14


Софья


— Значит, мне не нужно ехать? — произношу осторожно, с тихой неожиданной радостью внутри.

Ведь, если я правильно понимаю, человек, к которому меня собирались отправить сегодня погиб в тюрьме.

— Ещё ничего неизвестно, — полуобернулся Давид.

Он словно боится посмотреть мне в глаза и согласиться с тем, что больше нет никакого Бескова и больше не нужно меня никуда везти.

— Ну вот же, сказали, его смерть подтверждается…

— Иди к себе! — сказал он громогласно, — Только когда ДНК подтвердит что это он, только тогда будем знать точно.

— Ладно, — я повернулась идти к себе в комнату, но не сделала и шага, — получается, завтра я никуда не еду?

— Пока нет.

— Почему пока, он же умер! — выкрикнула возмущённо. — А если его нет, то и проблемы нет!

— Возможно, ты права… а, возможно, и нет, — сказал уже более спокойно, — это не отменяет того, что я ему должен услугу, а долг обычно переходит другому человеку. Его доверенному лицу или наследнику. Не всё так просто, Софья, — сказал он с нескрываемым сожалением, наконец, быстро посмотрел мне в глаза, и тут же отвёл взгляд.

— Не понимаю, — я развернулась и пошла в комнату, раздражённо прошлась по ней.

Почувствовала слёзы обиды и несправедливости. В который раз не понимаю, что я тут делаю и зачем. Нет, я понимаю, то, что мне сказали, что я должна… но опять же, почему должна именно я?

Что у меня есть такого, отчего эти мужики никак не могут разобраться, кто кому что должен. И в этом я должна принимать непосредственное участие. Почему?

Осторожные шаги Давида, заставили остановиться. Он подошел к порогу комнаты, дальше не переступает.

— Я сейчас уйду. Постараюсь всё выяснить. Ложись спать. Вернусь поздно, — прошел мимо комнаты.

Хлопнула входная дверь.

Я села на кровать.

— Боже, когда это кончится? — смахиваю слёзы.

Но только я сама не знаю что именно — «это» должно кончиться. Запуталась в своих желаниях и страхах.

***

Дверь хлопнула далеко за полночь. Где-то в часа два ночи. Мой чуткий слух улавливает каждый шаг, каждый вздох Давида. Я чувствую его каждой клеточкой.

За столько дней он стал для меня кем-то очень близким хоть и настроенным агрессивно против меня.

Я чувствую эту агрессию, но понимаю её причины. Интуитивно понимаю. На уровне кислорода, который мы оба поглощаем в этой квартире. На уровне мелких, почти незаметных, деталей в поведении Давида. Я чувствую это. Знаю, чем это грозит и чем должно закончиться, вернее не закончиться, а только начаться.

Я тихо осторожно встала с кровати, подошла к двери. Приоткрыла, прислушалась. Ровные шаги по лестнице наверх.

На цыпочках я дошла до угла и увидела широкую спину Давида. Через пару пружинистых шагов, он завернул и скрылся за углом.

Босиком поднимаюсь по лестнице. Туда, за ним. В абсолютной уверенности в правильности своих действий. Меня тянет сюда, и я ничего не могу с этим поделать. Я больше не могу ждать, не могу лежать в своей кровати в тишине и пустоте. Хочу разрушить эту тоску в нас обоих, хочу разорвать этот порочный круг.

Сегодня я его точно разорву, прямо сейчас разорву.

Два шага и я зашла за угол стены и остановилась у порога спальни Давида…


Давид


Вошел в спальню стянул с шеи галстук, откинул его на кровать, встал у стены, поднял руки, зарылся пальцами в волосах.

Дилемма, однако.

Беса нет. Всё. Погиб. Убит. Нет его больше.

У нужных людей я узнал, что сейчас власть делят между собой несколько авторитетов, грызутся как собаки за объекты и территории. Им не до девчонки, которую вдруг захотел когда-то Бес. Им вообще не до того, там сейчас война группировок начинается. Уже началась.

И что тогда получается — Софья Оравина, не нужна уже никому кроме меня одного?

Вздохнул.

Получается так.

Что мне теперь с этим делать?

Какой-то шорох позади меня… оборачиваюсь… на пороге спальни стоит Софья.

Я сжал челюсти, пытаясь остановить мгновенно вспыхнувшее желание. Смотрю на девушку стоящую возле двери и чувствую, как расширяются мои глаза, скрипят зубы. Замер на месте. В горле, точно засохший цемент.

Я не должен её касаться. Не должен.

Она упрямо стоит, закусив губу, смотрит мне прямо в глаза, словно требует. И она не ответа требует, нет. Я вижу и знаю, чего она хочет. По девичьи, безмолвно, просто глядя мне в глаза она признаётся в своих желаниях.

Твою мать нахрена она это делает?

Усилием воли заставил себя отвернуться и направиться в гардероб. Девчонка идёт за мной.

— Вы узнали? — её голос дрожит и что-то подсказывает не от волнения и ожидания новостей, а от чего-то другого.

— Узнал, — не оборачиваюсь, расстёгиваю рубашку.

Лёгкие бесшумные шаги сзади. Пытаюсь напомнить себе, почему я не должен… перечисляю в уме все очевидные и неочевидные причины. Закрываю глаза, запрещаю себе оборачиваться.

Нельзя! Нельзя! Нельзя…

Тёплая ладонь легла мне на спину. Пальцы мои замерли на пуговице и петле рубашки.

— Софья… — проговорил не оборачиваясь.

Она — запретная! Мне её нельзя!

— Так что вы узнали? — дрожащие ноты её голоса будоражат все мои рецепторы.

Эхо её голоса отдаётся в каждой части моего тела.

— Ты… поедешь домой. Иди, собирайся, — произношу хрипло.

Нужно, чтобы она согласилась, пока я ещё могу себя контролировать. Пока ещё возможно предотвратить.

Тонкий, едва уловимый аромат её тела уже повсюду. Обволакивает меня, пытаясь отнять право выбора. Я уже не могу повернуться и посмотреть ей в глаза, потому что знаю, что за этим последует.

— А если… я не хочу? — произносит тихо и упрямо.

— Это не обговаривается, — стою как вкопанный, — тебе лучше уйти… прямо сейчас.

Она убрала ладонь. Тихие шаги босых ног… я обернулся. Она уходит.

Уходит!

— Софья, — черт, зачем я её остановил.

Она словно ждала, что я позову, тут же обернулась, смотрит на меня, ожидая. Нижняя губа блестит от того, что её только что закусывали, там ещё есть след от зубов. Я сделал два шага направлении Софьи, она сделала один и мы оказались стоящими друг напротив друга, лицом к лицу. Впервые так близко могу рассмотреть каждую черточку.

Секунда за секундой отдаётся пульсацией в моей голове, словно отсчитывает момент, когда будет уже поздно предотвратить неизбежное.

Я поднял руку, коснулся розовой щеки… нет, я не могу её отпустить, обхватил ладонью шею и… потянул к себе.

Как бы сильно я не пытался закрутить этот вентиль, под напором новых обстоятельств его просто сорвало.

Хочу её и всё остальное уже неважно.


Софья


Я потянулась рукой, прикоснулась к его заросшему щетиной подбородку. Посмотрела на шею, двинувшийся кадык. Потом снова в глаза Давиду.

Не успеваю подумать, не успеваю пожалеть, что пришла сюда, он стремительно склоняется и врезается губами в мои губы, обхватывает, затягивает.

Всего пара мгновений на нежность и его язык нетерпеливо проникает мне в рот. Испуганно понимаю, чего добилась, отпускаю и встревожено упираюсь ладонями в грудь Давида… только поздно.

Поздно Софья! Хотела поиграть, хотела почувствовать? Так чувствуй теперь.

Давид обхватил меня руками, стремительно потянул с меня пижамную кофту, сдёрнул, оторвавшись от моих губ всего на мгновение, и снова сомкнул объятья, не давая ни минуты для раздумий, сомнений и… отступления.

Поздно Софья, сама пришла, сама хотела. Получай.

Только я думала, что всё будет по-другому. Думала, он нежно, трепетно начнёт меня целовать, мы будем целоваться… да нет, не об этом совсем я думала, признаюсь себе… не об этом.

Хотела и шла, уже зная, что он не станет нежничать, не станет, удерживать то, что стремиться наружу.

Он вдавил ладонь мне в спину. Всё глубже проникает язык мне в рот. Я не была готова к подобному напору, но теперь делать нечего. Поздно Софья.

Широкая мужская ладонь прошлась по моей груди, пальцы сжали сосок. Я почувствовала между ног то самое, что чувствую, когда хочу, когда представляю, как меня трогает, хочет и целует мужчина.

Ладони Давида, сжимают моё тело, перемещаются, давят и гладят в разных местах. Трогают, ноги, ягодицы, бедра. Одна ладонь проникает мне между ног, я испуганно раскрываю глаза. Никогда ещё ни один мужчина не трогал меня вот так.

Громкий вздох Давида переплетается с моими непроизвольными удивлёнными и испуганными вздохами. Я не знаю, что мне делать. Всё что могу это — принимать как есть, соглашаться на его действия и совершенно не понимаю, какие должны быть мои.

Ещё одно движение, я лечу и падаю на упругую, пружинистую кровать. Дальше с меня стягивают пижамные штаны. Я остаюсь в трусах. Давид нависает надо мной, упирается руками в кровать, ложится на меня сверху, недолго смотрит мне в глаза и сразу склоняется, целует мою грудь. Несмелым движением кладу ладонь ему на голову. Я не знаю как надо, но кажется, делаю всё правильно.

Страшно от осознания того, что происходит, но страшно хочу, чтобы это произошло.

Я устала хотеть, устала мечтать и представлять. Хочу, чтобы это наконец случилось и, наверное, тогда я начну любить его по-настоящему.

Не знаю, будет ли так, но я больше не могу ждать.

Слышу, как он расстёгивает молнию на своих бирюках, стягивает. Стараюсь не смотреть. Испуганно замираю, когда между ног упирается что-то мягкое и в то же время твёрдое. Это оно, вот, уже близко. Я закрываю глаза. Он раздвигает мои ноги, его пальцы скользят у меня там, где можно было касаться только мне.

Отворачиваюсь, погружаюсь в новые ощущения, они приятны и неприятны одновременно. Мне стыдно, но хочется, чтобы всё продолжалось.

Давид нависает надо мной, смотрит на моё лицо, поворачивает, заставляет смотреть на него. Я испуганно замираю, чуть приоткрыв рот, рвано дышу глядя прямо в глаза, в самую их глубину.

— Ты сама виновата, ты вынудила меня… — говорит и, наверное, ждёт ответа, думает, что я сейчас что-то скажу, но я не могу произнести ни слова, я просто хочу, чтобы он поскорее уже сделал это.

Зажмуриваюсь, ощущая, как он направляет в меня свой твердый член. Сильнее раздвигает мне ноги, обхватывает ладонями бедра и делает толчок…

— Ах! — выдохнула от неудобства и боли, схватилась за шею Давида, уперлась. — Подожди…

— Нет, — помотал он головой и продолжил движение.

Ещё и ещё, и я уже не сопротивляюсь.

Загрузка...