Через час Эдвард торопливо выбежал из дома матери, сжимая в руках драгоценную бумагу, в которой она отказывалась от всех выдвинутых обвинений. Соглашение досталось ему дорогой ценой, но он нисколько не жалел об этом. Деньги не имели для него никакого значения по сравнению с опасностью, нависшей над Элизой.
Стремглав добежав до здания магистрата, он забарабанил кулаками в дверь. Открывший дверь сторож не отличался словоохотливостью. Он сообщил, что судьи нет и что его можно будет увидеть только завтра. На вопрос, где можно найти судью, сторож лишь пожал плечами.
Эдварду захотелось поделиться радостной новостью с Элизой, и он поспешил к дому констебля. Подойдя, он увидел, что дом погружен в темноту: судя по всему его обитатели уже легли спать, Эдвард принялся стучать. Дверь долго не открывали, наконец заскрипел замок; и на пороге он увидел мистера Катбертсона. Констебля почему-то напугал его приход.
— Ее здесь нет, ваша милость. Вы опоздали. Я ничего не мог сделать. Я ведь всего простой констебль, и не мое дело учить его милость, как надо вести дело.
От страха кровь застыла в жилах Эдварда.
— Не понимаю, о чем ты говоришь.
— Из полиции пришел нарочный и забрал женщину для допроса.
— Допрос? Ночью?
Констебль стоял, переминаясь с ноги на ногу.
— Так принято, когда задерживают женщину, обвиненную в такого рода преступлений. Судья любит допрашивать этих задержанных ночью, причем лично.
Итак, подозрения миссис Этуотер подтвердились. Эдварду стало страшно, но он не утратил самообладания.
— Куда ее повели? Я только что пришел от здания магистрата. У меня на руках бумага, позволяющая освободить задержанную. Но мне там сказали, что судьи нет!
— Угу, обычно допрос проводят в другом здании, — многозначительно произнес Катбертсон. — Но я не вправе открывать вам эту тайну.
Эдвард вытащил из кармана пригоршню золотых монет и показал их Катбертсону.
— Вот. И не будем больше тратить время попусту. Я знаю, тебя можно купить. Говори, где она. Если не скажешь сам, то я вытряхну ответ из тебя вместе с душой.
Напуганный его яростью, констебль не стал ни торговаться, ни спорить.
— Успокойтесь, ваша милость. Мне всегда приятно помочь благородному джентльмену. Как правило, они собираются в заднем помещении старой городской ратуши. Обычно именно там судья лично проводит допрос женщин и сам проверяет их.
— Как давно увели ее?
— Не более получаса тому назад.
Кажется, еще ничего не было потеряно. Эдвард бросил деньги на землю, повернулся и побежал к старой ратуше.
Уже совсем стемнело, когда он добрался до рыночной площади. Мрачная громада полудеревянной ратуши возвышалась в темноте. Внутри ее не было видно, ни огонька. Эдвард дернул за ручку двери, но она была заперта. Он постучал, но никто ему не отворял.
Неужели констебль ошибался? Неужели Элизу отвели в другое место? Ночные сумерки сгущались, длинный летний день уступал очередь ночи. Вдруг он разглядел внутри одного из окон еле заметный огонек. Он подошел поближе.
Точно. В одном из окон, похоже, мерцала свеча. Там действительно был кто-то. Констебль не солгал.
Эдвард вернулся к двери и опять застучал что есть силы. Несмотря на шум, те, кто собрался в той комнате, явно не хотели отпирать дверь. Впрочем, это было вполне понятно, если учесть то преступление, которое они замыслили.
Если бы ему удалось пробраться внутрь и предъявить подписанную матерью бумагу, то у судьи не было бы повода для отказа. Но если судья перевел сюда Элизу для удовлетворения своих порочных, противозаконных желаний, вряд ли он захочет, чтобы посторонний узнал его страшную тайну.
Эдвард еще раз ударил кулаком в дверь, уже больше не надеясь ни на что. Он подумал, не разбить ли ему окно и влезть туда, но тут же отверг эту мысль. Нарушая закон, он вряд ли поможет Элизе. Если только он застанет собравшихся там людей при компрометирующих обстоятельствах, тогда было бы другое дело, но ради этого не стоило подвергать Элизу подобному унижению.
Он мучительно искал выход. Должен же быть какой— то иной способ, вполне законный, с помощью которого можно было бы спасти ее. «Ты же бывший офицер, придумай, как бывало на войне, какую-нибудь хитрость», — напомнил он себе.
Но какую? Эдвард в отчаянии ломал голову. «Надо успокоиться и сосредоточиться. Она в опасности, она в опасности», — твердил он себе. Эдвард вспомнил Элизу, ее утешительные слова, ее подробный рассказ о его гороскопе. О его горячей вспыльчивой натуре, как у людей, рожденных, как и он, под знаком Урана. Он вспомнил, как, описывая его характер, она называла его взрывным, огненным. И вдруг спасительная догадка, яркая как молния, мелькнула в его просветленном сознании. Это была не его догадка, она явно прилетела со стороны, от нее, от Элизы.
Вот он — выход.
Как все просто! Он развернулся и бросился со всех ног к дому матери. Нельзя было терять ни секунды. Надо было действовать быстро и решительно, если он хотел снасти ее.