Зачем ловеласу жениться

Глава 21

Он прекрасно знал, что происходит. Этот злополучный день приближался к ужасающей кульминации. Топор был уже занесен. Настал момент, которого он с ужасом ждал с самого дня их свадьбы. И все же он испытывал странное чувство облегчения.

— Изабель, могу я представить тебе мистера Хайрама Холлихерста? — Юноша неловко поклонился. — Он уже уходит, — добавил Тоби, выразительно взглянув на гостя.

Холлихерст был не так глуп, чтобы не понять намек. Коротко поклонившись, он стремительно вышел из комнаты. Изабель, по-прежнему стоявшая посреди ковра, в недоумении смотрела на мужа.

— Тоби, я… — На мгновение ей показалось, что она лишилась дара речи. — Тоби, я не понимаю…

Разумеется, она не понимала, его славная девочка. Она никогда не смогла бы понять, что могло побудить его так бессердечно поступить с ней.

— Ты не могла бы присесть? — сказал Тоби.

— Спасибо, я постою. — Она нервно сжимала и разжимала кулаки. — Так, значит, это был мистер Холлихерст?

Муж вздохнул и молча кивнул.

— Значит, тот самый мистер Холлихерст, — продолжала Бел. — Человек, который злобно высмеивал тебя в «Праттлере», который рисовал все эти чудовищные карикатуры.

— Да, это он. — Тоби снова вздохнул. — Видишь ли, мы с ним… друзья.

— Друзья?! — воскликнула Бел. — Но как же так? Как ты можешь дружить с таким человеком?

— Он сын нашего бывшего управляющего, а обстоятельства нашего знакомства… это значения не имеет. — Тоби немного помолчал. — Я платил ему, Изабель. Все эти карикатуры, все эти нападки — они были оплачены мной.

Бел издала какой-то нечленораздельный горловой звук и закатила глаза к потолку — словно в завитках медной люстры могла найти объяснение столь странному поведению мужа. «Почему?» — проговорила она одними губами: казалось, ей не хватало дыхания.

— Дорогая, прошу тебя, сядь. — Тоби шагнул к жене и положил ладонь ей на плечо.

Бел тут же сбросила его руку.

— Спасибо, я постою. — Она вопросительно смотрела на мужа — словно ждала объяснений.

Тоби опять вздохнул. Он прекрасно понимал, что обязан дать объяснения.

— Все началось в прошлом году, после того как София исчезла, а ее родители распустили слух о болезни дочери. Была зима, и людям было скучно, поскольку ничего достойного внимания не происходило. Я боялся, что рано или поздно правда о том, что на самом деле произошло с Софией, выйдет наружу, поэтому решил бросить светским сплетникам кость. Приехав в Лондон, я отыскал Холлихерста. Вместе с Хайрамом мы придумали это нелепое чудовище, этого «нераскаявшегося грешника». И теперь у светских дам появилась прекрасная тема для бесед.

Тоби подошел к буфету. Видит Бог, он сейчас должен был чего-нибудь выпить.

— Вначале я хотел только одного — отвести угрозу скандала от Софии. На тот случай, если она все-таки вернется и захочет выйти за меня. Тогда ее репутация осталась бы незапятнанной. Я наивно продолжал верить в чудо. Потом, когда даже мне стало ясно, что она не вернется, я упрямо продолжал эту игру из гордости. Потому что не хотел, чтобы люди узнали, почему она меня бросила. Черт возьми, я и сам этого не знал. Но мне приятнее было представлять дело именно таким образом… Якобы она сбежала от меня, потому что не могла стерпеть моего беспутства.

— Но зачем ты продолжат это и после того, как мы обвенчались? — спросила Бел. — Почему ты продолжал эту игру даже после того, как мы с тобой стали супругами?

Тоби маленькими глоточками пил виски. «Пусть сообразит сама, — думал он. — У нее получится, она умная девочка».

И Бел действительно все поняла, ей потребовалось на это не так уж много времени.

— Мистер Холлихерст говорил что-то о проигрыше. Он имел в виду выборы?

— Да.

— Ты пытался проиграть?

Тоби хотелось возразить, хотелось сказать, что он просто не пытался победить, но изворачиваться и играть словами он счел недостойным.

— Да, совершенно верно, дорогая.

— Но проведение кампании, встречи с избирателями… Ты каждый день ездил в Суррей.

Тоби медленно покачал головой.

— О Господи!.. Ты никуда не ездил? — На лице ее появилась гримаса отвращения.

Сердце Тоби болезненно сжалось, но он решил идти до конца.

— Да, ты права, дорогая.

— Но если ты не ездил в Суррей… то где же ты проводил все это время? Не в «Потаенной жемчужине»?

— Нет. — Тоби решительно покачал головой. — Ни там, ни в других подобных заведениях. Я ездил… в разные, места. В парк, в клуб. По большей части я просто сидел дома, в своем кабинете. Я даже надеялся… надеялся, что ты однажды застанешь меня там, так что мне больше не придется прибегать к разным уловкам. Но ты все время была занята своими благотворительными проектами… — Он пожал плечами. — Ты ни разу не заметила, что я находился дома.

— Разумеется, я тебя не замечала! Зачем бы я стала обыскивать дом в поисках мужа, который, как я была уверена, уехал в Суррей? Я верила тебе. Я доверяла тебе. Думала, ты хочешь этого так же сильно, как хочу я. Даже до нашей свадьбы, с того самого вечера, как мы познакомились…

— Перестань, Изабель. Давай начистоту! Ты ведь знаешь, что я никогда не хотел выдвигать свою кандидатуру на место в парламенте.

— Да, но я думала, ты захочешь это ради меня! — прокричала Бел. — Пусть политика тебя не привлекает, но ты же знал, что мне нужен муж, имеющий влияние в парламенте. И еще до того, как мы поженились, ты обещал мне бороться за это. Ты обещал мне, Тоби.

— Я многое тебе обещал, дорогая. Обещания тогда давались мне легко, потому что в мои планы не входило их выполнение. — Тоби сделал глубокий вдох. Теперь путь к отступлению был отрезан. В частичных признаниях толку не было. Пришло время выложить ей всю правду, и пусть она делает с ней все, что считает нужным.

— Когда я сделал тебе предложение, — продолжал он ровным голосом, — я говорил то, что ты хотела услышать. Я мог рассказывать тебе сказки, фантазировать, лгать. Я хотел отнять тебя у Грея в отместку за то, что он отнял у меня Софию.

— Софию?! — Бел схватилась за горло, казалось, ее вот-вот стошнит. — Значит, это все из-за нее? Значит, на самом деле я тебе не нужна?

— Нет, это не так. — Тоби бросился к жене и обнял ее. Она попыталась вырваться, но он крепко ее держал. — Изабель, я желал тебя с самого начала. Я почувствовал это, как только увидел тебя. Когда же я узнал, какая ты умная, принципиальная и страстная, я в тебя влюбился. Душой и телом. А когда мы поженились, я больше всего на свете хотел сделать тебя счастливой. Сделать так, чтобы ты всегда была счастлива. Но к тому времени я наобещал тебе… много всяких глупостей, и у тебя сложилось совершенно превратное представление о моих личных качествах. Вначале я хотел стать достойным твоего ко мне отношения. И подумал, что если я все-таки попытаюсь…

— Вначале? — переспросила Бел. Она старалась не смотреть на мужа. — Значит, вначале ты хотел добиться того, чтобы я хорошо о тебе думала. А теперь ты этого уже не хочешь, верно?

— Потому что я не могу, — со вздохом ответил Тоби. — Я совсем не такой, каким ты меня считаешь. Если честно, то я не думаю, что на свете найдется мужчина, который полностью отвечал бы твоим представлениям о достойном муже. Ты слишком требовательна. Я знал, что рано или поздно разочарую тебя. Знал, что если не проиграю на этих выборах, то непременно проиграю на следующих. Или не смогу добиться того влияния, которого ты желаешь… И, конечно же, я знал, что рано или поздно ты узнаешь правду. Узнаешь, что я не тот человек, которого ты хочешь во мне видеть.

— Но ты мог стать таким человеком. Со временем. Тебе стоило лишь приложить усилия. У тебя обязательно получилось бы.

— Перестань. Замолчи. — Отпустив жену, Тоби отступил на шаг и поднес пальцы к вискам. — Не говори мне, каким бы я мог стать, если меня… немного усовершенствовать. Дорогая, я не один из твоих благотворительных проектов, я — твой муж. И я хочу твоей любви, пусть даже я ее не заслуживаю.

Бел тихо всхлипнула.

— Ты лгал мне. Предвыборная кампания, опера, мистер Холлихерст… а теперь — это. — Бел раскрыла ридикюль и достала обрывок газеты. — Посмотри на это. Просто посмотри… — Размахивая карикатурой перед его носом и подражая интонациям, она продолжала: — «Позволь мне отвезти тебя в оперу. Позволь мне тебя побаловать. Если ты хочешь стать леди с влиянием, то должна выглядеть красивой и светской». — Бел перевела дыхание, потом вновь заговорила: — А теперь посмотри на меня на этом жутком рисунке. Развратная, отвратительная, обезумевшая от похоти куртизанка! Кто станет слушать такую женщину? Какое у меня после этого влияние? — Она скомкала обрывок газеты и швырнула в мужа. — Ты выставил меня на посмешище. Ты сделал из меня непристойный анекдот. Ты все испортил. Если бы ты действительно меня любил, как мог бы ты сделать такое? Ты… ты лжец!

— Изабель…

Она ударила его кулачком в грудь.

— Ты говорил, что никогда не сделаешь мне больно. Ты говорил, что скорее умрешь, нежели допустишь, чтобы со мной случилось что-то плохое. — Она снова его ударила. — Ты заставил меня доверять тебе, ты…

Бел прокричала какие-то слова на испанском, очевидно, какие-то весьма нелестные эпитеты в его адрес. Тоби был рад, что не знает этого языка. И каждую оскорбительную реплику она сопровождала ударом ему в грудь или в плечо.

— Изабель, прошу тебя…

— Bastardo[3] — выкрикнула она, еще раз его ударив. Это слово он понял и решил, что он вполне заслуживает такого эпитета.

— Лжец! — крикнула она и вновь занесла руку для удара. Но он наконец перехватил ее руку.

— Изабель.

Тяжело дыша, Бел в недоумении уставилась на свою руку. Потом прошептала:

— Я тебя ударила.

— Да.

По щекам ее потекли слезы.

— А я ведь за всю свою жизнь ни разу никого не ударила…

— Удары в плечо и в грудь — это не так уж больно, — пробормотал Тоби.

Он взял жену и за другую руку, так что теперь держал ее за обе руки. Почти так же они стояли когда-то у алтаря и давали друг другу клятвы. Но сейчас все было по-другому, оба молчали — как будто пытались оттянуть трагическую развязку хотя бы на несколько секунд. Нижняя губа у Изабель задрожала, и Тоби, глядя на эту губу, чувствовал, что больше не вправе ее поцеловать. И от этого ему было несказанно больно.

— Сегодня утром я ездила к тете, — сказала наконец Бел, глядя на их соединенные руки. — По средам у нее играют в карты. И те дамы… Они все надо мной смеялись, перешептывались обо мне по углам. И тогда София показала мне этот рисунок, на котором я выгляжу растрепанной и безумной. Как моя бедная мать. Ее тоже никто не слушал. Ты не представляешь, как долго я трудилась, как я старалась никогда не стать… такой женщиной. — Голос ее сорвался, и сердце Тоби словно остановилось. — Я хотела, чтобы они меня уважали, а они все смеялись.

— Дорогая, мне очень жаль. Мне так жаль. Но пусть все леди в Англии смеются над тобой, а я все равно буду тебя любить. И я бы охотно стал посмешищем для всего мира, если бы тогда ты смогла почувствовать ко мне то, что чувствую к тебе я.

И это была чистейшая правда. Больше всего на свете Тоби хотел, чтобы его полюбила эта женщина, его собственная жена.

— Изабель, я такой, какой есть. У меня множество недостатков. Я очень люблю жизнь, друзей, семью… Мне нравится весело проводить время и нравится окружать себя милыми вещицами. Как бы я ни восхищался твоей тягой к благотворительности, я очень сомневаюсь, что когда-нибудь смогу разделить твое рвение. А политика меня совершенно не интересует, поэтому и место в парламенте совсем не прельщает. Я глубоко сожалею, что причинил тебе боль, и я готов всю свою жизнь посвятить искуплению своей вины. Только дай мне возможность.

Она попыталась высвободить руки.

— Но как ты…

— Успокойся, Изабель, прошу тебя. — В голосе его звучало отчаяние. — Дай мне сказать. Обещаю, потом ты сможешь оскорблять меня так, как тебе захочется. Я знаю, что заслуживаю этого. Но сначала выслушай меня. Дорогая, представь хотя бы на миг, что нынешнего утра не было. Представь, что не было лжи. Посмотри на меня.

Он ждал, когда она поднимет на него глаза.

— Посмотри же на меня, — повторил Тоби. — Посмотри на меня и постарайся увидеть во мне того, кем я на самом деле являюсь. И знай: я люблю тебя сильнее, чем могу передать словами. Даже сильнее, чем в состоянии осознать. Этого тебе не достаточно? — К горлу его подкатил комок, и он с усилием сглотнул его. — Скажи, Изабель, тебе достаточно меня такого, какой я есть?

Слезы катились по ее щекам. То ли слезы отчаяния, то ли слезы радости — не определишь. Черт бы побрал эти загадочные женские слезы!

— Ты сам не знаешь, чего ты просишь, — прошептала она.

Он сжал ее лицо в ладонях.

— Нет, знаю. Я прошу тебя любить меня так, как люблю тебя я. — Он поцеловал ее в губы. Он должен был почувствовать их вкус. Из-под ее трепещущих полузакрытых век по-прежнему струились слезы. — Хочу, чтобы ты любила меня самозабвенно, — он покрыл поцелуями ее лицо, — неистово, страстно, безумно…

Внезапно из горла ее вырвался стон, и, упершись ладонями в грудь мужа, она с силой оттолкнула его.

— Прости, Тоби. Прошлой ночью я подумала, что, возможно, я… Но сейчас, когда ты… — Она покачала головой и отвернулась. — Прости.

Вот он, вердикт, которого он так боялся. Она его не любит. По крайней мере не любит так, как любит ее он. Возможно, она любила его бескорыстно и самоотверженно — так, как надлежит истинному христианину любить ближнего своего. Но, увы, она не любила его так, как любил ее он.

Что ж, хорошо. По крайней мере он теперь это знал.

— Прости, — повторила она слабым голосом. Ненадолго воцарилось молчание.

— Что ж, я не стану тебя удерживать, — сказал наконец Тоби, отступая к столу. — Я знаю, что ты очень занята. Должно быть, спешишь на какую-нибудь встречу или на собрание. Но перед тем как ты уйдешь, я должен тебе кое-что сообщить. — Тоби взял со стола срочное сообщение, полученное этим утром, и потрогал пальцами сломанную печать. Неужели он прочел это сообщение всего несколько часов назад? — Мистер Йорк умер прошедшей ночью, — сказал он. — Или, возможно, сегодня рано утром. Точно не знаю. Во всяком случае, он находился здесь, в Лондоне. А близких родственников у него нет… — Тоби сжал кулак и ударил им по спинке стула. — Мы с матерью отвезем его тело в Суррей, на похороны.

— О, Тоби… — Изабель приблизилась к нему, а он, отвернувшись, уставился в окно. — Тоби, мне так жаль… Я знаю, как ты его любил.

— Действительно знаешь? — Он по-прежнему смотрел в окно. — Ведь даже я до сегодняшнего дня не знал, до какой степени любил его. Только сегодня я понял… Йорк был мне почти как отец. Поскольку же отца своего я совсем не помню, то выходит, что ближе Йорка у меня никого не было.

Бел потянулась к нему, чтобы взять его за руку. Но он, заметив это, поспешно скрестил руки на груди. Немного помолчав, он вновь заговорил:

— Так что теперь у тебя будет все, чего ты хотела. Я займу место в парламенте, и ты станешь влиятельной дамой. Дом остается в твоем распоряжении. Можешь устраивать в нем столько демонстраций или собраний своего общества, сколько тебе будет угодно. Ты можешь и вовсе превратить его в приют для бездомных, если пожелаешь. Мне все равно. Обозримое будущее я проведу в Суррее.

— Ты… ты бросаешь меня здесь? — В голосе ее прозвучала обида.

Что ж, пусть обижается. Сейчас он действительно хотел ее обидеть. Пусть почувствует хотя бы частицу той боли, что чувствовал он.

— Ты можешь предложить что-то получше? — Тоби направился к двери. — Прошу меня извинить, но мне сейчас действительно нужно ехать в лондонский дом Йорка. Люди, близко знавшие Йорка, желают с ним попрощаться, и я обещал матери…

— О, твоя бедная мама… — Бел бросилась к мужу и вцепилась в его руку. — Тоби, позволь мне поехать с тобой.

— В Суррей?

— Нет, я имела в виду… в лондонский дом Йорка. А поехать в Суррей я никак не смогу. Дело в том, что в пятницу… мне действительно необходимо провести демонстрацию. Приглашения уже разосланы. Поэтому я должна находиться в Лондоне. Не могу же я отменить демонстрацию…

— Конечно, не можешь, — сказал он с горечью в голосе. — Я прекрасно тебя понимаю, Изабель. Никто не требует от тебя, чтобы ты ехала со мной в лондонский дом Йорка или в Суррей. — Он бросил на нее взгляд, который, как он надеялся, был холодным и бесчувственным. — Увидимся как-нибудь. — Он повернулся лицом к двери.

Бел тут же шагнула вперед и преградила ему дорогу.

— Тоби, пожалуйста… Я не могу смотреть, как ты страдаешь. Я хочу помочь. Позволь мне поехать с тобой.

— Нет.

Она тяжело вздохнула:

— Но, Тоби…

— Нет, — повторил он твердым голосом. — Ты там не к месту. Это семейное дело, а не благотворительное мероприятие.