Зеркало перемен. 2. Странница

* * *

Милит поднялся на ноги через день и, хотя при передвижении его еще слегка покачивало, уверял, что чувствует себя очень даже хорошо, особенно если учесть, что он вообще-то накануне умер. Ариана пичкала его своими отварами, а Лена поила шута лекарствами, приготовленными собственноручно, хотя и тщательно проверенными Арианой. Шут просился в дом, и даже порывался пойти сам, но сделать смог только пару шагов, его повело в сторону, и не окажись там Гарвин, шут просто грянулся бы на пол. Эльфы его отнесли на руках, поддразнивая и подтрунивая, а шут привычно весело огрызался, словно и не было этих полгода, словно не получил он стрелу в грудь от эльфа, словно не эльф дал ему свою жизнь… Станет он совсем прежним? Стал бы… Не хотела Лена видеть жесткость в его лице. Не его это черта, совсем не его. Разве не шут сделал первый шаг, когда они увидели Милита под дождем? Разве не он сходу принял идею впустить в мир эльфов? Разве не он вечно искал какую-то истину?

А истина бывает жестока. Нашел? Наткнулся? Или просто жизнь потрепала, часто получал – и давал – по морде? Это не способствует благостности нрава. Наверное. Лена по морде никогда в жизни не получала, разве что портфелем по голове от Сашки Гонцова в третьем классе, за что Сашку потом по педсоветам таскали, как взрослого, а его родители приходили извиняться перед ее родителями, а сама она на Сашку вообще-то не злилась, потому что портфель у него, лентяя, был пустой и ей было совсем не больно. Да тот, уже забытый, бандит в пещере двинул ей кулаком в бок… Вот это было больно, может, потому она за бандитов вступаться и не помышляла. И даже не интересовалась их дальнейшей судьбой. Ведь не помиловали, в Сайбии не церемонились с разбойниками, самое гуманное наказание для них было – виселица, а эти Светлую обидели, так что, наверное, их четвертовали. Или колесовали. Честно говоря, Лена очень смутно представляла себе, что такое колесование, и уточнять никакого желания не испытывала, Достаточно и того, что это была медленная и жестокая смерть.

А ведь бандиты перед ней ничуть не благоговели и уж точно ее проклятий не боялись. То есть маргиналы – они везде маргиналы, действительно, сто раз прокляты, поймают – казнят, да возможно, и после пыток, чего им терять, одним проклятием больше, одним меньше, а смерть в принципе только одна…

Она откармливала и отпаивала шута. Ариана сказала, что вовсе не лишним ему будет пить вино, и посол, в очередной раз посетив столицу (а делал он это вовсе не так часто, как прежний), доставил приличных размеров бочонок замечательного вина – подарок Родага, сопровождаемый устным обещанием оторвать шуту голову или что-нибудь еще. Ну, а чтоб шут не спился в одиночку, ему немножко помогали все. Часто приходила Ариана, то ли шута навестить, то ли проверить, не напутала ли Лена в лекарствах, то ли лишний раз с Леной поболтать. Шут обожал слушать их разговоры. Жмурился и чуть ли не мурлыкал, говорил, что именно сейчас он чувствует себя дома, что ему хорошо и уютно, потому что целый год он не слышал болтовни о чулках, цветах и кремах для рук… Чувствовал он себя с каждым днем все лучше, бодрее, ходил не только по дому, но даже и до строения на заднем дворе добирался, однако большую часть дня проводил в горизонтальном положении.

Заходил Гарвин, и Лена поняла: что-то между ними произошло, когда она бегала спасать очередного эльфа, хотя держались друг с другом они вполне естественно и дружелюбно, и кто из них что кому сказал, было неясно. Бывал пару раз даже Лиасс, и тоже вряд ли чтоб шута навестить, ведь Лена тоже почти не выходила из дома. Лишний раз встречаться с Милитом не хотела, если уж откровенно. И так ее бросало в краску при виде собственной кровати и окна, через которое каждую ночь не ленился пробираться эльф. Нет, она не мечтала увидеть его еще раз при таких же обстоятельствах. Что и удивительно, наверное: как отрезало, а уж сколько радостных минут доставил ей Милит… Все равно. Появился шут – и Милит словно вычеркнулся из жизни. В любом качестве – это, конечно, замечательно, только пусть пройдет хотя бы немножко времени…

Милит не появлялся. Сам ли догадывался, Гарвин ли подсказал – они было довольно близки, пожалуй, только с Милитом Гарвин и был близок, если сестра родная вечно в нем какие-то пакости подозревала. Милит, наверное, тоже подозревал, но Милит был проще и существенно оптимистичнее и эмоциональнее… или всего-навсего моложе своей многомудрой матери.

Шут рассказывал о своих похождениях, вряд ли все, вряд ли даже многое, так, какие-то картинки, которые все же давали представление о том, как он прожил этот год. Лена не рассказывала ничего, а он не спрашивал. О том, откуда взялся Гарвин, шут то ли догадался сам, то ли Маркуса расспросил, но никак не комментировал. Лена подумала, что теперь уж точно в Трехмирье больше не пойдет, даже если попросят, даже если там остались еще эльфы – нет, такой ценой больше никого спасать ей не хотелось, и пусть кто хочет думает что хочет. Вот так сходишь – и вернешься к пустому дому. Пусть даже этот дом – палатка или просто костер в поле, лишь бы там шут был. В другой мир – посмотрим, но не в тот, где балуются отрезанием заостренных ушей.

Однажды утром Лена выглянула в окно и на миг ослепла. За ночь навалило толстый слой снега, но тучи уже разбежались, небо сияло холодной синевой (ну чисто глаза Лиасса) так, что даже снег казался сверкающе-голубым. Третья зима в Сайбии. Уже – третья…

– О, Ленка, привет, сто лет не видел. Ты прости, я спешу, у тебя аська та же? Стукну ближе к вечеру, на работе будешь?

Лена непонимающе смотрела на смутно знакомого парня… ох ты, кажется, старый форумный знакомый, молодой совсем, а ведь пока в реале не пересеклись, Лена думала, что он солидный и рассудительный дядя под полтинник. Порыв холодного ветра снова отдул в сторону пакет и сердито хлопнул им по ноге. На площади мастерили какую-то трибуну, интересно бы зачем: праздников не предвидится, даже тот знаменитый в начале июня, название которого даже не все руководители государства знают, уже давно прошел, июль на дворе. Выборы тоже вроде не планировались, да и когда к выборам трибуны строили, митинги нынче в моде только у протестующих старушек…

Что? Опять?

– Что случилось? – кинулся к ней Маркус. – На тебе лица нет. Приснилось что?

– Я опять… опять на площадь вернулась. Туда, домой. Откуда сюда попала. Испугалась, – забормотала Лена. Маркус облегченно вздохнул, посадил ее на свою кровать и зачем-то взялся растирать руки.

– А чего испугалась-то? Ну заглянула домой, посмотрела, как там. Город-то на месте?

– Маркус, я в то же место попала. В то же время. Здесь – два с лишним года, а там – две минуты?

– Ну, не знаю, – пожал плечами Проводник. – Я твоего мира вовсе не знаю. Может статься, и так: тут год, там минута. А где-то, может, и наоборот. В Трехмирье быстрее, у тебя дома медленнее. Да ты успокойся, наоборот, радуйся, значит, там тебя еще никто не потерял, ни папа с мамой, ни друзья… Если год – минута, то лет через сто сходишь, покажешься на глаза и обратно, сюда, к нам. Сто минут – это ж всего-ничего.

– Может, мне померещилось?

– Может. А может, и нет. Вот чего я точно не знаю, это про миры, откуда вы приходите. Я бывал в таких… технических мирах, только там все равно есть магия. Называют ее наукой, а по сути – то же самое. Только грязно очень. Ну, успокойся, давай, а то я знаю одно славное средство приводить растерянных девочек в чувство.

– Не надо по физиономии!

– По физиономии? Ну, это совсем уж на крайний случай. У меня проще и эффективнее, а по физиономии как раз мне и может попасть. Короче, успокойся, а то поцелую.

– Очень страшно, – согласилась Лена. – Маркус, минута! Может, и правда две. Примерно столько я бы прошла за две минуты… Даже за угол еще не свернула. Второго знакомого уже встретила. Тоже странно: такая концентрация знакомых на таком пятачке…

– Ну а что пугает-то? Радуйся. Делиена, ну, приходи в себя. Знаешь, как еще может быть? Слышал я что-то такое краем уха… Чем дольше ты не посещаешь мир, тем меньше времени проходит. Может, через десять лет там пройдут те же две минуты. Кто знает? И надо ли гадать?

Шут, розовый с морозца, поплотнее закрыл дверь и с разлету шмякнулся на колени рядом с Маркусом, оттеснил того и тоже решил руки порастирать. Пальцы у него было совсем ледяные и влажные.

– Лучше за шиворот, – посоветовал Маркус, и шут не долго думая засунул руку Лене за шиворот. Она взвизгнула и вскочила, только сейчас сообразив, что красуется в одной ночной рубашке, хотя и такой… пуританской. Зато теплой. – Ну вот. Глаза осмысленные стали.

– Почему руки холодные?

– А снегом растерся, – безмятежно улыбнулся шут. – Бодрит! Он такой чудный… мягкий… И главное, в нем ночевать не надо! Хочешь, тебе принесу?

Он и ответа дожидаться не стал, схватил со стола миску и выскользнул за дверь. Маркус встал.

– А и правда, лицо снегом потрешь, лучше станет. Знаешь, в Гарате говорили, что первым снегом смываются страхи и неприятности.

– Не только в Гарате, – сообщил шут, ставя перед Леной миску. Снег лежал искристой горкой, такой белый, какого дома не бывает по определению. Мужчины перемигнулись. Маркус крепко-крепко взял Лену за плечи, а шут загреб горсть снега и начал тереть ей лицо и шею, роняя комочки за вырез рубашки. Лена заорала так, что почти немедленно примчались посол и Карис, а во дворе разгавкался Гару и принялся ломиться в дверь. Шут нагреб еще горсточку и начал тереть руки, приговаривая: – А вот чтоб все неприятности смыть, а вот чтоб все беды стереть, а вот чтоб всю боль убрать…

Посол смущенно отвел глаза, Карис тихонько выругался, а Лена вырвалась и нахлобучила миску на голову Маркусу, потому что шут предусмотрительно отскочил. Маркус тоже заорал, собрал все, что оказалось на его макушке и мстительно засунул Лене за пазуху. И тут ворвался Гару, готовый грызть и кусать врагов… А врагов не обнаружилось. Пес озадаченно осмотрелся, рысцой подбежал к Лене, отчаянно размахивая хвостом, и полез лизаться.

Ни разу за последний год Лене не было и наполовину так хорошо. Они с Гару удалились в ее комнату, Лена почистила зубы, причесалась и в честь морозца надела серое шерстяное платье. Пса это почему-то привело в восторг, он начал сказать и радостно носиться по комнате, делая очень высокие прыжки, потому что разогнаться было негде: три прыжка туда, три обратно. Однако он смел стул, все, что стояло на туалетном столике, схватил зубами небрежно брошенную на кровать рубашку и начал швырять ее вверх, снова ловил и снова швырял, пока Лена не шлепнула по лохматой заднице полотенцем. Гару сразу присмирел, рубашку выплюнул и превратился в благовоспитанную собачку. Теперь придется стирать. Лена вытянула Гару поперек спины этой самой рубашкой, и пес ужасно обрадовался. Он всегда решал, что с ним играют, если ему не делали по-настоящему больно, вот с Маркусом этот номер не проходил… В конце концов, опасаясь, как бы этот лохматый тайфун не устроил тут необратимых разрушений, Лена вытолкала его за дверь и начала собирать разбросанное. Передвигаясь на четвереньках, она столкнулась лбом с шутом, который полз навстречу и, прихрамывая на левую руку, собирал рассыпавшиеся дамские штучки. Он сел и протянул ей правую руку:

– Вот. Красивая вещь. По-настоящему. Милит подарил?

Это была застежка для плаща.

– Милит.

– Хорошо, – одобрил шут, – к тому же ты любишь растительные мотивы. А у меня тоже есть подарок, конечно, не такой шикарный… Можно?

Не дожидаясь ответа, он вскочил, умчался и вернулся со своим мешком, снова уселся рядом с Леной на полу и начал рыться внутри.

– Вот.

Это тоже была ветка: незатейливая, простенькая, с крохотными листочками золотая брошка. Когда-то Лена просто мечтала о такой – увидела у учительницы в школе и все, брошка даже по ночам снилась, а потом, когда проблемы с дамскими побрякушками стали зависеть только от толщины кошелька, даже побегала по ювелирным, искала, но так и не нашла. У нее даже слезы на глаза навернулись. Шут ждал так напряженно – ну как же, у эльфа роскошная, а тут я с этакой банальностью… Дурак, набитый опилками.

Лена приколола ее к платью. Шут просиял. Ой и дурак же…

– Где ты ее взял?

Он опустил глаза.

– Ну, в общем… В общем, стащил. Лена, погоди ругаться! Он мне за кинжал дал втрое меньше, чем он стоил, так что он мне еще и должен остался. Сама же понимаешь, торговцы – они такие, если видят, что тебе деваться все равно некуда, обязательно нагреют.

– А почему тебе некуда было деваться?

– Штраф надо было заплатить, – неохотно признал шут. – Или два дня у позорного столба. А у меня все ж эльфийский кинжал был, он дорогой. Ну я и подумал… Конечно, подарок и все такое, но чем толпе на радость…

– На штраф-то хватило?

– На штраф хватило. – Шут потянулся к ней, обнял, потерся щекой. – Вижу, что тебе по душе. Можно, я не буду рассказывать, за что надо было платить штраф?

– Напился и набуянил, – улыбнулась Лена. – Стекла бил или стулья в трактире ломал.

Шут уткнулся лицом ей в плечо, но ничего не сказал. Значит, что-то другое. Хуже.

– Ты вообще не должен мне ничего рассказывать, – сказала Лена. – Каждый имеет право на свои тайны. Что захочешь, то и скажешь. Ничего не захочешь – ничего не скажешь.

– Какие там тайны, – пробурчал шут в плечо. – Стыдно просто. В юности столько глупостей не делал. Ты не сердишься, что я брошку украл? Он мне правда втрое меньше за кинжал дал, жаба такая. Ну я и прихватил…

– Не сержусь. Думаю, это не единственное, что ты воровал.

– Не единственное. Еду таскал, когда денег не было.

– Ловили?

– Бывало. Но в основном нет, я все-таки бегаю, как эльф. Сразу признаю: если ловили – били. Иногда больно, но больше так, для острастки. Даже не отбирали, заставляли отрабатывать. Знаешь, за еду сильно не бьют. Посмотрят – худой, голодный, ну, вилы в руки – и хлев чистить. Потом еще могут молока налить или хлеба с собой дадут. Накостыляют маленько, не без того, но так, не всерьез. Лишний раз убедился, что люди у нас не злые. Правда…

– С пола встаньте, – скомандовал Маркус. – Холодно же, застудите себе… что-нибудь. Вы завтракать будете или любовью сыты?

– Завтракать мы будем, – рассудительно сказал шут. – И с пола встанем. Только все остальное найдем.

Он встал на четвереньки и засунулся под кровать. Пыли там, наверное… хотя нет, позавчера подметала.

– Ой, чего я нашел! – гулко закричал шут и неторопливо выпятился из-под кровати. Надо было видеть, с каким выражением лица Маркус смотрел на его тощий зад, но все-таки удержался, не пнул и не шлепнул, зато Лену насмешил. Маркус рывком поднял ее с пола и строго покачал головой. Да, заполучить какую-нибудь женскую болезнь только и не хватало.

– Маркус, а почему когда я была … дома, здесь не прошло нескольких недель?

– Не знаю. Надо спросить кого… поумнее. Владыку, может. Или Гарвина. Может, Кавен чего слышал. Я не знаю.

Шут держал на ладони аметистовую друзу.

– Она там светилась! До того красиво! А сейчас погасла, – он разочарованно вздохнул. – Лена, а она ночью светится?

– Она на чужого светился, – захохотал Маркус, – надо Кайлу сказать, чтоб переделывал. Он все интересовался, можно ли один амулет в другой переделать, вот пусть и попробует. Вы жрать будете, голубки?

– Будем. Обязательно будем. Только какой же я голубок? – он внимательно осмотрел себя в крохотном Ленином зеркальце. – Голубки такие упитанные всегда, гладенькие, а я вон… И почему так: сколько ни ем, все равно худой…

В комнате ждал черный эльф.

– Приветствую, Аиллена. Здравствуйте, люди. Владыка приглашает вас на завтрак в свою палатку. Что передать ему?

– Что мы идем, конечно, – удивилась Лена. – Только плащ надену.

Она надела плащ, подумала и застегнула его Милитовой веткой. Обидится шут? Нет?

Шут не обиделся. Одобрительно кивнул: красиво, а красоту он ценил. Приглашен был и Карис, так что по снегу шли дружной компанией, причем шут затеялся швыряться снежками, за что Маркус с Карисом его поймали и вываляли в сугробе, так что к палатке подошли в соответствующем виде и начали торопливо отряхиваться. А до Лены дошло, почему их пригласили. Декабрь. Ровно год назад она привела из Трехмирья Гарвина, Паира и Виану. И обнаружила, что мир опустел.

Была семья Лиасса и они. Милит улыбнулся, как ни в чем не бывало, поцеловал Лену в щеку, как и все остальные (только Кайл постеснялся), заметил застежку, но виду не подал, за руку поздоровался с Карисом и Маркусом и хлопнул по плечу шута (тот покачнулся):

– Ну здравствуй, как тебя теперь называть-то? Побратим? Или еще что-то в этом роде?

– Наверное, – улыбнулся шут, – но если ты меня опять так стукнешь, придется еще раз жизнь отдавать, а я попрошу Лену, чтоб она тебе ее больше не возвращала. Ты силу когда-нибудь рассчитываешь?

– Ага, – радостно засмеялся Милит, – вот как сейчас. Ты ведь даже не упал, правда?

Ненормальность этого мира и его морали начинала Лене нравиться. Может, это как раз нормальность и есть: важно здесь и сейчас. И тому, и другому. Один легко принял, что она была не одна, второй так же легко принял отставку. Лиасс улыбался, как добрый дедушка в окружении внуков.

Вся праздничность заключалась только в наличии на столе чего-то вроде пирога из теста, которое таяло во рту как мороженое. При этом пирог был горячий, а вот ягоды в нем – холодные, в сочетании получалось нечто невообразимо вкусное. Беседа была тоже какая-то вкусная, добрая, Гарвин, правда, все больше молчал, поглядывал то на Лену, то на шута. Ой, а он же ауры видит и толковать их умеет… Сейчас спросить или потом? Нет, лучше потом, Карис комплексует среди таких мощных магов, но ведь что интересно, даже Лиасс относится к нему с симпатией. Ах, ну да, дело не в силе, а в том, как мы ее применяем.

Потом Лиасс извлек из-под стола бутылку вина. Только с утра и пить. Аристократы. Или дегенераты. Хотя бутылка вина на такую ораву – все равно что чай. Разлили вино в кружки из-под шианы, даже не сполоснув их, и дружно посмотрели на Владыку. Ну ясное дело, у них на работе первый тост всегда произносил старший по званию: завотделом или, на особо важных пьянках, директриса, которая говорить умела на уровне «дорогие товарищи, в новый год мы вступаем с хорошо выполненными планами и большими планами на будущее…».

– Здесь вся моя семья, – сказал Лиасс. – И вся моя семья здесь только благодаря тебя, Аиллена. Жив я – благодаря тебе. Жив Милит – благодаря тебе. Жив Кайл – благодаря тебе. Жив Гарвин – благодаря тебе. Все мы живы благодаря тебе, все эльфы Трехмирья… Благодаря тебе мы – эльфы Сайбии. Хранительница Равновесия, ты принесла огромные перемены. А я сделаю все, чтобы никто никогда не сказал, что это перемены к худшему.

– Не только ты, – дерзко вставил Милит.

– Не только я, – улыбнулся Лиасс. – Я знаю, Милит. Верю. Мы никогда не любили людей – простите, Карис и Маркус, но это так. Но благодаря Аиллене… Благодаря Аиллене я, Владыка эльфов, кажется, научился пусть не любить, но уважать людей как расу. Отдельные люди мне нравились и раньше, но всех – я не любил. Пусть не так активно, как Гарвин, но все же. Ты, Аиллена, заставила меня изменить мнение, сложившееся так давно, что я и не помню, когда…

– Не я заставила, Лиасс. Родаг заставил. Рина. Посол. Даже, наверное, Верховный охранитель.

– Пусть так. С тобой бесполезно спорить, но я-то знаю, кто, – засмеялся Лиасс. – Разве пять лет назад пришло бы мне в голову доверить тайну людям? А сейчас – доверю. Помните, как Милит вызвал полукровку?

– Владыка!

– Замолчи, Милит. Я не буду раскрывать твой сложный и ненадежный план, но о результате скажу. Я принял в себя гнев Аиллены. Волну ее силы.

– Ой…

– Ага, именно что «ой», Карис, – захохотал Гарвин. – Владыка, он тебя испугался. Не спорь, Карис, я вижу твою ауру, ты испуган.

– Я даже не могу вообразить… Владыка, но король…

– А как ты думаешь, почему я говорю об этом при тебе? Ты можешь сказать королю. Но я прошу тебя, Карис Кимрин, сделай так, чтобы никто больше вас не услышал. Передай королю, что мощь Владыки в его распоряжении.

Карис отчаянно замотал головой.

– Нет, Владыка. Лучше бы тебе самому об этом сказать. Я… ты знаешь, что я плохой маг. Вдруг я не смогу поставить надежную защиту? Эта тайна может пожить и до вашей встречи с королем.

Ариана потянулась и поцеловала Кариса в щеку.

– Если б хотя бы каждый двадцатый человек был такой, как ты, Карис Кимрин… Владыка, мы ведь собирались сделать ему маленький подарок?

– Да, – встал Лиасс. Эльфы окружили растерянного Кариса, взялись за руки, постояли немного и вернулись на свои места.

– А объяснить? – поинтересовался шут. – Мы тут дикие и совершенно не магические… Карис! Э-э-э, Карис, что с тобой, дружище?

– Не тревожься, – хмыкнул Гарвин, – привыкнет.

– К чему? – потребовала Лена. Карис был в шоке. В самом натуральном шоке. Он даже не мигал.

– Кольцо из пяти сильных магов, – сказал Кайл. – Не только ты можешь давать силу, Аиллена. Если кто-то не наделен Даром, Кольцо ничего не может. Но если Дар есть, Кольцо может его усилить. Существенно.

– То есть, – обалдел Маркус, – вы поделились с Карисом магией?

– А Аиллена делится – или дает? – спросила Ариана. – Можно ли вычерпать океан? Кольцо из пяти сильных магов – это одно. Кольцо, которое замыкает Владыка, – совсем другое. Мы не поделились. Мы – дали. Карис Кимрин этого заслуживает.

– Вы сделали Кариса сильным? – дошло до шута. – Действительно сильным магом? Серьезно?

– Примерно равным вашему Верховному, – пожал плечами Кайл. – А когда он научится пользоваться такой магией, станет сильнее. Конечно, учиться ему придется не один десяток лет, но мне кажется, это будет ему в радость. А нам будет в радость его учить.

Милит ткнул Кариса в бок:

– Эй, фокусник, хочешь научиться настоящей эльфийской магии?

Карис наконец обрел дар речи.

– Это… что? Это… мое?

– Абсолютно, – кивнул Гарвин. – И навсегда. Если, конечно, ты не напорешься на безумного некроманта… Но с местным некромантом ты справишься в два счета. Этому я научу тебя в первую очередь, Карис.

– Я так думаю, – интеллигентно осведомился шут, – мы присутствовали при историческом событии?

– Именно, – кивнул Лиасс. – Кольцо используется так редко, что даже я могу перечислить не более десяти случаев. И никогда эльфы не давали силу людям. Может быть, больше и не дадим. Но ты, Карис Кимрин, этого достоин. Позволишь ли ты нам учить тебя?

– Вообще-то могли бы спросить, хочет ли он стать великим магом, – громким шепотом сообщил Лене шут, – а то сначала наградили, а теперь интересуются…

– Хочет, – удивился Кайл, – если бы не хотел, мы бы этого не стали делать. Вот Маркус же не хочет.

– Я не думал, что такое вообще возможно, – сказал Карис связно. – Даже в сказках не слышал.

– Много ты слышал эльфийских сказок? – засмеялась Ариана. – Поздравляю тебя, Карис. Кстати, у тебя замечательные задатки – ты увидел цвет искры, а это дано немногим. Учиться тебе лучше у Владыки и Кайла… И Гарвина. Ты не боевой маг. Наши знания тебе не нужны. Целительству я тебя научу, но великим целителем ты не станешь.

– И я смогу… я смогу делать амулеты?

– Сможешь. Со временем – хорошие. Тебе неплохо дается изменение, нам с Кайлом – тоже. Научим, – пообещал Гарвин.

– Вот чудеса-то, – покрутил головой Маркус. – Впервые вижу, как человека… превращают. За это надо выпить! Особенно будущему великому магу. Карис, давай за твое светлое будущее!

Карис высосал свою кружку одним махом. А он ведь не то чтоб и рад. Может, и обрадуется еще, но пока… Зачем эльфы это сделали, спрашивается?

Злая я стала за прошедший год. Везде ищу подтекст, второй смысл и третий план… Не верю в благие порывы эльфов. И людей – тоже. Начали с оды в мою честь, завершили Карисовым приобщением к рангу великих. Что дальше? Зачем? Ну, праздник у них личный, ну, радость, действительно Лиассу повезло: сохранил обоих детей, внука, правнука… Гарвин вот не уверен, что это праздник – ну откуда комплексы у эльфа? Уж раскованнее их Лена никогда никого не видела – живут естественно, дети природы, на всех плюют и ничего извне не принимают, пусть согласились подчиняться законам людей, но живут так изолированно, что почти не имеют шансов их нарушить, и к смешению с людьми вовсе не рвутся…

– Карис этого хотел, – шепнул Гарвин, – можешь мне поверить. Мечтал. Я заглядывал в его сны.

– Ты уверен, что мечта всегда должна сбываться?

– Хоть одна, – пожал плечами эльф. – Он хороший человек. Чистый. Он достоин обладать силой.

– И он на вашей стороне.

– Он на стороне своего короля, – возразил Гарвин, подливая Лене вина. – Но да, он относится к нам хорошо. Но ведь и ты тоже. Тебе одолевают сомнения, но это нормально. Нет ничего хуже ничем не ограниченной веры.

– Скажи это тем, кто мне кланяется при всякой встрече.

– Я сказал бы, да они не поверят. Ты, Аиллена, всего лишь женщина. Да, ты используешь то, что тебе дано, во благо, но тебя могут заставить и…

– Как? – вмешался шут, и тоже шепотом. – Ее сила зависит от ее желания. Как можно заставить пожелать чего-то?

– Ты у Милита спроси, – неприятно усмехнулся Гарвин. – А если на пути был бы не Владыка, а тот самый неведомый эльф? На нее очень легко воздействовать, потому что она любит. Тебя, Маркуса… Кариса и Милита. Так что тебе придется забыть о своем безрассудстве, полукровка. От тебя зависит слишком многое.

– У тебя язык отвалится назвать меня по имени? – проворчал шут, обойдя вниманием вопрос о безрассудстве. – Я уже начинаю привыкать к тому, что у меня есть имя. Не хочешь Рошем, зови шутом. Я не полукровка. Я человек.

– От этого ты не перестаешь быть полукровкой.

– Хватит, а? – попросила Лена. – Не дави на него, Гарвин. Он и так понимает.

Гарвин засмеялся, опустил глаза и признался:

– Давлю. И буду давить. И он прекрасно понимает, почему я это делаю. И буду делать.

– Ты видел нашу ауру.

– Я ее вижу и сейчас. Его и вашу. Это удивительно. Твоя судьба, полу… Рош, – быть с ней. Это однозначно.

– И без ауры знаю, – усмехнулся шут. – Я первого взгляда понял. Попробовал вот против судьбы пойти… Больше не буду. Клясться?

– Хватит клятв. Ты ведь клялся быть со мной, Рош.

– Не совсем так, – виновато улыбнулся шут. – Иначе я бы не дожил до сегодняшнего дня. Но да, по сути ты права. Лена, я тебя не оставлю никогда больше, пока жив, пока это от меня зависит. Буду с тобой в любом качестве. В любом.

– В любом – Милит, – вздохнул Гарвин, – а ты – как раз во вполне определенном. Аиллена, прости уж, но ему суждено быть твоим мужчиной. Может, будете разбегаться, искать радостей на стороне, только все равно будете вместе. Он без тебя не сможет. А ты без него. Мне о вашей ауре надо подумать, но вот что точно надо знать вам, а остальным не надо... Можете не шептаться, нас не услышат.

– И Владыка? – усомнился шут.

– Владыка не станет подслушивать. К тому же он не может не знать того же, что и я.

– Общая аура…

– Не общая, – перебил Гарвин. – Одна. Вы – нечто единое. Это я и хотел сказать.

– А мы знаем, – радостно засмеялся шут. – И она, и я. Правда, Гарвин.

– Вы знаете о любви… или как там вы между собой это называете. Или о судьбе. Вы – это нечто единое и в другом смысле. Нечто, могущее перевернуть мир. Так что, я думаю, Зеркало говорило именно об этом, а эльфы, Владыка и прочее – побочные мелочи.

– А Маркус тогда причем?

– А кто сказал, что в Зеркале отражался Маркус?

– Верховный маг.

Выражение лица Гарвина сразу все расставило на свои места. «Видал я вашего верховного… мага». Но если не Маркус, то кто? Милит? Лиасс? Или сам Гарвин?

– Не знаю, Аиллена, я не видел Отражения.

– А смог бы его истолковать?

– Истолковать? Не уверен. Но определить, кто Отразился, смог бы. Только люди не пустят эльфа к Зеркалу. Прости, Владыка, нам надо было поговорить наедине.

– Я помешал?

– Нет, мы уже… Собственно, я сказал, что хотел, а они пусть уж сами думают.

– Взгляни на ее брошь.

Лене стало даже неловко: трое мужчин впялились в золотую ветку, которая была приколота вообще-то на груди. Платье глубокого выреза не имело, но бюст подчеркивало – ой-ой, как-то умудрялись они шить так, что женщины казались куда стройнее, чем на самом деле.

– Да… – протянул Гарвин. – И я готов дать руку на отсечение, что это подарок полу… Роша.

– Полуроша, – серьезно подтвердил шут. – А что такое?

– Сколько ты за нее заплатил?

– Нисколько, – гордо ответил тот. – Я ее украл. Стащил. Спер. Свистнул.

Эльфы переглянулись.

– Кайл, посмотри, – позвал Лиасс, и теперь уже пристально рассматривали все, расталкивая друг друга локтями и тычась носами чуть не в грудь.

– Что-то чувствую, – сообщил Милит, – но не понимаю.

– А тебе и не положено, отец, – хмыкнул Кайл, – твое дело – молниями швыряться и войска строить. Это ветвь любви. Древний артефакт, как говорит Аиллена. Это не амулет. Я не знаю, что это такое. Следы иных цивилизаций, наверное. По легенде, ее нельзя купить – она непременно уйдет. Можно только подарить… или украсть. Ты украл и подарил.

– И что? – встревожился шут. – Это что-то плохое?

– Для тебя разве что, – засмеялась Ариана. – Теперь ты навсегда с ней. Ты обречен ее любить, шут.

– Ну, – с облегчением вздохнул он, – я и без брошки обречен. Это меня очень даже устраивает.

– Столько совпадений, – пробормотал Карис. – Столько перемен. Ты меняешь людей, Светлая. Ты с меня и начала… Я ведь запросто мог остановить тебя, Маркус, тогда, на площади… ну, не запросто, но мог. А вот не стал… Делиена, я не знаю, радоваться надо, что я живу в одно время с тобой, или плакать… Но столько совпадений… Шут ушел только для того, чтобы принести ветвь. Она заполучила трех верных эльфов, готовых даже приказ Владыки нарушить… Осталось только… Нет, все, больше ни слова… Я должен подумать.

– Это бывает полезно, – кивнул Маркус, – шут так утверждает. Правда, откуда это знает он, я никак не пойму… Ты не намекаешь ли на какое-нибудь старое пророчество, Карис? Не стоит. Что угодно можно под пророчество подогнать.

– Особенно под древнее, – кивнул Гарвин, – в котором половина слов имеет совсем другой смысл, а не тот, к которому мы привыкли. Я лет сто пророчествами занимался, потом плюнул. И тебе советую, Карис. Жить надо тем, что окружает тебя сейчас, потому что именно от этого и зависит будущее.

– Философ, – уважительно склонился Маркус. Или язвительно. Иногда его было трудно понять. Милит улыбался одними глазами, глядя на нее. Ненормальные. Все.

– Кончено, – решительно сказала она, – категорически запрещаю при мне даже заикаться о пророчествах, предназначениях и всяческих фантастических совпадениях, если это касается меня. Будете доставать – меня Пути ждут.

Вообще-то она сказала это так, вроде «отвалите, а то поубиваю всех нафиг», но они приняли всерьез. Стало очень тихо, испугался Карис, несколько изменился в лице Гарвин, в общем, безмятежно-спокойными оставались только шут и Лиасс, причем шут просто потому, что готов идти с ней рядом по любым путям, а вот почему Лиасс. Лена бы угадывать не рискнула. Может, просто по привычке, может, именно такой вариант держал в голове. Что ни делай, обязательно найдется кто-нибудь, кто использует это в своих целях…

– Меня-то возьмешь? – осведомился Маркус.

– Куда я без тебя? – засмеялась Лена.

– Меня возьми, – вдруг тихо и быстро проговорил Милит. – Если надумаешь уходить, возьми меня. Не смотри так, мать. Сейчас я не слишком уж и нужен здесь, войны нет и, надеюсь, долго не будет, а я всего лишь боевой маг… к тому же не единственный. Владыка?

Лиасс покачал головой:

– Любой эльф, кроме меня, свободен, Милит.

Милит как-то очень ловко переместился со стула на колени перед Леной.

– Возьми меня с собой, Приносящая надежду. Клянусь быть тебе хорошим спутником.

– Лена, не соглашайся! – испугался шут. – Его так далеко видно, не спрячешься. И потом, как этакого бугая прокормить? И в палатку он не поместится. И в лесу волосами будет за ветки цепляться. И уха у него нет, драть не за что.

Милит погрозил ему кулаком.

– Я пока никуда не собираюсь, – промямлила Лена.

– Когда соберешься – возьми.

Но вот когда рядом с ним оказался Гарвин – в той же позе и с той же просьбой, Лена обалдела окончательно:

– Этого шута можно не брать, Аиллена, у тебя уже один есть. Но вот уж я точно тебе пригожусь.

Милит толкнул его локтем и уронил, за это Гарвин дернул его за ногу – и тоже уронил, Кайл свалился на обоих сверху и заявил:

– Нечего провоцировать Светлую на то, к чему она не готова! Вот послушает вас и решит, что с такими орлами ей непременно надо завтра в путь, а на улице снег, зима…

– Милита надо брать,– озабоченно кивнул Маркус, – вместо лошади, тем более что Делиена верхом ездить не умеет. Он ее носить будет.

– Буду! – глухо согласился Милит, пытаясь выбраться. – Вьючной лошадью буду. В отличие от вас я эльф, то есть намного сильнее и выносливее. Видишь, Аиллена, какой я полезный.

– Могу себе представить, – мечтательно сказал шут, как бы между прочим усаживаясь на спину Кайлу, – замечательное зрелище. Впереди скачет Милит, навьюченный нашим багажом. Следом скачет Гару и покусывает Милита за… ну, допустим за ноги, чтоб скакал быстрее. Дальше... Гарвин, а от тебя-то какой особенный прок? Ах да, ты тоже эльф. Дальше Гарвин несет Лену. А последними идем мы с Маркусом совершенно налегке… и Гарвина подгоняем.

Милит все-таки встал, разбросав всех, а сына сложил вдвое и отшлепал за неуважение к отцу. Лиасс хохотал, смеялась Ариана, а у Лены вдруг засосало под ложечкой. Нет, ее вовсе не тянуло в путь, дура она, что ли, зимой куда-то идти. Просто… какое-то смутное беспокойство, или просто мелькнула мысль: если сейчас так хорошо, то через час может стать так плохо… Было уже такое? В какой жизни? Здесь или дома? И почему все-таки она оказалась снова на площади с этим дурацким пакетом? Почти на том же месте. Десять-пятнадцать шагов сделала там и прожила больше двух лет здесь? А почему здесь не прошли месяцы?

Потому что ее окликнули и она остановилась! Значит, если занесет куда-то, стоять на месте, а то вернешься – а Лиасс от старости умер… И вообще, почему ее занесло обратно в Новосибирск? Может, это предупреждение: следуй Путем, Странница, а то обратно отправим?

Они уже не смеялись, а встревоженно вглядывались ей в лицо.

– Кто вообще в этих мирах знает хоть что-то дельное о Странницах? – спросила она позорно осипшим голосом. – Ну неужели никого нет и ты за свою некороткую жизнь и таком никогда не слышал?

Лиасс покачал головой.

– Не знаю. Больше меня – вряд ли. Что случилось, Аиллена, что ты хочешь узнать?

– Не знаю. Хоть что-то. Конкретное. Не эти ваши общие положения: ах, Светлая, ах, дарующая что-то там, источник или первоисточник… Что я должна?

– Насколько мне известно, ничего. А ты с той Странницей не говорила?

– Она то же самое сказала. – Шут сел у ее ног на полу, взял ее за руку, и она вцепилась в его пальцы, как в спасательный круг. – Но случилось кое-что странное, и мне страшно.

Лиасс придвинул стул и сел напротив. Лена рассказывала, чувствуя, как дрожит голос, чувствуя, что трясется вся, а пальцы шуту она точно оторвет, он вон уже морщиться начал, но Лена боялась его отпустить, чтобы снова не исчезнуть одной. Примет ли его ее мир? Ее начало трясти. Маркус положил руки ей на плечи, начал легонько массировать шею и плечи, Карис начал поить ее холодной водой, еще суровее стало и так неприветливое лицо Гарвина, хмурился Милит, покусывала губы Ариана… Лиасс думал. У него странно мерцали глаза.

– Не знаю. Я так не думаю, но уверенности нет, – в конце концов сказал он. – Что такое два года для Странницы – это вообще не срок. Тем более что ты успела все-таки попутешествовать по Сайбии, дважды… нет, трижды была в Трехмирье… Ну даже если и так, зачем впадать в панику? Ты можешь отправиться в дорогу хоть завтра.

– Как? Я просто не знаю, как я должна куда-то попадать! В Трехмирье меня привел Маркус…

– Приведет и в другое место. Потом научишься. Что тебя пугает? Бери своих друзей – и в путь. Разве удел Странницы – одиночество? Маркус?

– Меня она с собой звала… Та, что приходила сюда. Значит, можно. Да и раньше я слышал, что они не всегда ходят в одиночку. Делиена, ну давай действительно хоть завтра пойдем. Шут уже практически здоров… Как, Ариана?

– Не уверена, что ему стоит пускаться в долгий путь… Впрочем, если взять теплую палатку, походные одеяла... В общем, выживет.

– Нет, – вдруг сказал Гарвин. – Дело не в этом. Почему ее вдруг бросило в тот мир? На секунду, она даже испугаться не успела. Владыка, она может быть права. Ей действительно надо поговорить с кем-то знающим.

Шут положил голову Лене на колени и болезненно поморщился.

– С другой Странницей?

– Нет. С драконом.

Стало тихо-тихо. Карис, кажется, даже в обморок упал. Гарвин недоуменно пожал плечами:

– Не понял? Я видел у нее пряжку, это явно чешуйка дракона, и явно дал ей ее именно дракон, потому что… потому что вряд ли она убила дракона, чтобы выдрать у него чешуйку.

– А подарить ей никто не мог? – осведомился шут, прекрасно знавший, откуда у нее та самая пряжка. Гарвин подумал.

– Кто? Она живет здесь, а я бы знал, что у кого-то есть амулет дракона. Люди здесь при одном слове «дракон» впадают в панику, хотя я видел пару амулетов из живого яйца. Не понимаю только, почему они обижаются, когда драконы жгут их. Я тоже… жег людей за своих детей и нахожу это естественным.

– Дракон мне ее подарил, – пробормотала Лена. – Еще и полетать предлагал.

У Милита загорелись глаза. Точно, пацан. Подросток. Он бы согласился.

– Так попробуй поговорить с драконом, – предложил Гарвин. – Что ты теряешь, в конце концов?

– Может, ты мне еще расскажешь, как?

Гарвин оглядел эльфов и осуждающе покачал головой.

– Ее вообще кто-нибудь учил пользоваться амулетами, а? Надавали и думают, что она сама все сразу поняла и всему научилась. Вы что, дорогие родственники? Она из другого мира, для нее до сих пор магия – сказки для маленьких… Кайл, ты хоть показывал ей, как пользоваться твоим успокоителем? Карис, не психуй, а то смотреть тошно. Ты теперь у нас почти великий маг, негоже бояться драконов. Бояться надо людей. Или эльфов. А драконам совершенно наплевать и на тебя, и на меня. Однако Аиллене он дал чешуйку. Это о многом говорит. Хотя бы о том, что она может его вызвать.

Маркус поддержал Кариса, который просто начал валиться со стула.

– Ввиддел я ддракона… и тто, что ппотом остталось…

– У тебя дети есть? Тогда представь себе, что твоего ребенка… ну, скажем, он еще ни ходить не умеет, ни говорить, но уже тебя узнает и тянет ручки… Вот из такого малыша начинают тупым ножом куски выпиливать, чтобы потом заговорить и повесить в огороде ворон пугать. Очень эффективно действуют такие амулеты. При этом, насколько я слышал, драконы чувствуют то же, что чувствуют их дети… пусть еще и нерожденные. Я бы пожег, Карис. А ты?

– Гарвин, ты лучше научи ее пользоваться амулетом, – предложил шут, все так же глядя ей в лицо, – ругаться мы все умеем, а я так лучше прочих. Начну – тебе мало не покажется. Только все-таки для разговора с драконом лучше выбрать такое место… поуединеннее. Владыка, ты помнишь тот склон? Может, отправимся завтра?

– А почему не сегодня?

– Потому что сегодня я тебя просто ни на секунду не отпущу. Вообще. Так и буду держать. И никакой другой мир не посмеет тебя забрать. Обещаю. Мы будем сидеть дома и держаться за руки.

– А Маркус будет выносить за вами горшки, – столь же поэтично дополнил Гарвин. – Хотя разумно. Неплохо бы и внимательному магу быть где-то поблизости.

– Карис тебе не годится?

– Карис? Карис мне годится, но он не в себе. Драконов боится. Боюсь, тут скоро запахи пойдут…

– Знаешь, – с подчеркнутым дружелюбием сказал Маркус, – я тоже боюсь драконов. Но не боюсь эльфов. Так что если будешь продолжать, получишь в свое оставшееся ухо. Мне ничуть не стыдно оттого, что я их боюсь, потому что я, Мастер клинка, со своим мечом ничего не могу сделать дракону. Не все рождены сильными магами, Гарвин. Теперь ты понимаешь, Делиена, за что не любят эльфов?

Гарвин хотел что-то сказать, но напоролся на яростный взгляд Милита и промолчал.

– Я тоже боюсь драконов, – обыденно сообщил шут, – и тоже не боюсь эльфов. Владыка, не велишь ли ты своему героическому сыну выносить за нами горшки вместо Маркуса? Чтобы я имел возможность окунуть его в этот горшок.

– Мы люди, – тихо сказал Карис, – и нам свойственно чего-то или кого-то бояться. Мы не отличаемся бесстрашием эльфов. Но значит ли это, что мы чем-то хуже?

– Так что заткнись, – резюмировал Маркус. – Ты воевал с людьми, а мне довелось повоевать с эльфами. Вас там на части резали, а ваши тут пленных не брали. И никого не оставляли. Вообще. Ни детей грудных, ни старух парализованных, ни женщин на сносях. Будем мериться?

Гарвин вскинул голову, но Лиасс рявкнул:

– Замолчи! Люди имеют основания бояться драконов потому хотя бы, что они даже не знали, что драконы разумны.

– Ты любишь яичницу, Гарвин? – осведомился шут. – А как на это смотрят куры? Я так нескромно скажу, что прочитал книг не меньше иного великого мага, но я даже не догадывался, что драконы разумны. Они с нами не разговаривают. Они нас убивают. И даже не едят.

– Ошибаешься, – усмехнулся Маркус, – очень даже едят, если голодны. Делиена, а ты боишься драконов?

– Да, – удивилась Лена, – конечно. Гарвин вас дразнит, а вы и купились.

– Не дразнит, – возразил Маркус. – Это нормальный разговор обычного эльфа.

– Люди, я прошу прощения за моего сына, – произнес Лиасс. – Мне стыдно за него.

– Владыка…

– Молчи, Гарвин, – оборвала Ариана. – Ты был отвратителен. Если ты в таком тоне разговариваешь с людьми, которые сделали для эльфов так много, то как же ты будешь говорить с другими?

Гарвин посмотрел на Лену и опустил глаза. Изобразил раскаяние, которого вовсе не испытывал. И благодарности к Родагу не испытывал. И уж тем более симпатии не просто к людям, но даже и к конкретным, хотя и уверял в обратном. Эльф. Самый настоящий эльф, каким когда-то ее пугали Маркус и шут.

– Я домой хочу, – сказала она. – А вы тут сами разбирайтесь. Дай мне, пожалуйста, плащ, Карис.

Маг накинул ей на плечи плащ, причем шут действительно не выпускал ее руки, Маркус застегнул Милитову ветку. На эльфов они не смотрели. Подчеркнуто. Ничего. Вот пусть Лиасс сам сына воспитывает как хочет. Кайл выглядел расстроенным и виноватым.

На улице было морозно. Все. Пора перелезать в теплый костюм. Ну почему тут не додумались до нормальной зимней одежды-обуви? И капюшона на плаще нет, уши мерзнут. Ну почему все остальные так спокойно переносят холод? У Кариса даже уши не покраснели, руки без перчаток, машет ими что-то Маркусу рассказывает. Про драконов, наверное. Как можно вызвать дракона? Как джинна из лампы – потереть пряжку и скомандовать «встань передо мной, как лист перед травой». Как вот, интересно, лист перед травой становится, если листья на деревьях, а трава как раз внизу? Или тут глубокий философский смысл?

Что там в фэнтези пишут? Сосредоточиться надо и старательно подумать о драконе, по имени, может, позвать… мысленно. Телепатически. А ведь он мысли читает… То есть знает, кто что думает. Может, физиономист… хотя что там по физиономии Лиасса прочитать можно? Всего-то несколько раз Лена видела на его лице какие-то эмоции. Радость после их более чем тесного знакомства – ну как же, силу и жизнь обрел, грешно не порадоваться. Боль, когда эльфы сказали, что Милит попал в руки людей живым. И нечто непередаваемое, когда он увидел живого и вполне невредимого Гарвина.

– Как ты думаешь, Рош, как Лиасс ко мне относится?

– К тебе? Хорошо. Вообще насколько хорошо может относиться к человеку эльф. Я бы даже сказал, что он тебя любит. Как дочь. Или прапрапрапраправнучку скорее… В количестве «пра» не уверен. Но верить ему я бы не посоветовал, потому что должность у него такая: всех использовать на благо своего народа.

– Ну хоть не на свое благо.

– О своем благе он думает явно в последнюю очередь, – вздохнул шут. – Лена, а можно я сегодня к тебе приду?

– Можно.

Он помолчал и почти процитировал Милита:

– Удивительно. Никогда не встречал женщин, которые так просто говорят: да или нет. Всякая другая бы… ну хотя бы удивилась, что я разрешения спрашиваю, или сказала бы «там посмотрим», или спросила, смогу ли я…

– Сможешь ли ты? – тут же послушно спросила Лена.

– Не знаю. Вряд ли. Устаю очень уж быстро, – виновато признался он. – Просто побыть с тобой хочу. Просто так. Обнять и сидеть молча.

– Лучше лежать. Ночью спать надо.

– Или просто спать рядом с тобой. Я, конечно, всего хочу…

– Ну конечно можно. А почему ты только сейчас решился? Из-за Милита?

– Нет. Из-за себя. Ты имеешь право на меня сердиться.

– Но я не сержусь.

– Я тебя люблю. То есть не просто… У меня никогда не было проблем со словами, Лена. Всегда умел подобрать нужные, всегда мог объяснить, что думаю или что чувствую. А сейчас не могу. У нас одно слово – люблю. А в эльфийском языке на этот счет есть больше десяти слов. Я им даже завидую.

– Ты знаешь эльфийский?

– Знаю, – усмехнулся шут, – говорю, конечно, плохо, но читаю и понимаю. Пусть это для них сюрпризом будет. Хотя должен сказать, пока ничего такого не слышал. Может, и правда, эльфы умеют быть благодарными? О Родаге уж точно говорят с симпатией. А вот Рина им не нравится.

Кому она нравится, подумала Лена. Несчастная ведь женщина, не умеет быть милой или просто не хочет. Лене она тоже не нравилась, хотя вроде и общие темы для разговора находили, и относилась к ней королева очень по-доброму, а все равно…

Гару вылез из будки, погонял носом миску и посмотрел на них укоризненно: собаку давно пора было покормить, эх вы… В компенсацию Лена впустила его в дом, хотя Маркус и ворчал что-то. И почти весь день они просидели впятером, точнее, Гару большей частью лежал, а Лена грела на нем зябнущие ноги. Когда шут попробовал пристроить свои рядом, Гару поднял голову и лениво, но выразительно продемонстрировал свои выдающиеся зубки. Лена рассказала Карису о знакомстве с драконом, а шут взялся расспрашивать, что такого почувствовал Карис, когда эльфы без спросу влили в него силу. А Маркус без обиняков поинтересовался, надо ли это Карису.

– Что ты, – даже испугался тот, – ты даже не понимаешь, о чем говоришь! Я ведь теперь многому смогу научиться! Не только картинку настраивать или фейерверки пускать. Маркус, знаешь, как я…

– Счастлив? – подсказал шут.

– Счастлив. Да. Наверное. Даже не пойму.

– Я не знаю, что чувствуют маги. Как это – чувствовать магию.

Карис мечтательно закатил глаза и долго рассказывал, какое это замечательное чувство, какое удовольствие само по себе, даже если не применять магию, просто ощущать ее в себе, она приводит в равновесие, в приятное состояние гармонии…

– Ну, если ты рад, то поздравляю, – заключил шут. – На дракона смотреть пойдешь?

– Нет, – тут же отказался Карис. – Если они разумные, он сразу увидит, что я его боюсь.

– Что я его боюсь, он уже видел, так что я пойду, если Лена возьмет.

– И не надейся, что здесь оставлю. Только я все равно не знаю, как его звать.

– Научат, – потянулся Маркус. – Наподдают сейчас Гарвину как следует… Делиена, правильно наподдают. Пусть лучше Лиасс, а то ведь я точно в драку с ним полезу.

– И он наподдает тебе, – ухмыльнулся шут. – В рукопашной ты не особо. Тем более против эльфа.