Запретная страсть

Глава 4

Элиза проснулась рано утром. Чувствовала она себя скверно, голова раскалывалась от боли, и еще ей не давало покоя какое-то смутное смятение. Она лежала под роскошным одеялом на огромной кровати в одной сорочке. Напротив, на стене резвился хоровод полуобнаженных нимф, к которым приставал сатир. Подробности прошлого вечера всплыли в ее памяти, похоже, что вчера ее поведение мало чем отличалось от поведения ветреных нимф. Окончательно проснувшись, Элиза вдруг испугалась: неужели вчера произошло неизбежное и она превратилась в падшую женщину? Как она ни старалась и ни силилась вспомнить подробности, память не слушалась ее.

Жгучее бренди, опалившее сперва ей горло, потом отуманившее сознание, — она хорошо запомнила его. Затем нежные, ласковые руки лорда Хартвуда — об этом она тоже не забывала. Сколько удивительных открытий она сделала сама, когда он гладил ее тело, но затем, испугавшись, она вся сжалась, ушла в себя и уже ничего не помнила о том, что случилось дальше. Совсем ничего.

Элиза поежилась. Возможно, дальше произошло нечто такое ужасное, что она потеряла сознание, чтобы не сойти с ума. Ей доводилось слышать о чем-то подобном. Но, припомнив его нежные руки, как он ласково целовал кончики ее пальцев, каким он был чутким и внимательным, Элизе как-то не верилось, чтобы он мог быть грубым и жестким.

Осторожно она начала проверять собственные ощущения. Если не считать головной боли, то ни в одной части тела у нее ничего не ныло и не болело. Все ее белье было в целости и, более того, на своем месте. Из книг и долетавших до нее слухов она знала, что падение обязательно сопровождается очень сильными изменениями в нижней одежде, вплоть до ее полного снятия.

В дверь тихо постучали. Вошла служанка с подносом, на котором был чай и тарелочка с тостами. Поставив поднос на столик, служанка присела и сообщила, что после чая лорд Хартвуд ждет ее в своем кабинете. Увидеть его, оказаться с ним опять наедине — от подобных мыслей мурашки побежали по спине Элизы. Но желание узнать, что произошло дальше в спальне и каково ее теперешнее положение, превозмогло смущение. Элизе, как и всем рожденным под знаком Овна, были присущи любопытство и упорство.

В отличие от Элизы Эдвард проснулся в прекрасном расположении духа. Утренний свет, проникавший сквозь щели между гардин, казался необычайно ярким, бодрящим и радостным. Его камердинер, в последнее время немало претерпевший от дурного настроения хозяина, был приятно поражен доброжелательным приветствием лорда Хартвуда и его радушной улыбкой. Не только слуга, но и сам Эдвард дивился хорошему настроению вопреки провальной концовке прошлого вечера.

Как это ни странно, но именно эта неудача и стала причиной его чудесного благорасположения. Как-никак, вчера он вел себя благородно, что шло вразрез как с его намерениями, так и с естественными наклонностями. На сердце у него было непривычно тепло и радостно, и все благодаря совершенному им доброму поступку. Какое великодушие! К удивлению Эдварда, делать добро было очень приятно. Он смаковал новые ощущения как изысканное блюдо. Давно забытая, почти детская радость царила в его сердце. Впрочем, он не намеревался и впредь быть добродетельным. Он не видел причин приобретать подобную привычку: и неудобно, и не нужно.

Окончив завтрак, он оделся с помощью камердинера и прошел в кабинет. Разумеется, после вчерашнего он не собирался держать при себе маленькую прорицательницу в роли любовницы. Конечно, досадно, что он не сможет предстать перед матерью вместе с любовницей и тем самым позлить ее. Тем не менее он щедро наградит девушку, ведь она была на волосок от гибели. Несомненно, она будет на седьмом небе от счастья.

Он немного повитал в облаках, наслаждаясь своим великодушием, затем усилием воли вернулся к насущным делам. Перед тем как отправиться в Брайтон, надо было написать несколько писем. Одно из них было особенно важным. Письмо адресовалось миссис Этуотер, бывшей содержанке его отца. Она пригодится ему не меньше, чем задуманная им любовница, кроме того, ей нужны были деньги, поэтому привлечь ее на свою сторону было проще простого.

Едва он окунул перо в чернильницу, как послышался тихий стук в дверь. Вошел лакей и доложил:

— Мисс Элиза просит уделить ей немного вашего времени.

«Мисс Элиза»? Эдвард наморщил лоб, не понимая, о какой даме идет речь. Как вдруг до него дошло: должно быть, это его вчерашняя знакомая. Да-да, именно она, и никто другой.

Она вошла осторожно, даже робко, тихо прикрыв за собой дверь. Подойдя к столу, она остановилась в нерешительности. На ее лице застыло точно такое выражение, какое бывает у провинившейся ученицы, которую вызывают к старшей учительнице. Для полного сходства на ней было платье ужасного мышиного цвета. Наряд настоящей узколобой квакерши, образ которой завершала прическа — собранные в пучок волосы на затылке. Кроме того, на лице у нее, по-видимому от волнения, выступило столько веснушек, сколько Эдвард не видел ни разу в жизни.

При ярком утреннем свете все эти недостатки настолько бросались в глаза, что ему даже стало неловко: как ему в голову могла прийти идея сделать из такой серенькой мышки любовницу, более того, как ей удалось пробудить в нем такую волну чувственности? В его памяти возникли все подробности прошлой ночи вплоть до того момента, как он из лучших побуждений оставил свои домогательства. Перед его глазами возникла чарующая картина: полунагая Элиза с распущенными золотисто-рыжими волосами. Но тут их глаза встретились, и Эдвард растерялся, не зная, что сказать. Несмотря на четкое намерение, он не представлял, как ему приступить к делу. Элиза тоже находилась в явном смущении, то сплетая, то расплетая пальцы на руках.

Она первая нарушила молчание:

— Ваша милость, мне неловко говорить об этом, но все-таки мне не до конца понятно, что вчера случилось между нами. Позвольте мне спросить: я погибшее создание или нет?

Несмотря на всю серьезность ее слов, Эдвард едва не рассмеялся. Хотя он не считал себя веселым и смешливым человеком, но во внешности Элизы, в ее словах проглядывалось_нечто такое смешное и забавное, что он едва удерживал смех. Наконец он сказал:

— Ваша репутация погибла, поскольку вы провели ночь с мужчиной без компаньонки. За исключением подобной малости больше ничего не случилось.

— Вы уверены, ваша милость? Тут нет никакой ошибки?

У нее был такой серьезный вопрошающий вид, что он опять едва не расхохотался. Более того, сознание, что он действительно ничем не обидел ее, наполняло его непонятной безудержной радостью.

— Я более чем уверен, — как можно серьезнее, стараясь попасть ей в тон, ответил Эдвард. — Если вы выйдете замуж, то можете смело ложиться в постель с вашим мужем: ваша девственность нисколько не пострадала. Вчера на нас обоих очень сильно подействовало бренди. Вы очень быстро заснули, а потом и я. Между нами ничего не произошло.

Выражение явного облегчения отразилось на ее лице, но тут же оно сменилось волнением.

— В таком случае я не ваша любовница в полном смысле этого слова?

— Конечно, нет. Впрочем, это была глупая мысль, и я уже от нее отказался.

Лицо Элизы стало грустным.

— Значит, я должна вернуть вам те деньги, которые пошли на оплату долгов моего отца.

— О, в этом нет никакой необходимости. Будем считать, что это мой подарок. Более того… — Он выдвинул ящик стола и, достав из него несколько банкнот, положил их на край стола. — Здесь пятьдесят фунтов. Наш договор расторгнут. А эти деньги помогут поселиться где вам будет угодно и начать новую жизнь.

Поникнув и не беря предложенных денег она тихо сказала:

— Итак, вы хотите, чтобы мы расстались?

— Разумеется! Вы, должно быть, испытываете точно такое же желание?

Конечно, она должна была бы испытывать такое же желание. Но странное дело, она его не ощущала. Напротив, от слов лорда Хартвуда ей стало грустно и тоскливо. Она пыталась разобраться в своих чувствах, но даже ее верная помощница астрология была не в силах вывести ее из печального настроения.

Более того, тут скрывалось нечто такое, в чем она боялась признаться самой себе. Несмотря на вчерашний страх, ее положение переменилось словно по мановению волшебной палочки. Лорд Хартвуд приподнял занавес над чудесным и прекрасным миром, таким манящим и увлекательным. Едва она увидела его, едва прикоснулась, как ее опять выпроваживали прочь, обратно в ее серую, скучную жизнь старой девы и синего чулка.

Элиза вздохнула. Конечно, тетя Селестина назвала бы ее неблагодарной, эгоистичной и была бы абсолютно права. Она должна была благодарить небо, что все закончилось так благополучно и она не стала падшей женщиной. Но, глядя на длинные изящные пальцы Хартвуда, непринужденно игравшие пером, она сразу вспомнила, какие неожиданные ощущения в ее теле пробуждали их прикосновения. Элизу охватило смятение. Она поняла: да, она уцелела, но он сумел зажечь внутри ее странный огонь, который теперь будет нелегко погасить. Солнечный свет падал на волосы Хартвуда и переливался в них разноцветными искрами. Она вспомнила, какая сладостная дрожь пробегала по телу, когда она гладила эти волосы, его теплую кожу. Любая здравомыслящая женщина была бы рада, что так удачно избежала неприятностей, но Элиза, видимо, начисто забыла о благоразумии. Ее память и сердце целиком попали под власть чувственных ощущений.

Кроме того, тетя ее умерла, и у нее не было ни одной близкой души, у которой она могла бы найти пристанище. Хотя был еще отец, который бросил ее с матерью вскоре после рождения Элизы. Он опять возник неведомо откуда, пронюхав о небольшом наследстве, доставшемся Элизе после смерти тетушки. Она стояла перед лордом Хартвудом и кусала нижнюю губу в полной растерянности: что делать дальше — она не знала. Наконец она вымолвила:

— Если мне хотелось бы остаться, милорд? Что тогда?

Да, что будет тогда? Эдвард тяжело вздохнул. Ему следовало бы догадаться, что маленькая прорицательница так просто от него не отстанет.

— Вчера, милорд, вы говорили, что вам нужна любовница для поездки в Брайтон. Вы говорили, это нужно для того, чтобы вступить во владение наследством.

— Да, говорил.

— Почему же теперь я не могу сыграть эту роль?

Только не это! Он не собирался повторять ошибку, которая случилась прошлой ночью. Неужели она так слепa и не понимает, что в другой раз он обязательно овладеет ею?

— Уверяю вас, — сухо сказал он, — у меня больше нет никакого желания иметь вас в качестве любовницы.

— Понятно, — грустно ответила она. — Очевидно, виной тому мои веснушки. Вас, наверное, отпугнуло то, что моя кожа почти целиком усыпана веснушками.

Веснушки? При чем здесь веснушки?

— Или это случилось потому, что я не совсем правильно вела себя?

— Ваши веснушки выглядят чрезвычайно привлекательно, — из вежливости солгал Эдвард. — Кроме того, заведомо считается, что девственницы незнакомы с правилами любовной игры.

— Тогда почему же я вам больше не нужна? Вы же сами упоминали, что вам очень нужна в Брайтоне любовница.

Он нахмурился: как скучно устроен мир! Подобно всем женщинам она не может уйти от него, не устроив сцены, без мольбы и слез.

— Я не хочу вас, мисс Фаррел. Взвесив все обстоятельства, я понял, пусть поздно, но все-таки понял, что не вправе делать из вас любовницу.

— Но разве я так много хотела? Вы же сами признались, что я запросила меньше, чем стоит одна сережка вашей последней любовницы.

— Верно, но это лишь подтверждает мою точку зрения. Вы совершенно не подходите для этой роли, в противном случае вы запросили бы гораздо больше.

Лицо Элизы исказилось от боли.

— Мисс Фаррел, неужели вы не понимаете, чем могла закончиться наша вчерашняя встреча? Вы могли забеременеть от меня.

— Но такое происходит далеко не всегда после первого раза, — возразила Элиза. — Мне кажется, это совсем нелегко, особенно если учесть, сколько женщин приходило к тете Селестине за советом, как им забеременеть.

— О, иногда достаточно одного раза, чтобы женщина оказалась в интересном положении.

Увидев выражение неподдельного удивления на ее лице, Эдвард опять поблагодарил своего ангела-хранителя за оказанную им вчера услугу.

— Элиза, — как можно мягче начал он, — вы совсем не похожи на дам из моего окружения. Те дамы, с которыми я привык иметь дело, расчетливы и бессердечны. Я уже совсем свыкся с подобной мыслью, как вдруг вы убедили меня в обратном — что еще сохранились на свете добрые и великодушные женщины, подобные вам. Вы дали мне урок, который я не забуду.

Эдвард лукавил, на самом деле он решил впредь избегать знакомств и встреч с такими девушками, как Элиза. Он извлек надлежащий урок из вчерашнего и теперь не сомневался в том, как будет действовать в подобных случаях. Вчера от гибели ее спас какой-то непонятный его каприз, недаром он славился на весь Лондон своими мимолетными прихотями.

Однако ему было жаль расставаться с ней. Элиза внесла разнообразие в его жизнь, прежде он встречался только с женщинами, которым нужны были деньги, да еще их привлекала его скандальная репутация. Он не мог не признаться самому себе, что данное Элизой описание его характера, особенно подобранные ею теплые слова и выражения очень понравились ему, хотя, разумеется, все это было полной чушью. Но именно поэтому она не могла дольше оставаться с ним.

Хартвуд слегка откашлялся.

— Вчера вы рассказывали о любовной части моего гороскопа. Если я действительно сделаю вас своей любовницей, вы скорее всего влюбитесь в меня. Но в таком случае мне придется сразу отказаться от вас, для того чтобы защитить вас от самой себя. — Эдвард увидел что она… хочет что-то ему возразить, и поэтому торопливо продолжил: — Женское тело, каким бы соблазнительным оно ни было, не способно пробудить во мне любовь. Я не могу любить. Если бы вы полюбили меня, то вместо счастья я принес бы вам одни лишь страдания.

— Но разве, милорд, вы не можете научиться любить?

— Маловероятно. — Он скользнул взглядом по массивному перстню с печаткой. — Мой отец, Черный Невилл, прославился своим распутством. Он почти разорил семью, осыпая богатыми подарками своих любовниц. Мой брат был еще хуже. Он соблазнил одну благородную девицу. А когда она забеременела от него, он бросил ее. Несчастная умерла при родах.

Эдвард резко встал, отпихнув назад кресло.

— В моих жилах течет та же самая кровь. Я сын Черного Невилла и младший брат моего старшего брата. Было бы благоразумнее с вашей стороны, если бы вы прислушались к моим словам. Тогда вы не станете очередной моей жертвой. Поверьте мне, я не создан для любви.

Сердце Элизы захлестнула теплая волна жалости. Лев, не способный любить! Странно, но она уловила с присущей ей чуткостью, что его холодный и жесткий тон совсем не гармонировал с тем, что находилось под внешней оболочкой. Нет, он, должно быть, заблуждается. Но если даже он не обманывает, составленный ею гороскоп явно говорил, что он стоит на пороге больших перемен. Если он способен измениться, то сейчас самое время. Но чтобы совершить подобный переворот, ему была нужна ее помощь.

Эдвард повернулся к ней спиной и поник головой. В его позе чувствовалась странная беззащитность и боль. Элизе захотелось взъерошить эти белокурые волосы, утешить его. Но едва она пошевелилась, какой, словно угадав ее намерение, обернулся и остановил ее таким предостерегающим и холодным взглядом, что дрожь пробежала по спине Элизы.

Разве может она быть его любовницей? Конечно, нет. Он, безусловно, прав.

Вчера она не до конца поняла смысл сказанных им слов, дескать, его кошелек открыт для нее на случай возникновения кое-каких неудобных последствий. Но теперь ее сердце сжалось от мучительной мысли, ведь она может родить незаконного ребенка. Элизе припомнилось, как она судорожно сжалась тогда, как ее тело, напротив, с таким удовольствием отзывалось на его ласки. Да, ее тело охватило желание, но оно не имело ничего общего с любовью. Она не могла не отозваться на зов плоти, и вместе с тем она чувствовала, как ее страх растет по мере увеличения его возбуждения.

Да, ей было страшно. Но ее внутренний голос настойчиво советовал ни за что не покидать его. Лев, не способный любить, явно нуждался в ее помощи. Но как его убедить в этом? Элиза была готова на все, чтобы остаться.

Взяв банкноты, Хартвуд сделал шаг навстречу. На этот раз он надел на себя личину байроновского героя. В его печальных глазах отражалась глубокая наигранная грусть, смешанная с сожалением. Он глубоко вздохнул, казалось, что из его души рвется немой крик. Элиза видела; сейчас напрасно к нему обращаться, все равно он ничего не услышит. Он полностью ушел в себя, в созданный им образ. Сперва он играл Ловеласа! Теперь — корсара Байрона! Его глубокий и шумный вздох, наверное, долетел бы до самых последних рядов театрального зала. Но все— таки, как ему не совестно выбирать такие неблагодарные роли? И еще упиваться ими! Ни Ловелас, ни корсар не научат его любви! Едва подобная мысль мелькнула в голове Элизы, как вдруг ее осенило. Вот выход из положения! Надо воспользоваться его любовью к театру, к актерской игре и добиться, не раздражая и не пробуждая в нем бесполезных страхов, того, чего ей больше всего хотелось, — остаться вместе с ним.

— Послушайте, ведь это не будет идти вразрез с вашими намерениями, если я притворюсь вашей любовницей?

— Что вы имеете в виду?

— Я могла бы поехать вместе с вами в Брайтон и сыграть там роль вашей любовницы, когда мы будем появляться вместе на людях. Но, оставаясь наедине, вам не надо будет обращаться со мной как с любовницей.

Она явно сошла с ума. Иного объяснения не приходило ему в голову. В то же время предложение заинтересовало его своей необычностью. Редко кому удалось удивить его чем-нибудь, судя по всему, мисс Фаррел это удавалось лучше, чем кому бы то ни было.

— И какой же смысл так притворяться?

— Вопрос в том, зачем вам любовница. Если только для того, чтобы удовлетворить ваш любовный пыл, то разумеется, ваше предложение мне не подходит.

— Конечно, не подходит.

— Выбирая меня любовницей, вы вряд ли испытывали ко мне какое-нибудь влечение. Я не из тех женщин, которые возбуждают у мужчин желание.

Вспомнив, какую страсть вызвала она у него прошлой ночью, он мог бы поспорить насчет последнего ее утверждения, но поостерегся. Кроме того, какой бы удивительной ни была его реакция на ее чары, теперь это не имело никакого значения. Возможно, все дело было в бренди.

— Итак, — все тем же ровным медоточивым голосом продолжала Элиза, — поскольку ваше желание обзавестись любовницей никак не связано с плотским влечением, то, вероятно, вы это придумали с другой целью. Видимо, тут проявилась ваша любовь к театру. Львам присуща склонность к театральности. Если вам нужна не столько любовница, сколько актриса в этой роли, то думаю, я сумею справиться с этой задачей.

— Откуда такая самоуверенность? — заинтересовался Эдвард.

— Дело в том, что меня всегда считали хорошей актрисой.

Он мысленно сравнил скромную малозаметную Элизу и Вайолет, образы еще нескольких актрис всплыли в его памяти, и Эдвард с трудом подавил улыбку.

— Как-то слабо верится. Разве у вас были возможности проявить свои артистические способности?

— Вот тут вы немного ошибаетесь. Тетя Селестина обожала театр. Мы с ней провели не один вечер разыгрывая разнообразные сценки из ее любимых пьес. Иногда она приглашала соседей, которые тоже принимали участие в наших любительских представлениях. Наш викарий — он часто ездил в Лондон и посещал лондонские театры — признавался, что леди Тизл в моем исполнении и — лучшая леди Тизл, которую он когда-либо видел.

— Итак, вы намерены сыграть роль моей любовницы с помощью мистера Шеридана и лестных отзывов вашего викария? — спросил Эдвард и усмехнулся, не в силах более сдерживать улыбку.

— Конечно, и с превеликим удовольствием.

Нет, он должен вручить деньги и расстаться. Впрочем, если капризный чертик, сидящий внутри его, не заставит его выкинуть очередной фортель — наподобие той штуки, которую он выкинул вчера, — и согласиться на ее дикое предложение сумасшедшей квакерши? И в самом деле, скорый на руку чертик уже зашевелился внутри. Как Эдварду ни хотелось расстаться с Элизой, к своему удивлению, он уже не мог отпустить ее.

Предложение выглядело нелепо и вместе с тем привлекательно. Какое огромное облегчение: тогда не надо будет притворяться, что он без ума от своей пассии! Кроме того, ее общество никак нельзя было назвать утомительным, напротив, с ней невозможно было соскучиться. Она живая и оригинальная. Эдвард не знал, что она может сказать или сделать в следующую минуту. По правде говоря, он даже испытывал смутное огорчение при мысли, что никогда больше не увидит Элизу, но в то же самое время прекрасно осознавал, что очарование ею не может продлиться слишком долго. Все как обычно! Хотя его несколько увлекло и позабавило то, с какой убежденностью она говорила о том, какой он милый, любезный и способный на взаимную любовь.

Если сейчас он отправит ее прочь, то она еще может возомнить, что у него действительно доброе и любящее сердце. Нет, ни в коем случае нельзя, чтобы у кого-нибудь возникали подобные мысли. Две недели рядом с ним должны развеять все подобные иллюзии, а без них она утратит всякую силу над ним.

Кроме того, если он согласится на столь удивительное предложение, то у него будет любовница и он сможет позлить свою мать. В самом деле, какое имеет значение, спит ли он вместе с любовницей или нет?! Ему ведь надо заставить мать пообедать вместе с такой женщиной. Главное, чтобы все считали ее любовницей, а больше ему ничего и не надо.

А если она не оправдает надежд? Ну что ж, в таком случае он избавится от нее. Во всяком случае, стойло попробовать. Попытка не пытка. А вдруг маленькая прорицательница справится со своей ролью!