Зачем ловеласу жениться

Глава 16

Едва переступив порог Грейсон-Хауса, Тоби с Изабель услышали отчаянный вопль.

— О Господи… — прошептала Бел, инстинктивно прижавшись к мужу.

Через несколько секунд снова раздался вопль, и тотчас же в холл навстречу им выбежала София. Щеки ее раскраснелись, волосы растрепались, и было очевидно, что она ужасно нервничала.

— Ах, слава Богу, что вы пришли!

— Черт возьми, что происходит? — Тоби передал слуге шляпу и перчатки. — У вас там, наверху, убивают кошек?

— Это Люси, — сказала София. — У нее начались роды.

— Здесь? — удивилась Изабель. — Прямо сейчас?

— Да, сейчас, — кивнула София. Она повела гостей в гостиную, но у двери остановилась и, понизив голос до шепота, проговорила: — У них с Джереми случилась ссора, и Люси разозлилась и уехала. Она приехала сюда в коляске. А когда вошла в дом, у нее уже начались схватки. Мисс Осборн сказала, что перевозить ее в другое место небезопасно. Она должна родить ребенка здесь.

Тоби с Изабель переглянулись.

— Мы должны уйти, — сказал Тоби. Изабель кивнула:

— Да-да, конечно. Мы зайдем в другой раз.

— Нет! — София вцепилась в рукав Тоби, а другой рукой сжала запястье Изабель. — Не уходите, умоляю…

Тоби откашлялся и пробормотал:

— Полагаю, что мисс Осборн полностью владеет ситуацией. Или вы хотите, чтобы я пригласил другого доктора?

София покачала головой:

— Я не из-за Люси переживаю. Хетта говорит, что роды проходят как положено, только немного медленно. Но это нормально для первенцев, как она говорит. Нет, меня беспокоит Джереми. За ним действительно нужно присматривать.

— За Джемом? — Тоби покосился на дверь. — Он уже здесь?

— Да, уже здесь. С ним Грей и Джосс, но я думаю, он был бы рад обществу друга. Боюсь, он слишком уж переживает.

Долгий пронзительный визг заставил всех троих надолго замолчать. Наконец Тоби пробормотал:

— Да уж… Могу представить, что Джем сейчас чувствует.

— Ты говоришь, Джосс с ними? — спросила Изабель. София кивнула, и дамы обменялись многозначительными взглядами. — О Боже… Какая это для него, должно быть, пытка.

Тоби с удивлением взглянул на жену. Судя по доносившимся сверху крикам, мучился сейчас вовсе не Джосс. Сам Тоби не слишком переживал, поскольку три его старшие сестры пережили в общей сложности десять очень шумных родов, а Люси, которую Тоби неплохо знал, была гораздо крепче любой из его сестер.

Тут снова раздался крик, и Тоби сделалось не по себе — он вдруг представил, что там, наверху, страдала не Люси, а Изабель. Да, наверное, бедняге Джоссу сейчас было очень не по себе. Ведь его жена умерла при родах… София взглянула на Тоби и прошептала: — Прошу тебя, посиди с ними. — Ее голубые глаза наполнились слезами. — Тоби, пожалуйста… Попытайся внушить Джереми, что все будет хорошо. Заговаривай ему зубы. Пусть думает о чем угодно. Ведь ты, как никто другой, умеешь поднять всем настроение и заставить поверить, что ничего страшного не происходит.

Тоби на мгновение лишился дара речи. От кого угодно, но только не от Софии он мог бы ожидать столь лестных отзывов о своем характере. Да-да, не от женщины, которая предпочла сбежать на край света, лишь бы не выходить за нею замуж.

После затянувшейся паузы он наконец кивнул:

— Хорошо.

Отпустив его рукав, София повернулась к Изабель:

— Бел, дорогая, ты не поднимешься наверх, чтобы мне помочь? Я собираю свежие простыни и все такое…

— Да, конечно.

Тоби посмотрел вслед женщинам, торопливо поднимавшимся по лестнице. София и Изабель шли рука об руку. Знаменательное событие. Жаль, что сейчас не время для серьезного разговора с Софией. А как бы он хотел спросить ее, почему она сбежала от него на край света, если он так располагает к себе людей, если в его присутствии все чувствуют себя легко и непринужденно. Увы, сейчас было не время для подобного разговора. Главное сейчас — помочь другу.

Призвав на помощь все свое прославленное обаяние, Тоби изобразил на лице беззаботную улыбку и, открыв дверь, вошел в гостиную.

— Добрый день! Грей, Джосс, Джем, рад вас видеть! Нет, вставать не надо. — Тоби подошел к буфету и стал наливать себе бренди. Наполнив свой бокал, он взял графин и, приблизившись к Джереми, налил бренди и другу. — Ну, Джем, — произнес он жизнерадостно, — насколько я понимаю, тебя вот-вот можно будет поздравить.

Джереми мрачно уставился в свой бокал.

— Молиться пора, а не поздравлять. Этого не должно было произойти. Еще слишком рано. И во всем виноват я. Мы поссорились, и… — Он тяжко вздохнул. — Конечно же, мне следовало отправить срочное сообщение в Уолтем-Мэнор.

— Позволь мне это сделать, — сказал Грей, садясь за письменный стол. — В конце концов, она сейчас в моем доме. На чье имя отправлять? На имя ее отца или матери?

— Ее брату Генри. Родители Люси умерли. — Когда сверху донесся еще один мучительный стон, Джереми уронил голову на руки. — О Боже… Я не могу это выдержать.

Тоби присел рядом с другом.

— Не беспокойся, Джем. Все мои сестры так же кричали во время родов, а то и еще хуже. И младенцы рождались, когда им заблагорассудится — на несколько недель раньше, на несколько недель позже. Но все всегда заканчивается благополучно.

— Не всегда. — Джосс поднялся со своего кресла и прошел к окну. Тоби бросил на него злобный взгляд, и тот в ответ посмотрел на него, глаза Джосса казались совершенно пустыми.

Грей выразительно взглянул на брата и проговорил:

— Лучше не надо. Хорошо?

— Что не надо?! — огрызнулся Джосс. — Не надо готовить человека ко всем возможным исходам? Лучше закрывать глаза на правду? Мы ведь все знаем, что женщины умирают во время родов. Такое случается.

Джереми закрыл лицо ладонями и глухо застонал.

— Да, такое случается, — проговорил Тоби совершенно будничным голосом. — Но мы сейчас говорим не о женщинах вообще. — Понизив голос, он продолжал: — Видишь ли, Джем, они не знают Люси так, как знаем ее мы с тобой. Послушай меня, я-то знаю, что говорю. Моя мать и три старшие сестры — все они очень сильные женщины. Но в том, что касается силы воли, Люси всем им даст фору. Она здорова, она молода, и она полна решимости подарить тебе красивого ребенка. А когда Люси что-то решит, непременно это сделает.

— О, Джереми! — раздался сверху полный боли крик. — Джереми, если ты меня слышишь там, внизу, я хочу, чтобы ты знал… Ты никогда больше ко мне не приблизишься! Никогда!

Тоби с Джереми молча переглянулись.

— Никогда! Ни за что! — снова послышался голос сверху.

— Вот видишь? — сказал Тоби наконец. — Вот тебе и доказательство. Решимости в ней с избытком.

Поскольку Джереми никак не отреагировал на его замечание, Тоби решил, что пора сменить тему. Им всем не мешало бы отвлечься от происходящего.

— Джосс, как продвигается изучение юриспруденции?

— Прекрасно, — глядя в окно, отозвался Джосс.

На какое-то время вновь воцарилось тягостное молчание. Однако Тоби не сдавался.

— На днях я встретил в парке Феликса, — сообщил он. — Джем, честное слово, надо договориться, кто из нас будет запирать его на ключ всякий раз, как он упомянет «Таттер-соллз»[2]. А если запереть не удастся, то мы ни за что не должны отпускать его туда одного. На прошлой неделе он выложил немыслимые деньги за двух жеребцов — вдвое больше того, чего они действительно стоят. Они не так уж хороши в паре — его экипаж все время забирает влево. Я видел, как он описывал круги прямо на Роттен-роу. — Тоби сдержанно рассмеялся. — Не сказать, чтобы управление упряжкой было «коньком» Феликса. Ему следовало бы передать бразды правления кучеру вместо того, чтобы…

— Тоби! — Джереми поднял голову и бросил на друга укоризненный взгляд.

— Да, слушаю…

— Лучше заткнись, — буркнул Джереми.

Тоби пожал плечами:

— Что ж, как пожелаешь.

И снова воцарилась тишина. Джереми сидел, опустив голову. Грей медленно потягивал бренди. А Джосс по-прежнему смотрел в окно.

Тоби вдруг показалось, что в комнате ужасно душно, и он попытался ослабить узел шейного платка. Но в тот же миг тишину прорезал отчаянный вопль.

Все трое вздрогнули и переглянулись.

— Тоби… — тихо сказал Джереми, не поднимая головы. Пальцы его с побелевшими костяшками на фоне черных волос походили на сети паутины.

— Да, Джем?

— Продолжай говорить.

И он заговорил. Говорил час за часом. День перешел в вечер, бренди в графине не осталось, а Тоби все говорил и говорил. О фокстерьерах, о боксе, о погоде, о видах на урожай и о многом другом. Когда же Тоби перешел к подробному описанию письменного стола, который заказал для своего кабинета, он уже едва ворочал языком и охрип от болтовни. Но Тоби твердо решил говорить до тех пор, пока Джереми не попросит его остановиться.

— И еще я заказал темно-синий бархат для внутренней обивки выдвижных ящиков, — сообщил он, зевая. — А ручки вырезаны в форме…

Хетта Осборн своим появлением спасла их всех. Джереми тут же вскочил на ноги, а Тоби, Грей и Джосс тотчас повскакивали следом за ним.

— Ребенок еще не родился, — сказала мисс Осборн. Все трое разочарованно выдохнули. Джереми, вполголоса пробормотав ругательство, вновь опустился в кресло.

— О Боже, она умрет, — прошептал он.

— Нет, не умрет, — твердо заявила мисс Осборн. — Нет повода для беспокойства. Все идет своим чередом. Как положено. Первые роды всегда продолжительные, и Люси хорошо переносит боль. Я считаю, что роды продлятся еще несколько часов.

— Могу я ее видеть? — спросил Джереми.

Мисс Осборн медлила с ответом. Наконец покачала головой:

— Нет, милорд.

При слове «милорд» Джереми, похоже, вспомнил о своем титуле. Медленно поднявшись на ноги, он приосанился и заявил:

— Я намерен увидеться с ней. Сейчас же.

Мисс Осборн снова покачала головой:

— Нет, милорд.

Тоби мысленно ей аплодировал. Немногие женщины — да и мужчины тоже — способны были противостоять Джереми, когда он представал перед ними во всем своем надменном величии графа Кендалла.

— Вы не имеете права не пускать его к ней, — возразил Джосс. — Ведь она его жена.

— Мисс Осборн, вы должны позволить ему провести с ней хотя бы несколько минут, — подал голос Грей.

Хетта в очередной раз покачала головой. Потом все же пояснила:

— Не я даю разрешение, а Люси. — Она перевела взгляд на Джереми. — И Люси не хочет видеть вас, милорд, — предельно ясно дала это понять. А для меня пожелания моей пациентки важнее, чем требования графа.

Джереми снова выругался.

Когда же выругался и Джосс, мисс Осборн бросила на него какой-то странный взгляд, потом сказала:

— Я пришла сообщить вам о состоянии Люси, а теперь должна возвращаться наверх.

Она шагнула к двери, но Джереми бросился за ней следом и схватил за руку.

— Хетта, пожалуйста… — Голос его срывался. — Я прекрасно знаю, что Люси на меня сердится. Мы с ней очень нехорошо расстались. Но вы должны позволить мне увидеться с ней. Вы должны дать мне шанс все исправить.

— У вас будет такая возможность, милорд. После того, как родится ребенок, а не до того.

— Вы действительно решили не пускать меня к ней? — Джереми побледнел, отчего веснушки у него на переносице стали более заметны. — Но я твердо решил увидеться с женой, и никто не сможет меня удержать, так что…

— Успокойся, Джем. — Тоби подошел к другу и, взяв его за руку, отвел к дивану. — Джем, я знаю, как тебе сейчас трудно, но ты должен уважать желания Люси. Ведь мисс Осборн сказала, что у тебя еще будет время загладить перед ней свою вину.

— Послушайтесь своего друга, милорд. — С этими словами мисс Осборн сделала реверанс и вышла из комнаты.

Тяжко вздохнув, Джереми принялся расхаживать из угла в угол. Грей же пошел открывать новую бутылку. А Джосс, грубо выругавшись, вышел, громко хлопнув дверью.

Тоби подумал, что ему снова пора хоть о чем-то заговорить, чтобы разрядить атмосферу. Но говорить ужасно не хотелось. Сейчас ему больше всего хотелось взбежать на второй этаж, найти Изабель — и заключить ее в объятия. Хотелось прижать ее к себе покрепче и целовать, целовать… Он чувствовал, что ужасно истосковался по ней, и эта тоска ощущалась физически — так что даже грудь заболела. А через минуту-другую следом за этой болью пришло прозрение. Прозрение, от которого он онемел.

Тоби понял, что безнадежно, по уши влюблен в свою жену.

— Черт возьми, что вы себе позволяете?!

Услышав этот голос, Хетта Осборн замерла на лестнице, схватившись за перила. Но она не оборачивалась.

— Если мужчина хочет видеть свою жену, то кто вы такая, чтобы его к ней не пускать? — Приблизившись к ней, Джосс уставился на тонкие завитки рыжевато-каштановых волос на шее. «Такие трогательные, такие нежные, — подумал он. — Совершенно на нее не похожие».

— А если женщина не хочет видеть своего мужа, кто я такая, чтобы заставлять ее? — ответила мисс Осборн, наконец-то повернувшись к нему лицом.

Джосс невольно вздохнул:

— Откуда вам знать, что чувствует мужчина, когда жена его кричит от боли, а он бессилен ей помочь? Страшнее пытки и представить трудно. Любой преданный муж предпочел бы глотать горящие угли, нежели видеть, как страдает его жена. — Он ткнул пальцем в сторону гостиной: — Этот человек болен от переживаний, а ваши бессердечные замечания лишь преумножают его страдания.

— Если лорд Кендалл и страдает от чего-то, то всего лишь от чувства вины. Он сожалеет об их семейной ссоре, и, судя по тому, что мне сообщила Люси, сожалеет он не напрасно. Но извинения его могут подождать. Я здесь для того, чтобы принимать роды, а не для того, чтобы нянчиться со взрослым мужчиной, которого, видите ли, замучила совесть.

Ее тон еще больше разозлил Джосса. И она так надменно держалась, как будто была к нему, Джоссу, совершенно равнодушна. Как будто он был ей сейчас безразличен. Именно это она и пыталась ему доказать. Но он-то знал, что это не так.

— Мисс Осборн… — Он поднялся еще на одну ступеньку. — Хетта, неужели вы действительно так холодны, так бесчувственны?

— Я не холодна. Просто я уверена в себе. Потому что я доктор.

— Возможно, вы, Хетта, могли бы называть себя настоящим доктором, если бы принимали в расчет чувства своих пациентов. Если бы позволили себе чувствовать и сочувствовать.

Она криво усмехнулась:

— Это вы говорите мне о чувствах? Ну конечно, по вашему мнению, страдают лишь те, кто умело и в нужных пропорциях демонстрирует другим свои страдания. Получается, что не всем позволено чувствовать и сочувствовать, капитан Грейсон. Но разве вы не знаете о том, что Люси — лучшая моя подруга? Мне больно от того, что больно ей. И мне тоже совсем не нравится наблюдать, как она мучается. Но что же прикажете мне делать? Составить вам, джентльменам, компанию в гостиной? Провести вечер, потягивая бренди? Возможно, тогда вы поверите в то, что я способна сопереживать. Но только это не поможет Люси родить ребенка.

— Мисс Осборн, вы самая образованная женщина из всех, которых я знаю. Не сомневаюсь, что вы гораздо умнее, чем некоторым кажется. — Джосс сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Ох, ну почему эта женщина так на него действовала? Всякий раз в ее присутствии он чувствовал потребность защищаться и что-то объяснять. Почему он ведет себя так глупо? Это ужасно действовало ему на нервы, потому что до сих пор он никогда не испытывал потребности отчитываться перед кем бы то ни было. Джосс не знал, почему для него было так важно, что эта женщина думает о нем, но отчего-то для него это было очень важно. — Хетта, неужели вы не можете быть одновременно доктором и просто отзывчивым человеком? Неужели это так трудно?

Она довольно долго молчала. Наконец заговорила:

— Моя мать была прикована к постели больше года, а мой отец сам ее лечил. Он консультировался со специалистами, проводил немало ночей за медицинскими журналами, выискивая сведения о новых методах лечения. Но, ни разу, даже тогда, когда конец был очевиден, мой отец не опускался до жалости к себе. Ни разу он не позволил ей видеть, как он расстроен. И в тот день, когда она умерла, разве сидел он у ее кровати и проливал бесполезные слезы? Нет, он отправился лечить шахтеров, пострадавших от взрыва газа в соседнем графстве. Потому что он был доктором, потому что живые люди нуждались в его помощи. Поверьте, капитан Грейсон, у каждого есть свои раны. И некоторые из этих ран кровоточат так, что со стороны не увидишь.

Пока Хетта говорила, в ее карих глазах вспыхивали зеленые искорки. А потом, когда умолкла, Джосс увидел в ней то, что так хотел увидеть с того самого дня, как их представили друг другу. Он понял, что она вовсе не была упрямой, колючей и холодной. Нет, она была просто женщиной — уставшей и беззащитной. Женщиной, ужасно уставшей от долгих часов тяжелого труда. И, конечно же, она отчаянно нуждалась в отдыхе.

Более того, она отчаянно нуждалась в поддержке.

А он, Джосс, мог поддержать ее. В другой раз она, возможно, окажется достаточно сильной, чтобы поддержать его.

Но все было не так просто. В этой жизни не могло быть ничего простого. Оставались вопросы и враждебность. Оставались призраки прошлого. И все это стояло между ними.

Тихо вздохнув, Джосс пробормотал:

— Хетта, я очень вам сочувствую. — Он опустил руку на перила и скользнул пальцами вверх, к ее руке. — Я прекрасно понимаю, что этот день и для вас стал тяжким испытанием. Просто я знаю, каково сейчас лорду Кендаллу. В каком-то смысле его страдания сродни моим. И если вы не можете посочувствовать ему, то, возможно, могли бы посочувствовать мне.

— Вы хотите моего сочувствия? — спросила она, не открывая глаз.

— Да, черт возьми! Разве я не заслужил такой малости? Разве я не такой же человек, как лорд Кендалл, как любой мужчина?

— Господи, вы такой же глупец, как все мужчины!

Тут глаза ее широко распахнулись и взгляды их встретились. И в тот же миг Джосс понял, что он ей небезразличен, совсем небезразличен. Теперь, в эти мгновения, он окончательно в том убедился. Господи, эта девочка была влюблена в него. Один дьявол знает, за что она его полюбила. Вот уже несколько недель кряду он выискивал у нее слабые места, а правда была тут — на виду. Достаточно, повнимательнее взглянуть на нее, чтобы понять: именно он, Джосс, был ее слабостью. И теперь, когда они оба это знали, она задрожала.

— О, простите меня, я не понимал, — сказал он почти шепотом.

Она издала звук, похожий на всхлипывания.

Сердце его рванулось к ней навстречу, и Джосс накрыл ее руку, сжимавшую перила, своей широкой ладонью. Он был готов к тому, что она в любой момент уберет руку, но она этого не делала.

— Так вы могли бы, Хетта?.. Могла бы посочувствовать мне? — Только сейчас он понял, что уже давно хотел задать ей именно этот вопрос. И только сейчас осознал, что его непростительная грубость этим и объяснялась.

— Капитан Грейсон…

— Джосс, — поправил он ее, коснувшись другой рукой ее пылающей щеки. — Меня называют Джосс.

В этот момент из комнаты наверху донесся стон роженицы, и Хетта отшатнулась от Джосса. Они еще несколько секунд смотрели друг на друга, и в глазах Хетты Джосс прочел то, что она хотела ему сказать. Убрав ладонь с ее руки, он спросил:

— Так как же, Хетта? Ты ведь не ответила на мой вопрос…

— Боюсь, я не смогу вам помочь, — прошептала она. — Ваша скорбь, ваша желчность… Я не знаю, как лечить эти болезни.

— Хетта, я вовсе не имел в виду…

— Простите, но мне пора. — Она поднялась на несколько ступенек. — Возвращайтесь к своему бренди и не беспокойтесь. Никто сегодня не умрет.

— Я его убью, — прохрипела Люси.

Бел и София, стоявшие у кровати, обменялись тревожными взглядами. София стояла по другую сторону кровати, старательно обмахивая Люси веером, а Бел в это время меняла влажные компрессы на лбу у роженицы.

— Я убью Джереми за то, что он со мной сделал, — говорила Люси, пытаясь отдышаться в промежутке между схватками. — Неужели он не знает, как это больно?

— Ты так кричишь, что он наверняка уже все понял, — сказала мисс Осборн, вернувшаяся в комнату со стопкой полотенец.

— Вот и хорошо! — закричала Люси и тут же застонала — началась очередная схватка.

Бел заметила, как побледнела София. Наверное, она ни разу не видела рожающую женщину. Сама же Бел присутствовала при многих родах, в том числе при рождении своего племянника Джейкоба, мать которого умерла, подарив ему жизнь.

Бел была вполне осведомлена о том, как проходят роды, поэтому не могла не догадаться: с Люси что-то не так.

Обойдя кровать, она подошла к Хетте, стоявшей возле умывальника, и шепотом, чтобы ее не услышала Люси, спросила:

— Вы сказали лорду Кендаллу?

Намыливая руки, Хетта ответила:

— Нет, не сказала. А зачем? Он и так вне себя от волнения.

— А вы намерены сказать самой Люси?

— Не вижу смысла ее тревожить. — Хетта бросила взгляд на Софию. — Ваша невестка вот-вот упадет в обморок.

— Она переживает за свою подругу и за себя тоже. Зимой настанет ее очередь рожать. Сейчас она представляет, что ждет ее. Может, вы могли бы объяснить ей потом… почему у нее, вероятно, все пройдет легче?

— Может, и легче, а может, так же. — Хетта ополоснула руки, и Бел протянула ей полотенце. — Никогда ничего нельзя знать заранее. Я не могу давать вашей родственнице никаких обещаний. Доктор не дает обещаний.

— Но вы раньше принимали такие роды? Когда ребенок идет ножками вперед…

— Да, несколько раз. И в большинстве случаев исход был вполне благополучным. Как для младенца, так и для матери.

— В большинстве? — Бел похолодела. — То есть не во всех?

— Да, не во всех. — Хетта повернулась к Бел и посмотрела ей прямо в глаза. — Но с Люси и ее ребенком все будет хорошо. Я дала обещание, и я его выполню. Никто сегодня не умрет.

— Кажется, вы только что сказали, что доктор не дает обещаний.

— Да, знаю. — Хетта тихонько вздохнула. — Доктор действительно не дает. Но это обещание дала глупая и вздорная девчонка. — Хетта тут же нахмурилась и добавила: — А доктор обязан держать свое слово.

Вернувшись на свой пост в изножье кровати, Хетта приподняла простыни, чтобы посмотреть, как у Люси продвигаются дела. Бел же вернулась на свое место у изголовья и сменила компресс на лбу роженицы. Она мало что могла сделать, разве что молиться.

Сквозь стиснутые зубы роженицы вырвался очередной крик, и София вздрогнула; казалось, она вот-вот упадет в обморок. Обычно Бел завидовала элегантности Софии, ее умению держаться с достоинством и непринужденной грацией. Временами она даже ненавидела невестку за эту ее безупречную элегантность. Но сейчас, наблюдая за ней, Бел искренне ей сочувствовала.

Когда схватка закончилась, Хетта снова приподняла простыню. Оценив ситуацию, сказала:

— Люси, слушай меня внимательно. Самое трудное еще только начинается.

— Только начинается?! — возмутилась Люси. — Черт возьми, что ты имеешь в виду? Как так начинается? Ты же не хочешь сказать, что я уже столько часов…

— Ты должна хорошенько тужиться, — перебила Хетта. — Пора вытолкнуть ребенка. При следующей схватке ты должна обхватить руками колени и как следует постараться.

Следуя указаниям Хетты, Бел и София помогли Люси принять надлежащее положение. А потом все замерли в ожидании очередной схватки.

Вскоре роженица снова начала стонать, и Хетта сказала:

— Вот и хорошо. Давай же, Люси…

Люси тужилась, и у Бел едва не лопнули барабанные перепонки от оглушительного визга, сопровождавшего усилия Люси.

— Больше никаких криков, — сказала Хетта, когда боль утихла и Люси обмякла на руках Софии и Бел. — Тебе надо беречь силы.

— Сколько это продлится? — слабым голосом спросила София.

— Невозможно сказать, — ответила Хетта. — Наверное, еще несколько часов.

— О Боже!.. — простонала Люси. — Часов? Но я не могу делать это часами!

— Нет, можешь, — сказала Бел.

— Не могу, не могу! — завизжала Люси. — Я действительно не могу! Я передумала! Пойди и скажи Джереми, что я передумала! Это он виноват, что ребенок не хочет выходить! О чем я думала, когда выходила замуж за этого громадного упрямого скота? Мне надо было выйти за сына викария. Он сделал бы мне маленьких покладистых деток. Младенцев, которые не вылезают часами…

Ее гневная тирада прервалась, когда началась очередная схватка.

— Толкай его, Люси, — приказывала Хетта. — Толкай как можно сильнее.

— Когда-нибудь, — пробормотала Люси, пытаясь отдышаться в перерыве между схватками, — ты будешь рожать, Хетта, а я буду стоять у твоей кровати и вдесятеро отплачу тебе за твою бессердечную тиранию.

— Я буду только рада, Люси, если этот день когда-нибудь настанет.

На мгновение в глазах Хетты промелькнула боль. Она тут же сморгнула, чтобы скрыть слезы, но Бел все же успела их заметить и сердце ее болезненно сжалось. Из них четверых лишь Хетта держалась так, словно внутри у нее был стальной стержень. Держалась сама и заставляла держаться всех прочих. Но в конце этого дня только ей, Хетте, не придется услышать ласковых слов утешения и любви, не придется уснуть в уютных объятиях мужа.

Бел прикрыла глаза — и тотчас же увидела чудесную улыбку Тоби. И тут Бел вдруг осознала, что в эти часы, которые она провела у постели Люси, она в своих молитвах обращалась вовсе не к святым, а к нему, к своему мужу. Выходит, в него она верила сильнее, чем в Бога?

Внезапно кто-то схватил ее за плечо, и Бел, открыв глаза, увидела перед собой Софию. Глаза Софии были широко распахнуты, и она вся дрожала.

— Я хочу уйти, — произнесла София одними губами. Бел решительно покачала головой и тихо сказала:

— Нет, нельзя.

— Я боюсь, — прошептала София.

— Останься, — процедила Люси сквозь зубы. — Если я должна тут остаться, то останешься и ты.

— Люси, у тебя все получится, — сказала Бел, убирая со лба роженицы влажные от испарины волосы. — Только представь: скоро ты будешь держать на руках младенца. Потерпи еще немного. Теперь уже недолго.