ГЛАВА ПЯТНАДЦАТЬ


World Spins Madly On — The Weepies


Карсон был здесь.

В моем доме.

Я много раз говорила ему уйти. Он не слушал. У меня не было сил спорить с ним. К тому же я почти никогда не оставалась с ним наедине. Ясмин на какое-то время переехала сюда и работала отсюда так часто, как только могла. То же самое с Зои, Стеллой и моей матерью.

Теперь я была сильнее. Я могу воспользоваться ванной самостоятельно. Ясмин раньше помогала принять душ. Я знала, что мой вид причинял ей боль, но она хорошо это скрывала. На меня было тяжело смотреть. Мой живот все еще вздутый, сиськи были огромными, рана едва зажила.

Круглая, сморщенная дыра превратится в уродливый шрам, даже если бы надо мной работали лучшие хирурги страны.

Пуля вошла чуть ниже ребер.

Я быстро потеряла кровь на месте происшествия. Мое тело впало в шок. Сердце дважды останавливалось в машине скорой помощи. У нее не было ни единого шанса пережить все это.

Мои глаза были прикованы к телевизору, но я почувствовала, как он вошел в комнату, почувствовала запах лимонов, когда он встал рядом со мной. Я затаила дыхание.

Надеюсь, если я проигнорирую его, он уйдет.

Это жестоко, так обращаться с ним. С человеком, который любил меня. Который заботился обо мне. Чье сердце тоже разбито.

Но теперь я была злодейкой.

— Тебе нужно поесть, — в конце концов сказал Карсон.

Его тон почти не отличался от обычного. Большинство людей не заметили бы этого. Я не была большинством людей. Так что услышала в этом безнадежность. Неописуемое горе. Это разрывало мою душу.

Мне потребовалось несколько долгих мгновений, чтобы собраться с мыслями, прежде чем я ответила. Я не отрывала взгляда от телевизора, внимательно наблюдая за происходящим сухими глазами. Таблетки на кофейном столике помогли сдержать слезы, чудесным образом избавив меня от токсичных чувств.

Но Карсон не позволил мне полностью уйти в себя. Одно его присутствие было якорем. К моим чувствам. В жалкую пустошь, которая была моей жизнью.

— Я ем. — Я кивнула на миску с попкорном на кофейном столике, рядом с почти пустой бутылкой бордо.

— Это не еда, — ровным тоном ответил Карсон.

— Оливия Поуп не согласилась бы с тобой, — возразила я, не имея сил добавить никаких эмоций в свой голос.

Некоторое время между нами пульсировала тишина, его пристальный взгляд давил на меня. Я все еще не смотрела на него.

— Нельзя пить спиртное с таблетками, — нарушил молчание Карсон.

Я сделала большой глоток из своего стакана, прежде чем ответить:

— О, я не должна смешивать выпивку и таблетки? — сладко спросила я. — Иди попробуй найди в этом районе, кто не делает то же самое.

— Ты — не они. — Его слова прозвучали отрывисто.

Я вздохнула.

— Твоя забота необоснованна, дорогой. Что со мной сделает смешивание таблеток и вина? Что это может отнять у меня? Я не выпью всю бутылку, если ты об этом беспокоишься.

Я почти почувствовала, как сжалась его челюсть, даже не глядя в его сторону.

— Я беспокоюсь о тебе, Рен, — выдавил он.

— Беспокоишься? — я усмехнулась.

— Беспокоюсь, — повторил он. — Потому что ты мое сердце, ты моя душа, ты, бл**ь, мое всё. То, что происходит с тобой, происходит и со мной. То, что разрывает тебя на части, черт возьми, разрывает меня в клочья. — Его голос сорвался прямо в конце. Он разлетелся на миллион осколков, и все, что от меня осталось, разлетелось вдребезги вместе с ним.

Вот оно. Моя спасательная шлюпка. Он был моей спасательной шлюпкой. Карсон. Непоколебимый. Нескончаемый. Возможно, он забавлялся идеей уйти от меня. Не потому, что он не любил меня, а наоборот именно поэтому. Он любил меня каждой клеточкой своего тела, я в этом не сомневалась. Оставив меня в самом низу моей жизни — он умрет. Это уничтожило бы его. Но он с радостью уничтожил бы себя, если бы считал, что так будет лучше для меня.

Но он решил, что уходить от меня — не к лучшему. Он решил остаться. И не только на время. Не до тех пор, пока я не исцелюсь… Что бы, черт возьми, это ни значило. А до тех пор, пока он не испустит свой последний вздох. Он останется. Несмотря ни на что.

Потому что он любил меня.

Потому что я была для него всем.

— Я прожила очень счастливую жизнь, — сказала я в ответ на его прекрасные слова. — Я не испытала настоящей травмы, несмотря на мои выходки в погоне за опасностью и волнением. Я хотела сделать свое существование немного… глубже. — Я теребила нитку на свитере. — Я не такая, как Стелла, Ясмин или Зои во многих отношениях. Они все через многое прошли, чтобы стать теми, кто они есть. Они все чертовски сильные. Они готовы справиться со всем, что бросает им жизнь, не разваливаясь на части. Потому что у них есть с чем это сравнить.

Я сосредоточилась на телевизоре.

— У меня этого нет, — сказала я, на этот раз тише. — Мне не с чем это сравнивать. Кроме того, что я вижу по телевизору или в фильмах. А на телевидении или в кино они теряют своих детей. Это трагично, душераздирающе и ужасно… для одной сцены. Это мощно, это душераздирающе. Но только в одной сцене. Это все, что нужно зрителям. Честно говоря, это все, о чем они хотят знать. Все, с чем они могут справиться. Они не хотят переживать реальность. Так что я даже не имела представления о том, что это за реальность. И хоть я собираюсь носить это с собой вечно… — Я сделала неровный вдох, так как мысль о вечности с этой болью была абсолютно невыносимой.

Карсон ждал в тишине. Он не спешил заполнять ее, пока Оливия Поуп кричала на Фитца на заднем плане.

— Но я не знала, что мне придется носить это с собой, как только я выйду из больницы. Я думала, что избавлюсь от этого. — Я издала глухой смех. — Думала, что мир добрее.

Я осушила свой стакан, наклонившись вперед, чтобы налить еще.

Я почувствовала на себе взгляд Карсона. Я не смотрела на него, не желая видеть или чувствовать никакого осуждения, беспокойства или даже любви.

— Я как в огне, — сказала я, как только откинулась на спинку дивана, слегка поморщившись. Карсон, конечно, выглядел обеспокоенным этим, но опять же, у меня не хватило смелости встретиться с ним лицом к лицу. — Я сижу в собственной крови, — сказала я ему мертвым голосом. — Пока мы сидим здесь, я вся в собственной крови. Я должна сидеть в ней. Потому что не могу справиться с этим по-другому. Все остальное подвернет меня риску заражения. Потому что мои внутренности разорваны в клочья. Мои внутренности — открытая рана. Из меня хлещет кровь. Не сочится, а хлещет. Мир не был добр ко мне. Мое тело, пространство, в котором мне приходится жить… — Я жестом показала вверх и вниз по своему торсу. — Это место, из которого я не могу сбежать. На животе свидетельства того, что здесь когда-то росло.

Моя рука призрачно скользнула по животу. Там все еще была очень небольшая зыбь.

— Я все еще умираю, изнутри наружу. Каждый мой вдох, каждый раз, когда я двигаюсь, хожу в туалет, мне страшно. Я в ужасе от своего собственного тела. И я знаю, что не должна тебе этого говорить. Мужчины не хотят слышать о кровавых подробностях всего этого. Мы должны стиснуть зубы и скрывать реальность того, как чертовски ужасно проходить через это, защищать нежную мужскую чувствительность.

— Рен.

Это был не крик. Ближе к рычанию, хотя тенор был мягче. Это потрясло меня до самых костей. Каждая часть меня была привлечена к вниманию, и я больше не могла смотреть на экран. Нет, смотрела на него.

Тело Карсона было напряженным. Он был похож на мраморную статую. Как открытая рана. Как гребаный ураган.

Его присутствие и выражение лица еще больше оторвали меня от моей химически вызванной отстраненности.

Я чувствовала себя вынужденной пристально смотреть на него, наблюдая за ним в течение долгого времени, прежде чем он, наконец, заговорил.

— Я могу справиться с кровью, — он говорил так чертовски тихо, что это был почти шепот. — Я знаю кровь. Я не боюсь. Не боюсь тебя. Я не буду бежать от реальности. Я не боюсь твоего тела.

Он произнес все правильные слова. Отдавал мне все. И все же…

— Я не это имею в виду. — Я холодно посмотрела на него. Никогда не думала, что смогу так смотреть или говорить с Карсоном. — Ты сказал, все, что случается со мной, случается и с тобой. Это неправильно. Ты не ходишь повсюду, покрытый собственной кровью. Ты не должен жить так, как живу я. И я, бл*дь, не могу смотреть на тебя. — Я стиснула зубы. — Мне нужно, чтобы ты ушел. Хватит. Все кончено.

— Я никуда не уйду, — выражение лица Карсона не изменилось. — Мы никогда не расстанемся.

Ярость, горячая и густая, разлилась по моим венам.

— Нам нужно расстаться. — Мой голос повысился. — Я не могу притворяться Рен для тебя. Я даже не могу быть ею для себя. Клянусь богом, если ты сейчас же не покинешь мой дом, я закричу.

Карсон взвешивал мои слова. Он знал меня лучше всех.

Или, по крайней мере, так оно и было.

Я была чертовски серьезна. Паника сжимала мне горло от его постоянного присутствия, от его настойчивости. Сейчас я не могла смириться с этим. Я едва могла смириться с походом в гребаную ванную.

Становилось все более вероятным, что я сойду с ума, если не смогу избежать его пристального взгляда и этого гребаного запаха лимонов.

— Я уйду из твоего дома, — наконец сказал Карсон. — Но я не уйду из твоей жизни. Ни сейчас, ни никогда-либо.

Его слова были обещанием, абсолютная решимость сквозила в каждом слоге.

Но я расслышала это как предзнаменование.

Я заставила себя вернуться к телевизору, когда он ушел. Слеза скатилась по моей щеке.

Я отвернулась, уставившись на бокал. Он был наполовину пуст. В другой жизни он был бы наполовину полон. Но неважно. У меня есть только эта жизнь.

У меня было почти непреодолимое желание изо всех сил швырнуть его в стену. Я хотела посмотреть, как он разлетится вдребезги, хотела испачкать мои белые стены кроваво-красным вином. Я хотела высвободить агрессию, ярость, которые пульсировали внутри меня.

Но я этого не сделала.

Потому что, если я разобью его, кто-нибудь услышит. Кто-нибудь прибежит. Кто-нибудь приберет мой беспорядок. Никто не позволяет мне навести порядок в моем же собственном чертовом беспорядке. Если бы я была одна, я бы с радостью оставила осколки стекла валяться вокруг, оставила пятно, чтобы оно служило несколько утешительным знаком на моих идеально окрашенных стенах. Но я не одна. Поэтому не стала кидать стакан. Я просто уставилась на него.

Затем, по причинам, которые должны были быть проверены высококвалифицированным психиатром, я осушила свой стакан и встала, мои ноги беззвучно двигались по дому, пока я не оказалась посреди комнаты, которую недавно закончили проектировать.

Детская.

Была такая же у Карсона. Мы еще не решили, где хотим жить.

Что ж, это было неправдой. Я уже знала, что хочу жить в уютном коттедже Карсона на берегу моря. Не в этом большом, впечатляющем, холодном особняке, окруженным ухоженными садами и другими особняками.

Так что наша маленькая семья жила бы там.

После постройки шкафа, конечно. Но у меня здесь был целый гардероб от кутюр. Я не могла оставить все позади. Следовательно, у ребенка была бы здесь комната. На всякий случай.

Тут было так красиво. Оттенки белого, мягкие нейтральные тона. Все успокаивающее и причудливое.

Мои глаза были сухими, когда я осматривала очаровательную детскую. Кресло-качалка, в котором я представляла, как кормлю нашего ребенка. Мои ноги утонули в мягком ковре, когда я подошла к шкафу.

Много одежды. Недостаточно, подумала я всего месяц назад. Совсем недостаточно для моего ребенка. Мы не знали пол. Потому что я хотела сюрприз. Я хотела сделать событие.

Мои мысли вернулись к первой поездке в высококлассный детский магазин в Беверли-Хиллз. Я поехала одна, всего через несколько дней после того, как узнала, что беременна.

— Это бесценно, — сказала девушка, заворачивая одежду на тысячи долларов.

Возможно, я немного сошла с ума. Я бы списала это на гормоны, но, честно говоря, именно такой я была всегда.

Я улыбнулась, глядя на ткань.

— Да, — согласилась я.

— Ваша подруга беременна? — спросила она.

Я рассмеялась при этой мысли. Зои и Ясмин были полностью поглощены своей карьерой, и я съежилась, подумав, какой контракт предложит Джей Стелле ради беременности. С другой стороны, теперь между ними все было по-другому. Было бы здорово, если бы мы обе забеременели одновременно. Из нее вышла бы отличная мать.

Именно при этой мысли я поняла, что продавщица все еще ждет моего ответа.

— О, нет. Я беременна, — сказала я ей.

Ее глаза расширились, взгляд опустился на мой обнаженный живот, который все еще был очень плоским. На мне была укороченная футболка и джинсы с высокой талией, в которые я не смогу влезть через несколько месяцев.

— Вы выглядите… потрясающе, — выдохнула она, когда снова посмотрела на меня.

— Спасибо, — ответила я с теплой улыбкой.

— И какой у вас срок? Простите, что спрашиваю, — быстро добавила она.

Я махнула рукой.

— Нет, я совсем не против. Всего лишь… четыре недели и шесть дней или что-то в этом роде. Я не слежу.

Ее глаза снова расширились при этих словах. Она открыла рот, снова закрыла его, затем сосредоточилась на заворачивании одежды.

— Что? — спросила я, заинтересованная тем, что она собиралась сказать.

Она робко оглянулась на меня.

— Нет, ничего особенного. Это не мое дело.

Я положила руки на стойку и наклонилась вперед.

— Подруга, теперь точно говори.

Она немного помолчала, выражение ее лица было напряженным.

— Многие женщины ждут второй триместр, прежде чем объявить об этом, прежде чем начать ходить по магазинам. — Она посмотрела на одежду.

Я сморщила нос.

— Зачем ждать?

Она выглядела немного смущенной, когда прочистила горло.

— На всякий случай. Большая часть опасности исчезает после первого триместра.

— Опасность? — повторила я.

Она кивнула.

— Потеря беременности, к сожалению, чаще всего встречается в первом триместре.

Я медленно кивнула в знак понимания, в животе у меня образовалась пустота.

— О, хорошо. Полностью понимаю. — Нас настигло немного неловкое молчание.

Запертый ящик в моем сознании задребезжал.

— Я полностью понимаю, почему женщины хотят быть в безопасности, держать это при себе. Но я не такая. — Я отмахнулась от этой мысли. — И я не живу своей жизнью в ожидании, что случится худшее. Жизнь будет двигаться своим чередом, несмотря ни на что. Единственное, что я могу контролировать, — это свое отношение. — Я закатила глаза. — Банально, знаю, но до сих пор это мне помогало. Сколько раз я думала, что застряну в саудовском дворце или в гареме на яхте в международных водах… Много дерьма могло случиться. Но этого не произошло. Так что… да.

Тогда я так гордилась своим позитивным отношением. Цеплялась за это изо всех сил. Потому что мне пришлось это делать. Если бы я ослабила хватку, хотя бы немного, я бы впустила этот страх внутрь. Слова, которые я услышала в Румынии.

Какую замечательную работу я проделала, убедив себя, что совершенно забыла о них. Полностью отмахнулась от них.

Какая же я дура.

Я ненавидела эту женщину, которая складывала одежду. Презирала ее с ненавистью, на которую я и не думала, что способна.

Только на секунду.

Затем я составила план.



На мне была одежда от Шанель.

Это казалось уместным.

Хотя некоторые люди, возможно, сочли бы преступлением перед модой стоять так близко к открытому огню в винтажной одежде от Шанель.

Такие вещи меня больше не беспокоили.

Я вывалила все в большую пожарную бочку, которую мне доставили. Она прибыла меньше чем через час. Ясмин не заметила всей суматохи, потому что пекла пирожные на кухне. Ясмин пекла, когда волновалась, испытывала стресс или была расстроена. Имея дело со мной, она испытывала все три чувства. Кроме того, она знала мою слабость к ее пирожным, так что, вероятно, это также было частью более масштабных усилий, направленных на то, чтобы заставить меня поесть.

Так что она не выходила, пока я не встала перед пожарной бочкой с бутылкой водки в одной руке и зажигалкой в другой.

Зои и Стелла тоже приехали.

— Рен, что ты…

Ее слова оборвались, когда она подошла достаточно близко, увидев, что в бочке. И то, что лежало в куче рядом со мной, потому что не хватало места.

Одежда.

Детская одежда.

Она стоит тысячи долларов.

С моей стороны было эгоистично делать подобное. Я могла бы пожертвовать их нуждающимся женщинам. Но я не в настроении. Я полностью сосредоточена на том, чтобы вытащить их из дома.

— Мне нужно, чтобы это исчезло, — тихо заявила я. — Мне нужно, чтобы все это исчезло.

Другие подруги, возможно, пытались бы говорить со мной приглушенным тоном, рассуждая со мной о принятии решений, пока я переживаю травму и принимаю много стабилизаторов настроения и выпивки.

Но не эти женщины.

— Я свяжусь по телефону с подрядчиком, чтобы завтра к концу дня комнату переделали, — объявила Зои, уже нажимая на свой мобильный.

— Я куплю в интернете все, что нужно, чтобы обставить комнату, — вмешалась Стелла.

Любовь, которую я испытывала к ним в тот момент, была ошеломляющей, но я была не в том состоянии, чтобы выразить это словами.

Я сделала большой глоток из бутылки водки, прежде чем вылить остальное на одежду. Затем бросила зажигалку.

Все быстро загорелось, и я добавила еще.

Наблюдая за танцем пламени, я поклялась себе, что это будет последний день, когда я буду оплакивать ребенка. Скоро все будет стерто. Все свидетельства о ней. По крайней мере, снаружи. Буду вести себя как та женщина, которой была раньше.

По крайней мере, снаружи.


Загрузка...