Завтра будет солнце

7

Едва я вернулся к себе домой, как тут же подумал: чем уходить в демон на Ибице, не лучше ли провести скромный вечерок без посторонних глаз. Мы вылетали на следующий день в полдень. Нас было всего десять — узкий круг друзей, выбранных Пьером. Телок планировалось снимать на месте.

У меня на столе была привычная бутылка «Гаваны» и DVD Клеопатра и все, все, все в целлофановой упаковке. Диск я купил в одной лавчонке, при этом я стебанул продавца в рубашке с коротким рукавом и торчащей из кармашка ручечкой: «Это для таких задротов, как ты. А то, смотри, порнуха не всегда забирает», — и с этими словами протянул ему упаковку виагры, которую всегда ношу с собой. Он был настолько ошарашен, что выдал мне диск практически не дыша, весь во власти моего порочного обаяния.

У меня настоящая слабость к костюмированным постановкам. Порнуха — это дело другое — я вас умоляю, и берите всегда фильмы студии Private, если хотите получить качественный оргазм — но я лично с ума схожу от всех этих исторических блокбастеров типа «Властелина Колец» или «Аттилы».

Вспомнив про сценку в магазинчике, я подумал, что когда-то я и войти в такие места боялся, если там находились другие посетители. Я ходил туда-сюда перед дверью, рассылая всякие глупые SMSки и усиленно делая вид, что нахожусь здесь случайно.

Ладно, вернемся к моему вечеру, который я ни в коем случае не должен был коротать таким вот образом — учитывая, что меня внимательно пасут на расстоянии — раз, мои добрые намерения — два, а также непрекращающийся ужас от потери единственной девушки, способной любить меня. С другой стороны, три дня на Ибице без крупицы дури стали бы кошмарной жуткостью даже для Ромео Монтекки, так почему бы грядущий облом не компенсировать раскрепощенной ночкой в компании с самим собой — на полном, так сказать, едине?

Маман моя уехала с Амедео, Лола со своими феями «Винкс» — на выходные в Портофино. У Пьера было свидание с какой-то девушкой «на равных», которая желала заниматься сексом на Ибице. Я был один и радовался своему одиночеству.

Я открыл бутылку и плеснул в «рокс» чистого рому, добавив лишь льда, благо было лето. Потом я выбрал Some Girls «Роллинг Стоунз» и решил поставить Before They Make Me Run. Из всего репертуара «Роллингов» мне больше всего нравятся песни Кейта Ричардса. Мне бы хотелось заниматься любовью — а еще бегать, шевелиться, пыхать, жить — как Мик, но если бы меня попросили петь, я пел бы такие вещи, как Кейт. У меня врожденная симпатия ко вторым номерам, которые являются истинными первыми, потому что умеют подвинуться и без обид уступить место более амбициозным. Их величие в понимании «спортивного кодекса».

Я распечатал первый шарик весом в один грамм с трепетом, какой испытывает разве что женщина «быть», слушая посвященные ей стихи. Моя заслуженная награда.

Сколько же дерьма схавал я за эти дни, да еще траур по дедушке меня здорово выбил из колеи. Вена на шее запульсировала, из горла по всему телу пошла волна безотчетного возбуждения. Это как идти по улице с эрегированным членом — тогда кажется, что у любой встречной телки и попка тугая, и груди силиконовые.

Я несколько секунд погрел блюдечко над газом. Кейт пел все громче и громче. Потом положил на блюдечко шарик кокса. Раскрошил его; порошок рассыпался, влага мгновенно улетучилась. Затем я разделил порошок на две дорожки разной длины. Такова моя проверенная метода: первый подход — слегонца, через пластиковую трубочку, хотя лучше, конечно, через свернутые в трубочку десять евро.

И второй подход, минут через двадцать, — протяжный, мощный, что есть для меня самый что ни на есть оргазм. Вот то, что тебя вставляет, вот ради чего ты все это замутил: это эксклюзивный JD’s с добавлением Монтекристо, это штрафной Гроссо в финале Италия — Германия, или Италия — Франция, без разницы. Это Мэрилин, которая поет тебе Happy Birthday to You.

Я услышал, как тяжело задышала блондинка в одном шаге от меня — как здорово быть Мистером Президентом, и ей было по фигу, что рядом со мной была Джекки. Верно ведь говорят, что если женщина чего захочет, так она и через первую леди перепрыгнет. С другой стороны, кто способен осудить идола? Только другой идол. Мне понравилось бы, если бы они сцепились на глазах довольного Кеннеди. Нет, лучше, если бы мы устроили оргию вчетвером в Белом доме, я с тобой, ты со мной, мы сверху, вы снизу. Если фантазия развивалась столь стремительно, это означало, что кокс был реально недурственный. Полчаса я балдел и кайфовал не по-детски.

Через некоторое время я почувствовал, что действие кокса стало ослабевать и мне пора догнаться.

Игра с фатумом в данном случае заключалась в том, чтобы поддерживать уровень возбуждения, а для этого мне нужно было уходить в демон, но не чаще, чем раз в пятнадцать минут. Только при этом условии Мэрилин могла продолжать пение, и это при полном моем осознании ее нереальности. Именно в этом вся прелесть глюка: знаешь ведь, что неправда, а оторваться не можешь. Я потихонечку входил в состояние измены. Ты и понятия не имеешь, что это такое, пока тебя всего не накроет… Ой, лучше об этом не думать. Меня начало колбасить, я не мог сосредоточиться. Любой предмет, на который я смотрел, злил меня, каждый жест казался поступком, малейший звук — опасностью. Все, все вокруг являлось лишь плодом моего воображения.

Я снова отхлебнул «Гаваны». Клеопатра тем временем висла на всех, до кого могла дотянуться, но меня она не возбуждала. Я попытался переключиться и повертел головой, но увидел только постер с Человеком-Пауком, который пристроился на стенке моей комнаты. Мне стали слышаться странные звуки. Ключ в замке. Шаги. Тук-тук. Открывай, урод, а то дверь снесем нах! Подкрадываюсь к двери — никого. Дыхание учащенное, прерывистое, сигарета в пальцах не держится. На мгновение у меня перед глазами прокрутился самый кошмарный фильм моей жизни.

Дело было так. Года четыре назад, может, раньше, может, позже, я вернулся домой с какой-то костюмированной вечеринки, но не с карнавала, это точно. Эти гребаные вечеринки постоянно придумывали наши подружки, которые не знали, как убить время — и неслись одна за другой: бич-пати, лав-пати, увайт-пати, родео-пати и так далее. А фантазия у меня, сами знаете, неуемная, так что я каждый раз одевался в Человека-Паука — единственного нормального героя наших комиксов, не считая Дьяболика. Я обожаю Человека-Паука, поэтому…

…В тот вечер я запасся таким количеством кокса, что после вечеринки у меня его осталось дорожки на две, чтобы нюхнуть малость перед тем, как отправиться баиньки. Ведь с алкоголем ты рано или поздно отрубаешься, с кайфом же — нет. Короче, я так нахрюкался, что рухнул в кровать в чем был — в костюме Человека-Паука, даже не пописав. А ключ, блин, я оставил в замке. Приходит, значит, утром Маризела, наша филиппинка, которая на самом деле мексиканка, и натыкается на запертую изнутри дверь, и не может ее открыть, час стоит и звонит, никто не открывает. Что делать? Она звонит моей матери в Сан-Мориц, та, в свою очередь, звонит карабинерам, те, в свою очередь, поднимают на ноги пожарных, пожарные приезжают, в свою очередь, громко зовут меня по имени и хлещут по морде, чтобы привести в чувство. «Он жив, но в отключке», — сообщают они маме по телефону.

Открываю наконец глаза: опаньки! Они все стоят передо мной: мама, отчим и братец Пьер. «Ты мне больше не сын! Ты мне больше не сын!» — истошно вопит папаша, тряся меня за опутанный паутинками воротник. А я — ух, какая неловкая сцена — все никак не могу врубиться, где я и что я, и называю его дядя Бен!

Ну, за этим последовала одиссея, о которой рассказывать не буду. Хотя нет, пожалуй, расскажу, опустив монологи матери. Меня заставили немедленно сдать анализы, которые явственно показали, что я был накачан экстази и кокаином. И тогда мама, моя добрая матушка, поставила меня перед выбором: диспансер или психоаналитик. Разумеется, я выбрал психоаналитика, но вот избежать еженедельного анализа мочи в клинике мне не удалось. Контроль был железным, медсестра внимательно смотрела на мою пипиську, когда я мочился в баночку, и взгляд ее был столь суров, что у меня чуть было комплекс не возник — типа, может, он у меня слишком маленький? Мне пришлось несколько раз прошвырнуться по притонам, чтобы удостовериться, что у меня там все о’кей и я где-то на уровне выше среднего.

С психоаналитиком разыгрывался самый настоящий фарс. Конечно, поначалу я ему не очень-то доверял и много не болтал. А потом мало-помалу стал перед ним раскрываться. Ему хотелось, чтобы я рассказывал обычные пошлые банальности: неуверенность в себе, давление со стороны близких, отсутствие отца, чрезмерные ожидания, тоска, моя зависимость от любых явлений, тревожность. Он очнулся от своего дремотного состояния и даже улыбнулся, только когда я ему выдал, что в толковом словаре, мол, на слове «зависимый» помещена моя фотография. С того момента психоаналитик начал мне немного нравиться, и я даже получал удовольствие, рассказывая ему о своих глупостях. Я несколько переборщил — хоть я и не нюхал в ту пору, зато квасил по-черному — и начал ему расписывать чересчур уж интимные вещи. А он все это передавал моей матери, это к вопросу о договоре между врачом и пациентом. Я это дело быстро раскусил, потому что, стоило мне рассказать о какой-либо очередной пьянке, на следующий же день маман выступала с лекцией на тему о вреде пьянства, что алкоголь разрушает не только печень, но и мозги. И еще нехорошо, мол, что от меня разит за версту.

Тогда я решил поиграть в примерного пациента. Потихонечку начал высказываться в том плане, что вот, мол, чувствую в себе потребность обзавестись семьей, взять в жены хорошую девушку, найти себе занятие да хотя бы пойти работать на одно из предприятий, которые унаследовала моя мать, кирпичи производить. О, мы почему-то производили именно кирпичи, такие, знаете ли — красные кирпичи.

Экс-синьора Сала Дуньяни понемногу успокоилась и смягчилась. Она временно оставила Сен-Сафорин и переехала пожить в Милан — вместе со мной и Пьеро. Психоаналитик тем временем начал выдавать все более обнадеживающие заключения относительно меня. Беседы стали проходить все реже и реже, я перешел к сеансам самоанализа, хе-хе, сумев убедить всех, что мы таким образом еще и деньжат сэкономим.

Через каких-то семь месяцев я вновь пустился во все тяжкие, наркоман несчастный, но зато свободный, черт побери. Свободный принять целый грамм, как сегодня вечером, а потом два часа колбаситься под киношку, у которой нет ни начала, ни конца, только сюжет какой-то нездоровый. Этой теплой ночью, в самом красивом дворике на улице Боргонуово, если не считать дворик Armani, я решил, что единственно правильным способом избавиться от кошмара Человека-Паука будет еще разок догнаться, прикончить остатки рома и поехать снять какую-нибудь телку.

Я сел в свой «мадджолино» и давил на газ, пока не долетел до Выставочного центра. Там я нарезал два или три круга, выискивая славяночку поприличнее, но все почему-то казались мне транссексуалами. Никаких личных предрассудков относительно трансов, я вас умоляю, однако я как-то не готов в самый ответственный момент неожиданно нащупать у девушки мужские причиндалы.

Достав из бардачка «Позвони мне», безотказный в таких ситуациях журнальчик частных объявлений, я набрал телефон наиболее сексапильной телки, промямлил какую-то фигню, она мне объявила две сотни, и я хлынул на Корсо-Италия в ее логово. Она оказалась вовсе даже ничего, хотя точно я не помню ни хрена. Бабки она взяла сразу, это я помню, а потом я рухнул в койку. Я был такой умиротворенный, только запах чеснока несколько портил атмосферу. Не знаю, почему в квартирах проституток всегда пахнет чесноком. Ну, я понимаю, что это дело должно укреплять иммунитет, и все такое, но ведь существуют же и традиционные методы предохранения, правильно? Хотя в тот момент мне было совершенно по фигу.

…Скоро я оттуда вышел. Сев в машину, я первым делом отправил Аните SMSку. Параллельно с посланием в моей несчастной голове родилась еще одна игра с фатумом: если она ответит в течение пяти минут, я стану буддистом.