Запретная. Враг отца (СИ)

2

Софья

Папа вернулся с работы, я радостно бегу его встречать. Ещё только спускаюсь по лестнице, как он уже торопливо входит в холл и протягивает ко мне руки.

— Сонечка, у нас сегодня важный гость к ужину, оденься прилично.

— Пап, ты что пригласил кого-то на ужин? — недовольно моргаю.

Не люблю, когда он начинает устраивать посиделки, они с гостями, или гостем начинают выпивать и я опять должна развлекать какого-нибудь высокопоставленного дяденьку, который осматривает меня слюнявым взглядом.

— Да. Сегодня будет мой давний знакомый. Очень давний, ты его не помнишь, — уговаривающе улыбается папа.

— А я обязательно должна присутствовать? Может, вы сами как-то, без меня?

— Ну как же, дочь, ты хозяйка этого дома и его украшение, как без тебя?

— Понятно, опять заставишь играть, — тяжко вздыхаю.

— Ну а как, звёздочка моя, ты у меня одна надежда и отрада. Ты — моя гордость, дочь.

— Ну ладно, ладно, считай уговорил. Пойду тогда гляну, что надеть, а то я в магазине уже сто лет не была.

— Ты же только вернулась из Милана, — удивлённо моргает.

— Я ведь там не по магазинам ходила, пап. Ты представляешь, что такое конкурс…

— Ясно-ясно, я понял, — перекрыл мой ожидаемый словесный поток, насчёт того, что я езжу на конкурсы, а не на шопинг, — давай, малышка, иди, готовься, а я пойду, посмотрю, что там повар, — папа махнул на меня рукой и пошел вниз на кухню.

Я поднялась к себе, в гардеробную поискать, что надеть к ужину, чтобы не особо пафосно как на концерт, но и не совсем по домашнему. Главное, чтобы было удобно музицировать для неизвестного гостя.

Около восьми вечера я услышала, папа уже разговаривает с кем-то в гостиной.

Сама не выхожу, жду приглашения.

Не особо я люблю этих его высокопоставленных гостей, но понимаю это нужно для папы по работе. Он всегда хвалится мной и просит играть. Никуда не денешься. Приходится играть эту роль, выполнять просьбу папы. Нести не тяжелое бремя славы. Пока ещё не мировой.

За такими ужинами я не столько нужна для беседы, сколько для того чтобы он лишний раз полюбовался мной. Показал кому-то. Потешил своё отцовское самолюбие.

Вот, мол, смотрите, у меня дочь лауреат бесчисленных конкурсов. Обладательница кучи премий. Гениальный талант.

Забывает, что я совсем не гений, я просто много и упорно работаю.

Папа любит эти моменты отцовской гордости, когда ему удаётся потешить своё тщеславие, показывая меня и перечисляя все мои регалии.

Сегодня не будет исключением. Я выйду, посижу, полюбуюсь. На меня посмотрят. Потом сыграю. Мы поужинаем. Папа с гостем начнут беседовать и спорить. Я отпрошусь свою комнату, а они засядут за тайные беседы, в которые меня не посвящают.

Должность папы не позволяет раскрывать секреты деятельности. А меня это не особо интересует.

Я ещё раз просмотрела партитуру. Сегодня лирическое настроение, сыграю им что-нибудь из Шопена. Сонатину, или Маленькую пьесу, решу по настроению.

В дверь постучали.

— Войдите, — повернула голову.

— Вас просят в гостиную, — сказала горничная.

— Спасибо, Марта, — я положила ноты на рояль, ещё раз глянула в Пьесе на аккорд си-бемоль в третьей октаве. Там есть одно место, которое я всё время играю на автомате и пару раз не попадала в аккорд.

Иногда из головы выветриваются ноты, но пальцы помнят всё.

Перед выходом ещё раз посмотрела на себя в зеркало. Сегодня надела светлое платье, сплетённое из золотистых нитей. Поправила прядь волос. Она всё равно выбьется, когда я буду играть. Пока пусть лежит, где положено, на своём месте, за ухом. Ещё раз пригладила волосы, улыбнулась и пошла вниз.

Спускаюсь по лестнице и сразу замечаю у камина мужчину стоящего ко мне спиной. Он разглядывает Моне, папину любимую картину.

— А вот и наша дорогая дочь, — папа встал с кресла, заулыбался и пошёл мне навстречу, протянул руку, я подала свою.

— Прошу знакомиться, Софья — моя дочь, а это — Давид Нечаев, мой давний знакомый.

— Очень приятно, — я улыбнулась мужчине лет сорока, может быть сорока двух.

Вообще, я плохо разбираюсь в мужчинах. А в таком возрасте они кажутся мне все немного старыми.

Нечаев внимательно посмотрел на меня, кивнул и улыбнулся. Его улыбка оказалась довольно приятной. Даже обаятельной. В глазах странный блеск, какой-то тёмный и опасный. Но светлый костюм мужчины сразу расположил и расслабил, подсказывая, что его хозяин человек из интеллигентного общества, образованный, немного аристократичный. Впечатление неоднозначное, но это все, что есть на данный момент. Возможно, когда Нечаев заговорит, я буду знать о нём немного больше.

Почему-то внутри вместо равнодушной вежливости проснулось странное неосознанное любопытство.

— Добрый вечер, — сказала я, и второй раз слегка улыбнулась, чисто чтобы быть вежливой.

— Добрый, — голос его низкий, грудной, с басовыми нотами вначале слова и баритональными в конце.

Всего одно слово и ноты его голоса тут же запечатались в памяти как тревожно приятные. Заставляющие хотеть услышать их вновь.

— Ваш отец много рассказывает о вас, — проговорил Давид, внимательно рассматривая моё лицо.

— Я уже привыкла.

— Прошу вас к столу, ужин уже накрыт. Мы можем пройти в столовую, — позвал папа.

— Позвольте вашу руку, — негромко сказал Нечаев.

Мне стало немного неловко, посмотрела на папу, он едва заметно кивнул.

Подала руку Давиду, он легко стиснул мои пальцы. Я вздрогнула, почувствовав тепло его ладони. Показалось, что в этом движении было что-то чуть большее, чем обычное касание. Непривычное ощущение от незнакомого мужчины. Я не привыкла, чтобы меня касались, тем более вот так. Смущает так же его заинтересованный взгляд.

Лучше не обращать на это внимания.

В консерватории у меня была пара поклонников, которые также смотрели. Издержки известности, пусть и в узких кругах. Но одно дело когда смотрят парни, и совсем другое взрослый мужчина. Тут есть некоторая разница.

Мы сели за стол, Марта подала ужин.

Я не слишком голодна. Обычно перед такими ужинами немного кушаю, чтобы не выглядеть голодной. Под осторожным, ненавязчивым взглядом Давида беру приборы, отрезаю небольшой кусочек утки, кладу в рот.

Папа поднял бокал.

— За что пьём?

— Давайте выпьем за нашу тёплую, дружескую встречу, — сказал Давид, протянул руку к своему бокалу, я взяла свой с водой.

— Я рад, что мы договорились, — довольно произнёс папа.

— Да, кстати, вот насчёт договора, — Давид не стал пить, а поставил на стол свой бокал, — я хотел бы уточнить кое-какие детали…

— Да? И какие же? — папа удивлённо на него посмотрел.

— Я хочу пересмотреть наш договор в сторону более выгодную для вас, — выражение лица Нечаева стало вдруг непроницаемо-жестким.

— Очень интересно, — папа прищурился, и тоже поставил бокал.

Атмосфера явно накалилась. Между моим отцом и этим человеком есть какие-то невысказанные тайны и мне ни к чему их знать.

Я положила салфетку, собираюсь встать и уйти.

— Прошу вас, Софья, останьтесь, — проговорил Давид, пристально глянув мне в глаза.

От этого взгляда легкие мурашки пробежали по моему телу, как-будто предупреждая об опасности, которую он в себе таит.

Я посмотрела на папу, тот осторожно кивнул и ещё сильнее сощурил глаза, что внутренне тоже несколько напугало меня. Что-то происходит.

— Прежде, чем я озвучу своё решение, прошу вас, сыграйте что-нибудь, — сказал Нечаев, повернул голову и посмотрел на пианино у стены. Оно тут как раз для таких вот случаев.

— Чтобы вы хотели услышать? — спрашиваю вежливо, может пока я буду играть они как раз и договорятся, совсем не буду против.

Я встала.

— На ваш вкус, — Давид провёл взглядом по моей фигуре, задержал на груди, отчего румянец вспыхнул на моих щеках.

Кто он такой этот Нечаев?

Стало напряженно и неприятно внутри.

Я подошла к роялю, села на стул, удобно умастилась. Коснулась ладонями крышки, провела по ней пальцами и наконец подняла, тихо стукнув о переднюю стенку корпуса. Несколько движений пальцами. Ладони зависли над клавишами. Касаюсь ля бемоль, си бемоль и на несколько минут я забываю обо всём.

Давид

Она заиграла, я закрыл глаза. Чтобы не смотреть как она будет двигаться. Этим я хочу насладиться потом.

На несколько минут погружаюсь в транс от звуков, которые она извлекает из этого невзрачного на вид инструмента.

Но больше всего думаю не о звуках, а о том, что уже скоро это малышка будет выполнять совершенно другие обязанности.

Мелодия закончилась. Я повернулся к Оравину, кивнул с лёгкой тенью понимания и восхищения игрой его дочери. Она встала, подошла к столу.

— Не хочу вам больше мешать. Я пойду, — словно спрашивает у отца разрешение.

Послушная девочка. Это хорошо.

— Прошу вас остаться. Я бы хотел, чтобы вы присутствовали, — я мягко улыбнулся, прежде чем испугать нужно сначала расположить, Софья ответила улыбкой и села за стол, — Так вот, — я повернулся к Оравину, что-то явно почувствовавшему, он с тревогой посмотрел на меня, потом на дочь, — я оставляю вам Алексей Павлович, все, что вы для меня приготовили.

— Как… а как же? — глазки его испуганно забегали.

— Я хочу её, — я указал на пианистку. — Я забираю её с собой, и тогда мы с вами в расчёте. Больше никаких претензий к вам у меня не будет.

— Подожди, Давид, мы так не договаривались, — он недовольно сжал челюсть и помотал головой.

Малышка повернулась, с тревогой и недоумением посмотрела на отца.

— О чём он говорит, папа?

— Подожди, не вмешивайся, я сам поговорю. Давай-ка, поднимайся в свою комнату, — строго осёк он её вопрос.

— Нет, пусть она останется, — говорю мягко, но требовательно.

— Так нельзя, Давид? Ты играешь грязно.

— Не заставляйте меня напоминать о том, как играли вы. Если предмет нашего разговора она, то так можно, — кивнул я в сторону Софьи.

Она растерянно моргает, глядя то на меня, то на отца.

— Но почему ты пересмотрел решение? Я же готов был заплатить.

— Я не хочу от вас ни денег, ни недвижимости. У меня всего этого полно. Я хочу её. Или есть какая-то проблема? Вы уверяли меня, что я могу попросить всё что захочу.

— Давид, но это же немного другое…

— Я хочу её, — указал я пальцем на Софью, отчего она испуганно прижала руки к груди.