40

Крепкая дружба — это всегда недополученная любовь, хотя кто-то, может, так и не считает.

Вот что пришло мне в голову, пока я смотрел на безмятежно спящего возле меня Рикардо. Дыхание его было ровное, и казалось, что он улыбается даже во сне, пытаясь вселить безмятежность и в меня. У него это получилось превосходно. Получается, что он тоже оказался каким-то образом привязан ко мне, что он по-своему любил меня, а я так ничего и не сделал для него. Потому что это был я.

Я всегда считал себя от кого-то зависимым, потому что ощущал свою слабость и неприспособленность, но вот сегодня ночью я пришел к противоположному мнению о себе, и это принесло облегчение.

После страстного секса с Джулией провести ночь в камере Грандуки было бы для меня невыносимо, мне требовалась компания, и я постучался в комнату к Рикардо.

Рикардо сидел за бутылкой Bucanero и слушал Te tomare’ una foto, и я решил свой последний вечер в Колле провести в его компании. В комнате не было жарко, зато у нас было темное пиво — это все оно, кощунственно, по-сектантски вновь погнало горючку по моим жилам. Мы болтали про все на свете, в основном про наши семьи, но только не про мои безумные романы, хотя Рикардо был в курсе. Он говорил, что в мире есть только один народ, который может соперничать по темпераменту кубинцам: это неаполитанцы. Потом поинтересовался у меня относительно моих отношений с кокой, эта тема его явно беспокоила, ему необходимо было составить для себя ясное представление, так он выразился. Я же со своей стороны хранил молчание, ибо нечего мне было сказать, мне оставалось лишь констатировать эту беду, которую даже любовь, боюсь, не сможет пересилить. «Тебе бы надо в наркологический центр обратиться», — тихо сказал Рикардо, но я сделал вид, что не расслышал.

На самом деле я и сам не знал, достанет ли у меня когда-нибудь сил завязать, хватит ли мне вообще мужества. Мне сейчас опять предстояло общаться со своей мамой, которая обязательно впадет в депрессию. Потом мне придется сменить друзей, потому что кроме как о кайфе поговорить с ними больше не о чем. Мой брат будет крайне разочарован, потому что только кокс реально держал нас вместе. Но были ли мы с ним близкими?

Мне оставалось разве что уцепиться за Аниту, но я бы и ее утащил на дно. Если я сумел продержаться двадцать дней на плантациях, то, наверное, и клинику где-нибудь в Аризоне перенес бы без труда. Может быть. Не найдя ничего в холодильнике, мы с Рикардо отправились завтракать к Мене на кухню, которая быстренько сварганила нам закусон. Донна Лавиния ускакала в Монтальчино, потому что в цеху лопнула труба, и там затопило половину подвала, так что попрощаться с ней у меня не получилось. Может, пожалуй, и к лучшему, расставания всегда приводили меня в неловкость. Несколько раз, когда мне не хотелось ни с кем прощаться, я приходил в такое замешательство, что людям казалось, будто мне вообще все по фигу.

Когда я протянул Мене на прощание руку, у нее на глаза навернулись слезы, поэтому я растаял и два раза неловко поцеловал ее, добавив, что ее виноградный пирог — это что-то. Мена, правда, поняла так, что мне помимо виноградного пирога захотелось покушать еще что-то. Ладно, Бог с ней, обычные трудности перевода.

Рикардо помог мне собрать то, что когда-то называлось Louis Vuitton. Парень складывал одежду как-то по-особому, а я так вообще никогда ничего не умел складывать, короче, каждый собирал вещи на свой манер, я пытался подражать Рикардо и немало позабавился при этом. Наши физические действия, казалось, восполняют недостаток слов, хотя все самое важное мы уже высказали друг другу ночью, слова эти труднопереводимы и не поддаются интерпретации.

Я покинул свою комнату быстро и решительно, не имея желания похныкать, как это принято у постромантиков перед отбытием домой в конце путешествия. Но при всей моей ненависти к церемониям я все же не мог не спуститься к винному цеху и не сказать пару слов Виттории, поэтому я попросил Рикардо проводить меня, не посвящая его, впрочем, ни в какие подробности.

Витторию мы увидели в одном из чанов, из которого сливалось вино: вернее, мы увидели только ее желтые сапоги, которые торчали из проема. Время от времени на свет божий появлялось лицо Виттории, чтобы глотнуть кислорода. Увидев меня, Виттория резко сменила выражение лица, однако сумела сдержать гнев, выстроив завесу молчания.

Я пришел в замешательство, я решительно не знал, что говорить, тем более женщине, которая вилами выгребает из контейнера раздавленные виноградины и прочую шелуху, к такому я не был готов. Поняв, за чем я пришел, Виттория приостановила работу и вылезла из металлической бочки наружу.

Я собрался с духом и произнес фразу, которая мне показалась наиболее дружелюбной:

— Ты приедешь ко мне в гости в Милан?

— Это что, ты так извиняешься?

— Да, так. Извини меня. Если хочешь, повторю еще раз.

Лицо Виттории помрачнело, но выражение гнева на нем теперь уступило разочарованию, как у человека, который готов был сказать тебе очень многое, да вот только ситуация не сложилась, ведь, как известно, самые сокровенные вещи люди доверяют не близким друзьям, а случайным попутчикам. Виттории удавалось общаться со мной только через вино, хотя я ее и не всегда внимательно слушал, а в конце концов взял да и все испортил своей мальчишеской выходкой.

— Не уверена, что готова принять твои извинения, но ценю, что ты пришел сказать мне все это. Ты меня удивил.

Рикардо инстинктивно почувствовал себя лишним при этом разговоре и отошел на несколько шагов.

— Если ты когда-нибудь меня простишь, ты будешь самым дорогим гостем в моем доме.

— Благодарю тебя.

— И еще я хотел просить вас об одолжении.

— Что тебе еще надо?

— Покажите мне еще раз setenta complicada.

На ее лице отразился гнев пополам с беззащитным удивлением.

— Что, прямо сейчас?

Два раза повторять не пришлось, Рикардо подбежал, напевая Seduce me, я принялся отбивать ладонями ритм, и эта веселая парочка в грязной спецодежде безукоризненно исполнила танцевальные па для единственного зрителя — для меня. Как только они завершили танец в эффектном каске, я бросился к ним и поцеловал каждого, как целуют детей, а потом со всех ног, насколько позволяли мои тяжелые ботинки, побежал к своей машине.

Я ни на что больше не смотрел — ни на церковь, ни на бассейны, ни на гряду Крете. Уезжать, мне пора уезжать.

Я уже стартовал, подняв тучу пыли, и тут услышал, как Рикардо громко орет мое имя. Я резко затормозил и увидел, как он несется ко мне. В руке у него была бутылка Cenerentola.

— Пей и не забывай о нас. Приезжай к нам, amigo.

Я ничего не сказал ему в ответ только потому, что был бесконечно счастлив.

Мне нужно было сделать еще одну остановку перед тем, как оставить все за плечами и вернуться к своей повседневности, ordinary life. Моя мать ожидала меня к ужину — «иначе я лишу тебя наследства», так она и заявила, — а я сейчас уже понимал, что опаздываю. Я начал, как и в прошлый раз, нарезать круги вокруг поселка, блин, отличная трасса для картингов, и наконец остановился у небольшого ресторанчика «Конте Матто», как и в день приезда. Хозяин радушно вышел мне навстречу, однако было уже поздно, кухня закрылась.

— Вы не могли бы приготовить мне пару сандвичей с собой?

— Знаете, сандвичей мы здесь не делаем, но если синьор желает, мы можем приготовить салатиков и что-нибудь из закусок, и положим вам все это в лоточки.

— Офигеть.

— Простите?

— Да, конечно, я говорю, о’кей.

За пару минут мне собрали в лоточки сухарики, ломтики колбасы, рулетики из баклажанов и перетертые с укропом помидоры. Я помахал на прощание рукой и рванул к бару на площади. Я не был уверен, что Джулия сейчас в баре, хотя нет, где же ей еще быть, она должна быть там. Мне необходимо увидеть ее, опять встретить ее улыбку, убедиться, что я люблю и хочу ее, и что она меня так же любит.

Так и есть, Джулия была в баре. Джинсы она переодела, но рубашка на ней была моя, хотя она и связала ее узлом на поясе, чтобы скрыть инициалы. Она была просто очаровательна. К сожалению, бар был переполнен (то есть там сидело целых пять человек), а Джулия стояла за стойкой с одной из сестер.

— Прежде чем уехать, я решил на этот раз сам принести тебе покушать…

— О! Спасибо, Леон, не ожидала… Ну, наверное, да.

— …

— И знаешь, я тебе тут такую штуку купила, хотя и не была уверена, что мы увидимся.

Я бесцеремонно разорвал пакет прямо на глазах любопытных посетителей и вытащил тридцать шестой номер «Человека-Паука», посвященный его похождениям на фоне башен-близнецов. Этот выпуск уже много лет страшная редкость!

— Вот это да… Откуда это у тебя?

— Если тебе нравится Кларк Кент[36], то зажигалка с изображением Человека-Паука тебе как-то не в жилу… Вот я и пошла в киоск, поискать что-нибудь подходящее, они там покопались в закромах и нашли вот это… Я решила, что тебе это понравится.

— …

— Что такое, Леон?

— Я недавно купил этот выпуск на е-Bay[37]. Слушай, можешь сделать мне одолжение?

— Конечно.

— Прочитай мне последнюю фразу.

На глазах у изумленных сельских выпивох Джулия прочитала мне слова, которые в тот момент придали мне неожиданную уверенность.

— «В такие дни, как этот, рождаются герои. Нет, не герои, как мы. А истинные герои двадцать первого века. Это вы, обычные человеческие существа. Вы гораздо благороднее, чем думаете. Вы гораздо сильнее, чем думаете».

Она закрыла комикс, сунула мне его в руку и понеслась готовить два кофе, которые требовала у нее сестра. Глубоко вздохнув, я сделал ей знак, чтобы она не забывала про обед, и подошел к стойке.

— Ну, давай.

У меня не хватило духу сказать Джулии ни да, ни нет. Я еще раз посмотрел на нее, сжал в руке брошюрку и пробормотал «я-скоро-вернусь-Ева». Не знаю, услышала ли она. Я стартовал на своем «жучке» со скоростью звука и унесся прочь, ни разу не посмотрев в зеркало заднего вида.

За все время поездки я ни о чем вообще не думал, я никогда в жизни не испытывал таких эмоций, да к тому же за несколько последних часов я устал больше, чем за двадцать дней погрузки ящиков с виноградом. У меня не было ни желания, ни необходимости предаваться размышлениям, я хотел оставить все в прошлом, хотя это было так прекрасно, что не особо хотелось заканчивать такое приключение. Но, увы, моя жизнь была не в Колле и продолжаться там никак не могла.

Пару раз я звонил Аните, так просто, чтобы скрасить поездку в одиночестве. Я использовал самые сладкие выражения, какие только знал, поскольку чувствовал некоторую вину. Я пообещал ей, что мы отправимся в Сан-Мориц на следующее утро, пораньше, и у нас с ней будет целый день, мы, может быть, успеем даже полюбоваться на озеро из окна моего дома.

Анита говорила со мной мурлыкающим голосом, которого так мне не хватало, пока она была с Беттегой, и от этой мысли я еще сильнее нажал педаль газа. Тысячный за этот день звонок моей матери заставил меня сбросить скорость.

— Мама… Да, конечно… В Болонье… Как я докажу тебе, что я действительно в Болонье? Я в Болонье и баста… Я знаю, знаю… Хорошо, но если я уже в машине, зачем тебе заказывать мне такси?.. Я понял… Конечно… Мне жаль… Да не смогу я купить тебе Joy Жана Поту в придорожном гриль-кафе! Мне что теперь, с автострады съезжать? …Я не повышаю голос… Да нет!.. Мне пошло на пользу… Да при чем тут деревня… ты же тоже любишь прогулки… О’кей, Портофино — это Портофино, но и в Колле тоже неплохо… Нет, куриц там не было… Нет, от меня не воняет хлевом!.. Не беспокойся… Вот как?.. Да ну… Это тот, с которого ты сейчас звонишь?.. И что изменилось, если у тебя теперь мобильник усыпан рубинами Boucheron? По нему что, лучше слышно?.. Это была шутка… Да, конечно, это так шикарно… Разумеется… Да ладно, это не страшно… Подумаешь, что соседке все слышно! Я понял… Да, она снимает у нас квартиру, в крайнем случае выселим ее… Знаю, так не поступают, но если тебе нравится, когда она заводит Челентано, тогда в чем проблема?.. Это не вульгарно!.. Не может одно и то же нравиться сразу всем, мама!!! Хорошо, я приеду к ужину… как обещал… Часа через два, может, раньше… Да, меня все устроит… Разумеется, мне будет приятно вновь увидеть Амедео… Ну и Лолу, конечно… Сестренка… Как и Пьера, только мы с Пьером практически одного возраста… Она не должна чувствовать себя в изоляции, ей ведь всего семь с половиной лет!.. Почти восемь… А, она перестала играть с феями «Винкс»?.. Конечно, если не может их найти… Спрятаны… Я понял… В общем, теперь ты довольна… Вот это новость!.. Откуда я знаю, какая погода будет в следующем году в Санкт-Петербурге? Я не повышаю голос… У меня гарнитура плохо работает… Да если б у тебя был Swisscom, наушник все равно бы не работал… Нет, я не рассердился… Я тебе обещаю… Нет-нет, ты чего, сто двадцать максимум… Ну, один раз сто сорок… Хорошо, я тебе обещаю… Жду не дождусь… Целую.

Хоть я и останавливался два раза в закусочных у дороги, на улицу Боргонуово я примчался, когда еще не было восьми. Я встретил всех своих у дверей, с улыбками на лице, но на самом деле никто меня вовсе не встречал: все отправлялись по своим делам.

Мама забыла, что Амедео, оказывается, подарил ей билеты в театр, она лишь успела сказать мне, что я хорошо выгляжу, немного подзагорел, главное, чтобы кожа не облезла. Мой брат шел встречать очередную девушку «иметь», держа в руках шелковый шарфик без упаковки. Лола оставалась дома, но она заперлась в своей комнате и разучивала па из современных танцев. Ламенто, по своему обыкновению, бросился на меня из засады: типа милости просим!

Со мной остались только Хулио и Маризела, и я их обнял, дождавшись, пока все мои уйдут из дома. Маризела призналась, что скучала по мне. Она знала о моем приезде, поэтому наготовила для меня всяких вкусностей, на которые только была способна: стейк по-флорентийски с луком. Я оценил ее старания и сразу понял, что вечерок у меня получился на славу.

Мое поганое настроение не помог улучшить даже подарок Аниты, офигительный раритет: виниловый диск Sticky Fingers «Роллингов», это где на фото джинсов приклеена настоящая застежка-молния. Анита перлась просто от самого факта, что смогла где-то такое надыбать, одного этого было достаточно, чтобы она осталась для меня единственной и незаменимой на вечные времена.

К диску была приложена записка с лаконичным «До завтра», но я прочитал это с убеждением, что Анита чувствовала свою вину после измены с Беттегой.

Неожиданно я почувствовал себя не желанным никому. Зачем куда-то ехать, если никто не ожидает по-настоящему твоего возвращения? Впрочем, возможно, вопрос был неправильно поставлен, или скорее это был один из тех вопросов, которые лучше бы и не задавать, как советовал мне граф. Вообще-то мне было, как говорится, «уехать подано», поскольку в этой поездке я и в самом деле позволил себе неслыханную в моей жизни роскошь. Конечно, я не исцелился, а дела в нашем доме, как обычно, обстояли самым невеселым образом.

Я поискал мою любимую Havana, но нашел только бутылку с остатками портвейна. Я позвонил Дуке насчет дури, но его мобильник был отключен. Дурь, наверное, избавила бы меня от всех этих заморочек, от неожиданного ощущения катастрофы. Вероятно, в этот момент я испытывал лишь одно чувство, но не имел смелости себе самому в том признаться — это чувство называлось ностальгией.

Я провел вечер на террасе в обнимку с бутылкой Cenerentola. Один раз меня побеспокоили, по телефону. Пришло сообщение от Кесслерш, которые собирали бригаду на пиццу в призрачное кафе «Сирена» завтра вечером. Я ничего не ответил, просто выключил телефон и просидел так с пустыми глазами в своем кресле бог знает сколько времени, пока наконец не заснул.

Я проснулся от холода, в ушах звучал голос Джулии. Она просила меня рассказывать, что я вижу вокруг, как в тот раз на винограднике. В каком-то странном полусне я начал бормотать, называя поочередно окружающие меня предметы, которые попадали в мое поле зрения. Часть стеклянной кровли. Сухая ветка лимонного куста. Одна из лолиных куколок-фей «Винкс», припрятанных мамой. Банановая кожура. Светильник «либерти», приобретенный на аукционе «Кристи». А еще много-много неба и всего лишь несколько звездочек, остальные погасли.

Так я и смотрел в это небо, без единой мысли в голове, и вдруг был вынужден зажмурить глаза. Я увидел солнечный луч.

Загрузка...