Заноза для мажора

Глава 5. Бал не по канонам

Волков. Мне в пару? На целый вечер? Ну…

Хотя. Почему, собственно, нет? В конце концов, этот вариант явно лучше Руденко. И я даже не хочу расспрашивать, каким боком и как Денис здесь нарисовался. С его связями и деньгами это не проблема, а идею я сама же ему и подкинула. Случайно, да кто ж знал?

Ммм. Что-то долго мы торчим на проходе. Первый шок проходит, интерес у консервативной и до скрежета зубов «пресной» публики медленно рассеивается, но пока я все еще в эпицентре внимания. И буду какое-то время. Народу ж надо пообвыкнуться. Пошушукаться. Подготовить плодотворную почву для сплетен на ближайшую недельку.

Я же пока хоть развлекусь. Не в самой худшей компании, если уж говорить откровенно.

— Торчок, надеюсь, жив? — беру Волкова под локоть.

— Не переживай, целехонький он. Где-то у запасного выхода торчит. Пыхтит и нос окровавленный зажимает.

О.

— Ты разбил ему морду?

— Да ну тоже скажешь! Не разбил. Он просто случайно упал на кулак. Такой неуклюжий увалень.

— Зачем?

— Отдавать тебя не хотел. Говорят: ля-ля, мне папочка обхаживать ее велит. А я ему: тебе папочка, а у меня, может, зов сердца! Слово за слово, он оступился, ну и… Выглядишь шикарно, кстати.

— Я старалась, — проходим к центру зала, где и решаем притормозить. — Как машинка?

Прикол, но прошло три дня с нашего последнего разговора в столовке и с того момента мы больше не пересекались. Он не очевидно искал встреч, я и подавно. Потому и вдвойне странно его видеть здесь и сейчас.

— Как новенькая, — Денис своровывает с подноса проходящего мимо официанта канапе с красной рыбой. — Пришлось доплатить за оперативность.

— Салон пропылесосил? — я же выбираю среди морских деликатесов устрицу. Боже, сто лет такого не ела. Чистое блаженство.

— Зачем? — опустевшая от содержимого шпажка превращается в зубочистку, которую манерно гоняют из уголка рта в угол.

— Ну как же, скоро тачку придется отдавать победителю. У тебя осталось всего ничего как истечет срок пари.

— Не хорони меня раньше времени. Нам и этого хватит, будь уверена, — лукаво подмигивают мне. — Но я тронут заботой. Опять же, если настолько переживаешь, мы ведь можем уединиться и быстренько все порешать, — острым кончиком вынутой из варежки шпажки Денис как бы ненароком проводит плавную линию от моей шеи и ниже вглубь декольте. Ниже и ниже, замирая у крайней точки выреза, которая едва ли на ладонь выше пупка.

Казало бы, ничего особенного, но так приятно, черт возьми. Почти до мурашек. Сказывается долгое отсутствие мужчины и хоть какой-то ласки, но…

— Еще секунда и она воткнется тебе в глаз, — предупреждаю я.

Кожа теряет контакт с какими бы то ни было сторонними касаниями.

— Да-да, — импровизированная зубочистка снова отправляется в уголок рта. — Мы все помним того несчастного чувачка с разбитой головой, укатившего на скорой. Ты барышня у нас серьезная. С тобой шутки плохи.

Боже, неужели мне будут припоминать это случай вечность? Да, было дело. Да, не выдержала. Да, последствия могли быть куда опасней, но благо обошлось. Того придурка лишь зашили и отправили домой трезветь.

Он наутро и не вспомнил ничего, если бы умные люди видосов с того дня студентов не наснимали. Эти ролики долго еще блуждали по сети. И ведь, зараза, ни на одном нет момента, когда этот козел приставать ко мне начал. Словесно еще терпела, а вот когда полезли с диким перегаром ухо слюнявить уже не выдержала.

— Кристина, — о, вот и маман на горизонте объявилась. Разумеется, недовольная. Впрочем, в другом настроении я ее уже давно не видела. — Можно тебя? На минутку.

— Зачем? Хочешь высказать свое «фи»? Не стесняйся. Можешь при свидетелях.

— И все же давай лучше наедине.

Не хочу я наедине выслушивать про проституток и позор для нашей фамилии, коем я для нее и считаюсь. Кстати, о фамилии…

Раз он здесь, пускай хоть пригодится для благих целей.

— Зачем? У меня от Дениски нет секретов, — пристраиваюсь к нему под бочок, обнимая и томно вскидывая на Волкова глазки. — Правда, любимый?

Ха. «Любимый» приошалел. Приходится незаметно ущипнуть его, чтоб не тупил.

— А, ну да, — оживает тот, сгребая меня в охапку и прижимая еще сильнее. Для надежности закрепляя результат поцелуем в висок. Эй, вот это совсем необязательно. — Одна постель на двоих, одна зубная щетка, один секрет.

Маман тоже мальца в недоумении. Более того, Волков ей явно не особо нравится. Такой скептичный взгляд на его внешний вид. Нормально, конечно. То есть укурыши нас устраивают, они же в пиджачках приходят на званые обеды, а вот раздолбай, пусть и с нормальными зрачками это уже кринж. Так что ли?

Стоп. А она хоть поняла, кто со мной?

— Мама, ты же помнишь сына Александра Волкова? — напоминаю я. — Не последний человек. Двадцать третье место в списке Форбс.

— Двадцать второе, не гони, — шепотом уточняют мне на ушко, с довольным видом протягивая родительнице пятерню. — Денис Александрович, очень приятно.

— Ангелина Васильевна, — гляньте-ка, как оживает. Прям расцветает благодушием. Волшебное слово творит чудеса. Уже и внешний вид резко перестал вызывать неодобрение. — Не совсем понимаю, то есть вы с моей дочерью…

— Пара? Ну конечно. У нас любовь и всякое такое. Разве можно пройти мимо такой булочки, да? — Денис прям слишком уж в образ входит и, пользуясь положением, нагло стискивает мой зад. Сердито мычу в бокал с шампанским.

— Кристина мне о вас не рассказывала.

— Оставляла новость на десерт. Помолвки дождаться хотела.

Пузырьки идут не в то горло, вызывая приступ кашля. Вот куда его несет? Кто просил переигрывать?

— Помолвка? — казалось бы куда, но нет предела совершенству. Маман сейчас только что не взлетит от радости. — Все настолько серьезно?

Снова мычу, но на этот рад потому что понятия не имею, что говорить. Сам пускай разбирается, раз заварил кашу.

— Она самая, только тч-ч-ч, пока никому ни слова, — активно кивает башкой Денис. — Я еще выбираю колечко.

— Чудесно, просто чудесно. Вы должны непременно с нами поужинать!

— Исключительно с согласия булочки. Я без нее ничего не решаю, — да харе лезть целоваться! Ты меня еще изнасилуй у нее на глазах, чтоб точно поверила.

— Чудесно. Какая же чудесная новость! — ну все, сейчас на радостях мамуля точно начнет канкан выплясывать. — Ужин просто необходим! Обсудим детали. Выберем цветовую палитру для свадьбы и подберем для будущей невесты фасон платья. Потому что, — сколько недовольства-то к моему декольте. — Ее вкус оставляет желать лучшего.

— Вот где не соглашусь. Если есть что показать, как не похвастаться? Главное, что это все мое, — Волков беззастенчиво поправляет кант выреза, намеренно задерживаясь на моей, едва покрытой тонкой тканью, груди. Ну это уже зашкаливающая наглость. Еще сожми и сделай «бип-бип»! — Кстати, Ангелина Васильевна, строго по секрету, это врожденные таланты или стоит послать цветы пластическому хирургу? Ай, — злобно щипаю его снова, на этот раз больнее.

— Мама, тебе не пора к своей собачонке? А то сбежит еще, другую хозяйку найдет. Его только и надо заманить вкусненьким.

Разумеется, это я про Альберта. И она намек прекрасно понимает.

— Где и когда я упустила твое воспитание? — мрачнеет она с тяжелым вздохом. — Вы уж построже будьте с ней, Денис Александрович. Не давайте спуску. Язычок у моей дочери острый.

— Не переживайте. С язычком ее я разберусь, — охотно обещает Волков. — И не только язычком, — добавляет он многозначительно, когда маман уходит. Рассерженно сбрасываю все еще гуляющую по мне клешню. — Эй, ну нормально ж стояли, че ты начинаешь?

— Ты чего наплел, сказочник? — шикаю я, залпом осушая бокал и заменяя его новым. — Какая нафиг помолвка? И как мне потом отмазываться? Заикнусь, что ты бросил меня — мозги проест, что я сама дура. Скажу, что я тебя послала… Все равно останусь дурой.

— А зачем посылать? Замутим из сказки быль, делов-то.

— Ага. Очень смешно, — второй бокал уходит молниеносно.

— Ты б не увлекалась, — Денис с подозрением наблюдает, как в ход идет третья порция.

— Какие-то претензии? — ничего не знаю. Во-первых, это Кристал Брют. Во вторых, у меня нервы.

— Да не, не. Пей. Всегда хотел узнать, какая ты пьяненькая.

— Злобная и раздражительная.

— Так это твое обычное состояние.

— Именно, — отрезаю я, поднося к губам прохладное стекло фужера, но так и не отпиваю. — Твою…

— Что такое?

— Папаша тоже тут. Со своей малявкой, — Волков следит за моим взглядом, находя в толпе крупного мужчину с намечающимся брюшком. Возраст сразу выдает бородка и шевелюра уже тронутая благородной сединой. Но это нисколько не мешает хрупкой миниатюрной брюнетке с физиономией школьницы-переростка довольно вышагивать с ним под ручку.

— А она ниче так, — хмыкает Денис, за что получает от меня пинок. — Но ты лучше, не надо драться.

— Я надеялась, они не захотят пересекаться, — шампусик все же отправляется в дальнее путешествие по желудку, пока я наблюдаю как милейше здороваются родители, целуясь в щечки теплее верных друзей. А когда старая жена с новой пассией обнимаются и вовсе чувствую рвотные позывы. — Нет, простите, не могу. Я отказываюсь присутствовать на этом балу лецимерия.

— Стой, стой, — Волков ловит меня за запястье, забирая пустой бокал. — Погоди. Да и черт с ними. Пускай сюсюкаются. Здесь две сотни гостей, халявная выпивка и черная икра. Давай просто забьем на всех и расслабимся. Тебе это сейчас как никогда нужно.

— И как можно расслабиться, если эти… — точно вытошнит. Папаша так сладко любезничает с Альбертом, что устрица уже рвется обратно. Я, конечно, не рассказывала отцу про домогательства озабоченного альфонса, не в тех мы с ним отношениях, но от этого весь этот дешевый спектакль становится не менее отвратительным.

— Так, на меня смотри, — мое лицо обхватывают ладонями и насильно разворачивают к себе, заставляя встретиться с озорно тлеющими зелеными угольками. — На меня, говорю. Забей. Просто забей и выдохни. У тебя есть я. Чего мы, вдвоем что ль не справимся? А ну пошли.

— Куда?

— Гулять. Благо есть где развернуться. Идем, идем, — не сопротивляюсь, когда меня утаскивают из зала исключительно потому что сама не желаю здесь находиться. Тырю по пути еще шампулика и мы ныряем в широкие пустынные коридоры, украшенные картинами в тяжелых рамах.

Волкову законы не писаны, он прет напролом даже туда, где заперто. Причем если через дверь не получается пройти, не сдается, вылезая через окно и, что смешнее всего, вынуждая меня делать тоже самое. Ну да, в моем-то платье только через рамы переползать.

Наверное, целый час мы вот так бродим по усадьбе, заглядывая даже в те дальние уголки, куда и во время экскурсий вход запрещен. Наши шаги гулким эхом отскакивают от стен, а смех еще долго кружится под высокими потолками. Озорства ради успеваем вальяжно посидеть везде, где имеются посадочные места, полапать все древние вазы, зависнуть на балконе второго этажа, наслаждаясь видом на золотистый сад, поваляться в шикарной, но ужасно жесткой из-за отсутствия перины постели, спрятавшейся под балдахином и даже поклацать по кнопочкам давно расстроенного пианино.

Вечеринка заканчивается когда нас настигает охрана и просит удалиться. Жаль. Не буду лукавить, это мой самый веселый благотворительный вечер из всех, на которых когда-либо приходилось тухнуть. К тому моменту когда мы возвращаемся вниз, зал успевает опустеть. Все передислоцировались в другую часть усадьбы, где начался традиционный аукцион. Находим благодаря обслуге нужное место, но внутрь не заходим, подобно школьникам подглядывая в щелку.

Правда быстро сбегаем, спалив самих себя. Я слишком сильно облокотилась на Дениса, а тот на дверь. Наверное, мы смотрелись предельно странно, в прямом смысле слова ввалившись в комнату и распластавшись на фешенебельных полах. Извиняемся, театрально раскланиваемся в реверансе с поклонами и сваливаем оттуда к чертовой матери. И обычной матери, кстати, тоже. Которая, судя по морковному цвету лица, успешно сгорает от стыда за дочку. Да и пофиг.

С хохотом прячемся за одной из колонн, а потом… А потом, я сама не особо понимаю даже как это выходит, прямо там уже страстно целуемся с Волковым. Страстно, горячо и дико возбуждающе. Не берусь утверждать наверняка, кто стал инициатором, но могу точно сказать, что сама я не против происходящего. И дело не в алкогольных парах, которые давно выветрились. Не знаю. Наверное, дело в стихийной безрассудности, накрывшей меня. Той самой, что заставляет порой совершать безумства, не думая о последствиях.

Холодный мрамор леденит спину, зато обжигающие пальцы на моей закинутой на Дениса ноге разливают по венам выжигающий все дотла пожар. Лед и пламя в одном флаконе. Манящий коктейль для обострившихся чувств. Приятное наваждение, азарт, похоть, предвкушение и игра на грани. Его язык вытворяет такие дикие танцы, что мои стоны еще долго гуляют по коридору, а тело сводит сладкой судорогой.

Не знаю, куда бы все это нас завело, если бы не аристократичного кроя прилизанный дедок, вынырнувший к нашему убежищу в самый неподходящий момент. Или же подходящий. Это как посмотреть.

Наваждение проходит так же быстро, как и появляется. Отталкиваю от себя Волкова, обескураженно вытирая распухшие губы с напрочь съеденной помадой. Обескураженно не потому, что нас застали с поличным, а потому что поддалась порыву. Куда мозг-то ушел гулять? Алло, прием. Живо возвращайся на базу. Мы так не договаривались.

— И это современное поколение. Наше будущее. Сплошная аморальность, — кряхтит проходя мимо дедок, в одной короткой фразе умудрившись выразить весь спектр своего негодования.

— Ну так, дед. А будущее поколение-то как появляется? Или в СССР секса не было? — смеется ему вслед Денис. Я балдею. У человека все огонь, никаких сомнений и разногласий между здравым смыслом и гормонами. Более того, лезет продолжить, но нет. Достаточно на сегодня совершенных глупостей. — Ну вот. Облом, — грустно вздыхает Волков, когда я пресекаю дальнейший физический контакт вскинутыми ладонями. — Нечестно. Ошиваются тут без дела всякие. Он мог минут через двадцать попозже мимо проходить?

— Прости, дружок, — сочувствующе хлопаю его по плечу, хотя и самой-то едва ли лучше. Приятно покалывающее пульсирующее желание внизу живота наотрез отказывается утихать. — Дальше тебе придется развлекаться самим с собой. Я что-то перегорела.

— Ты куда? — реагирует он на мою попытку свалить.

— В туалет. Фэйс поправить, — но если честно, переждать бурю в безопасном месте. Чтоб снова не накрыло.

— У тебя с ним и так все в ажуре, — вот уж успокоил. Мастер пикапа просто. — Давай еще немножко поцелуйчиков? Ну пожа-а-алуйста.

— Вон, с Венерой потренируйся, — киваю на ближайшую статую с обнаженной дамочкой.

— Так это не Венера. Та ж вроде без рук, — озадачивается Денис, почесывая затылок. — Или нет?

Не вдаюсь в подробности, оставляя его любоваться мраморным женским бюстом. Единственным, который сегодня он еще потрогает, ибо я пас. Хватит морочить себе голову. И так заигралась, что чуть самолично не продалась. Ради долбанного пари. Возвращение в реальность дается болезненно и безжалостно. Это хорошо. Ничего нет эффективнее невидимой оплеухи.

Туалета не нахожу, он явно не в этой части здания, поэтому ограничиваюсь тем, что откапываю раритетное зеркало в одном из малых залов, строившихся, по всей видимости, как проходной двор, судя по наличии сразу четырех выходов.

Лучше не смотреть в отражение. Ладно губы, но я сама-то… ужас. Встрепанная, раскрасневшаяся, глаза чумные. И сердце долбит как бешеное: тыдыщ-тыдыщ. Грудная клетка ходуном ходит, а на бедре еще теплятся фантомные прикосновения. С ума сойти. Давно меня так не накрывало.

Прикрываю глаза, пытаясь выровнять горячее нервное дыхание. Вдох — выдох, вдох — выдох. Так, хорошо. Немного помогает. Надо успокоиться, привести себя в порядок и ехать домой. Дальше тусовка точно не станет лучше, а другие варианты просто не стоят потраченного времени.

Продолжаю стоять с опущенными веками, когда чувствую стороннее присутствие. Тяжелая рука ложится на мою талию, привлекая к себе. Эй, нет, Волков. Не прокатит. Я же сказала, хорошего помаленьку. Побаловались и хватит.

Резко разворачиваюсь, собираясь в предельно доступной форме и со всем своим богатым словарным запасом русского языка объяснить, что продолжения банкета не будет, но готовые вырваться колкости так и застревают в глотке.

Нет. Это не Волков…

Вот мне только этого утырка и не хватало для полного счастья.

— Последние мозги растерял? — взбешенно отпихиваю от себя Альберта. — Или виниры не жалко?

Лощеная сушеная вобла, а своей худобой и ростом он реально ее напоминает, ехидно скалится, красуясь липовой белоснежной улыбкой. Про виниры, если что, это не шутила.

— Не буянь. Ты ведь умеешь быть покладистой. Я видел.

— Что ты видел, озабоченный придурок?

— Ваши страстные поцелуи с…. кто он тебе там? Женишок? Позволишь поздравить с помолвкой? — опять лезет. Да когда ж ты импотентом-то станешь, неугомонная скотина?

Меня всегда поражало отсутствие хоть каких-то извилин в его черепной коробке и то как даже без них он умудряется вот уже который месяц пудрить мозги моей матери. Впрочем, наверное, здесь дело не в его умении, а в ее нежелании принимать действительность. Куда удобнее делать вид, что все хорошо, чем снова остаться одной.

— У тебя фетиш не только на спящих передергивать, но и подглядывать за другими? — пресекаю попытки снова коснуться меня. Переживу без такой радости. И так хочется в кипятке теперь вывариться, чтоб отмыться от его зловония.

— Всего лишь оказался в нужном месте. В нужное время.

— Это так теперь называется? Огорчу, у врачей для этого целый диагноз есть.

— А ты не изменяешь себе. Все такая же дерзкая. Это мне в тебе и нравится. Это заводит.

Фу. Фу, фу и десятки раз сверху многократное фу. Никогда еще и никто не вызывал у меня такого отторжения, как этот тип. Двуличная склизкая жаба, которую мамины «подружки» мнят порядочным джентльменом. А этот самый порядочный джентльмен в это самое время шпилит их несовершеннолетних дочерей в подсобках. После чего возвращается с улыбкой к гостям и сыпет направо и налево комплиментами.

Знаю, потому что лично стала свидетелем одной такой увеселительной забавы. Потому что однажды тоже оказалась не в том месте и не в то время. После этого, собственно, поползновения начались и в мою сторону.

Видимо, Альберт логично предположил, что я тоже поддамся на его, чтоб тебя, врожденные чары обольстителя. А, может, хотел таким образом просто закрыть мне рот, боясь, что я его сдам. Не знаю. Знаю, что после это уже переросло в дело принципа. Мол, как так-то? Мне и не дала? Не понял. Я же обаяшка. Молодой, красивый, богатый. Тьфу.

Не знаю, как его похождения до сих пор не вскрылись. Слухи-то ходят. В нашей песочнице они сродни воздуху: витают везде, всегда и всюду. Однако за отсутствием прямым доказательств ничего не стоят. Так устроена политика элиты. Пока выгодно закрывать на проблему глаза — они будут закрываться.

Все и закрывают. В этом мире каждый сам по себе и преследует личные мотивы. Я же вон тоже молчу, не желая растоптать имя матери. Пока молчу. Но рано или поздно пределы могут и рухнуть.

— Проваливай, пока тебя не хватились, — брезгливо отстраняюсь, но вкрадчивыми едва заметными шажками Альберт все напирает и напирает.

— Беспокоишься за меня?

— Хочу как можно скорее избавиться от твоего общества.

— Чем же я тебе так не мил?

— Не мил? Уважаемый, ты мне омерзителен.

— Так давай это исправим. Уверяю, я смогу добиться твоего расположения.

— Предпочитаю засунуть голову в духовку и включить газ.

— Зря. У тебя предвзятое отношение, Кристи. Я ведь никогда не делал тебе ничего плохого.

Ничего плохого? Ну да. Кроме нескончаемых домогательств и ушата дерьма про меня, что он скормил маман. Обиделся как-то на очередной отказ и решил проучить, изящно извратив правду. Да так, что от лжи ее было не отличить.

Мать и не отличила. За мной всегда водились грешки самого различного характера, включая и некую толику беспутства, так что Альберту она поверила безоговорочно. То была последняя капля, переросшая в грандиозный скандал после которого я и сбежала.

— Ты жалкий никчемный альфонишка, который ничего не стоит. Таких надо гнать взашей и лиш… — конец предложения обрывается вскриком. Моим вскриком, когда Альберт заряжает мне оплеуху. Такую, что челюсть щелкает, а в заложивших ушах начинает звенеть.

Мгновение застывает в зале, превращаясь в терпкую желейную массу. Стараюсь держаться особняком, хватаясь за пылающую щеку, но скулы предательски подрагивают, а на глазах наворачиваются слезы. Не столько от боли, сколько от унижения. Я в жизни своей получала по лицу лишь однажды. От матери. И то, по его милости.

— Прости. Ты вынудила, — Альберт вроде бы спокоен, но я без труда улавливаю в нем испуг. Он тоже явно не ожидал, что потеряет контроль.

— Вот ты где? — вздрагиваю от знакомого голоса. Волков жизнерадостно вылетает к нам из-за угла. — А я тебя везде ищу. Что с лицом? Зубы болят?

Поспешно отнимаю ладонь, делая вид, что ничего не произошло.

— Пломба, наверное, отлетела.

— Надо, значит, лечить. Поехали.

— Куда?

— Домой отвезу. Только ща, ван сек, одно незаконченное дело закончу, — подмигивает мне Денис и… с разворота врезает Альберту. Еще раз, и еще. Резко, точечно, без перерыва. Один в морду и два в солнечное сплетение, вынуждая того сложиться пополам. Первый удар прилетает точно в нос. Клянусь, я слышу хруст. И яростный скулящий вой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Гнида, ты хоть понимаешь, что я с тобой сделаю? — орет Альберт, практически валяясь на полу с окровавленной физиономией.

— Давай, удиви меня, — Волков мрачнеет. От напускного раздолбайства не остается и следа. — Поднимай свой трусливый зад и дай отпор. Или только девушек бить духу хватает?

Какой там. Лежит. И не встанет. Такие слишком боятся боли и испортить товарный вид. А тут на писклявые вопли сбегается обслуга и пара охранников. Ну все, сейчас начнутся разборки.

— Идем, — хватаю Дениса за руку. — Пошли же.

Поздно.

— Не выпускайте их! — верещит Альберт, но секьюрити, двухметровые амбалы из частного охранного предприятия, и без него догадываются, что делать.

— Орешь как девчонка. У тебя яйца-то хоть есть? Или там как у игрушечных кенов? — ядовито усмехается Волков, жестом давая понять охране, что никуда не собирается. — Здесь мы, здесь. Не сбегаем. Что там надо, чистосердечное накатать?

— Разберемся. Пройдемте, пожалуйста, с нами, — хоть и вежливо, но все же валят нам. Понимают, с кем имеют дело и что лучше не нарываться. Мы ж не шпана с улицы. Всего один звонок может поломать много судеб. — Позовите медперсонал. Необходимо оказать первую помощь, — это уже говорят в рацию.

— Да сразу гроб ему заказывайте. Такие дохляки долго не живут, — все не унимается Денис, открыто забавляясь. Все. Возвращается привычная беспечность. Таким видеть его куда привычней.

Нас отводят в одно из служебных помещений. Это смотрится странно: современная мебель среди антуражных стен дореволюционной эпохи. Приходим, дожидаемся пока явится вся честная компания четы Волковых, срочно сорванная с аукциона, и вот тогда начинаются танцы с бубнами под хоровое пение аборигенов.

Особенно когда возвращается Альберт. Рожу его умыли, в ноздри ватки заткнули, но моя внутренняя стерва ликует при виде раздувшейся сизовеющей переносицы. Сломан, это даже без вариантов.

Цирк. Иначе не назовешь. Мать метает в меня гневные молнии своего разочарования и ярости, пока ее пригретая гадюка выдает новую версию произошедшего. Мол, он такой пушистый зайчик, всего лишь высказался по поводу моего вульгарного внешнего вида, на что мой агрессивный «жених» сорвался с катушек.

Мой агрессивный «жених» пытается встрять с уточнениями, но я торможу его, отрицательно качая головой. Бесполезно. Чтобы мы не сказали, все, один фиг, будет пропущено мимо ушей. Тут и так видно, на чьей стороне общественное мнение.

Мы ведь всего лишь «юные бунтари», которые и так доставили сегодня хлопот своей несанкционированной экскурсией, а эта сволочь «уважаемая и положительно зарекомендовавшая себя в узких кругах персона». Оправдываться же в пустоту и тыкать пальцем я не собираюсь. Не на помойке себя нашла.

Так и сидим, слушая удивительный рассказ потерпевшего и гневные тирады. Ну как слушаем… Денис демонстративно усаживает меня к себе на коленки, на что я так же демонстративно охотно соглашаюсь, и мы развлекаемся тем, что устраиваем борьбу «больших пальцев» на сцепленных кулаках.

Чем открыто забавляем охрану и приводим в окончательное бешенство родительницу.

— Ты хоть меня слушаешь??! Ты понимаешь, что сделала???

— Я сделал, прошу запомнить, — возражает Волков, помогая мне встать и поднимаясь следом, лениво потягиваясь. — Мы закончили? А то уже надоело торчать в этом клоповнике.

— Я… да… я… — кайф. Это, наверное, первый в истории случай, когда у маман пропадает дар речи.

— Я, не я, — нетерпеливо отмахивается женишок. — Ментов вызываем или мы свободны?

Разумеется, никто не станет никого вызывать. Это же сын Александра Волкова. Здесь таких самоубийц нет. И Денису это прекрасно известно.

— Денис Александрович, вы можете быть свободны, — милостиво разрешает ему какой-то мужик, который отвечает здесь за безопасность. Или что-то вроде этого.

— Да, — кивает маман. — А Кристина останется. Мы с ней еще не закончили.

— Закончили, — парирует Волков. — Кристина с данной минуты даже рядом стоять с этой, — кивок на Альберта. — Мразью не будет. А если узнаю, что он посмел снова поднять на нее руку, ее ему отрежут специально нанятые люди. Надеюсь, я доходчиво объяснил? — открытое оскорбление, еще и угроза подвергает родительницу в окончательный шок. Кто-то сегодня явно зальется коньяком, чтобы полечить нервы. Затянувшееся молчание интерпретируется как согласие. — Ну вот и славно, что все все поняли. Идем, — поторапливает он меня к выходу.

— Кристина! Я приказываю остаться! — подает голос папаша, стоящий все это время тихой безмолвной рыбкой у окна.

Приказывает он. Я ему кто, прислуга?

— Малолетке своей раздавай указы, — огрызаюсь я, не оборачиваясь.

Уже больше не тратим время и выходим на улицу через главный вход, прихватив мою куртку. Белоснежная бэха ждет хозяина на стоянке рядом с другими дорогими иномарками. Такая чистенькая, что переливается в свете медленно загорающихся по периметру фонарей.

Загружаемся и выезжаем с территории.

— Дурдом, — подвожу логичную черту всего случившегося я, когда машина покидает территорию усадьбы.

— Да брось, — отмахивается водитель. — Мой обычный вечер. Выпили, потусили, подрались. День прожит не зря. Но семейка у тебя реально «тушите свет».

— А я о чем. Их бы всех запереть в комнате с мягкими стенами и спустить ключик в унитаз, — в поле зрения попадают покрасневшие костяшки, когда Денис тянется включить подогрев сидения. — Спасибо, — сама не верю, что говорю это. Еще и искренне.

— Захочешь отблагодарить, могу тормознуть на обочине. Ртом хорошо работаешь?

Все. Отпустило.

— Идиот.

— Да ладно. Это я так, снять напряжение, — его рука нашаривает мою и мягко сжимает. Ооо… — Ты сама как? Норм?

Он об пощечине?

— Гордость задета, но я справлюсь.

— Ну и славно. Уж с гордостью своей ты точно справишься. Что дальше по плану? Грабанем какой-нибудь банк? Такой вечер надо закончить максимально эпично, а то иначе обидно.

— Без меня. Я слишком устала. Просто приму душ и спрячусь от всех под одеялом. Жалко, что только до утра. Никакого желания ехать завтра на пары.

— Ну так и к черту их! Устроим себе маленький отпуск, — повисаю на ремне безопасности когда бэха, не снижая скорости, резко разворачивается на безлюдном участке, меняя направление.

Не поняла юмора.

— И куда, позволь спросить, ты едешь? — напрягаюсь я, когда мы уходим по указателю, ведущему к выезду из города.

— Скоро узнаешь.