Завтра будет солнце

21

Со сном у меня всегда была беда. С малых лет мне снились уже исполненные желания: подарки, игры, теннисные туфли. Парадокс, но пробуждение не доставляло мне радости, потому что мечта к тому времени уже сбылась и, стало быть, я напрасно грезил. Так было до тех пор, пока ночи не превратились в прерывистый кошмар, а мне к тому времени уже исполнилось лет восемнадцать, и года два уже я нюхал кокаин. Чаще всего мои сны помогали мне просто-напросто стереть из памяти все мои вечерние закидоны, и это можно было сравнить разве что с чередой небольших, невсамделишных смертей. Именно поэтому я никогда не испытывал страха перед смертью, я даже ловил кайф, бросая смерти вызов. Смерть — не сон, сказок не рассказывает, и это заставляет относиться к ней без лишнего трепа, с уважением. А я обожаю выламываться.

И вот по прошествии стольких лет в первую мою ночь в Колле мне приснился сон, и я увидел тех, кого меньше всего ожидал: Хулио и Маризелу. Они находились в каком-то доме, похожем на наш в Лозанне, одетые во все красное, и они, и все их родственники, которых оказалось почему-то неисчислимое множество, и они все сидели за громадным деревянным столом, и кушали radette[19], и ликование их было неописуемым. Догадайтесь, кто прислуживал им за столом с серебряным подносом в руках? Моя матушка, одетая в костюм Деда Мороза. Мама с улыбкой произносила что-то вроде: «Синьора Маризела, прикажете подавать сардельки с квашеной капустой?» А Маризела, занятая веселой болтовней с сестрами, повелительно кивала маме.

В комнате играла чудесная музыка, и все отбивали ритм ладонями по столу, как в дешевых кабаках. Я поспешил проснуться, прежде чем в моем сне успеет появиться отчим.

Я жив и здоров, и мое сердце снова принадлежит мне. После ужаса, который я испытал в доме у Дуки, испробовать вновь перемещение в другое время и в другое пространство казалось для меня практикой столь же странной, сколь неприятной. Я стал шарить рукой по тумбочке в поисках телефона, чтобы заказать завтрак, но телефона не было. Я включил мобильный телефон и убедился, что связи не было. Хотя нет, вру, на мобильнике появлялась одна единственная жалкая черточка приема — в дальнем углу комнаты, у окна. Блин, почему у меня не Swisscom, как у всех? Наверное, сон означал именно это: мама подарит мне на Рождество мобильный телефон с карточкой Swiss. Это шик для моей матушки.

Я набрался смелости и распахнул окно, даже не ведая, который час. Пейзаж был вовсе недурен, хотя, я уверен, пару живописных замков я бы на холмах поставил, причем обязательно французских: о французах можно говорить все что угодно, за исключением того, что они не умеют вписывать замки в ландшафты, раз — и шато.

Ладно, без замков пейзажик тоже был ничего — разбросанные там и сям домишки, густые рощи, холмы, оливы, кипарисы. Я задвинул подальше свой обычный цинизм и должен был признать, что этот вид наполняет меня покоем и безмятежностью. Тут я бросил взгляд во двор и обнаружил какой-то сарай, в котором стояли разные металлические механизмы. Что у них здесь, подпольный цех? У сарая еще металась женщина, будто по вызову «скорой помощи». Смысла происходящего я не понимал, однако наблюдать, как тетка носится, как сумасшедшая, от агрегата к агрегату было забавно. Чего они там замутили, термоядерную лабораторию, что ли?

Я принял душ в ванной, оборудованной в стиле семидесятых. В отличие от спальни, ванна выглядела полным убожеством. Шланг от душа был смотан вокруг крана, крючок наверху отсутствовал, поэтому водой ты вынужден поливаться, сидя на корточках в ванне. Вода из душа льется, а ты намыливаешь голову шампунем и не знаешь, куда эту хреновину деть, поэтому ты суешь ее промеж ног — какие штуки, однако, могут оказаться в подобных местах — зажимаешь, моешь голову, и тут, в момент, когда ты на секунду расслабляешься, душ вырывается и начинает неистово метаться, с восторгом заливая водой все вокруг, особенно твое заботливо сложенное полотенце. Так как насчет крючка, а? Я все понимаю, и то, что агротуризм должен быть как можно более «агро», но с душем это, блин, кажется перебор.

Я посмеялся, потом оделся и снова выглянул в окно, чтобы насладиться несказанно чистым местным воздухом: та пейзанка внизу наконец угомонилась. И в этот момент перед женщиной явилась мадонна. Богиня протягивала тетке-херувиму какой-то белый листок, а та похлопывала ее рукой по спине — то ли в знак признательности, то ли утешая, то ли ободряя. А я сам в этот момент превратился в самую настоящую бабушку у подъезда, которых так ненавидел. Ну почему у меня нет супервзгляда, которым можно поджигать все вокруг? Прости, Супермен, если я когда-либо болтал, что ты просто щенок, нет, ты даже лучше Человека-Паука, когда захочешь, о, подари мне мощь своего супервзгляда! Ну пожалуйста! Анита меня бросила, Беттега увел мою женщину, мой отец от меня смотался, моя мать заглатывает горстями успокоительные таблетки, а мой единственный друг — голубой. Ты понимаешь, в какой дерьмовой ситуации я нахожусь? Дай мне, дай же мне супервзгляд!

Фигушки, эта игра с фатумом закончилась, не начавшись. Тогда я решил спуститься во двор и выяснить, что это за женщины. Я потыкался в поисках двери, потом поблуждал по дому, потом спускался по каким-то деревянным скрипучим лестницам, пока наконец не вышел на финишную прямую, орнаментированную кованым железом, которая должна была привести меня не иначе как на Чернобыльскую АЭС. В общем, когда я добрался до места, прелестное видение успело раствориться, но зато осталась та, первая тетка, которая вблизи показалась и не такой уж старой: ей было не больше сорока. Она встретила мое появление широкой улыбкой.

— Что, на сбор винограда пришел? Свой номер ИНН знаешь? А то тебе страховку нельзя будет оформить.

— Вообще-то я гость донны Лавинии.

— А, так ты и есть Грандукинчик…

— Грандукинчик?

— Да, наши тебя так называют, ведь это ты прогнал Рикардо, когда он попросил тебя помочь нам.

Блин, куда я попал? На национальный фестиваль сплетников? Эй, убогая, ты за кого себя принимаешь, чтобы стебаться надо мной? Где тебя учили хорошим манерам?

— Ну а ты-то не иначе в швейцарском колледже обучался! Красавчик, послушай меня: если у тебя проблемы, оставь их дома. Теперь извиняй, сбор уже начался, с минуту на минуту привезут первый мерло… Если у меня насос закупорится, то все.

Идиотка вернулась к работе, даже не извинившись, а я остался посреди каких-то гигантских цилиндров и красных трубок, которые соединяли их с огромными резервуарами. Характерная вонь подтвердила мои подозрения, что я попал на производство, где гонят самопальную сивуху, от которой и дал дуба дедушка.

Я закурил, первый раз за весь день. Мне всегда доставляло удовольствие наблюдать за работающими людьми. Тетка кинулась ко мне с очевидным желанием поорать.

— Тебе делать, что ли, нечего, какого ты сюда приперся? Я не из вредности, но здесь строго-настрого запрещено курить.

— Почему? Вино не относится к легковоспламеняющимся материалам.

— Ничто не должно испортить аромат вина… Это главное правило. А теперь будь добр, проваливай, а то вон, уже первая партия едет. Нет, погоди, раз уж ты здесь, лучше помоги. Виноград будут вываливать в чан, а ты пустые ящики ставь обратно в кузов. Или что, мне в посольство запрос отправить?

Я и слова вымолвить не успел, как смотрю — сигарета на земле, ногой притоптана, сам в боевой стойке. Повелся, как цыпленок.

В кузове стоял парень с банданой на голове, и это делало его похожим на корсара. Вокруг него громоздились красные ящики, наполненные виноградом. Ящики были аккуратно установлены и обвязаны веревкой. Просто ретро какое-то! Удивительно, как они еще быков не запрягли в этот трактор! Водитель развернулся и сдал малость, чтобы прицеп встал ровно напротив этого странного механизма, который казался мне гигантским кухонным комбайном «Бимби» — любимой игрушкой Маризелы. Водитель выпрыгнул из кабины и забрался к корсару в кузов, даже не поздоровавшись со мной. Деревенщина, блин, где их только учили?

Херувимша дала команду начинать, эта «Бимби» заворочалась, а два пирата принялись вываливать ящики в давильню. Тут же, не медля, они всучили мне в руки пустой ящик и приказали ставить их с краю, один на другой. Я хотел было послать их в задницу, но замешкался, потому что первый ящик был у меня уже в руках. Я не сразу понял, как правильно устанавливать ящики, но мало-помалу освоился и даже ощутил себя эффективным звеном в этом производственном конвейере. Да здравствует технологический прогресс!

Тетка время от времени на меня посматривала, а я чувствовал смущение, потому что истекал потом. И тут опять появилась она — мадонна, которую я видел из окна. Грузчики впервые посмотрели на меня не враждебно, а как бы намекая: «Ну что, ты бы тоже не отказался ей впердолить, а?»

Работа приостановилась, насос перестал гнать вино в цилиндр, раздавленный виноград безучастно ждал своего неизбежного конца.

— Вот, я принесла свое свидетельство с ИНН… Извини, Виктория, сегодня утро было такое суматошное… Пришел мой отец, сказал, что есть такая возможность, я подумала, быть такого не может. Откуда они начали сегодня утром?

— Сейчас они в Подджоне, знаешь, где это? Рядом с Казеллой… Когда увидишь машины запаркованные, там же паркуйся и спроси Сестилио, он тебе покажет, к кому вставать… Ты виноград-то когда-нибудь собирала?

— У дедушки.

— Ладно, справишься. Вечером еще увидимся, да не забудь на голову что-нибудь надеть, а то при такой жаре и сгореть недолго.

Я не очень-то хорошо понимал их разговор, но глаза мои завороженно смотрели на девушку. Я был очарован ее голосом, ее рабочей футболкой, в которой она смотрелась как модель на подиуме. На ней были джинсы с низкой талией и клепками на попе, кроссовки, за спиной рюкзачок Invicta первого поколения. Девушка прошла мимо с опущенной головой, я повернулся и проводил ее глазами. Она села в старенькую «Y10» — первая модель, такая, в форме утюга, и скрылась из глаз, предоставив меня собственной судьбе вечного подростка.

Я весь был опьянен желанием, и тут пустой ящик, задев мое плечо, грохнулся на землю на глазах двух ухмылявшихся корсаров. Подобрав ящик, с радостным автоматизмом я вернулся к работе. О, я работаю, я кому-то помогаю, а прекраснейшие на свете девушки существуют даже в этом middle of nowhere[20].

Закончив разгружать прицеп, корсары уехали, даже не попрощавшись. Тетка подошла ко мне, сняла рукавицы и протянула мне шершавую ладонь, будто в знак перемирия.

— Чао, я Виктория, заведующая винным цехом.

— Леонардо Сала Дуньяни, весьма рад.

— Ладно, не строй из себя. Что я, не вижу, что тебя Джулия зацепила?

— Какая Джулия?

— Не строй из себя идиота. Джулия, девушка, которая приходила, чтобы отдать мне документы… Она заменит тебя на винограднике… хорошенькая, правда? Дочка хозяина барре, того, что на площади.

— Барре?

— Ну, бара, как вы это называете… Там еще подают капуччино, кофе с такой белой пенкой…

Зная четыре языка, их итальянский я практически не понимал, разве что одно слово из трех, что несколько уязвляло мою гордость. Непривычность выговора, все эти «чи», которые звучали как «ши», глаголы без окончаний, прямые и агрессивные обороты рождали во мне чувство растерянности, даже какое-то оцепенение. Мне казалось, я попал в одну из реальностей, где Маризела чувствовала бы себя в своей тарелке, а вот я — нет, я не умею подстраиваться, как эти несчастные, я — тот, кто я есть. Пока по крайней мере. Леон и Джулия. Джулия и Леон. Неплохо, а? Анита, это Джулия. Беттега, а ты знаком с Джулией? Ей двадцать два, у нее офигенный третий размер, ни намека на целлюллит, попка, которая сама тянется кверху, девушка хороша и утром, и вечером, а главное, она любит меня таким, какой я есть, а не за то, что я имею (я не про личное обаяние). Господи, зачем мне всегда нужно представлять какие-то фильмы?

Виттория вернулась к своим шлангам и, казалось, больше не обращала на меня внимания. Я решил вернуться в дом и поискать какую-нибудь кухарку, которая приготовит мне завтрак. Когда я проходил под своими окнами, то увидел, как Рикардо входит в ту же самую дверь, куда в прошлую ночь заходила донна Лавиния. Мне вспомнилась еще одна глубокая сентенция моего папаши: «Все бабы шлюхи».