Запретная. Враг отца (СИ)

9

Софья

После ужина в ресторане мы вернулись в огромный пентхаус.

Никогда не понимала, что можно делать одному человеку на территории такой огромной квартиры.

Но Нечаеву, как видно, здесь комфортно и кто я такая, чтобы его в этом упрекнуть.

— Можно идти? — спрашиваю демонстративно официально, когда входная дверь за нами бесшумно закрылась.

— Иди, — он махнул рукой и пошел подниматься по лестнице, в свои так называемые — покои.

Держа в руке сумку со своими вещами, я направилась в комнату, предназначенную для меня. Вошла, поставила сумку на ковер. Подошла к кровати и обессиленно упала на неё.

Это был очень долгий вечер. Самый долгий из всех вечеров в моей жизни.

Немного полежала на спине, перекатилась на бок. Смотрю в окно на огни в здании напротив. Вижу людей, как тёмные силуэты. У каждого, какие цели, дела… а я? Какие дела и цели теперь будут у меня?

Нехотя села на кровати. Нужно переодеться в удобный домашний костюм. Встала, подошла к сумке, присела, дернула молнию.

Переоделась, нашла пульт от телевизора, включила какой-то фильм. Выключила в комнате свет и легла в кровать.

Устала я что-то. Только легла, только укрыла себя одеялом, сомкнула веки и всё… неторопливо проваливаюсь в сон…

Что-то грюкнуло и зазвенело на кухне.

Я открыла глаза, сонно глянула на часы на телевизоре — три часа ночи.

Снова какие-то звуки, я испуганно подтянула одеяло и в этот момент услышала голос Давида:

— Со-офья-а! Со-офья-а! — кажется он пьян.

Я быстро села на кровати. Сон улетучился почти мгновенно. Дверь открылась и хлопнула.

В проёме стоит Давид. В руке у него бутылка. Он держит её за горлышко одними пальцами, неловкое движение и бутылка упадёт на пол. Но этого не происходит. Мужчина перехватил её другой рукой, сделал глоток, облизал губы, глядя на меня весело прищурился.

— Хочу сказать тебе, какой всё-таки подонок твой папаша, но знаешь, не он один… есть ещё один человек, который продаст тебя со всеми потрохами — это я, — говорит и пьяно лыбится, — Ты Софья — товар, а мы все — купцы. Понимаешь?

— В каком смысле? — я нахмурилась, убрала с глаз упавшую чёлку.

Не очень понимаю, кажется это бред сумасшедшего или просто пьяного человека.

— Пойдём на кухню. Мне что-то есть захотелось. В этих ресторанах нормально не наешься, дерьмовая еда… — он повернулся, чтобы идти в сторону кухни.

— Я хочу спать…

— А я сказал, пойдём на кухню, — обернулся и грозно глянул.

Пришлось вставать. Надела тапки и поплелась за Давидом.

Сон прошел, но и на кухню не очень хочется. Сейчас Давид вообще не кажется адекватным. Всякий раз, когда папа напивается, я стараюсь уходить и с ним по возможности не сталкиваться.

Я вошла. Давид сел за стойкой на высокий стул.

— Давай-ка, подсуетись, достань чего-нибудь, — он указал рукой, в которой бутылка в сторону холодильника.

Пришлось подойти, открыть. Достать один контейнер, заглянуть в него, там что-то похожее на греческий салат. В другом мясная нарезка. Я поставила перед Давидом. Всё это время он, молча за мной наблюдает.

— А вот интересно, если бы я тебя сейчас трахнул… он бы заметил…?

Медленно обернулась, встала возле холодильника.

— Да шучу я, шучу. Даже если бы и хотел — не могу, — развёл в сторону руки.

— Вы что — импотент?

Он засмеялся пьяным смехом.

— Этот твой язычок, он так и просится, чтобы его применили по другому назначению.

Снова повернулась к холодильнику. Я, конечно, не хочу, чтобы Нечаев сделал то, о чём говорит, но его слова и пугают и запутывают одновременно.

Не понимаю, что значит — не могу.

У него сейчас все возможности воспользоваться положением, но он говорит, что не может. Не то, чтобы я хотела, при всей своей привлекательности он мне не особо приятен. Просто, странные у него рассуждения. Что значит — не может?

— Давай сюда всё, что есть, — махнул рукой на холодильник, — если не трахнуться, то хоть нажраться. Только знаешь, это ведь ещё хуже, иногда вот так пожрать охота, а потом трахнуться надо. Только ты не волнуйся, я тебя трогать не буду. У меня нет на то полномочий. У меня есть, кому позвонить, если что, ты не волнуйся.

— А я и не волнуюсь, — достаю ещё один контейнер, тут жаркое, — может разогреть?

— Та давай так… хотя, нет, разогрей… пожалуйста, — он подложил руку на грудь.

Его рубашка расстёгнута до половины, и я вижу его волосатую грудь. Он заметил, что я смотрю.

— Хочешь, чтобы я снял рубашку?

— Нет, — я быстро отвела взгляд.

— Ну, так я сниму, если так просишь, — он расстегнул ещё пуговицы и быстро стянул с себя белую рубашку.

— Я не просила.

— А я уже снял. Так лучше? — поиграл крепкими бицепсами.

— Не знаю, — отвернулась к холодильнику, достала сок, поставила перед Давидом. — Достаточно? Я могу идти? — невольно осматриваю его тело.

— Нет, — подозрительно смотрит, непонятно что у него там в голове.

Не дай бог, действительно как накинется, и тут меня вообще никто не услышит.

Стою у стены, закусила губу. Жду, что он скажет дальше. Не понимаю своей роли в этом спектакле. Чего от меня хочет, этот Давид Нечаев.

— Чего встала, иди, садись. Поедим.

Я вспомнила, что не поставила жаркое в микроволновку. Подошла, высыпала порцию на тарелку, открыла дверцу, выставила таймер.

— Ты знаешь, я бы даже не стал с тобой заморачиваться… но я дал слово и должен его держать. Иначе никак.

— Какое ещё слово? — от этих его откровений что-то происходит у меня в голове, но что именно пока не могу сложить воедино.

Что означают его слова? Возможно, потом, когда лягу в кровать я попытаюсь собрать всё в кучу, но пока ничего не собирается.

— Самое крепкое слово бизнесмена. Такое нельзя нарушать, ни при каких обстоятельствах. И я его не нарушу, — даёт обещание кому-то в сторону.

— Поздравляю, — безучастно, киваю.

— Вот ты болтливая, — накалывает кусок ветчины и посылает в рот, потом тычет вилку в салат, не с первого раза накалывает, — но это скоро исправится, — довольно усмехается.

— Вы что ли это исправите? — я осмелела после его слова, что он — не может.

— Не я… другие люди, — он посмотрел мне в глаза и стало реально страшно от этих слов…

Его взгляд скользнул по моей груди. Только сейчас я вспомнила, что моя розовая пижама практически повторяет контуры тела и лишь небольшое свободное облегание дает удобство и комфорт.

Но сейчас я вспомнила не об этом, а о том, что моя грудь практически у Давида перед глазами. Как я могла спросонья об этом забыть, а теперь уже поздно дёргаться. Я тут полчаса обслуживаю пьяного мужчину, который, конечно же, пялится на мою грудь.

— Можно мне идти? — хотеться закрыться руками, но я почему-то этого не делаю.

— Нет, — говорит Давид с лёгкой улыбкой на губах.

— Я потом приду и уберу…

— Сними кофту, — вдруг прозвучало и щёки мои мгновенно вспыхнули.

— Зачем? — у меня такое ощущение, что он не просит, а приказывает.

Так и есть.

— Хочу посмотреть.

— Нет.

— Хочешь, чтобы я снял её сам?

— Вы же говорили что — не можете. Не имеете права.

— Смотреть я могу, — он оскалился.

А у меня в голове представилась картина, что я стою перед ним с голой грудью, он рассматривает её мельчайшие подробности.

— Не буду я ничего снимать, — я повернулась и пошла из кухни, но сразу услышала за собой громкие шаги босых ног.

Нечаев догнал меня, схватил за кофту и толкнул к стене, я только успела подставить руки, чтобы не удариться лицом.

— Ты забыла, что должна выполнять все мои приказы? — он подошел и придавил меня ладонью.

Вторая его ладонь схватилась за край кофты и резко потянула вверх, оголяя моё тело.

— Не трогайте… что вы делаете, — пытаюсь удержать трикотажную ткань.

— Это мешает, — пьяным мужским перегаром выдыхает совсем рядом, практически на ухо.

Чувствую, как прижимается к моей спине его грудь, её контуры, касание волосков и сосков. Но хуже всего ощущение там, ниже в районе ягодиц, ко мне прижимаются его бёдра и там что-то твердое… да это же…

Резко становится холодно, щекотно и страшно.

— Пожалуйста, не надо, — пищу, понимаю, к чему идёт дело.

— Не бойся, я не буду тебя трахать. Просто постой спокойно, — медленно цедит на ухо.

Я замираю, пытаясь укрыть свою грудь ладонями. Давид берёт мои руки и с силой оттягивает в стороны. Одним движением поворачивает меня к себе, а я зажмуриваюсь, чтобы только не видеть его лицо, отворачиваюсь в сторону.

Боже, что происходит.

— Отличные маленькие сиськи, — говорит, словно подытоживает и, вдруг отпускает, — пошла отсюда.

Открываю глаза, смотрю на него. Теперь точно не соображу, что я должна делать. Резко доходят его слова и я срываюсь с места, убегаю в комнату, захлопываю дверь. Слышу шаги, дверь открывается и мне в лицо летит моя кофта.

— Спокойной ночи, — слышу довольный голос.

Ничего не отвечаю, быстро натягиваю на себя пижаму и скорее бегу, прыгаю в кровать, обматываю себя одеялом, со всех сторон и плотно сжимаю веки.

Меня слегка потряхивает от того, что сейчас произошло. Кажется, вот сейчас Давид одумается, решит что всё он прекрасно, может, и ворвётся в комнату, чтобы сорвать с меня одежду и… нет, ещё сильнее завернулась в одеяло… я буду сопротивляться. Я не хочу.

А перед глазами его голая грудь, торс и ощущение чего-то твёрдого упирающегося в меня.