другой бок, он попытался уйти от беспокоившего прикосновения, но Лили продолжала гладить лоб Капера, и он наконец вынырнул из глубин сна, ошалело моргая глазами.

– Что? Лили? Что-то случилось? – пробормотал он, толком еще не проснувшись.

– Вставай, дорогой! Мне нужна твоя помощь.

– Ты заболела, Лили? – встревоженный, он резко выпрямился.

– Нет, со мной все хорошо. Беда случилась с одним из детей, у одного из них неприятности.

– Мэкси? Что еще она выкинула?

– Нет, это Джастин, наш ребенок, Каттер. О боже, Каттер, обними меня, обними покрепче. Я так давно этого боялась, так давно, и вот это случилось. – И Лили бросилась мужу в объятия, стараясь найти убежище, чтобы укрыться от обрушевшегося несчастья. Он обнял ее и, целуя в макушку, попытался утешить, но вскоре отстранил – ему необходимо было видеть теперь ее лицо.

– Рассказывай, Лили. Что с Джастином? Бога ради, что там с ним стряслось?

– Его арестовали. Полиция обыскала квартиру и нашла наркотики – кокаин. Он отвели его в тюрьму. Он звонил Мэкси, но сегодня вечером было уже слишком поздно что-нибудь предпринимать. Я переговорила с Чарли Соломоном, он обещает добиться его освобождения завтра же.

– Погоди минутку. Сколько там было кокаина?

– Мэкси точно не узнала. Они ей не хотели говорить. Сказали только, что «достаточно». Достаточно, чтобы заподозрить его в торговле наркотиками.

– Господи! – Каттер рывком спрыгнул с постели и, надев халат, затянул в талии пояс. – Господи, неужели ему не хватало денег! Разве можно дойти до такого идиотизма? Да я бы голыми руками задушил его!.. Значит, подозрение в торговле кокаином? Один из Эмбервиллов торгует кокаином! Да ты понимаешь всю глубину этого позора? Все равно как если бы…

– Постой! Но он же невиновен! Неужели ты считаешь, что он мог это сделать? Он не злодей, не преступник. Как ты смел о нем такое подумать! – Лили вся кипела от ярости. – Кто-то оставил наркотики у него на квартире, спрятал их там. Сам он об этом ничего не знал. Мэкси все выяснила.

– О Лили! Что, этот тупица не мог придумать ложь более правдоподобную?

– Так ты, значит, уверен, что это ложь? – Голос Лили зазвенел.

– Джастину есть что скрывать. Я понял это сразу, как только впервые его увидел. С первой минуты. Он никогда не был со мной откровенен. Ни со мной, ни с тобой, ни с кем из членов нашей семьи. Пропадает где-то целыми месяцами, ничего никому не говорит. Где у него квартира, мы тоже не знаем. Так это все и складывается одно к одному, Лили. А теперь нам еще расхлебывать всю эту дрянь. Бродяга проклятый. Мало ему его богатства, дивидендов и положенных на его имя сумм в банке, захотелось подзаработать на кокаине – так еще и попался, сопляк…

Лили в ужасе глядела на Каттера, мерившего шагами спальню и бросавшего слова, казавшиеся ей камнями.

– Каттер, выслушай меня. – Она постаралась унять дрожь в голосе. – Ты не знаешь Джастина, но все равно ты обязан понять: он никогда, слышишь, никогда не сделает чего-нибудь во вред другим – только себе самому. К несчастью, среди его знакомых есть люди, которые способны спрятать в его доме наркотики. Когда я убедилась, что вы не уживаетесь друг с другом и что ты не хочешь делать никаких усилий, чтобы узнать его получше – твоего собственного сына, Каттер! – то подумала: наверное, ты знаешь или догадываешься… в общем, инстинкт тебе подсказал, что он гомосексуалист. И, может быть, ты даже странным образом винишь себя за это, думая, что…

– Гомосексуалист?! – Голос Каттера осекся.

В комнате воцарилось гробовое молчание: казалось, что выкрикнутое слово отскакивает от одной стены к другой и бумерангом возвращается обратно, так велико было изумление Каттера. Не меньше поразилась и Лили: так, значит, он не знал, даже, возможно, не хотел задумываться над тем скрытным образом жизни, который вел его сын, не желал задавать себе лишних вопросов.

– Не может он быть гомосексуалистом, Лили! Это невозможно! – наконец резко прервал молчание Каттер.

– Но ведь ты готов был поверить, что он торгует наркотиками. У тебя и сомнений не возникло. Так почему же ты не хочешь поверить в его гомосексуальность?

– Мой сын – педик! Никогда, ни за что! Если бы речь шла о Тоби… Но не о моем сыне! Дьявол, Лили! Я всегда был против того, чтобы ты рожала его. Но ты настояла! Ты хотела – и получила! Лучше бы уж он не появлялся на свет!

– Что? «Не появлялся на свет»?! – Повторяя эти страшные слова, Лили в упор взглянула на мужа. Каттер увидел перекошенное от ярости лицо женщины, лицо, которое он не смог бы представить себе и в страшном сне. Лицо женщины, готовой вцепиться ему в глотку, в котором не оставалось ничего, кроме злобы.

Быстро приблизившись к Лили и преодолев сопротивление жены, он крепко обнял ее.

– Лили, Лили, любимая. Прости! Господи, не знаю, как это у меня вырвалось! Я совсем не хотел ничего такого говорить. Ни слова. Просто затмение нашло какое-то. Когда ты сказала насчет его гомосексуализма, это был шок. Такие вещи… для меня… это ужасно. Ничего не могу с собой поделать. Я же их ненавижу. Во мне это слишком глубоко сидит. Отсюда моя реакция. Пойми, ты тут ни при чем, я один виноват. Иногда в такие минуты говоришь то, чего потом сам стыдишься. Лили, поверь, я рад, что у нас есть сын. Рад по-настоящему. О, моя Лили! – Он почувствовал, как она обмякла у него б руках, услышал тихие всхлипывания. – Ну, все в порядке, дорогая? Я люблю тебя, люблю. Ну скажи, что ты меня простила. Нам обоим нужно что-нибудь выпить. Пойду принесу. Тогда и поговорим, обсудим, что можно сделать, чтобы помочь бедному мальчику, что я могу сделать для своего сына.

Спускаясь по лестнице в бар, Каттер проклинал себя за глупость. Позволить своему языку болтать в присутствии женщины! Да как бы ни был он тогда взбешен, оправдания ему нет и быть не может. С первой же минуты свонх отношений с Лили он приучил ее оставаться в его безраздельной власти, с тем чтобы делать с ней все, что ему вздумается. И теперь, раз он задумал разрушить журнальную империю Эмбервиллоз, полное доверие Лили было для него особенно необходимо. Да, он добился от нее прекращения выхода трех журналов, но оставалось еще семь, и их предстояло смешать с грязью, насколько возможно. А сейчас он чуть не провалил все дело! Такого больше не повторится, поклялся он самому себе, вернувшись в спальню с двумя рюмками. Даже если ради этого ему придется спасать этого ублюдка Джастина, этого гнусного педика. Недаром же он его всегда ненавидел: сейчас ему наконец стало ясно почему.