Давид
Невинная… Девственница… Сейчас подо мной… Софья Оравина…
И я голодный до её тела.
Словно передо мной за стеклянной, пуленепробиваемой витриной стоит вкусная еда, а я голодный до такой степени, что иссохся до жил до костей.
И вдруг стекло исчезло, и я дико запрыгнул, схватил… и начал жадно жрать. Не разбирая вкуса субстанции, не понимая нравится или не нравится. Без мыслей о том, что девчонка чувствует, возможно, совсем ничего.
Не замечаю, как морщится её носик, закусываются губы, как глубоки и натужны некоторые вздохи, как упираются маленькие ладони мне в грудь, когда я слишком сильно и глубоко вхожу…
Резко вспоминаю, что подо мной девственница, что это её первый раз и начинаю сдерживать себя… хотя, куда там… плохо получается.
Как пацан, впервые за много лет, как пацан… твою мать.
Только когда все мои чувства сосредоточились на удовольствии, что вот-вот вырвется наружу, я подумал о том, что не нужно бы в неё кончать, вытянул член и парой движений собственной ладонью довёл до семяизвержения прямо Софье на живот.
Она, охреневшая смотрит на эту картину. Откидывает голову, отворачивается.
Охрененное впечатление у неё сегодня.
Я быстро встал, потянулся к шкафу, дернул дверь, схватил первую попавшуюся свою футболку и бросил Софье на живот. Провёл по нему, стирая жидкость собственного производства.
— Ну, как ты? — смотрю на её не слишком довольное лицо.
— Нормально, — не поворачивается, в глаза не смотрит.
Не понравилось.
Ещё бы. Когда на тебя набрасывается голодный до твоего тела мужик и бесцеремонно трахает… кому такое понравится. Тем более, когда это в первый раз в твоей жизни.
Что-то я уже не сильно доволен, что не сдержался.
Делать сейчас какие-то сцены любви бесполезно.
— Иди к себе. Я в душ.
Она быстро встала, подобрала свою одежду и беззвучно ушла.
Какой же я идиот. Какого хрена я к ней полез?
Направился в душ, встал под прохладные струи.
И какое я получил удовольствие, да почти никакого. А она тем более.
Ладно, переживёт.
Взял полотенце, вышел из ванной и сразу остановился глядя на кровать, на размазанные по простыне красные пятна…
Софья
Я вышла из его комнаты и медленно пошла к себе.
Каждый шаг отдаётся где-то внизу между ног. Неприятно. Мокро. Липко.
Иду, прижимая к животу белую футболку, которую Давид бросил мне на живот. Когда подошла к порогу своей комнаты, остановилась, прислушалась… где-то далеко льётся вода. Он пошел в душ. Мне тоже нужно.
Какой-то неприятный осадок на душе и неприятные ощущения в теле.
Не так я себе представляла в своих мечтах. Совсем не так. Хотелось волшебства, а получила неприятность, неудобство, неловкость, ещё и боль.
А эта его сперма на животе, вообще отдельный пункт, после которого мне вряд ли когда-нибудь ещё раз захочется, чтобы меня трогал и обнимал мужчина. Любой.
Короче, эти минуты в его спальне были … просто ужасными.
Пошла в душ. Включила воду, наклонилась посмотреть на свои ноги и увидела размазанную на внутренней стороне бёдер кровь.
Вот и всё — я не девственница больше.
И внутри что-то такое, отчего хочется плакать.
Давид
Холодная вода охладила тело.
Я переоделся и спустился вниз, подошел к комнате Софьи, после короткой паузы толкнул дверь.
Она стоит у кровати.
— Собирайся, я отвезу тебя домой.
Взгляд Софьи вспыхнул недовольством.
— Домой?
— Ты теперь свободна, поедешь домой.
— Но я…
— Не обговаривается, — коротко её прервал.
Единственное, что я сейчас могу сделать избавиться от неё. Пусть валит к своему папаше.
Не закрывая дверь, прошел в кухню, налил себе воды, выпил залпом.
— Домой, — сказал сам себе.
Оттолкнулся от столешницы и снова к комнате Софьи.
— Ты собралась?
— Я не могу так быстро, — по щекам бегут слёзы и капают на вещи.
— Давай без истерик. Ты хотела домой, вот и радуйся. Никто никому ничего не должен. Твой отец никому ничего не должен.
Через десять минут мы едем. Софья на заднем сидении, отвернулась, не смотрит на меня. Это и правильно. Разрубить окончательно этот гордиев узел и жить спокойно. Никому ничего не должен. Разве не этого я хотел?
Софья
Всего за полчаса он стал совершенно чужим человеком.
На какое-то время мне показалось, что мы стали друг другу намного ближе. А сейчас сидя в его машине, иногда посматривая на его профиль, я вижу человека, который безвозвратно от меня далёк.
Закончилось наше знакомство. Она было коротким, порой неприятным, но оно почему-то заполонило меня всю.
Не знаю как теперь. Возможно, я справлюсь и выдохну, а, возможно, буду скучать. Во всяком случае, желание Давида вернуть меня к отцу застало врасплох. Это значит, он больше не хочет иметь со мной никакого контакта.
Воспользовался один раз — не понравилось.
Но что я могла сделать. Я пока ещё не умею угождать мужчинам. Это был мой первый раз и я не знаю… да какого чёрта я себя ругаю. Это он виноват. Он — взрослый мужчина, он должен был быть ласков со мной.
Чёрт я совершенно запуталась, кто, что должен был и кто чего не должен. Я запуталась, но мне не всё равно.
Машина завернула на улицу где стоит наш с папой дом. Вроде бы я должна радоваться. Поскорее хотеть вернуться домой. А я не хочу.
Машина остановилась. Давид сидит, не оборачивается, в зеркало не смотрит.
— Уходи, — сказал холодным, ничего не означающим тоном.
Пару секунд я смотрю на его окаменевший затылок.
Ну, раз так…
— Да, пожалуйста, — открыла дверь, схватилась за ручки сумки, — ненавижу тебя.
Захлопнула дверь. Авто в ту же секунду рвануло с места.
Смотрю ему вслед. И так обидно и горько.
Почему он меня сюда привёз? Воспользовался, и стала не нужна?
Снова слёзы. Я взяла сумку и потащила. Подошла к воротам, нажала кнопку звонка, калитка тут же открылась. На крыльцо дома выбежала Марта, расставила руки.
— Девочка! Девочка моя вернулась! — обняла меня.
— Привет, Марта, — я улыбнулась, поцеловала её в полную щёку.
— Тощая какая, тебя что там, не кормили совсем? Паразиты.
— Да всё нормально, конечно, кормили, — мы пошли в дом, она схватила мою сумку.
В доме я сразу поднялась в свою комнату.
Вошла. Осмотрелась. Она показалась мне какой-то далёкой, устаревшей и безнадёжно пустой. Словно я не несколько дней тут не жила, а несколько десятков лет. Подошла к кровати. Всё вокруг родное и близкое, я снова привыкну быть тут, это понятно… но, вкусив уже чего-то совершенно другого, здесь я уже чувствую себя иначе.
Хочу перемен. Не знаю каких. Просто хочу перемен.
Встала с кровати, подошла к пианино, открыла крышку. Села на стул. Страшно касаться клавиш, страшно начать играть, вдруг что-то изменилось. Вдруг я уже не умею извлекать те самые звуки, которые когда-то могла. Положила пальцы на клавиши и заиграла.
Вот что меня спасёт.
Вечером с работы вернулся папа.
— Софья! — он вошел на кухню где я и Марта.
Я помогаю ей готовить ужин. Не хочу находиться одна в своей комнате.
— Папа!
Мы обнялись.
— Он тебя отпустил? — отец гладит мои волосы.
— Да.
— А что случилось? — заглядывает мне в глаза, пытается понять, что там было между мной и Давидом.
— Не знаю, просто решил не держать меня больше, — отвожу взгляд.
— А долг? — папа прищурился, я почувствовала, что это интересует его гораздо больше, чем то, что случилось со мной.
— Никто никому ничего не должен, — отвечаю.
— Ну, слава богу. Ты не представляешь, как я рад за нас.
— Я тоже рада, папа, — задумчиво киваю.