Когда раздался стук в дверь со стороны смежной комнаты, Бел едва, не подпрыгнула от неожиданности. Впрочем, подпрыгивать от неожиданности в ее ситуации было по меньшей мере глупо. Ведь все это время она с волнением ожидала этого стука в дверь. Сердце ее бешено колотилось, а взгляд лихорадочно метался по спальне. Она должна ему открыть? Должна встретить его у двери? Или, может быть… убежать в гардеробную и там спрятаться?
Еще во время свадебной церемонии Бел ужасно нервничала, но пройти по главному проходу церкви Святого Георгия под пристальными взглядами десятков людей — сущие пустяки по сравнению с ожиданием перед первой брачной ночью. В церкви по крайней мере она хотя бы приблизительно знала, что делать и как себя вести.
В конце концов Бел поступила так, как поступала всегда, когда оказывалась в чрезвычайно затруднительной ситуации, — она замерла.
Через несколько секунд дверь распахнулась, и Тоби, прислонившись плечом к дверному косяку, проговорил:
— Добрый вечер, леди Олдридж.
На нем были те же самые брюки, что и во время венчания, хотя фрак, жилет и шейный платок он успел снять. Бел отвела глаза от распахнутого воротника его рубашки, чтобы сосредоточиться на том, что не исчезало почти никогда, — на его обезоруживающей улыбке.
Машинально запахнув полы отделанного кружевом халата, Бел попыталась улыбнуться ему в ответ, но улыбка получилась жалкой и неестественной. Ох, как же она завидовала той уверенной непринужденности, с которой Тоби держался в любой ситуации! Во время церемонии, во время свадебного завтрака, переезда сюда, в Олдридж-Хаус, и даже во время их первого семейного ужина он вел себя так, словно не испытывает совершенно никакого волнения: Бел весь день не отходила от мужа, втайне надеясь, что ей передастся хотя бы малая толика его самообладания. Ей казалось, что ночь пройдет вполне благополучно, если целиком положиться на мужа, как она делала до сих пор. Но главное — не волноваться. По крайней мере — хоть немного успокоиться.
Собравшись с духом, Бел направилась к мужу. И чем ближе она к нему подходила, тем спокойнее ей становилось. В какой-то момент она даже почувствовала, что уже улыбается совершенно естественно.
— Добрый вечер, сэр Тоби, — сказала Бел, остановившись в метре от него.
Он шагнул к ней, обнял за талию и привлек к себе для поцелуя. Этот поцелуй был необыкновенно целомудренным, но отчего-то он показался Бел самым интимным из всех прежних поцелуев Тоби. «Возможно, все дело в том, что теперь это поцелуй мужа», — подумала она. И действительно, целуя ее, он как бы говорил: «Не бойся, я с тобой».
Наконец отпустив жену, Тоби прошел мимо нее в спальню. И тотчас же Изабель вновь почувствовала волнение. Только теперь к сердцебиению прибавилась еще одна беда — слабость в ногах. Стараясь удержаться на ногах, она прислонилась к дверному косяку.
— Я говорил тебе, что ужасно горжусь тобой? — спросил Тоби. Он взял кочергу и поворошил уголья в камине.
— Да, конечно, — ответила Бел. Тоби действительно говорил ей об этом — и не раз. Говорил и в карете после церемонии, и за свадебным завтраком, и во время ужина. — И знаешь, я начинаю в это верить, — добавила она с улыбкой.
— Так вот, я еще раз хочу тебе сказать, что необыкновенно горжусь тем, что стал твоим мужем. — Тоби поставил кочергу на место и снова подошел к жене. Взяв ее за руки, сказал: — Изабель, я самый удачливый парень во всей Англии. И я никогда не забуду, как ты выглядела этим утром. Ты выглядела… как мечта.
«Как он красиво и складно говорит!» — промелькнуло в голове у Бел. Ей тоже хотелось сделать ему комплимент, захотелось сказать, что он потрясающе смотрелся в роли жениха. Что у нее голова закружилась при виде такой ослепительной мужской красоты. Что ей весь день хотелось его поцеловать, а сейчас, когда он лишь коснулся ее губ своими губами, по всему ее телу пробежала дрожь желания.
— Тоби, я… — О, будь проклят ее неуклюжий язык! — Я чувствую, что мне тоже повезло. — Бел посмотрела мужу в глаза, надеясь, что взгляд ее скажет больше, чем она могла выразить словами.
Тоби провел ладонью по ее щеке.
— Ты всегда такая серьезная… — сказал он с улыбкой. Вытащив из кармана небольшую коробочку, добавил: — У меня для тебя свадебный подарок, дорогая.
Бел взяла коробочку и открыла ее. Внутри на синем бархате лежало роскошное колье — опал размером с ноготь большого пальца, окруженный сверкающими бриллиантами.
— О, Тоби!.. Не стоило…
— Нет, очень даже стоило. Да, я знаю, что ты не питаешь особой любви к драгоценностям. Впрочем, с твоей красотой они тебе без надобности. Но ведь теперь ты леди Олдридж, поэтому должна выглядеть соответствующим образом. — Отблески пламени, пылавшего в камине, падали на опал, и казалось, что и сам камень ярко пылает. — Опал не единственная семейная драгоценность, — продолжал Тоби. — Разумеется, все они теперь принадлежат и тебе, но в качестве свадебного подарка мне хотелось выбрать что-то особенное. Ты одобряешь мой выбор?
Внимательно посмотрев на мужа, Бел заметила в его глазах тревогу. Какой он милый… Он искренне переживал из-за того, что подарок может ей не понравиться. Сердце ее сжалось. Эта неуверенность Тоби тронула ее сильнее, чем любой подарок, даже самый роскошный.
— Твой выбор идеален, — ответила она с улыбкой. — Мне очень, очень нравится твой подарок. Спасибо, Тоби.
— Могу я надеть на тебя это колье?
— Сейчас?
— Да, конечно. — Он зашел ей за спину и расстегнул застежку украшения. — Я открою тебе секрет, дорогая. Знаешь, зачем джентльмен дарит даме колье? Ради удовольствия застегнуть его у нее на шее.
— Правда? — Бел непроизвольно повела плечами.
— Честное слово. — Он легонько прикоснулся к ее шее. — К счастью, волосы у тебя все еще подняты наверх.
— Наверное, надо было позволить горничной распустить их, — пробормотала Бел. — Она спрашивала об этом, а я не знала, что ей ответить.
— Вот и хорошо, что не распустила. Я сам с удовольствием сделаю это попозже. А сейчас… — Тоби прижался губами к ее затылку.
— О! — Почувствовав, что ноги ее подкосились, Бел откинулась назад, и Тоби тотчас ее поддержал. А затем снова принялся покрывать поцелуями ее шею и затылок.
И каждый из его поцелуев все сильнее ее воспламенял; Бел казалось, что она вот-вот закричит или упадет в обморок. Или же вспыхнет ярким пламенем, а затем растает и растечется лужицей у ног Тоби. Судя по тому, как у нее подгибались колени, она уже начала таять.
А он вдруг принялся целовать ее за ушком и легонько теребить грудь.
— О!.. — Бел громко застонала. И тут же почувствовала, что там, внизу, между ног… О Господи!
— С тобой все в порядке? — послышался голос Тоби.
— Да, конечно, — ответила она поспешно. Слишком уж поспешно.
— Прости, дорогая, — пробормотал Тоби. — Похоже, я поторопился. У нас ведь впереди вся ночь… Может, хочешь отдохнуть?
— Нет, я думаю… Я бы предпочла…
— Покончить с этим побыстрее? — Его тихий смех щекотал ей ухо.
— Да, разумеется. То есть я хочу сказать… — Бел судорожно сглотнула. — Но если ты не хочешь…
— Дорогая, я очень даже хочу. — Ладони его скользнули к ее бедрам, и тут Бел вдруг почувствовала, что в ягодицы ей упирается что-то твердое и горячее. Она сразу поняла, что это, должно быть, орудие его мужества. — Изабель, я хочу этого с того самого мгновения, как впервые увидел тебя, — добавил Тоби вкрадчивым голосом.
Бел затаила дыхание. И тут же почувствовала, как заболели ее отвердевшие соски. «Но как же я должна ему ответит?» — спрашивала она себя.
Бел не знала, что ответить, потому что никак не могла понять, как ей следует относиться ко всему происходящему. Ее гулко бьющееся сердце и прерывистое дыхание явно свидетельствовали о том, что с телом что-то происходит. Но что именно? Ее одновременно терзали страх и возбуждение, она не знала, к чему сильнее побуждал инстинкт; хотелось броситься в объятия мужа — и в то же время хотелось выбежать из комнаты.
Конечно, второе полностью исключалось. Теперь она стала замужней женщиной и, следовательно, должна была идти навстречу желаниям мужа. Мысль о супружеском долге — именно долге — ее успокоила. Может, она и не могла разобраться в своих противоречивых ощущениях, но зато прекрасно понимала, в чем состоит ее долг. Кроме того, она хотела, чтобы Тоби был счастлив. Она действительно этого хотела.
Закрыв глаза, Бел сказала себе, что ни в чем не будет отказывать мужу. Она по-прежнему чувствовала у своего уха его жаркое дыхание. Собравшись с духом, Бел решила повернуться к нему лицом и дерзко предложить ему себя, но в этот момент он вдруг отступил от нее на несколько шагов. И она тотчас же почувствовала, что ей стало ужасно холодно. Зябко поежившись, Бел обхватила себя руками за плечи. А Тоби, взглянув на нее с улыбкой, заявил:
— Мы ведь никуда не будем торопиться, верно? Ты не против, если я сейчас распущу твои волосы?
Бел молча кивнула, и Тоби, взяв с туалетного столика щетку для волос, попросил ее сесть на стул у кровати. Сам же опустился на колени у нее за спиной. Бел не на шутку встревожилась, хотя и не понимала, что именно ее тревожило. Возможно, она беспокоилась из-за того, что не могла сейчас смотреть в его лучистые глаза, не могла любоваться его чарующей улыбкой. «А впрочем, ничего страшного», — сказала себе Бел. Да, она не могла видеть Тоби, зато могла его чувствовать, слышать. Вдыхать его запах…
— Вот так… — Он осторожно вытащил из ее прически украшенную жемчужиной шпильку. Бел подняла к плечу раскрытую ладонь и приняла ее. За первой шпилькой последовала вторая, а потом еще и еще, пока волосы ее не рассыпались по плечам и по спине. Бел сжала шпильки в кулаке, не зная, что дальше с ними делать.
— О, великолепно… — пробормотал Тоби, приподняв ее волосы. — Как черный шелк. — Он принялся медленно водить щеткой по волосам. — Знаешь, дорогая, я давно уже мечтал об этом. Мне даже снилось, как я тебя причесываю.
Неужели в самом деле мечтал? Неужели ему действительно это снилось? Впрочем, ей тоже в последнее время снились очень необычные сны. В основном — эротические. Но ей никогда не снилось ничего столь конкретного, как, например, расчесывание волос. Нет, ее сны были беспокойными и расплывчатыми, и они никогда не бывали законченными.
Тоби осторожно и умело расчесывал каждую прядь, и в какой-то момент Бел почувствовала, что ею овладевает приятная истома. Напряжение внизу живота начало рассасываться, и она, тихонько вздохнув, закрыла глаза.
— Изабель?.. — послышался голос Тоби.
— М-м…
— Дорогая, ты ведь понимаешь, правда? Понимаешь, что должно происходить между мужем и женой?
— Да, я, конечно… Да-да, я все понимаю. — По крайней мере она имела об этом некоторое представление. Даже без чтения той книги она кое-что об этом знала.
— А твоя… — Тоби откашлялся. — Скажи, твоя невестка говорила с тобой на эту тему? Она говорила тебе, чего следует ожидать?
— Нет-нет, не говорила. То есть София предлагала… — Бел почувствовала, как рука Тоби чуть дрогнула, когда она произнесла это имя. — Но я ей сказала, что и так имею некоторые представления об этом. И еще я сказала, что предпочитаю всему остальному научиться от тебя.
Тоби отложил щетку.
— Что, так и сказала?
— Да, конечно. — Бел повернула голову, пытаясь увидеть лицо мужа. Ей нужно было увидеть его выражение, чтобы понять, правильно ли она поступила. К ее облегчению, он выглядел довольным. — Я верю, Тоби, что ты объяснишь мне все, что я должна знать. А если есть такое, чего я, по твоему мнению, знать не должна, то, пожалуй, лучше мне этого и не знать.
Тоби взглянул на жену с некоторым удивлением:
— Спасибо тебе, дорогая. Думаю, я должен тебя поблагодарить. — Он пристально посмотрел ей в глаза и добавил: — Но знаешь, меня смущает твое доверие.
— Ну а меня… — Бел улыбнулась, — меня очень даже смущает мое невежество, так что, пожалуй, мы друг друга стоим.
Тоби взял жену за руку — в другой ее руке все еще были шпильки — и усадил на край кровати. Сев с ней рядом, проговорил:
— Мне кажется, что мы прекрасно подходим друг другу во всех отношениях.
Бел покраснела и потупилась. А Тоби медленно водил большим пальцем по ее ладони; было очевидно, что он ждал от нее какого-то ответа. «А ведь он самый лучший, самый терпеливый из мужей, — подумала Бел. — Как же я могу ему не доверять?»
— Да, наверное, ты прав, — пробормотала она. — Хотя понятно, что у тебя весьма значительный опыт в том, что касается… — Бел украдкой бросила взгляд на широченную кровать. — В том, что касается вот этого, — добавила она, густо покраснев.
Тоби весело рассмеялся:
— Говоришь, значительный опыт? Что ж, спасибо за комплимент. Но должен сказать, что мой опыт не так велик, как тебе кажется.
— Но почему же тогда… — Бел хотела напомнить ему о газетных статьях, однако, в последний момент передумала.
— Ты о газетах? — спросил Тоби, словно прочитав ее мысли. — Только не говори мне, что ты читала «Праттлер»!
Бел снова потупилась.
— Так вышло. Я не хотела.
— Кажется, я уже говорил тебе: нельзя верить всему, что пишут газеты. — Тоби сжал ее руку. — Да, Изабель, я не монах. И конечно же, я флиртовал чуть ли не с каждой дебютанткой, если нравился ей. Но когда доходило до… — Он скосил глаза в сторону кровати. — Когда доходило до этого, то газеты сильно преувеличивали. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— О том, что ты разборчивый и принципиальный?
Тоби снова засмеялся:
— Да, отчасти именно так. Но что касается тебя, дорогая… — Он провел ладонью по ее щеке, потом вновь заговорил, и теперь голос его был уже не ласковым, а каким-то странным, хрипловатым. — Поверь, Изабель, я ждал тебя очень долго.
В следующее мгновение Тоби привлек жену к себе и впился в ее губы страстным поцелуем. Изабель невольно сжала кулаки, и шпильки впились ей, в ладонь. Ох, как глупо! Ведь она до сих пор держала шпильки в руке… Но что же теперь делать? Неужели прервать поцелуй и сказать: «Дорогой, милый муж, я знаю, что ты очень долго меня ждал. Но могу я попросить тебя подождать еще чуть-чуть, чтобы я избавилась от этих шпилек?»
Нет, конечно, Она не могла так сказать. Тоби не должен ждать ни секунды. Она позволит ему целовать ее столько, сколько он пожелает. И она будет отвечать на его поцелуи, чтобы он в ней не разочаровался. Его одобрение было для нее даже важнее, чем его ласки. Он сказал, что гордится ею, и ей очень хотелось, чтобы он постоянно об этом говорил, чтобы говорил снова и снова…
Руки его скользнули к полам ее халата, и он развязал поясок. Полы тотчас же распахнулись, и Тоби принялся расстегивать пуговки на ее ночной рубашке. Одна, две, три, четыре… чем больше пуговок он расстегивал, тем тяжелее становились ее груди. О, они наливались невыносимой тяжестью!
Бел зажмурилась, когда муж распахнул на ней ночную рубашку, обнажив ее грудь. Она чувствовала, как твердеют соски, и ей очень хотелось, чтобы он к ним прикоснулся, поласкал их. Она мысленно молила его об этом, и он, словно услышав ее мольбы, действительно прикоснулся.
Кто-то глухо застонал, но Бел не знала, у кого вырвался этот стон — у нее или у мужа. Открыв глаза, она увидела его сильные руки, и эти руки, приподнимавшие ее груди, освобождали ее от невыносимой ноши. Потом он снова прикоснулся к ее соскам, и из горла Бел вырвался громкий стон — теперь уже у нее не было сомнений в том, что это она стонала, наслаждаясь ласками Тоби.
— Какая красота… — пробормотал он все тем же хриплым голосом.
Бел хотела возразить ему, однако сдержалась. Прежде ей всегда казалось, что груди у нее неприлично, велики, но под руками Тоби… Не то чтобы они вдруг стали красивыми, но теперь казалось, что они именно такие, какими им следовало быть. Во всяком случае, они очень подходили по размерам к ладоням мужа — ему было удобно их приподнимать и поглаживать.
Бел громко, вскрикнула, когда Тоби наклонился и принялся покрывать ее груди поцелуями. При этом он легонько покусывал соски и лизал их кончиком языка. И снова Бел почувствовала, что тает, растекается… Что-то влажное и горячее растекалось между ног, и она, не удержавшись, в очередной раз протяжно застонала.
Внезапно Тоби резким движением задрал ее рубашку и положил руку на обнаженное бедро. И у Бел тотчас перехватило дыхание, казалось, в комнате стало трудно дышать, и ей почудилось, что она задыхается. Судорожно сглотнув, Бел сделала глубокий вдох. И в тот же миг послышался хриплый шепот Тоби.
— Изабель, — он прижался лбом к ее груди, — позволь потрогать тебя там.
Как она могла ему отказать? Ведь совершить то, что они должны были совершить, просто невозможно без того, чтобы совсем не прикасаться к ней в том самом месте. Но тут рука Тоби скользнула к ее лону, и Бел охватила паника… «Ведь сейчас он, несомненно, обнаружит…» — подумала она в отчаянии.
— О, ты такая влажная… — послышался тихий шепот Тоби.
К своему удивлению, Бел не услышала в его голосе ни отвращения, ни даже осуждения. Напротив, Тоби почему-то был очень доволен. Он коснулся ее лона кончиками пальцев, и Бел громко закричала — она не могла удержаться. Ощущения были такими сильными, такими острыми, такими необычными… Тоби снова ее поцеловал, и она опять застонала. Бел не хотела стонать, но не могла сдержаться.
— Я знал, что так будет, — проговорил Тоби, по-прежнему лаская ее пальцами. Быстрее. — Ты такая серьезная, моя дорогая. Всегда серьезная, но не здесь, не сейчас. Я знал, что здесь ты будешь необыкновенно страстной… и свободной.
«Нет-нет, — хотелось ей возразить. — Я женщина с верой и принципами. Я не позволю страсти овладеть мною. Я отказываюсь ей подчиняться. Страсть — это путь к безумию».
Но тут он раздвинул складки и скользнул между ними пальцем. Скользнул… в нее. Ощущение было шокирующим и восхитительным. Совершенно несовместимым с какими-либо мыслями и уж тем более с разговорами.
А жаркое беспокойное томление все нарастало и нарастало. Ощущения же были еще более острыми, чем до этого. И, конечно же, она никогда ничего подобного не испытывала. Никогда в жизни ей не было так плохо, как сейчас, и никогда еще не было так хорошо.
Не прекращая этой сладостной пытки, Тоби внезапно соскользнул на пол и, опустившись перед ней на колени, раздвинув ее ноги. Это было дурно во многих отношениях: он — перед ней на коленях, к тому же ее ноги были теперь раскинуты в очень непристойной позе, а его прикосновения, его губы…
О, его губы!
Никогда еще ей не было так плохо. И никогда не было так хорошо. Слишком… много всего, слишком…
— Тоби, я… — Бел попыталась увернуться, но его ладонь тяжело легла ей на бедро, удерживая ее на месте. — Тоби, прошу тебя… Разве ты не хочешь теперь сам получить удовольствие?
— Твое удовольствие — это и мое удовольствие. — Он лизнул ее лоно — раз, другой, едва касаясь. И ощущения возникали такие, что от них все мысли вылетели у нее из головы. Теперь Бел понимала, почему ее мать сошла с ума от страсти. Сейчас и она подходила к безумию. Казалось, еще немного — и она, Бел, исчезнет, перестанет существовать. А та женщина, которая останется вместо нее, уже не будет прежней Изабель.
— Тоби, прошу… — пробормотала она с величайшим трудом. — Тоби, ты должен… должен прекратить.
— Должен прекратить? — переспросил он насмешливо. И снова лизнул ее между ног.
Бел опять вскрикнула и пролепетала:
— Тоби, ты насмехаешься надо мной.
— Да, конечно. Потому что я знаю, как тебе это нравится.
«Наверное, он прав», — промелькнуло в голове Бел. Сейчас, в этот безумный миг, она почти поверила, что она любила его за это. Любила, потому что всецело ему доверяла. Теперь она знала: Тоби дразнил ее только потому, что верил в ее силу, не сомневался в том, что она способна выдержать это.
И тут он, словно сжалившись над ней, стал целовать ее бедра и живот, поднимаясь все выше. Но пальцы его по-прежнему ласкали ее лоно. Когда же губы Тоби сомкнулись вокруг ее соска, по телу Бел пробежала дрожь, и она, почувствовав себя совершенно беспомощной, внезапно поняла, что теперь не в силах даже и стонать.
— Дорогая, расслабься, — сказал Тоби. — Не напрягайся. — Он поцеловал сначала одну ее грудь, потом другую. — Не борись с этим, пожалуйста. Так будет лучше, если ты… просто отпустишь себя.
И, как ни странно, его слова почти сразу же ее успокоили, и она с хриплым стоном подалась ему навстречу.
— Да, милая, вот так! — выдохнул Тоби.
Забыв про шпильки в левой руке, Бел обеими руками обвила шею мужа, и шпильки со звоном рассыпались по полу. Но Бел даже не заметила этого — наслаждение перекрывало все. Да, теперь она могла наслаждаться, забыв обо всем на свете, потому что она «отпустила себя».