Зависть

3

— Пожалуйста, еще один снимок. Улыбнитесь!.. Вот так, отлично!..

Марис и Ной послушно улыбнулись фотографу, который снимал их для «Паблишинг уикли» — солидного профессионального издания, освещавшего прием по случаю вручения литературных премий. Во время перерыва на коктейль их сняли уже несколько раз — с другими издателями, с авторами-лауреатами и даже с ведущим популярного телевизионного шоу, который присутствовал на приеме в качестве почетного гостя. Лауреатом от «Мадерли-пресс» была в этот раз бывшая чемпионка страны по теннису, которая обзавелась «литературным негром» и накропала с его помощью роман о своей жизни в качестве звезды профессионального корта.

К чести устроителей приема следовало сказать, что поужинать гостям позволили относительно спокойно, однако сейчас, когда основные события остались позади, фотографы буквально атаковали Марис и Ноя, прося их позировать. Но снимок для «Паблишинг уикли» был, к счастью, последним. Корреспондент нажал на спуск камеры и, сразу потеряв к ним всякий интерес, бросился в погоню за другой лауреаткой — известной «Королевой фитнесса», последний учебник которой возглавил список бестселлеров в разделе нехудожественной литературы.

Выйдя в роскошный вестибюль «Палас-отеля», Марис не сдержала вздоха облегчения.

— Ну, наконец-то!.. — проговорила она. — Скорей бы уж оказаться дома, принять душ — и спать.

— Еще один коктейль — и мы свободны, — ответил Ной.

— Еще один?! — удивилась Марис. — Но с кем?.. Ведь все, кажется, разошлись…

— Не здесь. В «Ле Чирк».

— Сейчас?!

— Именно сейчас. Ведь я же тебе говорил…

— Ничего ты не говорил!

— Ты просто забыла, Марис. Я сказал тебе об этом перед самым десертом — ты как раз тянулась за пирожным. Надя пригласила нас выпить с ней и одним из сегодняшних лауреатов.

— Я не поняла, что это сегодня. — Марис чуть не заскрипела зубами от раздражения. Она терпеть не могла Надю Шуллер, и для этого у нее были все основания. Надя была литературным критиком и отличалась навязчивостью, редкой пронырливостью и привычкой лезть не в свои дела. Уже не в первый раз ей удавалось вырвать у Ноя обещание, уклониться от которого, не нарушая приличий, не было никакой возможности.

Надина колонка «Поговорим о книгах» печаталась сразу в нескольких популярных и специальных журналах и считалась весьма и весьма авторитетной в издательских кругах. Во всяком случае, она помогала продавать книги, а это что-нибудь да значило. По мнению Марис — весьма пристрастному, впрочем, — подобная ситуация сложилась только потому, что Наде удалось стать единственным в стране литературным критиком, которого знали по имени не только писатели и издатели, но и читающая публика. Каким способом она сумела этого добиться, оставалось неизвестно, но Марис была уверена — тут не обошлось без шантажа, подкупа и услуг интимного характера, ибо профессионалом Надя была довольно посредственным. Что же касалось человеческих качеств, то Марис считала — в процессе эволюции они у Нади атрофировались начисто.

Пожалуй, лишь в умении добиваться своего любой ценой Наде отказать было нельзя. Она часто устраивала встречи, якобы полезные для обеих сторон, но Марис подозревала, что подобное сводничество было выгодно только самой Наде. Сосредоточившись на своей карьере, она упорно карабкалась все выше и не признавала отказов. О чем бы ни заходила речь, Надя ни секунды не сомневалась — все ее предложения, проекты, просьбы должны быть исполнены без колебаний и промедления. Непокорным Надя прозрачно намекала на возможные последствия, что, учитывая ее репутацию, действовало практически безотказно. Именно поэтому Марис, для которой этот механизм не представлял тайны, старалась держаться от Нади подальше. Ной, однако, ничего не замечал и, казалось, не хотел замечать.

— Ну пожалуйста, дорогой, давай не пойдем! — взмолилась Марис. — Хотя бы в этот раз!..

— Но ведь это займет совсем немного времени, — возразил он.

— Только не сегодня. Я ужасно устала.

— Знаешь что, давай попробуем найти компромисс. — Ной повернулся к ней и сочувственно улыбнулся. — Мне кажется, эта встреча может оказаться весьма полезной и продуктивной, и поэтому…

— Надя умеет делать вид, будто оказывает величайшую услугу, а между тем… Я уверена, что, если в этот раз мы пропустим встречу, никто не умрет и не разорится, — перебила Марис, с трудом сдерживая раздражение.

Ной покачал головой:

— Совершенно с тобой согласен. Мы, конечно, не разоримся, но я уверен: Надя не преувеличивает, и эта встреча действительно важна. А если дело выгорит, «Мадерли-пресс» станет еще богаче.

Этот аргумент на Марис подействовал.

— Ты говорил о компромиссе. Что же ты предлагаешь?

— Я отправлю тебя домой, а Наде объясню, что у тебя разболелась голова. Можно придумать и что-то более правдоподобное — например, сказать, что утром у тебя важные переговоры. Я приеду, как только освобожусь — думаю, на это понадобится не слишком много времени. Час, не больше. Обещаю!

Марис просунула руку Ною под смокинг и погладила под накрахмаленной рубашкой его грудь.

— У меня есть предложение получше, мистер Рид. Я отправлюсь с тобой и скажу мисс Шуллер, что она может пойти и броситься в Ист-Ривер. Потом мы вместе поедем домой. У меня действительно немного болит голова, но я знаю одно замечательное средство, которое мне поможет…

— Секс на ковре перед камином?

— Секс на ковре перед камином, — подтвердила Марис. — Или в любом другом месте. Жаль, что чулан слишком мал — это было бы романтично. — Она шагнула вперед и прижалась к Ною.

— Ну как, Ной? Едем? — Надя Шуллер незаметно подошла к ним сзади, и Марис вздрогнула от ее резкого голоса. Интонациями, осанкой и властной повадкой Надя напоминала генерала, собирающегося отдать своей армии решительный приказ, разве что одета она была не в пример лучше, а на ее губах играла притворная улыбка. И, как ни странно, на эту удочку попадались многие. Надя умела быть очаровательной и милой, покоряя, обезоруживая, подчиняя. Этот артистический талант помог ей пробиться даже на телевидение, где она была частой гостьей в различных ток-шоу. Дэвид Леттермен Надю просто обожал, для нее же популярный ведущий был просто еще одним полезным знакомым. Надя очень любила фотографироваться со знаменитостями — актерами, музыкантами, супермоделями и политическими деятелями, что приносило ей неплохие дивиденды в плане собственной популярности.

Благодаря этой и многим другим уловкам Наде удалось подняться довольно высоко и завоевать авторитет, который Марис считала совершенно незаслуженным. Увы, ей, как и многим, приходилось мириться с тем, что безапелляционные, зачастую ничем не подкрепленные суждения Нади принимались и широкой публикой, и даже специалистами за истину в последней инстанции. Именно поэтому ни агенты, ни издатели не могли позволить себе поставить Надю Шуллер на место — в противном случае их следующая книга могла получить разгромный отзыв в ее колонке.

Сегодняшней жертвой Нади, которую она крепко держала за руку, был известный романист. Он выглядел слегка ошалевшим, или — если слухи, ходившие о нем, были верны — просто одурел от наркотиков. Впрочем, не исключено было, что он никак не мог прийти в себя после атаки, которую предприняла против него очаровательная и соблазнительная мисс Шуллер.

— Боюсь, если мы не поторопимся, наш столик отдадут другим, Ной, — сказала Надя. — Ты готов?

— Гм-м… — Ной вопросительно поглядел на Марис.

— Ну, в чем дело? — Голос Нади вгрызался в череп, словно бормашина зубного врача. На этот раз она обращалась непосредственно к Марис, сразу поняв, что загвоздка именно в ней.

— Ни в чем, Надя, — спокойно ответила Марис. — Просто мы с Ноем обсуждали один вопрос.

— Понимаю, понимаю. Я, кажется, влезла в разговор между мужем и женой. Так уж и быть, поворкуйте еще немного…

Марис внимательно посмотрела на Надю и подумала, что та могла бы выглядеть по-настоящему прелестно, если бы не некоторая жесткость застывших в улыбке черт и не цепкий взгляд, от которого, казалось, ничто не скроется. В остальном же придраться было решительно не к чему. Одевалась Надя с большим вкусом, ее кожа и ногти были в полном порядке, однако женственности в ней было маловато. «Мужик в юбке» — так можно было бы сказать про Надю Шуллер. «В шелковой юбке, дорогущих бриллиантах и безупречном макияже» — хотелось добавить Марис. Как и многим другим женщинам, ей было совершенно непонятно, что находят в Наде мужчины. А между тем критикесса меняла любовников как перчатки. Она пережевывала и выплевывала тех, кто не удовлетворял ее стандартам или оказывался бесполезен для ее дальнейшей карьеры, — иными словами, тех, в ком сохранилось хоть немного порядочности. Марис, впрочем, было наплевать на Надину сексуальную распущенность. Удивляло ее то, что поток мужчин, побывавших в ее постели (хотя, если верить слухам, собственно в постели Надя бывала редко), не иссякал, а напротив, с каждым годом возрастал все больше.

— Да, мы разговаривали о наших семейных делах, — подтвердила Марис. — Я как раз сказала Ною, что мне совсем не хочется ехать бог знает куда, чтобы выпить один-два лишних коктейля. — И она лучезарно улыбнулась Наде.

— Ты действительно выглядишь усталой, — парировала та и ответила приторно-сладкой улыбкой.

— Извини, Надя, — вмешался Ной в этот обмен любезностями, — но сегодня мы действительно не сможем никуда поехать. Я должен отвезти Марис домой и уложить в постель.

— Нет, дорогой, — покачала головой Марис, не желая разыгрывать перед Надей капризную стерву-жену. — Если хочешь, поезжай. Я не хочу тебе мешать. Можешь немного развлечься — сегодняшний прием был таким нудным!

— Речь идет вовсе не о развлечениях, — резко сказала Надя и нахмурилась. — Я собиралась предоставить вам обоим уникальную возможность поговорить тет-а-тет с одним из самых талантливых романистов нашего времени без его агента!

Почувствовав, что говорят о нем, талантливый романист неуклюже поклонился или, вернее, пошатнулся. До сих пор он не издал ни звука — только водил из стороны в сторону выпученными, налившимися кровью глазами, в которых застыло удивление новорожденного, впервые увидавшего большой мир. К разговору он явно не прислушивался. Марис с понимающим видом кивнула Наде.

— Именно это я и имела в виду, — сказала она и добавила, повернувшись к Ною:

— Поезжай, милый, я сама доберусь до дома.

Он с сомнением поглядел на нее:

— Ты уверена?

— Вполне. Я даже настаиваю.

— В таком случае — решено. — Надя с силой потянула знаменитого романиста за руку, и он последовал за ней, словно лунатик. — Вы пока попрощайтесь, а я пойду за такси. А ты, Марис, поезжай домой и постарайся отдохнуть как следует — у тебя действительно очень усталый вид.

Паркер Эванс смотрел в окно — в пустоту за оконным стеклом. Ему не было видно береговой линии, но если бы он сосредоточился, то расслышал бы шум прибоя. Небо было затянуто грозовыми облаками, и от этого в комнате было темно. Лампы не горели, и ни один луч света не рассеивал мрачный полумрак.

Из этого окна на первом этаже Паркеру была видна только узкая полоса газона, которая круто обрывалась к океану в нескольких ярдах от задней стены дома. Кромка обрыва казалась ступенькой перед спуском в черную пустоту. Не удивительно, что моряки во все времена опасались незнакомых обрывистых берегов.

Свет в комнате Паркер не включил специально, в противном случае на оконном стекле возникло бы отражение его лица, а он никогда не любил смотреть на себя. Уж лучше бурлящий мрак штормового неба и вспышки молний, лучше фантазии и подсказанные воображением картины, чем что-то обычное, заурядное, земное.

И уж совсем не нужен был ему свет, чтобы прочесть записанные на листке бумаги телефоны. Ему вообще не нужно было их читать. Паркер уже давно знал их наизусть — даже номер ее мобильника.

Да, шесть месяцев ожидания в конце концов принесли свои плоды. Марис Мадерли-Рид пыталась разыскать его.

А ведь еще вчера Паркер был почти готов отказаться от первоначального плана и попробовать что-нибудь другое. Он почти не сомневался, что Марис прочла пролог «Зависти», но он ей не понравился, и она швырнула его в мусорную корзину, не дав себе труда прислать ему хотя бы формальный отказ.

Паркеру также приходило в голову, что его рукопись могла вовсе не попасть к ней. На почте могли перепутать адрес. Кроме того, на просмотре рукописей мог сидеть какой-нибудь младший редактор, который разбирается в литературе не больше, чем свинья в апельсинах. Наконец, многие издательства вообще отказывались от рассмотрения незаконченных авторских рукописей, предпочитая иметь дело с литературными агентствами.

О других препятствиях, которые могли помешать его рукописи попасть на стол к Марис, Паркер старался не думать. С каждым днем он все больше убеждался в том, что его план с самого начала был никуда не годен и ему нужно придумать что-нибудь другое.

Но это было вчера. И снова Паркер убедился, как много может значить всего один день. Несомненно, рукопись все-таки попала на стол к Марис, она все-таки прочла ее и теперь пыталась связаться с ним.

Марис Мадерли-Рид. Мэрис Мэдерли-Рейд — как назвал ее помощник шерифа. Паркер от души надеялся, что Дуайт Харрис ничего больше не перепутал. Он сказал, что Марис разыскивала таинственного П.М.Э., чтобы сделать ему деловое предложение. Это могло означать и хорошие, и плохие новости. Или даже нечто среднее.

Например, она могла позвонить, чтобы лично сообщить автору — его рукопись никуда не годится, и она распорядилась отнести ее в туалет издательства. Впрочем, Паркер был уверен, что в случае отрицательного ответа Марис Мадерли-Рид действовала бы значительно мягче. Например, она могла сказать ему, что у него, безусловно, есть способности, но — «к сожалению» — подобный материал не укладывается в рамки текущей издательской деятельности и потому не может быть использован.

Подобные вещи, однако, не принято было сообщать лично. Как правило, издательства рассылали авторам стандартные письма, в которых выражали надежду на возможное сотрудничество в будущем. Тон подобных писем был, однако, настолько решительным, что даже завзятый графоман трижды подумал бы, прежде чем направить издательству свое новое произведение. Вежливые же слова о несомненном таланте автора и возможном сотрудничестве с ним прибавлялись, по твердому убеждению Паркера, лишь для того, чтобы помешать отвергнутому бедняге выброситься из первого попавшегося окна.

Но миссис Мадерли-Рид не знала, куда и кому адресовать подобное письмо. Паркер предпринял все необходимые меры, чтобы она не могла списаться с ним. Следовательно, рассудил он, если бы Марис не собиралась публиковать «Зависть», она, скорее всего, не стала бы тратить силы и время и разыскивать его. Однако она поступила иначе, а значит, он вполне мог рассчитывать на благоприятный ответ.

Паркер, однако, прекрасно понимал, что радоваться и посылать за шампанским еще рано. Поэтому он постарался успокоиться, и несколько минут дышал глубоко и ровно, прислушиваясь к собственному сердцебиению. Успех или провал его плана зависел не от того, что он уже сделал, а от того, что ему предстояло сделать в самом ближайшем будущем.

Вот почему он стоял сейчас в темной комнате, вглядываясь невидящим взором в безлунную, непогожую ночь за окном. Он тщательно взвешивал все шансы, анализировал возможные варианты, стараясь выбрать самый правильный, самый эффективный ход.

Одним из его преимуществ было, несомненно, то, что Паркер уже знал, чем все должно закончиться. Цель, которую он перед собой поставил, не позволяла ему ни отступиться от задуманного, ни что-либо изменить. К тому же он уже зашел слишком далеко. Конечно, он мог бы просто остановиться, но… не хотел. Значит, оставалось только идти вперед, причем ни одной ошибки он себе позволить не мог. Как в хорошем романе, каждый его шаг, каждая новая глава, каждый поворот сюжета должны быть тщательно продуманы и выписаны с максимальной реалистичностью, ведь бестолковое или небрежное исполнение способно погубить даже самый лучший замысел.

Ну а чтобы его решимость довести дело до конца не ослабела, Паркеру достаточно было лишь вспомнить, сколько времени потребовалось ему, чтобы перейти от пролога к первой главе его саги.

Шесть месяцев и… четырнадцать лет.

Не открывая глаз, Марис потянулась к телефонному аппарату, но не сразу нашарила его на тумбочке. Телефон продолжал звонить. Приподнявшись на локте, Марис с трудом разлепила веки и, прищурившись, поглядела на светящееся табло будильника. На часах было половина шестого утра. «Какого черта?.. — все еще сонно подумала Марис. — Что за идиот звонит мне так рано?!»

В следующую секунду ее глаза широко раскрылись от ужаса. Вдруг, подумала Марис, это тот самый звонок, которого она так боялась — звонок, извещающий о том, что с ее отцом случился инсульт, инфаркт или что-нибудь похуже?

В сильнейшей тревоге она схватила трубку и прижала ее к уху:

— Алло?

— Это миссис Мадерли-Рид?

— Да. Кто это?..

— Кто дал вам право вмешиваться в мою частную жизнь, черт бы вас побрал?

Застигнутая врасплох, Марис на мгновение растерялась.

— Простите, что вы сказали? — пролепетала она наконец. — Кто это?!

Она села и, спустив ноги на пол, включила лампу и повернулась, чтобы разбудить Ноя, но постель рядом была пуста. Простыни были не смяты, а подушка — взбита.

— Я имею в виду ваш звонок шерифу, — пояснил звонивший.

«Интересно, где Ной? Куда он подевался?»

— Простите, я что-то… Вы меня разбудили. О каком шерифе идет речь?

— Шериф, шерифская служба… Припоминаете? Марис негромко ахнула.

— Вы — П.М.Э.?

— Заместитель шерифа явился ко мне чуть ли не ночью и принялся вынюхивать, задавать разные вопросы. Кто вам…

— Я…

— …Кто вам позволил…

— Мне…

— …Лезть в чужую жизнь, леди?

— Да заткнитесь вы хоть на минуточку! — неожиданно рассердилась Марис. Ее тон заставил звонившего замолчать, но она по-прежнему ясно ощущала его гнев.

Переведя дух, Марис заговорила спокойнее.

— Я прочла пролог, и он мне понравился, — сказала она. — Я хотела поговорить с вами о вашем романе, но вы не оставили никаких координат. Вот почему я позвонила шерифу округа — я думала, он мне поможет…

— Пришлите его назад.

— Простите, что?

— Пролог. Пришлите его назад.

— Почему?

— Потому что это чушь собачья.

— Вовсе нет, мистер, мистер?..

— Мне вообще не следовало посылать вам рукопись.

— Напротив, я рада, что вы это сделали. Пролог меня очень заинтересовал. Он написан очень хорошо и… убедительно. Если остальные главы так же хороши, я готова обсудить условия, на которых мы могли бы приобрести права на издание вашего романа.

— Я не собираюсь его продавать.

— В таком случае вы могли бы остаться эксклюзивным правообладателем. Все это можно решить к обоюдному удовлетворению. Главное, чтобы вы…

— Вы меня не поняли. Роман не продается.

— Что вы имеете в виду? — растерялась Марис.

— Послушайте, леди, быть может, я и говорю с южным акцентом, но я говорю по-английски. Что вам не ясно?

Действительно, акцент в его речи слышался более чем отчетливо. Марис всегда нравились южные смягченные "р" и растянутые гласные, но агрессивная манера П.М.Э. была ей неприятна. И если бы не его бесспорный талант и не тот потенциал, который она видела в его рукописи, она бы без колебаний бросила трубку.

— Если вы не хотели публиковать свою книгу, зачем же вы тогда прислали в издательство пролог? — спросила она как можно мягче.

— Потому что со мной случился приступ слабоумия, — ответил П. М. Э., подражая ее нью-йоркскому акценту. — С тех пор прошло уже четыре месяца, леди. Я передумал.

Марис попробовала зайти с другой стороны.

— Скажите, у вас есть представитель? — спросила она. — Как с ним связаться?

— Представитель?

— Я имела в виду агента.

— Я не актер, чтобы иметь агента.

— Значит, это первая ваша вещь?

— Послушайте, миссис Рид, пришлите пролог обратно, и забудем об этом.

— Но почему?! Может быть, вы связались с другим издательством и успели с ним договориться? Так и скажите — я не обижусь.

— Мне наплевать, обидитесь вы или нет. Я никуда не посылал свою рукопись, кроме вас.

— Тогда почему…

— Знаете, если вам это так трудно сделать, можете не присылать мне пролог. Просто сожгите его, бросьте в мусорную корзину или используйте для своей кошки. Мне все равно.

— У меня нет никакой кошки… — начала Марис, но, почувствовав, что он вот-вот повесит трубку, быстро сказала:

— Подождите минутку, пожалуйста…

— Вообще-то, за разговор плачу я, а не вы.

— И все-таки я хотела вам сказать… Прежде чем вы окончательно решите не продавать вашу книгу, я хотела бы, чтобы вы узнали мое профессиональное мнение о ней. Я обещаю, что буду судить ваше произведение непредвзято и честно. И если я не увижу в нем никаких достоинств, я так и скажу. Единственное, о чем я прошу, это позволить мне оценить ваш роман. Пришлите мне полную рукопись, и уже через неделю вы будете знать…

— Полная рукопись уже у вас.

— Как это?

— Я что, говорю по-китайски?

— Вы хотите сказать, что, кроме пролога, у вас больше ничего нет?

— Я не хочу сказать, что у меня ничего нет. Пролог — это все, что я написал. Остальное находится у меня в голове.

— О-ох… — Марис не сумела скрыть своего разочарования. Она почему-то решила, что книга давно готова или почти готова. Ей даже не приходило в голову, что вся рукопись может состоять из тех пятнадцати страниц, которые она держала в руках. — В таком случае, мистер, постарайтесь закончить ваш роман как можно скорее. А тем временем…

— А тем временем вы тратите мои денежки, — грубо перебил П.М.Э. — Если не хотите тратиться на обратную пересылку, просто порвите рукопись — и дело с концом. До свидания, миссис Мадерли-Рид. Да, еще одна просьба: пожалуйста, не подсылайте ко мне больше никаких шерифов — я этого не люблю.

Не сразу Марис поняла, что П.М.Э. дал отбой. Некоторое время она напряженно прислушивалась к коротким гудкам, потом опустила трубку. Разговор с П.М.Э. был таким странным, что она даже подумала, уж не приснился ли ей этот звонок.

Но она не спала. Все это происходило наяву. По манхэттенским стандартам была еще глубокая ночь, и если звонок в такой час мог и не разбудить ее полностью, то необъяснимое отсутствие мужа — могло. Почувствовав, как ее сердце болезненно сжалось от тревоги, Марис снова потянулась к телефону, гадая, куда ей позвонить сначала — в полицию или в бюро несчастных случаев «Службы спасения».

Только потом она вспомнила, что оставила Ноя в обществе Нади Шуллер. Этого оказалось достаточно, чтобы ее тревога сменилась гневом, и Марис захотелось швырнуть в стену что-нибудь тяжелое.

Как бы там ни было, спать ей окончательно расхотелось. Отшвырнув одеяло, Марис вскочила с кровати и потянулась к висевшему на кресле халату, но тут дверь спальни распахнулась, и, зевая и потягиваясь, вошел Ной. Он все еще был в брюках от смокинга и в рубашке, но без запонок и без бабочки. Смокинг висел у него на плече, а в руке Ной нес ботинки.

— Мне показалось, я слышал телефонный звонок, — сказал он.

— Ты не ошибся, — сухо ответила Марис, недоумевая, что все это может означать.

— Это не от Дэниэла? Надеюсь, с ним ничего не случилось?

— Господи, Ной, где ты был всю ночь?! — воскликнула Марис, не ответив на его вопрос. — Почему ты в таком виде? Тон, каким она это сказала, заставил Ноя остановиться.

— Где? — переспросил он. — В кабинете, на диване. А что?

— Почему?

— Когда я вернулся, ты уже спала. Мне не хотелось тебя будить.

— И во сколько это было?

Ной раздраженно дернул бровью — допрос с пристрастием ему не нравился.

— Примерно в час. Может быть, в начале второго.

Марис почувствовала новый приступ раздражения.

— Ты говорил… нет, ты обещал, что вернешься домой через чар после меня, не позже!

— Мы выпили не по коктейлю, а по два, только и всего. Что тут такого ужасного?

— А разве проснуться в пять утра в собственной постели и увидеть, что твоего мужа нет рядом — разве это не ужасно?!

— Но ведь пока ты спала, ты не волновалась, не так ли?

— Да, пока я спала — я не волновалась, но это не имеет никакого значения! Твое отсутствие… — Марис осеклась. В ее голосе явственно прозвучали визгливые нотки, и она сразу припомнила карикатуру из какого-то журнала: женщина в бигуди, в бесформенном халате и мохнатых шлепанцах на босу ногу поджидает загулявшего супруга со скалкой в руках.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы справиться с собой. Следующие слова Марис произнесла почти спокойно, хотя гнев все еще продолжал сжимать ей горло:

— Если помнишь, Ной, я пыталась уговорить тебя поехать домой сразу после работы. Но ты решил, что нам непременно нужно быть на этом дурацком приеме. Когда он наконец закончился, я старалась спасти хотя бы остаток вечера, но ты предпочел отправиться в бар и распивать там коктейли с этой Вампиреллой и ее шизанутым писакой. И вот ты являешься домой в час ночи — кстати, откуда мне знать, что не позже? — и утверждаешь, что все нормально! Разве это… нормально?!

Ной бросил туфли на пол, расстегнул рубашку и стащил брюки.

— Каждая книга, которую выдает нагора этот «шизанутый писака», расходится полумиллионным тиражом, — сказал он. — И это только твердый переплет. Тиражи его книг в мягкой обложке вдвое, втрое выше, и он уверен, что может добиться большего. Но есть одна закавыка. Дело в том, что он недоволен своим нынешним издателем и не прочь найти себе другого… — Ной вздохнул. — Надя устроила нам эту встречу, полагая, что она может оказаться полезной для обеих сторон. Так и вышло. Писатель ждет от нас издательское предложение. В ближайшее время его агент свяжется с нами, чтобы обсудить условия. Я надеялся удивить тебя этой новостью завтра, но…

Ной выразительно пожал плечами, потом подошел к кровати и сел на край.

— А чтобы ты не думала, будто я что-то от тебя скрываю, — добавил он, — я расскажу тебе все до конца. К концу вечера наш писатель — мне кажется, теперь я имею полное право называть его «нашим» — так надрался, что не мог самостоятельно сесть в такси. Нам с Надей пришлось отвезти его домой и уложить спать. Уверяю тебя — я лично проделывал все это без всякого удовольствия, но чего не сделаешь ради издательства? Потом мы с Надей вернулись, я высадил ее у «Трамп-Тауэр», а сам поехал домой. Увидев, как сладко ты спишь, я решил не беспокоить тебя и отправился к себе в кабинет. Все. Позволю себе заметить только одно: на протяжении всего вечера я действовал исключительно в твоих — в наших с тобой — интересах.

С этими словами Ной прижал руку к груди и слегка склонил голову.

— Прости, если что не так, дорогая. Наверное, я где-то сглупил.

Его рассказ звучал вполне связно и правдоподобно, но Марис по-прежнему считала, что у нее есть основания сердиться.

— Почему ты не позвонил? — спросила она.

— Я знал, что мне следовало это сделать, но — опять же — я знал, как ты устала, и не хотел лишний раз тебя дергать.

Марис немного подумала.

— И все равно, — медленно сказала она, — мне очень не нравится, что теперь мы будем должниками такого человека, как мисс Шуллер.

— Я сам не люблю быть кому-то обязанным, — согласился Ной. — Но и портить отношения с Надей было бы неразумно. Если ты ей нравишься или, точнее, можешь быть ей полезен, она может многое для тебя сделать. Если же ты ей не нравишься, она вполне способна устроить тебе крупные неприятности.

— Причем в обоих случаях тебе не миновать ее постельки, особенно если ты — мужчина, — едко добавила Марис.

Это замечание вызвало у Ноя улыбку.

— Интересно узнать, почему многие женщины — а ты в особенности — выглядят такими красивыми, когда сердятся?

— Я до сих пор сержусь!

— А вот это напрасно. Поверь, мне действительно жаль, что я заставил тебя волноваться. Честное скаутское, я не хотел. — Он посмотрел на нее и нежно улыбнулся. — И еще, Марис, — никаких поводов для ревности нет и быть не может.

— Вот как? — парировала она. — А мне кажется, что, если учесть все интрижки, которые у тебя были до того, как мы поженились, оснований для ревности более чем достаточно.

— Но ведь и у тебя были увлечения, Марис.

— Два. Два за всю жизнь. А ты начинал новый роман каждую неделю, иногда не закончив старый.

Это было, конечно, преувеличение, но Ной ухмыльнулся, явно польщенный.

— Знаешь, подобное заявление я даже комментировать не буду. И потом, какая разница? Ведь женился-то я на тебе!

— И пожертвовал всеми этими приятными, ни к чему не обязывающими связями? Ни за что не поверю!

На этот раз Ной рассмеялся в голос и похлопал по простыне рядом с собой.

— Перестань болтать глупости, малышка. Не сверкай глазами и… просто прости меня, ладно? Ты ведь сама этого хочешь!

Марис прищурилась, изображая свирепость:

— Ты. Злоупотребляешь. Моим…

— Ну Марис же!..

Она неохотно шагнула к нему. Когда Марис оказалась в пределах его досягаемости, Ной взял ее за руку и, несильно потянув, заставил сесть рядом с собой. Отведя назад прядь упавших ей на щеку волос, он наклонился и поцеловал ее в висок.

Некоторое время Марис притворно сопротивлялась, но совсем недолго. Когда Ной наконец выпустил ее из объятий, она прошептала:

— Именно об этом я мечтала весь сегодняшний день…

— Тебе нужно было только сказать, — ответил Ной.

— Я и говорила.

— Действительно, говорила. — Он притворно вздохнул. — Что ж, позволь мне исправить мою ошибку и возместить нанесенный ущерб.

— Лучше поздно, чем никогда.

— Помнится, ты что-то там лепетала насчет ковра перед камином…

Через несколько секунд оба уже разделись догола и разлеглись на пушистом ковре в гостиной. Нежно покусывая ее плечи, Ной спросил:

— Кстати, кто звонил?

— Гм-м… Что ты сказал?

— Я имею в виду телефонный звонок, который разбудил нас обоих. Кто это был?

— Так, один придурок… Я тебе потом расскажу. — Перехватив инициативу, Марис направила руку Ноя к себе в промежность, которая уже сделалась горячей и влажной. — А сейчас я хочу, чтобы ты говорил мне всякие непристойности. Начинай, пожалуйста. Например, с чем бы ты сравнил мой очаровательный пухленький задик?..