Запретная страсть

Глава 5

— Ну что ж, мне нравится ваше предложение. Давайте попробуем, — сказал лорд Хартвуд. Его золотистые волосы блестели под солнечными лучами, падающими сквозь оконное стекло. — Мне нужна любовница, пусть даже она будет ненастоящей. Но она должна хорошо справиться со своей ролью.

Она остается. Он не против! Внезапный прилив сладкого страха охватил сердце Элизы.

— Правда, я не очень-то уверен, что вы сумеете сыграть роль любовницы.

Элизе сразу стало как-то не по себе.

— Вы действительно умеете играть? Будет ли ваша игра убедительной? Сумеете ли вы притвориться падшей женщиной? Сумеете ли вы без смущения ходить перед людьми, бросающими на вас осуждающие взгляды? Простите меня, но мне не очень верится, что вам по силам такая роль. Между ней и ролью леди Тизл, которую вы якобы с успехом играли в гостиной вашей тетушки, большая разница.

Самолюбие Элизы было уязвлено. Она хорошая актриса, кто бы сомневался. Ничего не зная, он уже смеет судить. Она решительно сделала шаг-другой ему навстречу.

— Испытайте меня. Я покажу вам, на что способна.

Лорд Хартвуд уселся на диван, в мгновение ока перевоплотившись из грозного корсара в директора театра.

— Посмотрим, посмотрим. Представьте, что вы находитесь в гостиной моей матери. Напротив вас — лорд Мамблторп. Это очень консервативный и узколобый джентльмен, Вы должны пококетничать с ним.

Элиза кивнула. Она подошла к другому дивану и, взяв кружевную накидку с диванных подушек, обвязала накидку вокруг талии наподобие платка, чтобы придать пышность своим формам. Надо сознаться, зад у нее стал и вправду ничего. Она застыла на минуту, входя в роль. Затем она тихо рассмеялась и принялась строить глазки и ломаться словно записная кокетка.

Лорд Хартвуд сидел, упершись в нее взглядом. По его лицу трудно было понять, нравится ли ему представление или нет. Вдруг он встал, подошел к Элизе, обнял ее и поцеловал. Поцелуй был долгим и чувственным.

У Элизы закружилась голова, но она сумела взять себя в руки. Она принялась сравнивать свои ощущения с теми, которые переполняли ее прошлой ночью. Какие у него были губы? Какой язык? Сегодня от него пахло кофе, тоже довольно приятный аромат. Но тут силы ей изменили, у нее едва не подкосились ноги. Хотя при мысли, что он откажется от ее услуг, увидев ее слабость, она тут же опомнилась. Представив, как, должно быть, целуется Вайолет, Элиза с холодной расчетливостью прижалась губами к его рту, прильнув всем телом к нему.

Поцелуй, казалось, длился целую вечность. Наконец он выпустил ее. Элиза отступила назад и перевела дыхание.

— Удивительно, как здорово у вас это получается, — признался Хартвуд. На его губах играла недоверчивая ухмылка, но в глазах блестел огонь настоящей страсти. — Никакого сдавленного вздоха, ни полуобморочного вскрика. Вы вели себя как опытная любовница. То, что мне нужно.

В ответ она молча кивнула. На большее у нее не было сил. Сердце билось взволнованно и быстро. Внутри ее полыхало горячее пламя. Да, непросто быть любовницей, особенно тогда, когда тебя переполняют настоящие чувства. Нет, ей ни в коем случае нельзя показывать, что он ей нравится, иначе все пропало. Он не сделает ее своей любовницей. Нет, нет, он ей нисколько не нравится. Это всего лишь театр, притворство, не более того.

Хартвуд был чутким актером. Заметив ее растерянность, он не без лукавства сказал:

— Надо бы попробовать еще разок. Вдруг я ошибаюсь, нужно удостовериться.

Его глаза озорно блеснули. На этот раз он усадил ее в высокое кресло. А сам устроился на ковре перед ней, опираясь руками на ее колени и положив голову прямо ей на грудь.

Чрезмерно вольный или дерзкий — как бы ни назывался его поступок, — но у Элизы от возбуждения все поплыло перед глазами. Однако, к ее удивлению тело помимо ее воли реагировало очень спокойно, даже равнодушно, как будто все это происходило не в первый раз.

— Ах! — с сожалением сказал Хартвуд, поглаживая пальцами лиф закрытого платья, словно желая проникнуть поглубже и дотронуться до ее груди. — Надеюсь, что мне позволят продолжить мой исследования. — Он вздохнул. — А почему бы и не сейчас?

— Нам некуда торопиться, — ответила Элиза, стараясь говорить как можно спокойнее. — Надеюсь, вы уже убедились в том, что роль любовницы мне вполне по плечу.

— Посмотрим, посмотрим. Хотя не стоит прибегать к столь поспешным выводам на основе таких скудных знаний. Если я возьму вас с собой, вам придется быть моей любовницей не пять минут, а целые две недели. Я хочу быть абсолютно уверенным в том, что вы меня не подведете.

Он опять лукаво усмехнулся, продолжая поглаживать ее грудь и внимательно разглядывая ее лицо. Еще минута, и у Элизы не хватило бы больше сил терпеть такую пытку. Она скинула бы его руку, все бы испортив. Но как раз в этот момент Хартвуд встал и отошел от нее.

— Пока достаточно. Не хочется искушать себя, а то вдруг мне изменит мое собственное хладнокровие. Все— таки мне непонятно: откуда вы взяли, что вы нисколько непривлекательны?

Стараясь выглядеть как можно приветливее, Элиза игриво, под стать тому тону, которым он задал свой вопрос, ответила:

— Разве можно быть красивой, имея столько веснушек, сколько у меня? Меня еще в детстве мальчишки дразнили конопатой. Моя тетушка перепробовала кучу средств и снадобий, чтобы мне избавиться от них. Бесполезно. А мои рыжие волосы? Что может быть еще ужаснее?

— Не мальчикам судить о женской привлекательности. И не тетушкам тоже. Только взрослый мужчина способен оценить ее по достоинству. Хотите верьте, хотите нет, но ваши веснушки… мм… очень вам идут. Если бы не нынешнее модное поветрие, многие мужчины, наверное, восторгались бы вашими рыжими волосами. Если бы вы чуть больше внимания уделяли собственной внешности, вы были бы очень красивы. Не следует недооценивать себя.

Элиза вся зарделась от смущения. Никто раньше так откровенно не льстил ей. Впрочем, в их маленьком городишке никто бы не осмелился на подобные комплименты.

— С другой стороны, — продолжал Хартвуд, — вы словно нарочно носите такое ужасное платье. Не платье, а самый настоящий наряд старой девы, махнувшей на себя рукой. Если вы поедете со мной, то придется коренным образом пересмотреть ваш гардероб. Ну кто поверит в то, что вы моя любовница, глядя на этот уродливый серый мешок, какой на вас? Впрочем, из этого положения легко можно выйти. По моему заказу опытная портниха сшила для Вайолет несколько новых летних платьев специально для поездки в Брайтон. Они по-пре— жнему здесь, у меня. Ничего не скажешь, она умела одеваться, как настоящая шлюха. Вкус еще тот. — Он печально покачал головой: — Наверное, это-то больше всего и привлекало меня к ней. Возможно, некоторые наряды подойдут и вам.

Элиза сильно сомневалась в его правоте, вспомнив пышные формы Вайолет, но не стала противоречить. Видимо, он еще колебался: брать или не брать ее с собой.

— Хорошо, я прикажу, чтобы к вам в комнату принесли ее сундук. Посмотрите, примерьте. Может быть, что-нибудь подойдет. — И решительно прибавил: — Встретимся через час. Поглядим, как вы будете смотреться в совершенно других платьях. На кого будете похожи.

Со странными, смешанными чувствами Элиза перебирала платья, которые по приказу лорда Хартвуда принесли к ней в комнату. Она бралась то за одно, то за другое платье, не зная, как ей быть. Все они были сшиты для той женщины, которая была не мнимой, а настоящей любовницей Хартвуда. Все платья были чудесными и такими же красивыми, как и Вайолет. Элизе стало обидно и завидно. Ах, если бы она хоть чуть-чуть походила на красавицу Вайолет! Но тут же она упрекнула себя. Разве ее мать не считалась очень красивой? И к чему привела эта красота? Она погубила ее мать. Да-да, погубила. Какое счастье, что она, Элиза, не унаследовала ее красоты! Вместо этого ей досталось нечто лучшее — благоразумие!

Разглядывая и раскладывая яркие платья, доставаемые из сундука, Элиза гадала, хватит ли у нее хваленого благоразумия, чтобы выбрать такое, которое пришлось бы по вкусу ее любовнику. В искусстве наряжаться ее никак нельзя было назвать сведущей. Тетя Селестина гордилась своим пренебрежительным отношением к излишнему украшательству в нарядах. Это же качество она привила и племяннице. Впрочем, до встречи с Хартвудом Элиза нисколько не чувствовала себя дурно или плохо одетой. Напротив, она считала, что одевается и прилично, и весьма практично. Дело в том, что в тех платьях, которые она носила, не страшно было попасть под дождь, по рассеянности посадить пятно или пролить чашку чаю.

Элиза была даже благодарна тетушке за то, что она избавила ее от ненужных ухищрений по поводу своей внешности. Тратить время и умственные силы на прихорашивание?! В глазах Элизы такое занятие выглядело бессмысленным и бесполезным. Но теперь все изменилось. Шелк и муслин теплого цвета, нежные на ощупь, пробуждали в ней непривычные, но приятные ощущения. После недолгого раздумья она даже переменила прежнюю точку зрения. Наряжаться, судя по всему не совсем пустое занятие, во всяком случае, оно не было лишено приятности. Более того, наряды приводили ее в какое-то восторженное состояние.

Сундук с платьями казался неиссякаемым. Платья разных цветов и фасонов, украшенные рюшечками и фестончиками, тончайший прозрачный щелк, кружевные нижние юбки. Раньше она даже не догадывалась о существовании подобных нарядов. А белье?! Такое бесстыдно открытое! Элиза сперва растерялась, не зная, что это и как его надевать. Но, присмотревшись повнимательнее, она поняла, что это красного цвета панталоны с кружевным разрезом в том самом месте…

Надевать такие панталоны? Нет, ей бы никогда в голову не пришла подобная мысль. Тем не менее деваться было некуда. Она должна надеть все эти тряпки, если, конечно, хочет поехать с ним в Брайтон.

Дрожащими от волнения пальцами она расстегнула пуговицы и крючки на своем сером шерстяном платье и сняла его. Затем пришла очередь нижнего белья. Раздевшись догола, Элиза заколебалась, но, быстро справившись с волнением, начала надевать вульгарные панталоны. Следом за панталонами пошел корсаж, нижняя кружевная юбка. Одеваясь, она неустанно напоминала себе: все это делается для лорда Хартвуда.

В своем выборе наряда она остановилась на полупрозрачном платье из тончайшего маслина. Другая бы женщина, пожалуй, крепко призадумалась бы, прежде чем надела такой соблазнительный, совершенно открытый наряд. Однако Элиза уже ничего не боялась.

Она поискала в сундуке чулки, но, кроме черных и, разумеется, кружевных, в сундуке больше ничего не было. Подвязки тоже были под стать чулкам — кричаще-розового цвета с вышитыми розочками.

Стоя перед зеркалом, она пыталась рассмотреть себя как следует. В полной мере ей не удалось оценить происшедшую в ней перемену, так как раздался стук в дверь и в комнату вошел Хартвуд.

— Ого, куда подевалась тихая и неприметная маленькая прорицательница? — удивленно воскликнул он. — Какая соблазнительная женщина! Неужели она пряталась в этом громадном сундуке? — Дурачась, он заглянул в сундук. — Нет. Я не вижу тут никаких ее следов. A-а, вы, должно быть, мисс Фаррел. Не могу поверить собственным глазам, чтобы такие обольстительные формы скрывались под тем чудовищным мешком, который иначе как квакерским платьем не назовешь.

Элиза вся зарделась от шутливого комплимента. Она не верила своим ушам. Назвать ее обольстительной? Смешно!

Тем временем он обошел вокруг нее, разглядывая ее от головы до пяток.

— Пройдитесь по комнате, — вдруг сказал он.

Она сделала несколько шагов. Гладкая шелковистая ткань ласкала ей кожу — ощущение было новым и очень приятным.

— Постойте, — остановил он ее. — Вы ходите как настоящая квакерша. А должны ходить с демонстративно кокетливым видом, так, как будто внутри вас магнит, который притягивает к себе глаза всех, кто смотрит на вас. Позвольте мне вам показать, как следует двигаться.

Хартвуд вскинул голову вверх, выкатил грудь вперед и, слегка пародируя походку лондонских красавиц, прошелся по комнате. От такого комического зрелища Элиза едва не прыснула со смеху.

— Милорд, вам следует идти на сцену, — сказала она. — Когда вы кого-нибудь представляете, у вас получается очень убедительно.

— Разве не вы сами предложили сыграть двух любовников? — возразил он. — Попробуйте еще раз. Я хочу увидеть, как вы пройдетесь, но уже в роли записной кокетки.

Его слова подзадорили Элизу. Она выпрямилась, расправила плечи и, не стыдясь показывать грудь, прошла взад и вперед перед Хартвудом.

— Уже лучше, — похвалил он. — Но вы еще не магнит, который притягивает мужские взоры к вашему восхитительному заду.

Элиза невольно покраснела. Посмотрев на грудь, она мысленно сравнила ее с действительно восхитительной грудью Вайолет. Вот она-то точно ничуть не стыдилась выставлять напоказ свою пышную грудь, надо было что-то делать, ведь она сама напросилась на роль любовницы.

Элиза одернула корсаж и слегка приподняла руками груди, чтобы они выглядели как можно соблазнительнее. Чувствуя на себе внимательный взгляд Хартвуда, она приняла самый обольстительный вид и еще раз прошлась по комнате.

— Никогда раньше не встречал любовницу, которая так чутко и быстро усваивала бы мои указания, — похвалил Эдвард. — Глядя на вас, можно сказать, что вы тоже не обделены артистическим талантом. Неужели вы тоже родились под знаком Льва?

— Нет. Нет. Я Стрелец, — обрадовавшись его похвале, отвечала Элиза. — Талант мне подарил Юпитер в Пятом Доме.

Хартвуд поморщился:

— Даже в новом обличье вы не забываете ваши астрологические фокусы. Ну что ж, это лишь добавляет пикантности вашему новому образу. — Но тут он опять помрачнел: — Несмотря на то что все это сплошное притворство, ваше отношение должно быть очень серьезным. Если вы поедете со мной в Брайтон, вам придется играть свою роль до тех пор, пока я не скажу: «Достаточно». Мне нельзя рисковать. Я окажусь в затруднительном положении, если моей любовнице, пусть даже играющей ее роль, взбредет в голову расстаться со мной раньше срока. Вы понимаете, к чему я клоню?

Элиза энергично закивала.

— Возможно, я совершаю ошибку, собираясь брать вас с собой. Но вы настолько забавны… и мне все-таки необходима любовница. Хорошо. Теперь слушайте меня внимательно. Пожалуй, я рискну взять вас в Брайтон, но только давайте сразу обо всем договоримся. Во избежание дальнейших недоразумений. Вы меня слушаете?

Элиза молча кивнула.

— Во-первых, — Хартвуд поднял вверх указательный палец, — на людях и везде, где бы вы ни появлялись со мной, вы должны из кожи лезть, изображая из себя мою любовницу. Далее, вы должны быть готовы к любым моим действиям в том случае, если мне вздумается показать всем, кто вы такая.

Для наглядности, как бы желая пояснить свою мысль, Хартвуд погладил ее по груди, животу и слегка потискал за зад.

Элиза покраснела, но тем не менее перенесла его фривольность с напускным безразличием, достойным самой настоящей любовницы.

— Чудесно, — сказал он, отнимая руку. — Думаю, мы договоримся. Дальше. Хочу предупредить. Моя мать наверняка будет вести себя с вами грубо. Ваше появление не вызовет у нее никакой радости. Впрочем, и мое появление тоже ее ничуть не обрадует. Она лишь терпит меня, у нее нет иного выхода. Такова последняя воля моего умершего брата. Но это нисколько не помешает ей срывать свою злость на вас вместо меня. Итак, будьте готовы к резким выпадам в ваш адрес и оскорблениям. Все ее выходки вы должны сносить спокойно и равнодушно. Защищать вас и отвечать на ее грубость буду я, и только я. Ведь я ваш покровитель. Вы выдержите?

И снова Элиза кивнула. Должно быть, это и был тот самый конфликт с матерью, который она заметила в гороскопе. Конфликт, вызванный соединением Луны и Марса в момент рождения Хартвуда. Ей даже стало любопытно увидеть воочию такое противоборство в жизни.

— И наконец, самое важное, — сказал он, пристально глядя ей в глаза. — Вам надо твердо уяснить: вы не должны выходить за пределы роли любовницы мнимой.

Как известно, у меня нет моральных принципов. Несмотря на все мои дурные и порочные наклонности, когда-то я дал себе зарок: не иметь никаких дел с девственницами. И я его твердо соблюдаю. Хотя прошлой ночью я едва его не нарушил, но вовремя опомнился. Вы едете со мной по каким-то своим личным соображениям. Я их не знаю и знать не хочу. Может быть, из-за бедности, а может быть, из-за женского каприза, из-за желания увидеть вблизи человека, прославившегося на весь Лондон сводим распутством. Но какими бы причинами вы ни рукаводствовались, будьте очень осторожны, находясь рядом со мной. — Хартвуд поднял указательный палец вверх, словно предостерегая ее. — Ни в коем случае не вынуждайте меня нарушать данный мною зарок, не вздумайте меня искушать.

Лицо Хартвуда стало жестким и суровым, от былой насмешливости и веселости не осталось и следа.

— Вам все ясно, Элиза? Как только вы попытаетесь обольстить меня, я сразу выгоню вас на улицу, не заплатив ни фартинга. Вы меня слышите? В тот же миг наш весьма необычный договор будет расторгнут.

Элиза опять энергично закивала. К ее радости, он не просил ни о чем таком, что ей было бы неприятно делать. У нее не было никакого желания становиться его настоящей любовницей, независимо от того, какие чувства он пробуждал в ней. Хотя его дразнящие прикосновения вызывали у нее сильные ответные ощущения, Элиза не могла не заметить, что за его поддразниваниями скрывается нечто большее. Видимо, это нечто большее как будто напугало его самого. Он в самом деле вел себя так, словно она могла заставить его совершить необдуманную опрометчивую глупость.

— И в заключение, мисс Фаррел. — Хартвуд никак не мог остановиться. — Раньше, да и сейчас вы делились со мной вашими астрологическими прозрениями по поводу моего характера и даже договорились до такой глупости, как возможная любовь. Вам следует бросить эту сентиментальную чепуху. Между нами не может быть никаких романтических отношений.

Он принял натянутую позу, как будто опасался, что в ответ на его слова Элиза разразится протестующими восклицаниями. Но она молчала. Что было проку спорить с ним? Если гороскоп говорил правду, в чем она почти не сомневалась, значит, независимо от того, что думал он, должно было случиться то, что должно было случиться.

Молчание затянулось. Хартвуд понял, что она не намерена пререкаться. Успокоившись, он сказал:

— Если у вас все получится так, как надо, то по истечении двух недель я щедро награжу вас. Пятьдесят фунтов, которые я дал вам сегодня, ваши. Если успешно справитесь с ролью любовницы, то получите вознаграждение. Но зарубите себе на носу: вы получите от меня деньги, и только деньги. Не обольщайтесь понапрасну: меня нельзя исправить. Вам никогда не сделать из меня влюбленного Ромео. Лучше не выходите за пределы вашей роли, даже если вам взбредет что-либо в голову. Вам все ясно?

Элиза опять кивнула.

— Вот и хорошо. Я составлю контракт, в котором будут оговорены условия нашего делового соглашения.

— А без контракта вы мне не верите?

— Я не верю ни одной женщине, — ледяным тоном ответил Хартвуд. — До сих пор ни одна особа женского пола не дала мне ни малейшего повода усомниться в моей правоте.

Переход от насмешливости к раздражению у Хартвуда произошел очень быстро. Сказывалось влияние воинственного Марса. Ровное спокойное настроение, обусловленное Луной, моментально перешло в угрюмо-враждебное, вызываемое Марсом. Несмотря на огорчение от такой резкой перемены, Элиза была все-таки довольна. Она добилась того, чего хотела. Она остается с ним — это главное, и еще неизвестно, что будет дальше. Как знать, может быть, с ее помощью он сумеет измениться в лучшую сторону. А сейчас ей очень хотелось прояснить кое-что до конца.

— Милорд, не соблаговолите ли вы мне объяснить, ради чего вам все-таки нужна любовница? Вы говорите, это каким-то образом связано с наследством. Но мне непонятно, какая может быть связь между любовницей и завещанием.

Поморщившись, Хартвуд отвернулся, ему явно не хотелось пускаться в объяснения. Не зная, как ему быть, он подошел к столу и взял миниатюрный портрет в серебряной рамке. Поглядев на портрет, он не без колебания протянул его Элизе. На миниатюре был изображен юноша с темными волосами и унылыми синими глазами, не имевшими ничего общего с веселым и живым выражением карих глаз Хартвуда.

— Это Джеймс, мой старший, рано умерший брат. Титул Хартвуда перешел ко мне после его смерти. Подобно мне, Джеймс вел себя как настоящий потомок нашего отца. Мот и беспутный человек — вот кем он был. Характер Джеймса нисколько не отличался от дьявольски скверного характера отца, которого не зря прозвали Черный Невилл. Тяжело заболев и будучи на смертном одре, Джеймс раскаялся во всех своих грехах. А перед смертью он составил очень странное завещание. Согласно его последней воле мне надо навестить мать и пробыть у нее две недели, только после этого я могу вступить в права наследования. Посещение должно состояться в течение двух лет со дня смерти брата. По истечении указанного срока наследство замораживается на длительный срок. По ряду причин я откладывал визит, как только мог. Но вторая годовщина смерти брата уже совсем скоро и оттягивать поездку больше никак нельзя. — Хартвуд задумался, словно столкнулся, с каким-то затруднением, но ненадолго. — Завещание Джеймса выглядит очень странным и путаным. Дополнительно ко всем нелепым условиям я должен приехать к матери вместе с любовницей. В противном случае я лишаюсь наследства, равно как и удовольствия пользоваться всеми привилегиями, которые переходят от Джеймса ко мне. Все ясно? Больше нет никаких вопросов?

Элиза опять молча кивнула, хотя вопросов у нее было хоть отбавляй. Ради чего заставлять брата совершать такой шокирующий поступок: вынуждать мать, знатную леди, якшаться с продажной женщиной? Какое-то чудное раскаяние?! Но тут Элиза мысленно одернула себя: разве она вправе судить лежащего на смертном одре? Кто знает, какие мысли приходят в голову человеку, стоящему на пороге вечности? Возможно, Джеймс решил таким странным образом, пусть уже за могильной чертой, но спасти жизнь какой-то падшей женщины. Однако даже такое замысловатое объяснение не позволяло понять намерение лорда Лайтнинга взять на место куртизанки какой-то синий чулок. Абсурд, да и только!

Но в тот же самый миг ее что-то больно кольнуло в самое сердце. Элиза вдруг поняла: всему причиной завещание. То, что случилось прошлой ночью, это соблюдение условий завещания. К ее стыду, Элиза вынуждена была признаться: напрасно она обольщалась насчет его отношения к ней. Его влекло к ней не чувство, а расчет. Как же она обманулась в своих надеждах! Да, отдаваясь ему, она вела себя безрассудно. Какое счастье, что она отделалась лишь легким испугом! Но теперь, в полной мере уяснив свое положение, Элиза оценила предложение Хартвуда выбросить из головы всякие глупые мысли о любви и решила последовать его совету. Иначе ей грозили серьезные неприятности.

Но поскольку речь зашла о завещании, у Элизы тут же возник еще один вопрос.

— Милорд, если вдруг выплывет наружу то, что я не настоящая ваша любовница, а просто играю роль, вы потеряете право на наследование?

— А вот это уже целиком и полностью зависит от вас. Вы должны вести себя так, чтобы никто ничего не заподозрил, — буркнул Хартвуд. — Если вы вольно или невольно выдадите себя и наша тайна откроется, вы будете сразу уволены.

Заметив, в какое волнение пришла Элиза, Хартвуд поспешил успокоить ее:

— Не беспокойтесь. Не будь я уверен в ваших способностях, я бы ни в коем случае не согласился на подобное безумие. На мой взгляд, вы порядочны, благоразумны, талантливы и, — тут он лукаво улыбнулся, — у вас очень красивый круглый задик. Я сейчас отошлю портнихе платья, пусть она подгонит их под вашу фигуру. Кроме того, я закажу новые шляпки и туфли. Итак, решено, завтра мы едем в Брайтон.

Хартвуд приподнял пальцами ее подбородок и, прежде чем Элиза успела сообразить, поцеловал ее. Поцелуй оказался подчеркнуто долгим и чувственным, хотя вокруг не было ни одного зрителя и никто не смог бы оценить его волнующую прелесть. Видимо, лорд Лайтнинг лишний раз проверял на практике способности Элизы, оттачивал ее искусство, прежде чем разыгрывать на публике свое представление.