Здесь умирает надежда

ГЛАВА СЕМНАДЦАТЬ

Last Night — GRAACE

Я не хотела идти к Джею домой. Не хотела смотреть на Стеллу. Подавленная, безнадежная часть меня просто хотела поехать в аэропорт, оставить все позади и никогда не оглядываться назад.

Но это Стелла.

Она была моей семьей.

Я не могу оставить ее или кого-либо из моих девочек позади.

Не навсегда. Но мне нужна дистанция. Как бы долго это ни продолжалось.

Итак, я вошла в дом Джея — теперь и Стеллы, хотя я всегда думала, что ее домом будет та квартира возле Гроув. Я позаботилась о том, чтобы выглядеть как раньше. Мне сделали свежее наращивание, волосы теперь были упругими локонами, которые струились по плечам. Макияж был безупречен.

Я выглядела как положено.

Но Стелла видела меня насквозь. Сидя на диване и поедая свиные шкварки, она видела меня насквозь.

Однако я не могла показать, что заметила. Я увидела ее печаль, ее жалость в ту секунду, когда она посмотрела на меня.

Мой взгляд метнулся к телевизору.

— О, боже мой, обожаю эту серию, — прощебетала я. — Ты вызываешь у меня сильное искушение остаться, переодеться в какие-нибудь спортивные штаны, сделать «маргариту» и напиться до чертиков, чтобы посмотреть телек. — Я посмотрела на пакет со свиными шкварками. — Ты на Кето или что-то в этом роде? — поддразнила я.

— Ты не останешься? — спросила она вместо этого, ухватившись за предыдущую часть моей маленькой речи.

Боль в ее голосе задела меня.

— Я еду в аэропорт.

Она уставилась на меня, оставив свиные шкварки.

— В аэропорт? — повторила она.

Я кивнула, ненавидя себя за то, что посмотрела Стелле в глаза таким взглядом. Я бросаю ее, когда она больше всего нуждается в своих друзьях. У нее нет матери, которая помогла бы ей пережить это время. Джей застрял в режиме злодея. Она нуждалась во мне.

— Я уезжаю в Непал через… — я посмотрела на свой телефон, просто чтобы получить передышку от ее пристального взгляда, — два часа, — сказала я. — Хотя должна была улететь двадцать минут назад.

Наконец, я нашла в себе силы снова взглянуть на Стеллу, протянуть к ней руку.

— Но я обязана попрощаться.

Плечи Стеллы поникли, когда она попыталась переварить всю эту информацию. Было известно, что я в любой момент улетаю в другие страны, в этом нет ничего необычного.

Теперь все было по-другому.

— Почему ты едешь в Непал? — спросила она в замешательстве.

Я вздохнула.

— Я собираюсь отправиться в поход в горы и остаться в монастыре, — заставила я себя продолжить. — Попробую соблазнить некоторых монахов, — я попыталась пошутить, но это не сработало. Поэтому сказала правду. Или очень простую ее версия. — Мне просто нужно… уйти.

Стелла крепче сжала мою руку.

— Ты не можешь уйти, — прошептала она.

Я сжала ее руку в ответ.

— Я должна.

— Что насчет Карсона? — спросила она. — Ты нужна ему. Вы нужны друг другу.

Ее слова пронзили меня изнутри, как нож. Я пыталась не рухнуть на пол от боли. Но я справилась.

— Я не могу смотреть на него, не видя… — Я замолчала, мой голос сорвался. Я собралась с силами, в которых нуждалась. Сделала вдох. — Я не могу смотреть на него, не видя, что мы потеряли, — тихо призналась я. — Я едва могу смотреть на себя. Знаю, что он тоже что-то потерял.

Я вспомнила, как мы обнимали друг друга. И печаль, которую он носил, как шрам.

— Я знаю, что ему больно, но я не могу… Это слабо, но я недостаточно сильна, чтобы быть с ним, Стелла. У меня едва хватает сил посмотреть на себя в зеркало. — Я посмотрела на свою дорогую подругу, в ее глазах стояли слезы. Я погладила ее по щеке. — Моя милая, у меня едва хватает сил смотреть на тебя.

Это была новая часть меня, которую я ненавидела, — инстинкт отшатнуться от подруги. От беременной подруги.

Я должна сбежать. Сейчас же. Поэтому отступила назад, поправляя свой блейзер. Улыбка на моем лице разрывала на части.

Стелла выглядела такой маленькой и беспомощной на этом диване, но я напомнила себе, что она далеко не беспомощна.

— Ты ведь вернешься, верно? — спросила она детским голосом.

— Конечно, я, бл*дь, вернусь, — пообещала я. — Это Непал. — Я выгнула бровь, глядя на нее. — Не моя естественная среда обитания. Я направлюсь в духовное путешествие. А еще ради еды и какого-нибудь гребаного умиротворения. Потом я вернусь. Ради ботокса. Спланируйте вечеринку. Я снова стану собой.

Мысль об этом казалась нелепой, но я все равно цеплялась за нее.

— Даже если не стану собой, я вернусь. Ради тебя, моя дорогая. — Я быстро подсчитала и прикинула в уме. — Я обязательно вернусь в течение шести месяцев.

Я подмигнула ей, наклонилась, чтобы поцеловать в щеку, и вышла за дверь.

Я была очень горда собой… Я не плакала еще четыре часа.

Я была глубоко в горах, когда мне позвонили.

Технически, в монастыре не разрешалось пользоваться телефонами, но мне удалось очаровать одного монарха. Поскольку Стелла была беременна, а ее муж сражался с русской мафией, мне нужен телефон.

Служба безопасности Гринстоуна на постоянной основе следила за Стеллой и держала меня в курсе того, что происходит.

Стеллу похитили.

Гребаная русская мафия.

Средь бела дня.

Они выстрелили в лицо ее телохранителю Эрику, который как раз собирался переехать к своему парню и был полон энтузиазма по поводу будущего.

Они выстрелили ему в лицо.

Когда это закончится? Кровь, смерть. Потеря детей до того, как они смогли вдохнуть воздух.

Я уставилась на горы, заставляя себя делать успокаивающие вдохи.

Со Стеллой такого не случится.

Хватит потерь. Достаточно.

С этой мыслью я начала свой спуск с горы. Я не исцелилась. Не обрела внутреннего покоя, но моя подруга нуждалась во мне.

Я расхаживала по крыльцу коттеджа Карсона.

Первый раз я здесь после того дня.

Мне стало интересно, вся ли моя одежда все еще запихана в тот шкаф. Мои косметические средства все еще разбросаны по его ванной? Хотя он всегда тщательно расставлял их после того, как я ими пользовалась.

Интересно, что бы случилось, если бы я не поссорилась с ним в тот день? Если бы я осталась? Если бы я тогда согласилась выйти за него замуж?

Я была бы в этом доме с ребенком. С семьей.

Я покачала головой.

Эти мысли ничего не дадут.

Со Стеллой все в порядке. Мне позвонили, как только я приземлилась. Она направлялась обратно к Джею. Моим первым и самым непосредственным побуждением было отправиться прямо туда.

Но потом я подумала еще. Беременная жена Джея похищена русской мафией. С ребенком все хорошо. Услышав это, все во мне расслабилось. Я бы не пожелала того, что случилось со мной, даже злейшему врагу. Я бы жила каждый день с болью, лишь бы Стелла не испытала того же.

Конечно, они с Джеем сейчас должны побыть вдвоем. Спрятаться в доме. Он не выпускал ее из виду. Я верила в это. Доверяла ему.

Все кончено. Из того, что я слышала, Российская империя была практически разрушена.

Итак, я расхаживала по крыльцу. Ждала Карсона. Мне нужно было его увидеть. В целости и сохранности. И в глубине души я знала, что нужна ему.

Месть поддерживала его в последние месяцы. Поддерживала его работоспособность. Он на этом сосредоточился. Но теперь дело сделано. Не осталось никого, кого можно было бы убить или наказать. И я боялась, что Карсон может исчезнуть внутри себя.

Мое горло сдавило от беспокойства.

Наконец подъездную аллею осветили фары.

Я не сдвинулась ни на дюйм, пока он парковался, когда хлопнула дверь, и гравий захрустел под его ногами.

Я наблюдала, как он приближается, и сразу поняла, что что-то изменилось. Он был другим.

Кровь запачкала его рубашку.

Руки.

Глаза были наэлектризованными, пустыми, дикими.

Хотя он был в той же форме, он не был тем же человеком. Каким-то образом он стал больше. Он принес тени внутрь.

Его глаза были прикованы ко мне. Опасные.

Я по-прежнему не двигалась.

Он тоже не замедлил шага. Мы врезались друг в друга, как маньяки, его губы прилипли к моим, рука на затылке, он притянул меня к себе.

Мое тело пело для него, все во мне исчезло, кроме животной потребности. Мы рвали друг на друге одежду. Я отчаянно хотела почувствовать тепло его кожи. Кровь размазалась, смерть просочилась от него ко мне.

В какой-то момент мы добрались до дома. Потом оказались на полу. Дверь все еще была широко открыта. Карсон лежал на спине, пока мои руки пытались освободить его от штанов. В какой-то момент он уже сорвал с меня трусики.

Я, не колеблясь, накинулась на него, Карсон издал низкое шипение.

Сначала мне было больно. Мое тело полностью исцелилось, но прошло много времени с тех пор, как он был внутри меня. Я не прикасалась к себе, избегала этой части себя.

Я скакала на нем, пока боль не смешалась с удовольствием, пока мое тело не затрепетало от надвигающегося освобождения. Мои ладони опустились на его грудь, впиваясь ногтями до крови.

Низкое рычание вырвалось из горла Карсона, его глаза все еще хищно светились. Мне нравилось, что в этот момент он был почти чужим, что его зло прогнало моих демонов.

Его руки были на моих бедрах, притягивали к себе, подстраиваясь под мой ритм. Они скользнули по моему телу, когда я обмазала свои пальцы кровью. Его руки сильно сомкнулись вокруг моей шеи.

Он сжимал, уговаривал меня испытать оргазм, мои легкие сжимались от недостатка кислорода.

Я оседлала его сильнее.

Кончики пальцев покалывало от онемения, а легкие горели, когда очередной оргазм обрушился на меня, раскалывая на тысячу кусочков.

Сквозь биение моего учащенного сердцебиения и нашего общего тяжелого дыхания я услышала приглушенное рычание Карсона от облегчения.

Впервые за несколько месяцев я не чувствовала себя опустошенной.

Карсон спал.

В конце концов, мы добрались до спальни, приняв вместе душ, вода была бледно-розовой от крови.

Никто не сказал ни слова. Карсон все еще не пришел в себя, в его глазах плясало что-то холодное и пустое.

Я была рада этому. Я бы не выдержала прежнего Карсона. Тот, кто говорил стихи, кто ухмылялся мне, кто дорожил мной.

Вот почему я оттолкнула его.

Но этот человек… Этот настоящий злодей без морали и благородства, эта машина для убийства. Я могла дышать в его присутствии.

Так что я легла с ним в постель. Ждала, пока он заснет. Он уснул быстро. Выброс адреналина. Я сомневалась, что он много спал в эти дни.

Несмотря на то, как заманчиво было остаться там с ним, поддаться вспыхнувшим старым чувствам, я знала, что яркий дневной свет принесет то, к чему я не готова.

Хищник внутри Карсона исчез бы, и мои демоны плясали бы повсюду.

Я выскользнула из-под его руки, затаив дыхание, когда он двинулся. Карсон был чутким, даже во сне. Всякий раз, когда я вставала ночью в туалет, он просыпался и спрашивал, все ли в порядке.

На этот раз сон держал его слишком крепко. Спасибо и на этом. Я была недостаточно сильна, чтобы бороться с ним, если он проснется.

Моя одежда испорчена. В клочьях на крыльце и возле входной двери. Можно было бы надеть одежду Карсона, но в этом нет необходимости. Здесь есть моя одежда. Втиснутые на вешалки, как и в тот день, когда я уходила.

Даже халат, который был на мне в то утро, висел на стуле нетронутым.

Карсон ничего не сдвинул с места. Он ждал, что я вернусь.

Я вздрогнула, хватая первую попавшуюся одежду.

Она пахла лимонами и Карсоном.

Голос велел мне остаться.

Заползти обратно к нему в постель и встретить рассвет вместе.

Не позволить этой ужасной вещи испортить каждый уголок жизни. Каждый последний кусочек счастья.

Этот голос был знакомым.

Это был тот же самый голос, который велел мне кататься на яхтах посреди ночи, летать в нетронутые уголки мира с людьми, которых я только что встретила, голос, который велел мне вломиться в дом Карсона.

Это был голос прежней Рен.

Но я больше не была ею.

Чтобы быть с ним, ему пришлось бы стать моим костылем. Я бы так чертовски сильно опиралась на него, потому что он бы не убежал. Это не в его характере. Я бы высосала из него всю жизнь.

И отравила бы нас.

Если существуют отношения, в которых один человек буквально поддерживает другого в здравом уме, трезвости или жизни, в конечном итоге они становятся токсичными.

Карсону потребуется больше времени, чтобы обижаться на меня. Потом он будет ненавидеть меня. Может быть, это будет только на несколько секунд, прямо в конце, когда вся его жизнь промелькнет перед глазами, и он все ясно увидит. Увидит меня такой, какая я есть.

Но я не могу вынести мысли о том, что он возненавидит меня даже на секунду. Что говорить уж о целой жизни.

Я могла бы справиться с его ненавистью ко мне за то, что оттолкнула его, но я не переживу его ненависть за то, кто я есть. И во что я превратила нас.

Итак, с единственной слезинкой, скатившейся по щеке, я вышла.

СЕМЬ МЕСЯЦЕВ СПУСТЯ

Он ничего не сказал, когда я пришла к нему.

При дневном свете об этом не упоминалось. Он не бросил это мне в лицо, не использовал эти визиты как оружие в своем крестовом походе, чтобы вернуть меня. Возможно, он был плохим человеком, возможно, он был худшим человеком, но Карсон не поступил бы так со мной.

С нами.

Я яростно скакала на нем, безжалостно преследуя свой оргазм, мое обнаженное тело было влажным от пота. Большие руки Карсона обхватили мои бедра, крепко сжимая их, почти до боли.

Моя рука потянулась к его запястью, мои глаза встретились с его. Это единственный раз, когда я храбра посмотреть ему в глаза, наполовину обезумев от желания и удовольствия.

Глаза Карсона вспыхнули, он знал, чего я хочу, когда я убрала его руку со своего бедра, дернув за нее. Он боролся со своей собственной темной потребностью и с желанием защитить меня.

— Рен, — выдавил он в предупреждении.

Я не переставала двигаться, наслаждаясь битвой в его глазах, когда прижалась к нему.

— Сделай это, — прошипела я, чувствуя, как нарастает оргазм. Конечности покалывало от предвкушения неизбежного блаженства. Если он откажет мне на этот раз, тогда я вернусь в себя, вынужденная жить в коже, которая больше не казалась мне подходящей без этих кратковременных передышек, за которыми я гналась. Хотя я не переставала двигаться, я затаила дыхание. Казалось, даже мое сердце замерло.

Он хочет отказать мне.

Последние остатки покоя ускользали из рук, у меня ничего не осталось бы. Я бы никогда сюда не вернулась. Я бы не смогла встретиться с ним лицом к лицу.

Но после миллисекундной паузы рука Карсона поползла вверх. Он провел ей по моим чувствительным соскам и положил ладонь на колотящееся сердце, прежде чем обхватить шею.

— Крепче, — потребовала я, в моем голосе слышалась хриплая мольба.

Я почувствовала его нерешительность. И чувство вины пронзило мое влажное, покалывающее тело за то, что я заставила его сделать это.

За то, что превратила нас во что-то совершенно неузнаваемое.

Но в этом весь смысл, не так ли?

Карсон сейчас не откажет мне. Даже если он начинал ненавидеть меня за то, о чем я прошу.

Даже несмотря на то, что я уже ненавидела себя за то, о чем прошу.

Его хватка на моей шее усилилась, боль взорвалась в нервных окончаниях, и у меня перехватило дыхание. Мое тело реагировало на все это: боль, недостаток кислорода, близость смерти. Руки Карсона крепко сжимали мою шею. Были только он и я. Мы — единственные люди на этой планете. Ничего не существовало, кроме его члена внутри меня, его рук на моей шее и его глаз. Он был моим началом и, что более важно, моим концом.

Оргазм пронесся с силой разрушительного землетрясения, раскалывая меня на части.

Сквозь вихрь я услышала рычание Карсона, когда доила его освобождение, хватка на мгновение усилилась еще больше, прежде чем она полностью ослабла.

Когда боль утихла, и ко мне вернулся кислород, мои конечности покалывало, толчки сотрясали тело.

Земля приветствовала мое возвращение.

Жизнь приветствовала мое возвращение.

И я ненавидела каждый вздох.

Мои пальцы коснулись выступающих красных отметин на шее. Слабая пульсация, сопровождавшая их, была желанной. Только этого недостаточно. Мне нужно больше.

— Иисус, бл*дь, Христос.

Я уставилась на темную фигуру, появившуюся позади меня в зеркале, ярость от этих трех слов разрывала мою кожу, отравляя кровь. Его глаза были сосредоточены на синяках, лицо искажено сожалением и болью.

Этот взгляд поразил. У меня перехватило дыхание. По крайней мере, на мгновение.

Я натянула рубашку, оттянув воротник, чтобы прикрыть красную кожу. Моя склонность к откровенной одежде означала, что попытка довольна тщетна.

— Я больше так с тобой не поступлю, — проскрежетал Карсон. — Я не могу продолжать причинять тебе такую боль.

Мое сердце ревело в груди, крича мне пойти к нему, попытаться быть сострадательной, как раньше. Чтобы успокоить боль в его голосе.

Я осталась стоять как вкопанная, несмотря на желание подойти к нему. Вместо этого пренебрежительно рассмеялась, глядя на него в зеркало, стараясь избегать его взгляда.

— Ты думаешь, это причиняет мне боль? — спросила я ровным тоном. — Мы оба знаем, что это ерунда.

Карсон шагнул вперед, как будто хотел прикоснуться ко мне, но резко остановился, когда все мое тело напряглось.

Теперь он не мог прикоснуться ко мне. Не под ярким светом в ванной. Не сейчас, когда моя потребность отступила, как прилив, и нахлынула реальность.

Нет, я установила здесь правила. Я контролировала ситуацию. Он прикасался ко мне только в темноте, только когда ночь была в самом разгаре, а моя потребность — неизбежной. Он мог прикасаться ко мне только так, как я хотела. Без разговоров. Никаких сладких речей. Никакого дерьма альфа-самца типа «ты моя, посмотри на меня». Нет, он просто жестоко трахал меня. С руками на шее. Напоминая, что смерть была всего в одном шаге от меня.

— Не ерунда, — тихо запротестовал он. — Ты зовешь тьму, которой не место в тебе.

Я закатила глаза.

— В самом деле? Тьма, которой не место? — я усмехнулась. — Значит, теперь я должна быть легкой и воздушной Рен, в которую ты влюбился? — Кожу покалывало от ярости.

Его рот превратился в тонкую линию.

— Нет, будь тем, кем хочешь, а я буду любить тебя, несмотря ни на что. — Его голос был невероятно добрым, и я ненавидела его за это. — Но, черт возьми, дорогая. Позволь мне сделать что-нибудь еще, кроме причинения боли.

В его голосе была мольба, которая буквально причиняла мне физическую боль. Но я не поддалась ни печали, ни боли. Нет, гнев был гораздо более привлекательным.

— Ты что, не понимаешь? — я закричала. — Я должна носить ее с собой. Мне приходится повсюду носить ее с собой. Эту потерю. Нашу потерю.

Теперь меня трясло, нужно было остановиться. Но я не могла.

— Это вшито в мои гребаные кости, — прошипела я. — Каждый мой шаг — это решение. Сражение. Я чувствую усталость просто от дыхания. От усилий гребаной жизни. У меня есть два варианта. Каждый день. Только два. Я встаю, либо нет. И я должна встать, иначе умру. — Я резко замолчала, мое дыхание сбилось, когда вся ярость, адреналин или что-то еще покинуло мое тело. — Иногда мне хочется умереть, — прошептала я, глядя в пол. — Очень сильно.

Я не смотрела на него. Не могла. Но я должна вытащить все это наружу. Это должно закончиться.

— Я даже не хотела быть матерью, — простонала я. — У меня никогда не было таких мыслей. Никогда особо об этом не задумывалась. Даже когда я узнала… — Мое дыхание застряло в горле, поэтому выдохнула, надеясь успокоиться. — Когда я узнала об этом, я испугалась. У меня не было волны любви или чего там еще чувствует нормальная женщина, когда узнает, что беременна. Я всерьез подумывала об аборте.

Слова повисли в воздухе, когда я их произнесла, хотя никогда не признавалась в них вслух, даже своему терапевту. К которому Зои и Ясмин убеждали меня пойти столько раз, что я, наконец, не выдержала. В конце концов, они провели мини-вмешательство, и был вариант: либо терапевт, либо реабилитационный центр.

Я выбрала психотерапевта.

Я почти ничего ей не говорила, по правде говоря. Я пошла, чтобы успокоить их. Потому что на каком-то уровне я знала, что так не может продолжаться вечно. Терапия на самом деле не помогала. Я не помогала себе.

— Я уже сделала один аборт, — призналась я, во рту у меня внезапно пересохло. И все же я не смотрела на Карсона. Не могла. Вместо этого вздернула подбородок вверх, уставившись на стену прямо над его головой. — Я не стыжусь этого. Ни капельки. Мне было шестнадцать, я не была готова к ребенку, и никому ничего не должна объяснять. Это мое тело. Мой выбор, и я ни капельки не жалею об этом.

Мой голос был тверд, а слова правдивы. Я не жалела об этом. Это решение не преследовало меня, я почти не думала об этом. Ну, до недавнего времени.

Я не смотрела прямо на Карсона, но его темная фигура не сдвинулась ни на сантиметр. Он не двигался, как статуя. Мне не нужно было смотреть прямо на него, чтобы понять это. Это же Карсон. Для всех остальных, для внешнего мира он был мраморным. Невыразительный, бесчувственный, непреклонный.

— Но, в конечном счете, я выбрала ребенка, — прошептала я. — Нет, не ребенка. Я выбрала тебя. Я выбрала нас. Маленькая сказочная жизнь, которую представляла для нас. Я много мечтала, потому что у меня была вера. Потому что я прожила прекрасную жизнь. Ту, где мне было позволено потворствовать вере. Легко поверить, что все происходит по какой-то причине, и Вселенная работает таинственным образом, когда ты выросла богатой и без каких-либо серьезных травм. Так что у меня была вера. Надежда.

Я выплюнула это слово, внезапно разозлившись. Не на Карсона, не на Вселенную, в основном на себя. Но у меня не было возможности направить этот гнев внутрь, не причинив себе серьезного вреда, поэтому я направила его на одного человека, который привык принимать удары.

Я направила его на человека, которого любила.

Я ожидала, что он продолжит обращаться со мной в лайковых перчатках, обходя мои чувства, как будто они сделаны из стекла.

Но он удивил меня. Его глаза метали молнии, а тело напряглось.

— Я тоже кое-что потерял! — взревел Карсон.

Я вздрогнула, не ожидая от него такого взрыва, ведь он стоял неподвижно.

Он бродил по комнате, как будто искал что-нибудь, что можно сломать. Чтобы разбить вдребезги. Я знала, каково это — смотреть на комнату, полную вещей, страстно желая швырнуть их в стены.

Я страстно желала, чтобы он сделал то, что я не могла. Крушить все на виду, не сдерживая себя, похоронить свою потребность в насилии.

Его глаза сфокусировались на мне.

— Я тоже кое-что потерял, — повторил он с меньшим пылом, но все же громче, чем его обычный тенор. В его голосе чувствовалась неуверенность. Которая потрясла меня до глубины души. Превратила все, что там осталось, в руины.

Мне потребовалось много времени, чтобы успокоиться, найти в себе силы заговорить. Собраться с мыслями. Бороться с желанием рухнуть на пол.

— Да, ты потерял, — согласилась я. — Но это не одно и то же. Это бессердечно с моей стороны. Даже жестоко. Но это ужасная правда. Ты что-то потерял. Ты потерял идею. Будущее. Но у тебя не было растущего малыша внутри. Ты не чувствовал, как она шевелилась.

Моя рука сама по себе зависла над плоским животом.

— У тебя нет пустоты внутри, — прошептала я. — Твое тело не истекало кровью. Не переживало месяцы, когда тело сбрасывало беременность, как вторую кожу, оставляя шрамы на внутренностях, не говоря уже о шрамах. Я не могу забыть это. Ни на секунду. За исключением тех моментов, когда твои пальцы на моей шее, — я прищурилась, глядя на него. — Так что не смей говорить мне, что я не могу сбежать единственным способом, который сохраняет меня в здравом уме, потому что тебе не нравится смотреть на синяки. — Теперь мой голос был повышен почти до крика. — Если ты этого не сделаешь, я найду кого-нибудь другого.

Последний выстрел был слабым, даже для меня. Но я не сдерживалась. Моей целью было причинить ему боль, хотя он последний человек в мире, который этого заслуживал.

Мои слова оказались правдой.

Карсон замер.

Совершенно, бл*дь, затих.

Несмотря на то, что сейчас я не испытывала страха, что-то глубоко внутри меня похолодело. В его глазах светилась ярость.

Карсон рванулся вперед так быстро, что у меня даже не было шанса отступить.

Однако он не прикоснулся ко мне, хотя его глаза обещали насилие. Он стоял в нескольких дюймах от меня.

— Если ты позволишь кому-нибудь прикоснуться к тебе, подпустишь к себе любого мужчину, кроме меня, ты подпишешь ему смертный приговор, — пообещал он. — Его убийство будет на твоей душе, помни об этом.

Он смотрел на меня еще несколько вдохов, ожидая ответ. Когда я этого не сделала, он повернулся и оставил меня.