Зависть

7

Ядовито-зеленая машина Паркера Эванса была одновременно похожа и на гольф-кар, и на грузовой пикап. Ничего подобного Марис еще никогда не приходилось видеть, поэтому она отнеслась к неизвестному транспортному средству с опаской.

— Я называю его «Крокодилом», — хмуро сказал Паркер Эванс, жестом пригласив ее в кабину.

Марис подчинилась. Она была слишком потрясена тем обстоятельством, что П.М.Э. оказался инвалидом, поэтому безропотно открыла дверцу и села на пассажирское сиденье. На Паркера она старалась не смотреть. Все же краем глаза она видела, как он подтянулся на руках и перебрался за руль, потом приподнял с земли кресло, сложил его и ловко забросил в неглубокий кузов.

Только когда они тронулись, Марис обратила внимание, что «Крокодил» был полностью переделан на ручное управление. И газ, и тормоз включались специальными рычагами, с которыми Паркер управлялся с завидной легкостью, свидетельствовавшей о длительной практике. Отъехав от бара, он, однако, повернул не к своему дому, а к берегу.

— Я довезу вас до спуска на причал, — сказал он. — Провожать не буду — там слишком круто для моего кресла. Спуститься-то легко, а вот затормозить вовремя… Я либо опрокинусь, либо свалюсь в воду. Впрочем, вы, вероятно, считаете, что я этого заслуживаю.

Марис ничего не ответила.

— Даже если я сумею остановиться, назад мне не подняться, — добавил Паркер.

— До причала? — уточнила она.

— До того места, где вы оставили свою лодку, — объяснил Паркер.

— Но у меня нет никакой лодки. Меня переправил сюда за деньги какой-то человек, которого я нашла на том берегу. Он высадил меня и уплыл обратно.

— Почему?

— Я не знала, как долго я здесь пробуду. Мы договорились, что, когда мне нужно будет вернуться, я ему позвоню.

Нахмурившись, Паркер резко дернул рычаг тормоза и остановил «Крокодил». Несомненно, он рассчитывал избавиться от нее и теперь был недоволен, что из этого ничего не вышло. Марис, однако, была уверена, что Паркер постарается придумать какой-нибудь другой способ. Например, он мог задушить ее и сбросить тело с обрыва в море. Руки у него были крепкие, мускулистые, как бывает у многих людей, потерявших способность ходить, и Марис не сомневалась, что эта задача ему вполне по силам.

— Ладно, — сказал Паркер, разворачивая машину. — Можете позвонить от Терри. Хороший катер способен пересечь пролив за десять минут. Надеюсь, номер у вас записан?

— Может быть, мы все-таки поговорим, мистер Эванс? Он снова затормозил и повернулся к ней:

— О чем?

— Послушайте, не надо разыгрывать передо мной комедию! — вспылила Марис. — Я приехала сюда за тысячу миль совсем не для того, чтобы…

— Вы сделали это без приглашения — на свой страх и риск.

— Вы пригласили меня, когда прислали мне пролог.

Казалось, этот ответ его удивил. Он даже поднял руки, словно сдавался, однако Марис понимала — схватка только начинается. Паркер не собирался отступать, но и она тоже была упряма. Зная, что открытое столкновение ни к чему хорошему не приведет, Марис попробовала зайти с другой стороны.

— У меня был долгий, тяжелый день, мистер Паркер, и я очень устала, — сказала она примирительным тоном. — И больше всего на свете мне хочется не беседовать с вами, а принять горячую ванну и лечь спать. Но раз уж я здесь, давайте попробуем поговорить спокойно и разумно, как и подобает цивилизованным людям…

Паркер молча сложил руки на груди, и Марис подумала, что, возможно, он дает ей понять, что согласен ее выслушать. Впрочем, возможно, она ошибалась, и этот жест означал что-то вроде «собака лает — ветер носит»…

Как бы там ни было, она решила продолжать.

— Вы прислали нам ваше произведение, — начала Марис. — Это значит — вы хотели, чтобы его кто-то прочитал. И, возможно, опубликовал. Рукопись попала ко мне, и я ее прочла. Как я уже говорила, пролог мне понравился, и теперь я предлагаю вам напечатать вашу книгу. Вы сказали — кроме пролога, у вас ничего нет, но это не страшно. Мы могли бы работать вместе. Вам придется только писать. Так давайте же обсудим условия, на которых вы согласны с нами сотрудничать. — Она позволила себе насмешливо хмыкнуть. — Или вы по-прежнему утверждаете, что ваша рукопись не продается?

Паркер не ответил. Сидя в прежней позе, он разглядывал ее в упор, и лицо его было совершенно непроницаемым. Марис, во всяком случае, никак не удавалось понять, о чем он думает. Может быть, Паркер обдумывал ее слова, а может быть, он как раз собирался сказать, что хороший пловец может вплавь добраться до противоположного берега, особенно если у него не будет другого выхода. Марис всерьез опасалась последнего, поэтому поспешила добавить:

— Я понимаю, что уже достаточно поздно, чтобы говорить о делах, но я обещаю, что отниму не слишком много вашего времени… Майкл сказал мне, что он…

— Я знаю, что сказал вам Майкл, — он позвонил мне к Терри, как только вы уехали. Он вел себя как последний дурак.

— А на меня он произвел совершенно противоположное впечатление.

— Обычно Майкл действительно ведет себя достаточно разумно — рассудительно, выдержанно, спокойно. Столп благоразумия, глас здравого смысла — все это сказано про него. Просто вы застали его в не самый удачный момент. Бедняга разрывается на части — ведь ему нужно одновременно и ремонтировать дом, и готовить обед, и прибираться… Словом, суетится, как старая дева, к которой вот-вот явится первый в жизни мужчина.

Паркер слегка прикрыл глаза, но Марис чувствовала, что он продолжает рассматривать ее из-под полуопущенных ресниц.

— Должно быть, — добавил он, — вы совершенно вскружили ему голову!

— Ничего подобного! — возразила Марис. — Просто ваш Майкл — очень порядочный, хорошо воспитанный джентльмен.

— В отличие от меня! — Паркер хрипло рассмеялся.

— Я этого не говорила.

— Ну и напрасно. Потому что это правда, — протянул Паркер. — Я не воспитанный и не порядочный.

— Я знаю — вы можете быть таким, когда захотите.

— В том-то и дело, что я не хочу!

И прежде чем Марис успела отстраниться, он наклонился к ней, обхватил рукой за шею и резко привлек к себе. В следующую секунду Марис почувствовала его губы на своих губах.

Это было похоже скорее на нападение, чем на поцелуй. Паркер действовал агрессивно и дерзко. Его язык атаковал сжатые губы Марис до тех пор, пока не сломил ее сопротивление и не раздвинул их силой.

Сердито мыча, Марис уперлась ему руками в грудь, но это его не остановило. Раз от раза, впрочем, его атаки становились более медленными и… нежными, а большой палец мягко скользнул по шее и щеке Марис, слегка коснувшись уголка ее рта.

Марис почувствовала, как ее гнев превращается в растерянность. Она никак не могла понять, что с ней происходит и почему этот грубый, насильно навязанный ей поцелуй кажется таким приятным!

Сколько прошло времени, она не знала. Наконец Паркер пошевелился и отпустил Марис, однако даже после этого их губы на протяжении целой минуты оставались на расстоянии какого-нибудь дюйма друг от друга. Но вот он выпрямился, и Марис, почувствовав свободу, торопливо отпрянула и, отвернувшись, стала смотреть в окно на воды пролива. Океан был совершенно неподвижен, но огни на противоположном берегу казались такими далекими и слабыми, словно они находились совсем в другом мире, и на мгновение Марис даже испугалась, сумеет ли она когда-нибудь вернуться туда, где был ее дом и где все было так спокойно, мирно, понятно.

Потом где-то в проливе загудел буксир. В заведении Терри снова включили радио, и надтреснутый тенорок известного певца затянул песню о любви и о жизни, которая вдруг пошла наперекосяк. Где-то совсем близко плескалась и хлюпала между камнями вода.

— Ничего не выйдет, мистер Эванс, — негромко сказала Марис. — Вы меня не напугаете.

Она повернула голову, чтобы взглянуть на него, и была поражена отсутствием всяких следов самодовольства на его лице. Впрочем, извиняться он тоже не собирался, однако ни насмешки, ни торжества не было в его чертах. Лицо Паркера по-прежнему было непроницаемо, и Марис подумала, что совершенно не понимает, как вести себя с этим странным человеком.

— Считайте, что я не обратила внимания на этот… на ваш поступок, как я не обратила внимания на насмешки и оскорбления, которыми меня осыпали в баре ваши друзья, — сказала она. — Но не обольщайтесь — я сделала это только потому, что знаю, почему вы так поступили.

— Знаете?

— Да, Паркер. Я разгадала ваш блеф.

— Блеф?

— Именно. Вы хотели напугать меня. Унизить. Оскорбить. Сделать так, чтобы я сама не захотела иметь с вами дело…

— Допустим. Ну и что?

— А то, что у вас ничего не выйдет!

— Ничего?

— Ничего.

— Вот и ладненько. Можете думать, как вам угодно, — мне от этого ни жарко, ни холодно. — Паркер несколько секунд смотрел ей прямо в глаза, потом переключил передачу и тронул «Крокодил» с места. — Кстати, Майкл случайно не упоминал, что будет на ужин?..

На ужин был копченый окорок, салат и картофельное пюре. Едва почувствовав запах еды, Марис поняла, как отчаянно она проголодалась, однако ради соблюдения приличий старалась этого не показывать.

Комнату, в которой был накрыт стол, Майкл почему-то назвал «солярием».

— Странное название для застекленного крыльца, — заметил Паркер, подъезжая в своем кресле к тому концу стола, где перед прибором не было стула.

— Это было крыльцо с небольшой верандой, — объяснил Майкл Марис, накладывая ей в тарелку салат. — Оно выходит на берег моря, хотя сейчас, в темноте, его трудно разглядеть. Паркер придумал оборудовать его сдвижными стеклянными панелями, которые можно открывать и закрывать. Теперь он может писать здесь при любой погоде.

Только сейчас Марис заметила в углу комнаты массивный двухтумбовый стол с резными ножками, на котором стояли компьютер и принтер. Прочая же обстановка показалась ей довольно аскетичной, даже суровой. Старые плетеные кресла и диван выглядели достаточно прочными, но подушки почти на всех сиденьях отсутствовали; каменный пол устилала вылинявшая камышовая циновка, а единственная герань в горшке на подоконнике смахивала на египетскую мумию, служа наглядным доказательством того, что без воды ничто живое существовать не может. Впрочем, она еще не сдалась и продолжала борьбу за существование. В целом же «солярий» выглядел как типичное жилище холостяка.

Или как приют одинокого писателя.

О том, что здесь обитает писатель, свидетельствовал не только компьютер, но и огромное количество книг, которые лежали везде — на столе, на полках, на подоконниках, даже на полу. Здесь были справочники, словари, произведения классических авторов, любовные романы, детективы, фантастика, вестерны, несколько биографий и автобиографий известных людей, сборники стихов, детские книги, исторические романы, самоучители, книги в твердом переплете, в бумажных обложках и даже без обложек. На многих корешках поблескивал серебром логотип «Мадерли-пресс», и Марис обрадовалась этим книгам, как старым знакомым. Потом ей пришло в голову, что столь пестрого собрания она, пожалуй, еще не встречала. Кроме того, многие книги были изрядно зачитаны, а значит, эта странная библиотека была выставлена здесь не для показухи — ею пользовались, и пользовались усердно.

— Вне зависимости от названия, мне здесь нравится, — сказала Марис, поудобнее устраиваясь в кресле. — Здесь очень приятно читать. И писать тоже, — добавила она, бросив быстрый взгляд в сторону Паркера. Он, однако, притворился, будто ничего не заметил, и продолжал намазывать горчицу на сандвич с ветчиной.

Обслужив обоих, Майкл сел за стол напротив Марис. К этому моменту она уже поняла, что для Паркера он был не столько «прислугой за все» (необходимость которой стала ей теперь очевидна), но и преданным другом.

— Спасибо, Майкл, — поблагодарила она. — Мне, право, очень неловко вас затруднять, но… Боюсь, что другого выхода у меня просто не было.

— Пустяки, Марис, — отмахнулся он. — Мы часто ужинаем довольно поздно. Кроме того, я всегда рад свежему человеку. У Паркера есть много достоинств, но собеседник из него никудышный. Когда он работает, он способен молчать часами… Ну а если ему все же случится заговорить, тогда хоть из дома беги!

Как бы в подтверждение этих слов, Паркер метнул на него свирепый взгляд:

— Ты зануда, Майкл! Был занудой, занудой и остался!

Марис не выдержала и рассмеялась. Несмотря на пикировку, свидетельницей которой она только что стала, ей было очевидно — эти двое нежно привязаны друг к другу.

— Я уже знаю, каким может быть мистер Паркер, если ему что-то не нравится, — сказала она. — Но я не обижаюсь. Можно даже сказать, что я привыкла к подобному обращению — ведь мне чуть не каждый день приходится сталкиваться с писателями. Вы и представить не можете, какой это обидчивый, упрямый, капризный, самолюбивый народ! Бывает, мне от них достается, но я каждый раз утешаюсь мыслью, что их агентам приходится еще тяжелее!

Майкл кивнул с понимающим видом:

— Творческие личности… С ними действительно нелегко! Я испытал это на собственной шкуре. — Он покосился на Паркера. — Тонкая нервная организация, повышенная чувствительность, артистический темперамент и все такое…

— Вот именно. — Марис кивнула. — Но я не жалуюсь. Из опыта я знаю, что чем хуже у человека характер, тем лучше он пишет. Да и мой отец тоже это подтверждает, а уж он-то повидал на своем веку столько авторов, что ими можно укомплектовать дивизию.

Она промокнула губы салфеткой и с удивлением обнаружила, что они все еще немного саднят после поцелуя. Когда перед ужином Марис мыла руки в большой ванной комнате, куда ее любезно проводил Майкл, она внимательно исследовала свое отражение в большом зеркале в массивной бронзовой раме, но не обнаружила ни красноты, ни припухлости. Сейчас же ей казалось, что вокруг рта у нее образовался красный ободок, который виден даже сквозь тонкий слой пудры, который она на всякий случай нанесла.

Но еще приметнее было выражение глаз, которое могло рассказать о ее чувствах куда больше, чем ей хотелось. Когда в ванной комнате Марис впервые заметила свой странный взгляд, она поступила предельно просто — погасила свет и вышла в коридор. Сейчас же ей не оставалось ничего другого, кроме как опустить ресницы и притвориться, будто ничего не происходит.

Не буду об этом думать, решила Марис, усилием воли переключаясь на другие, менее сложные проблемы.

Впрочем, менее сложными они были лишь по сравнению с тем, что творилось у нее в душе. Как их можно решить, Марис по-прежнему представляла очень слабо. По пути от причала к дому они с Паркером почти не разговаривали. Паркер правил, Марис глядела на дорогу, освещенную фарами «Крокодила», и думала о том, что только что между ними произошло.

Лишь раз, бросив взгляд в сторону чернеющего по сторонам дороги леса, Марис не сдержала восхищенного возгласа.

— Вот это да! — вырвалось у нее.

— В чем дело? — довольно нелюбезно отозвался Паркер, которого напугало ее неожиданное восклицание.

— Смотрите, там, в лесу! Светлячки!

— Жуки-фонарики, — поправил он. — Здесь их еще называют светоноски.

— Сто лет их не видела!

— К сожалению, инсектициды действуют на светляков сильнее, чем на сельскохозяйственных вредителей.

— Да, действительно жаль. Когда я была маленькой, я часто видела их в лесу возле нашего загородного дома, хотя они были не такими яркими. Я ловила их, сажала в стеклянную банку, завязывала марлей и ставила на ночь на тумбочку возле кровати.

— Я тоже.

— Вы тоже?! — искренне удивилась Марис, поворачиваясь к нему.

— А что тут такого? Мы с друзьями даже соревновались, кто больше наловит.

Значит, поняла Марис, было время, когда Паркер не был прикован к инвалидному креслу и мог гоняться за светлячками, да еще соревновался в этом с друзьями. Интересно, что же с ним случилось и в каком возрасте? Ей очень хотелось об этом спросить, но она не посмела.

Марис уже приходилось сталкиваться с такими, как Паркер, и она бесконечно уважала людей, перенесших ужасное несчастье, но сумевших не пасть духом и приспособиться к своему новому положению достойным образом. Среди них встречалось немало оптимистов, каких не встретишь и среди здоровых людей, и общаться с ними было одно удовольствие. А физические недостатки они с избытком компенсировали мужеством и силой духа.

Мужества Паркеру Эвансу было не занимать. Он напоминал Марис «Железных людей» — инвалидов-троеборцев, участников специальных олимпийских игр, — которые творили настоящие чудеса при помощи одной лишь силы рук — и силы воли. Но вместе с тем он был другим. Ей казалось — случившееся с ним несчастье озлобило Паркера, заставило разочароваться в роде человеческом. Никакого другого объяснения его раздражительности она, во всяком случае, найти не могла. Что же с ним произошло, гадала Марис. Почему он стал таким?

Сейчас она снова посмотрела на него. Паркер подбирал с тарелки остатки окорока и, казалось, был целиком поглощен этим занятием, поэтому, когда он внезапно вскинул голову и посмотрел на нее в упор, Марис растерялась. Лишь в последний миг она совладала с собой и ответила на его взгляд таким же прямым и открытым взглядом.

Она уже давно заметила, что Паркер очень недурен собой, хотя пережитые страдания, разочарования и боль наложили на его лицо свой отпечаток, из-за которого он выглядел старше своих лет. В его редких улыбках чувствовалась горечь. Темно-русые, чуть вьющиеся волосы еще не начали редеть, но на висках уже серебрилась седина. Серебристой была и двухдневная щетина, покрывавшая его впалые щеки и упрямый подбородок.

Особенно заинтересовали ее глаза Паркера. Сначала Марис даже затруднялась сказать, какого они были цвета. Пожалуй, их можно было назвать светло-карими, если бы не янтарно-желтые крапинки, придававшие его взгляду необыкновенную выразительность. Эти необычные глаза и способность смотреть на собеседника почти не мигая придавали его взгляду пронзительность и почти магнетическую силу.

Сейчас Паркер тоже смотрел на Марис так, словно видел ее насквозь, и в его глазах горел вызов. «Ну давай, спрашивай, — как будто говорил он, — ведь я знаю — тебе до смерти хочется спросить, как я оказался в этом кресле!»

Но Марис снова сумела справиться с собой. Конечно, ей очень хотелось спросить, что с ним произошло, но она сдержалась. Когда-нибудь потом, решила Марис, я спрошу, но не сейчас. Сейчас самое главное уговорить его закончить книгу.

— Скажите, вы написали еще что-нибудь, мистер Эванс?

Он едва заметно усмехнулся одними губами.

— Не хотите ли еще холодного чая с лимоном, миссис Мадерли-Рид?

— Нет, благодарю.

— А сандвич?

— Спасибо, я сыта. Так что вы мне ответите, мистер Эванс? Можете вы дать мне почитать хотя бы еще одну главу?

Паркер повернулся к Майклу и бросил на него многозначительный взгляд. Поняв намек, тот встал из-за стола и, извинившись, скрылся в доме. Как только дверь за ним закрылась, Паркер сказал:

— Я вижу, вы довольно упрямая женщина, миссис Рид.

— Дело скорее в привычке добиваться своего. Он снова ухмыльнулся.

— Я вовсе не собирался говорить вам комплименты!

— Я знаю.

Оттолкнувшись от стола, Паркер развернул кресло к окну и некоторое время вглядывался в темноту за стеклом, словно надеялся разглядеть там что-то видимое ему одному. Марис его не торопила. Она понимала — Паркеру нужно время, чтобы тщательно взвесить все «за» и «против» и выбрать наилучший ответ. И если бы сейчас она напомнила о себе хоть словом, то уже утром ей пришлось бы возвращаться домой несолоно хлебавши — именно поэтому Марис сидела тихо, как мышка, и старалась не дышать.

Наконец Паркер повернулся к ней.

— Вам действительно понравился пролог? — спросил он.

— А вы считаете, я отправилась бы в такую даль, если бы он мне не понравился? — ответила Марис вопросом на вопрос.

— Я бы хотел, чтобы вы сказали только «да» или «нет», — холодно перебил ее Паркер.

— Только «да» или «нет»?.. Извольте. Ваш пролог действительно очень хорош, мистер Эванс.

Паркер смерил ее насмешливым взглядом.

— Не могли бы мы перейти на «ты»? К чему эти формальности — мистер Эванс, миссис Мадерли-Рид… особенно после «страстного поцелуя на берегу, под рокот волн и крик чаек, который сделал их гораздо ближе друг другу»? — процитировал он какой-то любовный роман. — Мое имя — Паркер, и я хочу, чтобы вы называли меня именно так.

— В таком случае зовите… зови меня просто Марис, — ответила она, прилагая огромные усилия, чтобы не опустить взгляд. — К тому же там не было чаек.

— А могли быть, — философски заметил Паркер. — Но это, в конце концов, не важно.

— Чайки?..

— Все не важно. Например — твое согласие. Я все равно собирался звать тебя просто Марис вне зависимости от того, понравится тебе это или нет.

Он, казалось, готов был на все, чтобы лишить Марис душевного равновесия, однако она была крепким орешком.

Даже для него…

— Где ты родился? — спросила Марис. — Я догадалась — ты откуда-то с Юга, но мне хотелось бы знать точнее.

— Ах, откуда-то с Юга?! Хо-отел бы йа-а зна-ать, ка-ак ты догада-алась!.. — проговорил он, старательно подчеркивая свой и без того бросающийся в глаза тягучий акцент.

Марис негромко рассмеялась.

— Я знаю, что такое южный выговор, однако региональные особенности произношения мне недоступны. Теоретически я знаю, что в Техасе слова произносят не так, как в Южной Каролине, практически же…

— Техасцы слова вообще не произносят — они их… мычат. И снова Марис рассмеялась.

— Значит, ты не из Техаса — это мы выяснили. Откуда же?

— А какое это имеет значение? — неожиданно ощетинился он.

— Дело в том, что в своей рукописи ты употребил несколько диалектизмов, которые мы обычно вычеркиваем и заменяем более употребительными словами.

— Вычеркивайте на здоровье. — Он пожал плечами. — Я и сам с ними борюсь, но иногда они все-таки проскальзывают.

— Пусть проскальзывают. Диалектизмы и разговорные слова придают прямой речи твоих персонажей особенный колорит.

— Но перебарщивать не стоит.

Марис кивнула в знак согласия.

— Я вижу, ты тоже об этом думал. Впрочем, большинство идиом в твоем тексте находятся на своем месте, и я не вижу необходимости что-то менять. — Облокотившись руками на стол, она слегка подалась вперед. — Ты много и вдумчиво работал над своим текстом. Почему ты не хочешь, чтобы его опубликовали?

Паркер опустил глаза.

— Наверное, я боюсь неудачи; провала…

— Это вполне объяснимо. Талантливые писатели, в особенности начинающие, зачастую начинают сомневаться в себе, в своих силах. От этого никуда не деться — только тупое бревно не боится неудач. — Движением руки Марис указала на прогибающиеся от тяжести книг полки. — Но разве все мы не выиграли от того, что большинство авторов не поддались этому страху?

Паркер тоже посмотрел на выстроившиеся на полках книги, потом пожал плечами.

— Но многие все-таки ломаются, не так ли? — спокойно спросил он. — Насмешки критики, капризы читающей публики и случайные колебания спроса, желание во что бы то ни стало оправдать ожидания издателей и агентов, проклятые вопросы «Кому это нужно?» и «Есть ли у меня талант?» — все это погубило не одного автора. Я — да и ты, думаю, тоже — можем не сходя с места назвать с десяток достаточно известных писателей, которые допились до сумасшедшего дома или, не мудрствуя лукаво, вышибли себе мозги выстрелом из ружья.

Марис немного подумала, потом сказала:

— Да, бывают и такие, кто кончает с собой, не выдержав борьбы и сомнений. Но, на мой взгляд, это лишь немногим хуже, чем сделаться отшельником на крошечном островке.

Стрела попала в цель. Несколько долгих секунд Паркер напряженно размышлял, потом развернул кресло и подкатился к рабочему столу в углу. Включив компьютер, он буркнул через плечо:

— Это еще ничего не значит, ясно?

Марис кивнула, хотя ей было совершенно очевидно — они оба блефуют. Дело сдвинулось с мертвой точки, однако что будет дальше, предсказать было нельзя. Один поспешный шаг, одно неверное слово — и Паркер снова юркнет в свою раковину и накрепко замкнет створки.

«Как заставить черепаху высунуть голову? Очень просто: надо зажечь у нее под пузом спичку». Цитата из романа Харпер Ли «Убить пересмешника», — вспомнила она. Вот только что станет такой спичкой для Паркера?

— Я написал первую главу.

— Ты хочешь сказать — кроме пролога?

— Да. Если ты так хочешь, я могу дать ее тебе почитать, но запомни — я тебе ничего не обещал!

— Конечно! — Марис встала из-за стола и, подойдя к нему, некоторое время смотрела, как принтер выплевывает одну за другой страницы рукописи.

— Твоя первая глава является продолжением пролога?

— Нет. Пролог — это уже самый конец истории.

— То есть ты возвращаешься в прошлое и описываешь то, что этому предшествовало?

— Да.

— Как далеко в прошлое?

— Года на три, на четыре. В первой главе рассказывается, как Рурк и Тодд учились в университете.

— Рурк и Тодд… — задумчиво повторила Марис, как бы пробуя имена на слух. Имена показались ей подходящими, и она спросила:

— А кто из них кто?

— Что ты хочешь сказать? — не понял Паркер.

— Ну, как звали юношу, который вернулся из поездки один и чуть не разбил яхту старины Уокера? Кто из двоих остался в живых, а кто свалился за борт?

Паркер широко улыбнулся — на этот раз без тени горечи.

— Ты не скажешь? Почему?.. — удивилась Марис.

— Если я скажу сейчас, тебе будет неинтересно читать остальные главы.

— Остальные?! Значит, ты уже решил написать эту книгу? Улыбка Паркера стала чуть более напряженной.

— Сначала поглядим, что ты скажешь.

— Поскорей бы!..

Он с сомнением посмотрел на нее:

— Не стоит так нервничать. В конце концов, это только одна глава.

Паркер вынул листы из лотка принтера, выровнял их легким ударом о край стола и только потом протянул ей. Марис хотела взять рукопись, но он не отпускал, и она недоуменно посмотрела на него.

— Знаешь, когда я тебя поцеловал, я вовсе не собирался тебя пугать, — сказал он и выпустил страницы. Прежде чем Марис нашлась что ответить, Паркер уже звал Майкла.

— Принеси телефон, чтобы она могла вызвать лодку! — распорядился он, когда Майкл появился на пороге. — Лодка как раз успеет прийти, пока ты довезешь ее до причала.

— Но ведь уже начала двенадцатого ночи! — всплеснул руками Майкл. — Не можешь же ты отсылать ее в такой час!

— Ничего, Майкл, со мной все будет в порядке! — растерявшись, воскликнула Марис — воскликнула, пожалуй, слишком громко и слишком поспешно, и Паркер с любопытством поглядел на нее.

— Не желаю ничего слушать! — Майкл упрямо покачал головой. — Вы останетесь сегодня здесь, Марис. Я приготовил вам комнату во флигеле.