Зеленая кухня, или Самый опасный рецепт

Глава 5

Аррен

Кассулантинен встретил нас солнцем после проливного дождя и сосновым запахом, от воздушной свежести которого начинали шевелиться волосы на голове. На первый взгляд, поселок мне понравился. Аккуратные деревянные домики утопали в пышной зелени садов, улицы были широкими и старательно вымощенными, а люди, которые с любопытством смотрели вслед экипажу, выглядели довольными жизнью. Экипаж прокатил по улице мимо маленькой церкви и кабачка, возле которого покачивался пьяница, обнимаясь с фонарем, миновал школу — солидный господин раздавал ребятне книги во дворе и, проехав мимо лавки с товарами, остановился у большого дома за оградой.

— Приехали, — сказал Кирк, сверившись со своими записями. — Вам сюда. Тут прежде жил Томас Лайне. Писатель, певец севера. Умер в прошлом году.

Рупрехт был не из тех, кто экономит на мелочах, и он умел быть благодарным. Выйдя из экипажа, я оценил дом покойного писателя — двухэтажный, большой, он был не хуже того, который я оставил в столице. Дом был выкрашен в кирпично-красный, кружево наличников было белым, на маленьком балконе красовались ящики с анютиными глазками. Джейн встала рядом со мной и восторженно улыбнулась.

— Какой нарядный дом! — с искренним теплом оценила она. — Чудесный!

— Передайте его величеству Рупрехту нашу благодарность, — произнес я. Кирк кивнул и негромко ответил:

— Помните, что вы не ссыльные. Вы люди короля, и в любой момент от вас может что-то потребоваться.

Солдаты Кирка принялись отвязывать наш багаж и таскать в дом. Белые двери открылись, вышли девушка и парень — слуги — стали помогать. Девушка, круглолицая и светлокожая, с длинными золотыми косами, посмотрела на меня с нескрываемым любопытством и однозначным кокетством, и я заметил, что Джейн не понравился этот взгляд.

— Доброго дня, барин! — мелодичным голосом с резким оканьем пропела она. — Доброго дня, барыня! Меня звать Лемпи, это мой брат Ойва. Проходите скорее, устали же с дороги, а я там уже и обед накрыла.

Парень кивнул, поприветствовал нас и, подхватив коробку с книгами, поспешил в дом. Джейн осторожно взяла у солдата горшок с мандрагорой — та сонно шевельнулась, открыла глаза и сказала:

— Вот я и наросла уже, можно брать новые корешки! Джейн, а мы приехали? А тут есть садик?

Лемпи замерла с раскрытым ртом — явно видела говорящие растения в первый раз. Мандрагора улыбнулась ей, всем своим видом выражая радость встречи, и девушка нервно погладила себя по лбу: должно быть, отгоняла нечистого.

— Барыня, что же это у вас? Оно говорящее?

— Это мандрагора, — объяснил я. — Не бойся, она не кусается.

— Создали же боги такое диво, — пробормотала Лемпи.

Попрощавшись с Кирком, мы с Джейн пошли осматривать новые владения. За домом был огород — увидев его, я словно бы провалился в прошлое: когда-то моя первая зеленая кухня, выделенная министерством, была именно такой — дикой, яркой, запущенной. Джейн остановилась на краю огорода, а я двинулся вперед, рассматривая буйно разросшиеся растения.

Чего тут только не было! Дикий ветриветерник, лучшее средство от сердечного спазма, гордо поднимал белые соцветия — здесь, на севере, он был намного крупнее, чем на юге. Кусты узколистого кровавика сердито топорщились рядом, словно говорили, что мимо них никто не пройдет — кровавик считался сорняком, но его корешки были хороши при воспалении легких. А вот проелика свободная — похожа на крапиву, ее используют при воспалении суставов.

— Что это? — спросила Джейн. Подхватив юбку, она присела на корточки и дотронулась до арвазии полыннолистой — очень красивого сорняка, который заполнял свободное место плотным ковром. Я сорвал листок, пожевал и ответил:

— Арвазия. Чудесная трава, в ней много витаминов. А вон там белая марь, успокоительное и противоопухолевое. Джейн, это роскошная зеленая кухня!

— Роскошная? — Лемпи вышла к нам, неся в руках две пары калош — очень кстати, я хотел как следует рассмотреть розовые соцветия курисумы. — Барин, да тут все сорняками позаросло! Полоть-не переполоть! Вон те кусты мне по пояс поднимаются!

И она показала, какой высоты достигает бурдиома, заодно продемонстрировав изгиб бедра. Джейн посмотрела на Лемпи так, словно готова была как следует оттаскать ее за волосы. Служанка правильно поняла взгляд госпожи и мелодичным голосом пропела:

— Обед уже накрыт!

Когда-то у меня был однокурсник-северянин, который рассказывал, что у него на родине готовят вкусно и сытно, а не украшают тарелку завитками соуса, как на юге, положив в нее тонюсенький ломтик ветчины. Придя в столовую, я увидел, что в Кассулантинене придерживаются той же философии. На столе красовался рыбный пирог, лещ в тесте с картофелем и овощной салат. Когда мы сели, то Лемпи поклонилась, желая нам приятного аппетита, и я с улыбкой понял, что забыл, каково это — когда обед для тебя готовит и подает живой человек, а не магия.

— Кушайте на здоровье, приятного аппетита! — сказала служанка и, обернувшись ко мне, добавила: — Барин, с вами наш поселковый голова хотел поговорить. Сказал, что дела есть, и дел много.

Джейн

Наш новый дом мне очень понравился. На уроках истории нам рассказывали, что на севере строят из дерева, а не из камня, и, войдя в дом, я почувствовала, что он живой. Все в нем было наполнено теплом, уютом и светом — и старинная, основательно тяжелая мебель, и хрупкая вязь резьбы, и камин. Здесь хотелось жить, а не просто коротать дни.

Спальни были на втором этаже. Войдя в свою комнату, я решила, что она похожа на сундучок. Деревянные стены были выкрашены белой краской, от этого маленькая комната казалась просторнее. На полу лежал разноцветный домотканый ковер — он будто бы так и звал пройти по нему, но Аррен, который заглянул в комнату вместе со мной, предупреждающе вскинул руку.

— Постой-ка, я его проверю. В такие коврики частенько вплетают разное.

Я вспомнила подклад с рыжими волосами, который Аррен извлек из матраса на постоялом дворе, и невольно поежилась. Но ни в коврике, ни в легких шторах, ни в кровати не было ничего плохого. Вот кровать, кстати, в самом деле была как сундучок со снятой стенкой — ляжешь на нее, задвинешь плотную занавеску, и к тебе не проникнет ни холодный воздух, ни комары. Впрочем, Аррену это не понравилось.

— Лежишь, как в гробу, — недовольно произнес он. Я лишь вздохнула.

— Зато комары не летят. Видишь, тут и смолка от них есть. Родители клали такую же.

Осмотрев свои комнаты, мы вышли на свежий воздух и обнаружили, что нас уже ждут. Возле забора топтались любопытные — всем ужасно хотелось увидеть мага-отравителя, который приехал сюда из самой столицы. Женщины в кружевных чепцах, белых блузах, клетчатых юбках и таких же клетчатых жилетах, с красными бусами в несколько рядов, явно принарядились для Аррена, и я почему-то почувствовала неудобство и неприязнь.

Впрочем, почему? Да, Аррен свободный человек, да, с ним могут кокетничать — вот и Лемпи развернула такую стрельбу глазами, что только держись. Почему бы и нет? Что мне до этого?

Но мне было неприятно. Мне стало как-то не по себе.

Поселковый голова был громадного роста, темноволосым, похожим на медведя. Рукава пиджака едва не трескались на его ручищах. Когда он вошел в калитку, то я увидела, как некоторые женщины машут ему вслед, будто бы рассыпают соль в спину — наверно, это должно было отогнать магию, которой Аррен мог бы его ударить.

— Тойво Мяккинен, к вашим услугам, — представился поселковый голова. Аррен назвал свое имя, мужчины обменялись рукопожатием, и зеваки облегченно вздохнули: никто не собирался есть Мяккинена живьем, по крайней мере, сразу. — Вы, говорят, по ядам великий знаток?

Аррен кивнул. Мы прошли к скамейке, поставленной так, чтобы видеть и улицу, и часть огорода.

— Да, верно. Я составлял яды для его величества Генриха.

Мяккинен провел ладонью по лбу.

— Да, про вас вот “Северное время” написало, — я никогда не слышала такого названия и решила, что это какая-то местная газета. — А вот скажите, господин Эленбергер, так ли то, что где яд, там и лекарство?

Аррен улыбнулся.

— Зависит от правильной дозировки.

— В ядах-то тут у нас нужды нет, — произнес поселковый голова. — А вот с лекарствами напряжно бывает. Иногда всех лекарств — вон, святое слово отца Армаса. Зимой Икка Хирвонен шел из лавки да упал. Мозговое кровоизлияние! И не спасли, а он такой славный кузнец был! Отец Армас молился, конечно, к нему претензий нет, но с лекарством бы лучше было.

Он говорил еще четверть часа — вскоре мы были в курсе всех поселковых смертей, болезней и осложнений после охоты на медведя. Аррен уважительно слушал, кивал и в итоге сказал:

— За лето я смогу составить основные лекарства для жителей поселка. Конечно, при воспалении слепой кишки они не помогут, тут нужна будет операция, но вот при мозговом кровоизлиянии пригодятся.

Мяккинен вздохнул с видимым облегчением.

— Ну слава Великим богам! Что от меня понадобится, говорите. Все устроим. Если что-то…

Он не договорил. Послышался шум, голоса и я увидела растрепанного паренька, который подбежал к калитке и испуганно прокричал:

— Гадюка! Кейри гадюка укусила! Помогите!

Женщины заговорили все сразу, кто-то заплакал. Аррен поднялся со скамьи и махнул рукой.

— Давайте, несите его сюда! — распорядился он. — Прямо на землю!

Люди снова зашумели, но я уже не смотрела в их сторону — Аррен бросился в сторону заросшего огорода, и я направилась за ним. Там он двинулся по едва заметной тропинке, утопая в зелени и лишь сказал через плечо:

— Берегись чарпенника, он сильно царапает.

Я понятия не имела, что такое чарпенник — и сразу же высокое растение, чем-то похожее на укроп, хлестнуло меня по щиколотке так, что сквозь чулок проступили капли крови. Вот и познакомились. Аррен тем временем резко срывал то одну траву, то другую — когда мы выбежали из огорода, то он нес с собой целый сноп.

Кейри, мальчик лет десяти, лежал на земле рядом со скамейкой. Светловолосая женщина, должно быть, мать, держала его голову на коленях, гладила по лбу, лепетала что-то успокаивающее, но было видно, что ее трясет от ужаса. Гадюка укусила мальчика за ногу — штанину разорвали, нога распухла, и из укусов сочилась кровь.

Меня замутило. Мальчик едва слышно скулил от боли. Аррен бросил свой сноп рядом с Кейри, сел на землю и коротко распорядился:

— Джейн, моя коробка. Красная.

Не помню, чтобы я когда-нибудь бегала так быстро.

Вернувшись с коробкой, в которой позвякивали пузырьки, я увидела, как Аррен пережевывает какие-то листья, сплевывая их на ногу мальчика и с усилием втирая в укусы. Мать Кейри молилась, путая святые слова, по лицу ребенка струился пот. Стало тихо-тихо: зеваки, которые толпились у калитки, кажется, дышать перестали. Выхватив коробку из моих рук, Аррен вынул один из пузырьков и щедро плеснул на пережеванные листья.

Кейри закричал так, словно его резали. Листья потемнели, от них заструился синеватый дымок, и опухоль стала уменьшаться, как по волшебству. Мальчик все еще был бледен, но я видела: ему легче.

— Свинорой остановил яд, — произнес Аррен, и мать мальчика вздохнула и разрыдалась. — А капли его вычистили. Ну что, встать сможешь?

Кейри смог. Он поднялся, посмотрел на ногу и вдруг бросился к Аррену, обнял его и расплакался.

Аррен

Доктор Тармо Маккиярво, который проводил время за признаниями в любви пивному бочонку по традиции всех интеллигентных людей, попадающих в медвежий угол, осмотрел ногу Кейри, принюхался к остаткам свинороя, что в изобилии произрастал на моей новой зеленой кухне, и восторженно проговорил:

— Это верная смерть. Была бы. Друг мой, вы сотворили чудо!

Он был из той породы людей, с которыми и правда можно завести дружбу сразу же после знакомства — доктор Тармо производил впечатление честного и приличного человека, несмотря на опухшее лицо. Он был моим ровесником, хотя и выглядел намного старше — жизнь, как видно, помотала его. Я показал ему пузырек с каплями, которые вычищали любой яд, и доктор покачал головой:

— Да, это новое слово в науке. Когда я практиковал в Бентеноне, то и слыхом не слыхивал ни о чем похожем. Это ваша личная разработка?

Он держался так, что становилось ясно: доктор сразу признал мое главенство во всех медицинских вопросах, но при этом не собирался заискивать и притворяться несмышленым учеником при опытном преподавателе. Это мне тоже понравилось.

— Да, личная, — скромно признался я, и доктор Тармо улыбнулся.

— Я много слышал о вас, господин Эленбергер, но и представить не мог, что однажды сумею вот так поговорить с вами. Это великая честь.

Джейн, которая все это время держалась в стороне, едва уловимо улыбнулась. Было видно, что это признание ей приятно. Я улыбнулся в ответ и спросил:

— Как же вы попали в Кассулантинен?

В моем новом знакомом до сих пор чувствовалось столичное обхождение, несмотря на местный костюм и тот крепкий дух, который окружает любителей приложиться к бутылке. Доктор печально усмехнулся.

— Я из Медногорья, это часть Просторного удела. Поехал в Бентенон учиться по квоте для одаренных выпускников, зацепился там за госпиталь святого Фридрика, но потом не поладил с главврачом.

— Что же случилось? — поинтересовалась Джейн. Доктор Тармо взглянул на нее с тем же уважением, с которым смотрел на меня, и ответил:

— Мы разошлись во взглядах на обезболивание. Он считал, что людям простого звания можно давать то, которое попроще и похуже. Благородные пациенты, разумеется, получали лучшее. А я считал, что всех нужно лечить одинаково хорошо. В итоге вернулся в Просторный удел, в Кассулантинене как раз освободилось место врача.

Он вздохнул и добавил:

— Хорошо, что вы сюда приехали. Я уже устал обивать пороги с просьбами наладить поставки медикаментов. В академии, конечно, был курс зельеварения, но всего на семестр.

— Не волнуйтесь, — ободряюще произнес я. После истории с обезболиванием наш новый знакомый невольно вызывал уважение. Обычно выходцы из провинции готовы на все, чтобы остаться в столице — они будут идти по головам и творить любые гадости, лишь бы не возвращаться в родное село. — Я осмотрел огород за нашим домом — это просто кладезь лекарственных растений! Приложу к нему немного труда, и это будет лучшая зеленая кухня во всем Просторном уделе. Теперь наконец-то смогу заняться не ядами, а лекарствами.

— Всем нам на радость, — довольно сказал доктор Тармо. Он обернулся к Джейн, которую я представил при знакомстве как свою помощницу, и спросил: — Не хочется показаться излишне любопытным, но вы… русалка?

Джейн вопросительно подняла бровь, и я, мысленно похолодев, понял, что мы совсем забыли про артефакт Зуренти, собирая вещи: он остался в моем столичном доме.

— Чувствую сильную магию, связанную с водой, — объяснил доктор, и Джейн ответила:

— Почти успела стать одной из них. Аррен спас меня.

— Тут неподалеку большое озеро, — сообщил доктор Тармо. — Рыбалка там изумительная! И русалки испокон веков водятся. Через пару дней, кстати, будет большой праздник — люди соберутся у озера, будут проводить обряды, чтобы русалки не выбирались на берег и не пакостили.

Джейн угрюмо посмотрела на меня и спросила:

— А в поселок они приходят, эти русалки?

— Ни разу не приходили! — ободрил ее доктор. — Ранней весной все людские поселения опахивают, чтобы нечисть не пробралась. Но к озеру вам все же лучше не ходить.

— Пожалуй, нам какое-то время будет не до озер и народных гуляний, — сказал я. — Зеленую кухню надо привести в порядок, будем трудиться на ней от рассвета до заката.

— Если что, рассчитывайте на меня, — улыбнулся доктор. — Я не слишком хорош в прополке сорняков, но думаю, это от недостатка опыта.

Я осмотрелся. Домик, который одновременно служил жильем для доктора Тарво и поселковой больницей, содержался в идеальной чистоте и порядке, а вот огород, на который выходили окна маленькой гостиной, сплошь зарос проселениусом — в народе этот цветок называли белыми шарами, и от них в комнатах становилось светлее.

— Думаю, лишние руки будут не лишними, — сказал я, прикидывая, что надо будет сделать. Расчистить зеленую кухню, выполов сорную мелочь, которая не пойдет в лекарства, выровнять грядки, построить теплицу — забот хватало.

— Ваш проселениус, кстати, не такой сорняк, каким прикидывается, — заметил я. — Его используют в самом опасном рецепте, который я только знаю. Так что если вдруг захотите его выполоть… то лучше не стоит. Пригодится.

Доктор просиял.

— Отлично, пусть мой садишко станет филиалом вашей зеленой кухни. А что за рецепт?

— Зелье истинной любви, — ответил я, вспомнив, что когда-то так и не сумел сварить его правильно. Не хватило опыта и знаний — теперь они были, а вот любви была нехватка. — Используется, чтобы спасти возлюбленного от смерти.

В доме доктора было тепло и светло, но мне почудилось, будто над нами сгустилась поздняя осень, когда и днем-то блуждаешь в сумерках.

— Почему же это самый опасный рецепт? — негромко спросила Джейн.

— Потому что часть души отмирает, если приготовить его неправильно, — ответил я, не желая вдаваться в подробности.

Это, конечно, была народная легенда, но если бы часть моей души не погибла тогда вместе с Элейни, то Генрих не смог бы заманить меня к себе на службу.

Джейн

Я заснула мертвым сном без сновидений, едва только голова коснулась подушки — даже свет белой ночи не помешал — проснулась ранним утром от того, что в зеленой кухне что-то застучало. Выбравшись из кровати и зевая, я выглянула в окно и увидела, что Аррен уже работает: выправляет тяпку при помощи какого-то диковинного инструмента. Должно быть, он почувствовал мой взгляд — поднял голову, помахал мне: спускайся, пора работать!

Приведя себя в порядок и переодевшись в свой костюм от Сендабетти, я спустилась в гостиную — на кухне уже вовсю шла работа. Лемпи чистила картошку, на плите стоял большой чайник, а компанию ему составляла сковорода, в которой что-то аппетитно шкворчало. Обернувшись, Лемпи восторженно посмотрела на меня и спросила:

— Барыня, что же вы такая нарядная и прямо в наряде в грядку полезете?

Да, если костюм от Сендабетти смог впечатлить меня, девушку из благородной семьи, то Лемпи он тем более потряс.

— Об этом, кстати, я и хотела спросить, — сказала я. — Здесь есть швея? Мы уезжали из Бентенона практически в чем были, мне понадобится новая одежда.

— А как же, есть, конечно, — ответила Лемпи. — Моя тетка, Айва Нияминен, она весь поселок обшивает. Прямо талант у нее к этому делу! Она два года назад в столицу ездила, так накупила там столько модных журналов с выкройками — ух!

Я снисходительно подумала, что то, что носили в Бентеноне два года назад, давным-давно вышло из моды и теперь считается смешным и нелепым. Впрочем, мне ли, ссыльной, теперь переживать о моде?

— Я скажу ей, она придет сегодня и снимет мерки, — продолжала Лемпи. — А барин Ойву к кузнецу послал с чертежами. Вот ведь диво — вроде бы лопата, да такая чудная!

— Да, у него много разных приспособлений для зеленой кухни, — ответила я. — Что на завтрак?

— Да вот колбаски жарю, — довольно сказала Лемпи и подняла крышку со сковороды, демонстрируя колбаски в компании с картофелем и яичницей. — Барин велел прямо в огороде стол накрыть. Без отрыва от работы.

— Мы так привыкли, — улыбнулась я и вышла из дома.

Утро было солнечное и ясное — от свежего запаха трав и сосновой смолы голова начала кружиться. Я невольно подумала, что иногда жизнь ведет нас особо извилистыми дорогами к тому, что нам по-настоящему нужно. Сейчас, стоя на тропинке, ведущей в заросли зеленой кухни, я вдруг ощутила, что нахожусь на своем месте. Там, где и должна была быть.

Разве бы я сюда попала, если бы Энтони Локсли не выкинул меня из дому? Я смотрела на деревья и травы, на веселое небо без единого облачка, вдыхала воздух, похожий на изысканный напиток, и не могла надышаться.

— Выглядишь счастливой, — весело заметил Аррен — он вышел из зарослей, бросил на землю груду сорняков.

— А я и правда счастлива, — призналась я. — Это удивительное место.

Возможно, так говорила магия, которая пробуждалась во мне. Аррен отряхнул ладони и недовольно проворчал:

— Тут даже перчаток для прополки нет. Я отправил этого молодца Ойву к кузнецу и в лавку, без перчаток я тебя сюда и близко не пущу.

— Тогда что мне делать? — спросила я. — Завтрак еще не готов.

— Пока можешь повыдергать желтоголовики у калитки, — распорядился Аррен. — Они еще молодые, вылезут легко.

На том мы и расстались. Аррен отправился на зеленую кухню — он был в отличном настроении, даже мурлыкал себе под нос какую-то песенку — а я пошла к калитке. Желтоголовиков и правда было много: вытаскивая их с корнем, я вспоминала, как когда-то в детстве мы с сестрами плели из них венки.

Надо все же написать родителям. Они могут ненавидеть меня — но пусть хотя бы знают, что я жива.

— А кто это тут у нас? Какая знатная барыня? Прогуляемся? Всегда мечтал отведать столичного.

Я выпрямилась и увидела молодого человека в щегольском по местным меркам светлом костюме. К шляпе был приколот цветок. Незнакомец был долговязым и тощим, его скуластое темноглазое лицо так и дышало презрением. Он рассматривал меня, словно особенно уродливый экспонат на выставке — впрочем, я сомневалась, что он знает, что такое выставка.

— Вы куда-то шли? — осведомилась я тем ледяным тоном, которым мать разговаривала со всеми, кого считала хоть немного ниже себя. — Вот и идите.

Такого тона и сурового выражения лица всегда хватало, чтобы зарвавшийся опомнился. Но сельского наглеца этим было не пронять — я вдруг особенно остро поняла, что Аррена здесь уже уважают и боятся, а ко мне относятся, как к ссыльной потаскушке, которая должна считать за честь, что к ней обратился приличный молодой человек.

— Фу-ты, ну-ты, вы только посмотрите! — нет, ему определенно не хватало лорнета, который он мог бы на меня навести. — Как всякая ссыльная дрянь себя высоко ставит!

— Я что-то не понял, — отчетливо донесся голос Аррена с зеленой кухни, и я услышала, как он торопливо идет в мою сторону. — Кто там берегов не видит и связь с реальностью потерял?

— Марти Гартинен! — а это уже Лемпи вышла из дома со скалкой в руке. — Давай, проваливай отсюда!

Наглец, должно быть, понимал, что никто ему не причинит вреда — если Аррен пустит в ход заклинания, то за это нас сошлют еще дальше. Но Аррен ничего не успел сделать, и Лемпи тоже не пустила в ход свое оружие. Я сама не поняла, что произошло, но лицу вдруг сделалось очень жарко, а руки, наоборот, словно утонули в снегу.

Марти Гартинен отшатнулся от забора, прижав руку к щеке и глядя так, словно на моем месте вдруг возник дракон. Сквозь пальцы струилась кровь. Мне стало жарко. Очень жарко. Пламя переполняло меня, хотело выплеснуться и, если бы Аррен не сжал мою руку, то я, наверно, вспыхнула бы.

— В дом, — негромко приказал он. — Быстро, Джейн.

— Так его! — одобрительно воскликнула Лемпи и погрозила скалкой так, словно это благодаря ей Марти огрел невидимый удар. — Сунешься, еще поддадим!

Джейн

— Он племянник Тойво Мяккинена. А когда ты племянник поселкового головы, а у самого головы сын учится в Керебессе, то как нос не задирать? Сын-то в городе останется, а власть кому передать?

Лемпи накрыла завтрак в саду — среди зарослей нашлись скамейки и столик.

— Правильно вы ему по морде дали, барыня, — одобрительно сказала она, ставя сковороду в самый центр стола. Еда пахла очень вкусно, но мне было не до еды. Тот всплеск силы, который поднялся в душе и вылился пощечиной по физиономии Марти, не позволял спокойно сидеть на месте. — Потому что с Тойво разговора нету. У него один ответ: парень растет без родителей, имейте снисхождение. А он вон какой лоб здоровый.

Видя, что я не думаю о еде, Аррен положил на мою тарелку знатную порцию картофеля с колбасками и спросил:

— Что ж он, совсем бесстрашный?

— Вот совсем! — энергично заявила Лемпи. — Вы, барин, правильно сказали: берегов не видит. Решил, что вы ему ничего не сделаете.

Аррен вздохнул. Мы обменялись понимающими взглядами и ничего не ответили. Когда служанка ушла в дом, то Аррен бросил угрюмый взгляд в сторону улицы и задумчиво произнес:

— Надо же, как. Мы ведь не имеем права защищаться. Тут свободные люди, а мы ссыльные. За такое “по морде” нас сошлют еще дальше, если он пожалуется.

— Что же делать? — спросила я, чувствуя, как за жжением в груди проступает отчаяние. Аррен беспечно улыбнулся.

— Ждать, что мы будем сидеть и терпеть — как минимум наивно. Думать, что я дам тебя в обиду — глупо. Как ты это сделала?

Я пожала плечами. Взяла нож, отрезала кусок колбаски — провинциальная еда всегда сытная и вкусная, но есть не хотелось.

— Не знаю. Просто сделалось очень жарко, а потом он схватился за щеку.

Во мне просыпалась магия — принц, вернее, уже король Рупрехт отправил нас в этот край как раз для того, чтобы сила, которая уничтожила защиту его отца, поднялась и окрепла.

— Как его величество планирует использовать нас дальше? — поинтересовалась я. — Он ведь не будет сидеть на троне и ждать, когда я, например, уничтожу защитные чары по всему королевству.

Аррен вопросительно поднял бровь.

— А ты сможешь?

Я вновь дернула плечом. Все-таки отправила в рот колбаску — сытная и вкусная, как я и думала. В родительском доме мы такого не пробовали: благородной девице полагается кушать, как птичке — две росинки в день.

Теперь я не благородная девица. Могу себе позволить сытный завтрак.

— Я уже не знаю, что могу, — ответила я и поежилась, вспомнив, как кровь текла сквозь пальцы Марти. — Потому что…

Послышался шум шагов, и в огороде появился поселковый голова, сопровождаемый племянником. На щеке Марти красовалась нашлепка заживляющего пластыря. Увидев нас, молодой наглец ткнул пальцем в мою сторону и воскликнул:

— Вот она! Дядюшка, вот она! Сидит и ухом не ведет! — он погрозил мне кулаком и добавил: — У, наглая тварь.

Я и виду не подала, что слова меня задели. Тойво Мяккинен вздохнул и сказал:

— Я все понял, Марти, иди.

Марти пробормотал что-то невнятное, но явно бранное в мой адрес и торопливо ушел: не хотел нарваться на новые приключения даже в компании дядюшки. Поселковый голова со вздохом сел за стол, и Аррен дружелюбно предложил:

— Позавтракаете с нами? Лемпи много приготовила, нам вдвоем не справиться.

— Ох, спасибо! — Мяккинен убрал ломтики хлеба с тарелки, наполнил ее колбасками и картофелем доверху и доверительным тоном произнес: — Я вообще пришел поблагодарить вас.

— За то, что преподали урок вежливости? — Аррен говорил спокойно, но в его голосе позвякивал лед. — Всегда готовы повторить, обращайтесь.

Мяккинен вздохнул.

— Он сирота, с детских лет без родителей. Я все жалел его, а надо было ременными витаминами почаще угощать. Вон что выросло. Вы не подумайте, я к вам без претензий. Правильно сделали.

Я мысленно усмехнулась. Удивительное здравомыслие!

— Ловко вы его. Невидимой рукой да по самой личности.

— Сама удивляюсь, как это получилось, — ответила я. — У меня никогда не было склонности к магии.

— Места тут такие, особые, — сказал Мяккинен, налегая на сытный завтрак. Поселковый голова, как видно, был не из тех, кто упустит случай поесть как следует за чужой счет. — Если человек простой, так он тут и живет, просто. А если есть хоть крупинка магии, она так разовьется, что хоть святых выноси. Вот пару лет назад приехала сюда женщина. Сняла комнату у Силви Кеттинен, жила вроде как туристкой. А потом за ней полиция приехала. Она была слабенькая волшебница, а тут сил набралась, да как дала по бывшему муженьку! Из него и дух вон.

Мы с Арреном переглянулись. Нет, я не хотела отомстить Энтони Локсли — но что помешает ему свалить на меня свои болезни и неприятности? Не буду писать родителям о том, где я. Хватит с нас проблем и приключений.

— Так что ничего удивительного, — продолжал поселковый голова. — Главное, что вы свои силы правильно направляете, на пользу народу. Марти так выхватит еще пару раз, совсем шелковый станет. А то я уже уставать начинаю от его выходок.

— Можете во всем на нас рассчитывать, — заверил его Аррен. — А что за флаги, кстати, там вывешивают на улице?

Улицу действительно украшали длинной веревкой, на которой красовались разноцветные треугольные флажки — веревка тянулась от фонаря к фонарю и, увидев, как трудятся парни, я решила, что это как раз подготовка к русалочьему празднику, о котором упоминал доктор.

— День святой Пилви, начало лета, — объяснил Мяккинен. — Будем завтра гулять да веселиться. А послезавтра русалочий праздник, тоже повод, — он пощелкал по горлу, намекая на выпивку, и добавил: — Приходите обязательно! У нас тут весело.