Зеркало перемен. 2. Странница

* * *

Лена уговорила Гарвина немножко задержаться в Сайбе, но глаз с него не спускала, тем же занимались шут и Маркус: следили, даже не скрывая этого. Гарвин посмеивался, но изо всех сил старался быть благонравным и если на мужчин огрызался, то Лене подчинялся, будто она была полномочным представителем Владыки. Людей он все-таки не любил, но сущность свою некромантскую не показывал. Похоже, местные маги не знали об этом его свойстве. В Сайбии некромантия была под официальным запретом, попытки ею заниматься карались беспощадно, отловленных некромантов запирали в глубины башни магов под сто запоров. Лена подозревала, что их там не жалеют. Экспериментируют. Но не казнят, разве что по просьбе Светлых. Интересно, а если Крон сбежит? Ну мало ли какие там у них способности.

Она приставала с расспросами к Гарвину, а он все отнекивался: не надо тебе знать, а потом твердо заявил, что всякого Крона и ему подобных он махом в пыль развеет, если только увидит, так как способен с одного взгляда отличить некроманта – сам такой. Лене было его жалко. Гарвин не хотел быть некромантом и стал им только потому, что считал себя уже мертвым, разве что с отсроченной датой кончины. Если бы он не остался один, он бы этого не сделал. Гарвин, правда, уверял, что все равно сделал бы, потому как для войны все средства хороши, но Лена пропускала это мимо ушей. Не было бы у него внутреннего раздрая, кабы так.

Оторвать шута от чтения удалось только одним способом: Лена просто сказала, что они с Маркусом уходят, и только тогда шут мигом собрал вещички. Лена ничуть не жалела об этом месяце. Во-первых, грязь просохла, во-вторых, шут отъелся, окреп и перестал при ходьбе греметь костями, из его глаз пропала горечь пополам с озлобленностью, в-третьих, удобства в виде ватерклозета, ванны и мягкой постели тоже со счетов сбрасывать не стоит…

В Тауларм они вернулись вместе, прихватив с собой и мага. Имя бы запомнить. Билант. Билант. Билант. А не Дилан и не Билл. Лиасс воспринял его появление совершенно нормально, распорядился поставить ему персональную палатку неподалеку от своей и тоже пообещал помочь в обучении. Он своей помощи людям не навязывал и даже не предлагал, зато и не отказывал.

А Лене не сиделось. Просто свербело уже неведомо где: хотелось постранствовать. Чуть-чуть. Конечно, страшновато, может много времени пройти, но развеселая сестрица уверила, что такие крайности бывают только при походе в свой мир или другой аналогичный. Шут, услышав ее сомнения, вроде даже обрадовался, скучно ему было сидеть на одном месте, особенно без книг… Попросить Лиасса, чтоб допустил его до своей библиотеки? Вот пусть бы читал. Там книжки красивые, с картинками. Маркус и вовсе воспрял духом: его давняя мечта грозила реализоваться. Гару мотал хвостом: ему было все равно, лишь бы Лена за ушами порегулярнее чесала, ради этого он терпел все, даже мытье и выдирание репьев из шкуры. Они долго разговаривали об этом втроем (вчетвером?), потом Лена обмолвилась Лиассу якобы случайно, и он великодушно в эту случайность поверил.

– Иди. Раз хочется, иди. Помни, что мы тебя ждем.

– Мы недолго. Мне хорошо с вами, Лиасс, не знаю почему. Впечатление, что здесь я дома. В Тауларме, а не в Сайбе. Даже в моем прежнем городе не было так… так, как надо.

– Я рад.

Иногда он умел улыбаться очень даже тепло. Лена, пожалуй, готова была поверить, что Владыка действительно любит ее как дочь (или прапраправнучку), а ей с ним, циником и величайшим магом, почему-то было спокойно, как с другом. Хотя называть другом Владыку эльфов она не рисковала даже про себя.

– С нами запросится Милит.

– И Гарвин. А ты не хочешь их брать.

– Пока – не хочу. А отказать тоже неудобно.

– Почему неудобно? – удивился Лиасс. – Так и скажи: пока не хочу. Тем более что Гарвин должен довести до конца дело, за которое взялся. Милит должен достроить дом. Сейчас для него там как раз много работы. Ты вернешься через год или два, и…

– Через год? – ужаснулась Лена. – Не пугай меня. Постараюсь к зиме.

– Путешествуй, – посоветовал Лиасс. – Следуй зову души. Устанешь или соскучишься по нам – вернешься. Ты сумеешь. Ты очень мало видела в жизни. Всего-то свой город, Сайбу и наш новый Ларм. Посмотри миры, может, где-то тебе понравится еще больше.

– Для меня город – это не дома, а люди, которые в них живут, Лиасс.

Он поцеловал ее в лоб. Сказать, что в России в лоб целуют покойников или не надо? Лена не была суеверна, так что не сказала.

Собрались они за день. Милит принял ее отказ без восторга, кивнул, вроде все понял, погрустнел и попросил возвращаться. Лена обещала. Гарвин сам признал, что должен научить Ди… то есть Биланта. «Представляешь, у него почти неограниченные способности – и никаких умений. Я и не предполагал, что бывают люди с таким Даром прозрения. Я тебе потом расскажу, что это за… обуза. Со временем он многих переплюнет. Как он вообще себя не выжег, не знаю. Ты только возвращайся, Аиллена. Я буду ждать».

Местный мастер сделал для нее отличный рюкзачок из тонкой кожи, пропитанной каким-то составом, чтоб не промокал, и Лена сложила в него свои вещи: белье, юбку и блузу, теплый костюм, чулки, сапожки и все милые сердцу вещицы, украшения, успокоительный амулет, деревянного лиса и серебряную рысь (а птичка потерялась – улетела, видно). Всего-то! Мужчины не позволили ей даже миску и кружку взять, даже одеяло. «Хватит с тебя, – отрезал Маркус, – ты себя, главное, неси». Что интересно, и у них заплечные мешки не были огромными: эльфы дали им палатку, которая в свернутом виде была не больше пары энциклопедических словарей, но раз в пять легче их, и такие же одеяла. Маркус охотно взял рюкзак, а шут предпочел традиционный заплечный мешок – собственно, тот же рюкзак, только вторая лямка надевалась не на плечо, а охватывала торс: за вторым плечом у него был лук. Маркус прицепил к поясу меч и кинжал, заставил-таки Лену подвесить к своему поясу пару метательных ножей, которыми она метко поражала толстенную сосну с расстояния в десять шагов, а Лиасс подарил ей кинжал – совершенно прозрачное зеленоватое лезвие и легкая роговая рукоятка. Самый прочный материал – стекло. Не нуждается в заточке, режет подброшенный платок. Лена долго проверяла и никак не могла поймать платок на лезвие – он улетал, так что пришлось верить на слово.

Гару страшно нервничал до тех пор, пока не пристроился рядом с ними и не понял, что никто его тут не оставит, успокоился и, как в детстве, начал нарезать круги.

Целый месяц они шли по Сайбе. То есть ехали. У эльфов было не так много лошадей, а Лена не была уверена в том, что в другой мир можно попасть верхом, так что средство передвижения они купили в деревне. Рысаки им не были нужны, так что больших денег они не потратили, хотя Лена не появлялась в поле зрения торговца, пока сделка не была завершена: не хотелось опять получить скидку в сто процентов. За Светлость. Деньги у них были. Родаг взял ее на довольствие, то есть снабдил шута изрядным количеством монет.

Лена взяла с собой еще и всякие, так сказать, медицинские принадлежности: травы, легкую ступку и тяжеленный пестик и специальный, тоже легкий, сосуд для приготовления лекарств с тщательно подогнанной крышкой, но это все тащил Маркус, мотивируя тем, что если и придется кого лечить, то уж точно не Лену.

Однажды в дороге их застал дождь, да сильный, Лена промокла и замерзла, как цуцик, потому, увидев в стороне фермерский дом, потребовала свернуть. Шут сделал это с неохотой, а Маркус – с воодушевлением. Дверь открыла худая неприветливая женщина, что называется, со следами былой красоты. С такой тетки станется не пустить их даже в хлев.

– Добрая женщина, не позволишь ли нам переночевать в твоем сарае? – спросила Лена, делая благостное лицо и как бы невзначай демонстрируя подол черного платья. Можно быть и не демонстрировать. Когда Светлая хотела быть узнанной, ее узнавали. Мрачный взгляд засиял.

– Ох, Светлая, да что ты, какой сарай, проходи в дом, согрейся. И вы проходите. Собачка ваша может под крыльцом укрыться, вот только не будет ли она мою сучку задирать?

– Сучку – не будет, – заверила Лена, – он у меня кобель воспитанный. Приставать, может, будет.

– Кобель? ну так и пусть пристает, вон какой статный.

Гару словно бы приосанился – сразу понял, что его хвалят. Маркус загнал его под крыльцо, и пес завозился там, устраиваясь поудобнее.

Хозяйка провела ее в свою спальню, чтоб Лена могла переодеться, развесила их мокрые вещи в сенях для просушки и захлопотала у печки, отказываясь от всякой помощи, хотя Маркус честно предлагал дров нарубить или воды из колодца натаскать. Шут помалкивал и старался быть понезаметнее.

Еда была самая обычная – наваристый суп, на который налегали мужчины, жареная картошка и роскошный творог, на который налегала Лена, запивая его ароматным чаем. После ужина хозяйка поставила на стол емкость с медовухой. Лена на всякий случай пнула под столом Маркуса, и он тут же сделал младенчески невинное лицо. Пришла пора отрабатывать ужин и ночлег. Почему-то беседа со Светлой почиталась за великое благодеяние, и Лена расспрашивала женщину о делах, о семье, о хозяйстве и о жизни. Если честно, она понятия не имела, чем должна интересоваться Светлая, как-то не сообразила со Странницей посоветоваться. Маркус делал вид, что слушает, хотя интересно ему было примерно, как Лене, – в меру, и деликатно потягивал медовуху. Шут молча разглядывал кружку.

Женщина любила маленьких детей, воспитывала двух сирот, потому что своих у нее не было, а сейчас они были в школе – в ближнем городке два мага летом занимались с детьми, а наиболее способным предлагали зимой учиться всерьез, и она надеялась, что ее приемышам предложат, потому что они удивительно умные и талантливые оба. Она ненавидела эльфов. Так ненавидела, что Лена не стала задавать обычных своих вопросов и тем более рассказывать, что они не такие уж и страшные.

Женщина жила одна, но была довольно обеспеченной и имела наемных работников, помогавших ей по хозяйству. Именно помогавших – она работала наравне с ними, практиковалось это в Сайбии, бездельники водились только в больших городах, и те аристократы, не работать считалось чем-то неприличным. Жизнь у нее была явно безрадостной. Конечно, она ничего об этом не говорила, да Лена и без слов понимала: в пятьдесят лет быть одной, без своих детей, без мужа, да еще жить на ферме вдалеке от соседей – какое уж тут веселье.

– А родных никого нет?

– Большая семья была. Родители давно умерли, братья тоже все умерли…

– Зачем так? – вдруг спросил шут, не отрывая взгляда от кружки. – Зачем так, Лини?

– Что… то есть…

– Ты меня прекрасно узнала, сестра.

Лицо женщины посуровело.

– Ты мне не брат!

– Нас рожала не одна мать? Не стоит хоронить живого человека. На свой же дом беду навлечешь.

– Человека? – взвилась она. – Ты посмотри на себя – разве ты человек? С каких пор ты стал человеком? Эльфийское отродье!

Шут промолчал, еще ниже опустив голову.

– Я та Светлая, что привела в Сайбию эльфов, – сообщила Лена. Почему этот дурак не сказал, что они свернули к его родному дому? Почему, почему… Лену пожалел. Промокла, замерзла… Дурак. Получит он у меня по первое число. – Может быть, нам лучше уйти?

Лини Винор испугалась страшно. Больше, чем если бы в доме вдруг обнаружился десяток агрессивных эльфов. Хорошо-то как, что Милит и Гарвин остались в Тауларме.

– Что ты, Светлая! Ты уж точно знаешь, что делаешь, и твои эльфы другие…

– Такие же, Лини.

– Другие, – возразил вдруг Маркус. – Делиена, они другие. У них есть Владыка, который не позволял им… творить то, что, случается, делают эльфы.

– И люди, – буркнул шут. – Ты Виану вспомни. Ей всего тринадцать лет, Лини, и люди обошлись с ней… в общем, так же, как с тобой эльфы. А Светлая хочет, чтобы люди и эльфы никогда так друг с другом не поступали. А я человек, Лини.

Лини потупила взор. Лицо ее стало упрямым и совсем уж сухим.

– Ты, наверное, живешь среди эльфов, Рош, – скрипуче сказала она, – и как, они тебя считают человеком или своим? Ты же всегда был таким честным и говорил, что думаешь, вот и скажи честно.

Голос шута изменился, как обычно, когда он вынужден был говорить неприятную ему правду.

– Своим.

– Полукровкой, – поправил Маркус. – Ты, Лини, прости меня за прямоту, но Рош-то чем виноват, что родился не от любви? Я очень даже понимаю, что ты ненавидишь эльфов, и Светлая понимает, у тебя есть, за что их ненавидеть… Но чем виноват твой брат?

– Он всю жизнь ненавидел нас, Проводник!

– Лини, – устало и как-то обреченно проговорил шут, – я одиннадцать лет был королевским шутом, поэтому не могу лгать, даже если очень хочу этого. Я никогда не ненавидел никого из семьи. Ни тебя, ни братьев, ни родителей. Когда не знал причин вашего отношения, обижался и недоумевал. Когда узнал, понял. Я ушел, чтобы унести с собой вашу ненависть, Лини. Но я вас… я вас, наверное, любил. Особенно отца.

Женщина вскочила, потянулась через стол и дала ему пощечину. Шут продолжал смотреть вниз.

– Не смей называть его отцом, ублюдок!

– Ненависть непродуктивна, Лини, – сказала Лена. Больше всего ей хотелось сгрести вещи и уйти из этого дома, но она вовремя вспомнила: эмоции эмоциями, но она Светлая, и если сейчас на ночь глядя она уйдет, Лини примет это чуть не как проклятие, и непременно найдутся свидетели, и непременно пойдут слухи, что от Лини Винор отвернулась Светлая… а это нехорошо. И точно не понравится шуту. Потому что он действительно не ненавидел свою сестру. – Она только сжигает, но ничего не дает. Даже утешения.

Лини молитвенно сложила руки.

– Светлая, неужели ты никогда не ненавидела?

– Никогда. Правда, жизнь не обходилась со мной так жестоко, как с собой. Может быть, у меня не было повода для ненависти.

– Да ну? – удивился Маркус. – И Милит тебе повода для ненависти не давал? И Лиасс? Нет уж, Делиена, если Светлая, так и не отпирайся. Не умеешь ты ненавидеть. Лини, ты уж не подумай, что я тебя сужу. Я-то ненавидеть умею. Я только не понимаю, за что ты ненавидишь Роша.

– Символ, – глухо произнес шут. – Постоянное напоминание. Лена, я лучше пойду… там в сарае где…

– Ты же понимаешь, что один ты никуда не пойдешь, – остановила его Лена. Лини покачала головой:

– Раз уж ты спутник Светлой, оставайся в доме. Только ты не мой брат. Ты не человек. Когда ты ушел, мы вздохнули с облегчением.

– Он твой брат и человек, – вздохнула Лена, – вне зависимости от того, нравится это тебе или нет. Он совершенно не виноват в том, что родился на свет. И он не просто мой спутник и не просто мой друг. Он мой мужчина. Был бы мужем, если бы мы могли иметь детей. И замечательный человек. Странно получается, Лини. Ты ненавидишь того, кто не виноват в твоей беде. Ты всю жизнь потратила на эту ненависть. Ты похоронила родителей, братьев, а все ненавидишь его…

Маркус наступил ей на ногу под столом, и Лена не стала говорить дальше. Ситуация была ой-ой. На шута было больно смотреть, хотя его лицо вроде бы ничего особенного не выражало, но Лена знала, что он чувствует. И в то же время надо свои Светлые обязанности выполнять, раз люди в них так верят.

– Знаешь, Лини, есть у меня еще один друг. Эльф. Он ненавидит людей так же яростно, как ты ненавидишь эльфов. Люди казнили его младшего брата у него на глазах, а самого его от казни спасла непослушная сестра, устроившая налет на город. Я расскажу тебе, как казнили эльфов в том мире. Их раздевали, привязывали к косому кресту, отрезали уши и гениталии и скармливали собакам, а потом вспарывали живот, и собаки рвали их внутренности. А грудных детей просто бросали собакам. Потом его старшую дочь, которая вышла замуж за человека, вместе с мужем и ребенком забросали камнями. Потом там была война, жестокая, на уничтожение. Его дочь насиловали, пока она не умерла, а внучку бросили собакам. А остальным повезло, как он сказал, – их просто убили. Как ты думаешь, Лини, он имеет право ненавидеть тебя?

– Но я же… я же не была в том мире…

Ну да. А если бы была, принимала бы активное участие в казнях. Эльфы не имеют права на существование, потому что тридцать семь лет назад десяток отморозков надругались над тобой и над твоей матерью. Найти б этих отморозков и… А ведь если попросить Лиасса, он их попытается найти. Только вот не найдет. Просто потому, что эльфы не вспомнят такого мелкого эпизода… И выхода нет. Эта ненависть уйдет только с ней. Вот братья уже повымерли, а сколько им лет-то было? Ну максимум на пятнадцать лет старше шута, ну на двадцать, то есть лет пятьдесят пять, что для Сайбии невеликий возраст. Здесь мужчины жили куда дольше, чем в России, семьдесят лет были если не нормой, то чем-то обыденным, и восьмьюдесятью удивить было нельзя, а смерть в шестьдесят считалась ранней. Может, и их убила ненависть…

– Отец помнил тебя, – вдруг неохотно сказала Лини. – И жалел. А ты ушел – и с концом. Трудно жилось?

Шут неопределенно пожал плечами:

– По-разному. Я мужчина, Лини. Мне легче.

– Ты правда был… королевским шутом? Тем самым, которого казнили, а потом король помиловал? Это тебя Светлая увела с эшафота? Вот эта самая?

– Правда. Все так.

– А какой он – король?

Любопытство куда лучше ненависти.

– Хороший, – ответил шут. – Он бы тебе понравился. Искренний такой, порывистый, быстрый очень. Честный.

– Он добрый?

– Не знаю. Не особенно. Он не может быть просто добрым, потому что он король. Но он справедливый.

– Ты его любил?

– Почему – любил? Я и сейчас его люблю. Просто судьба у меня другая. Я должен быть с ней. – Он наконец отпустил кружку и положил руку поверх руки Лены. – Вот моя судьба, Лини.

– И ты ее любишь?

– Да. Она нужна мне больше, чем воздух. Больше, чем жизнь. Больше, чем весь мир.

Лини посмотрела на Лену с завистью, и Лене стало неудобно. Она тоже завидовала женщинам, которых любили. А теперь вот завидовали ей.

– А ты ведь славная женщина, Лини, – вдруг заявил Маркус. – Детишек чужих взяла. А племянники всякие у тебя были?

– Они у меня и есть, – оживилась Лини и начала рассказывать о племяшке и ее маленькой дочке, о племяннике, который стал хорошим плотником и ходит из деревни в деревню, хорошо зарабатывает и часто навещает тетку… У нее даже лицо смягчилось. На Лену она поглядывала виновато, а на шута вовсе не смотрела. Он тоже сестрой не любовался и вряд ли слушал, что она говорит, погруженный в неприятные воспоминания детства.

Ей Лини выделила свободную спальню, а мужчинам постелила на полу, в той комнате, где они и ужинали. Лена почти не спала, потому что не спал шут. Словно сквозь стены она видела, как он лежит на спине, закинув руки за голову, и смотрит в потолок сине-серыми глазами, поблескивающими в темноте. Лучше бы они поставили палатку в чистом поле, померзли бы ночку, ничего, днем все равно тепло будет, согреются. Всю жизнь прожить в ненависти, и добро б в ненависти к виновным, но ведь Лини ненавидела брата едва ли не больше, чем эльфов. Может, не стоило ей говорить о семье Гарвина? Нет. Нефиг жалеть. Пусти Лини в Трехмирье, она с удовольствием палача бы заменила, и не исключено, что детишек собакам бросала бы…

Нет. Нехорошо. Она жутко несчастная женщина, хорошо хоть на детей отвлекается… добра ли с ними? Лене казалось, что исполненный ненависти человек не может быть по-настоящему добрым. Уйти бы отсюда побыстрее…

Встала она с больной головой, с огромным трудом запихала в себя завтрак, выжимала улыбку, а Лини, видя это, впадала в тихую панику. Господи, неужели Светлая не имеет права даже на элементарное плохое самочувствие. На прощание Лена совершенно искренне пожелала ее детям мира, успехов и лучшей жизни, и Лини эту искренность увидела, просияла, собрала им с собой еды, но шута словно бы опять и не видела. Маркус взгромоздил Лену на ее обычное место на лошади, взлетел сам. И как у них это получается? Лена однажды втихаря, пока ее никто не видел пыталась влезть на апатичную лошадку. Ну, попрыгала рядом. Ведь даже стремян не было. Что, они тут все чемпионы по прыжкам в высоту? Трамплин попробовать, что ли?

Ехали молча. Гару носился по мокрой траве, гонял птиц и зайцев. К полудню земля просохла настолько, что по ней можно было идти. Шут вел лошадь в поводу, другой рукой держась за руку Лены, как ребенок. Маркус смотрел по сторонам, скучал, а потом вдруг спросил с присущей ему тактичностью танка:

– Ты когда-нибудь станешь взрослым или так и будешь купаться в детских обидах?

– Не знаю, – признался шут. – Хотел бы забыть, да не получается. Просто… растревожило. Не обращай внимания.

– Я – могу, – хмыкнул Маркус, – а она – нет. Не забыл, что она чувствует то же, что и ты? Она сама чуть не умерла, когда тебя подстрелили, она вчера вместо тебя чуть не плакала…

Лена подобрала юбку и пнула бы Маркуса от души, да он был слишком верткий. Шут засмеялся и обнял их обоих за плечи.

– Я привыкну. У меня теперь есть не только прошлое. Есть теперь люди, которые не мечтают о моей смерти, которым не все равно, что со мной происходит, для которых я не эльфийский ублюдок и не собственность короны, а просто человек.

Лена тоже обняла их обоих, Маркус заулыбался – и тоже обнял. Гару обиженно гавкнул и полез в середину, обтирая грязные бока об их одежду. Хорошо хоть лошади всего лишь щиплют травку…

Вместо перерыва на обед, то есть привала, Лена прицепила к ошейнику Гару поводок (он очень удивился, набросила петлю на руку и взяла за руки мужчин. И сделала Шаг. Впервые она почувствовала что-то при переходе в другой мир, какую-то вибрацию воздуха, едва уловимую. Лошади ничего не заметили, Гару принюхался, а мужчины сделали еще по несколько шагов, прежде чем до них дошло.

– Делиена, – выдохнул Маркус, – ты увела нас!

Лена довольно улыбнулась. Впереди и внизу сиял город. Именно сиял: здесь был не то чтоб вечер, но нечто предвечернее, и там, видно, зажгли огни. Маркус проверил, как вынимается из ножен меч, шут поправил лук и колчан со стрелами. Готовятся к новому миру. Такие вот реалии: держи оружие наготове. Грустно. Ничего. Мы Светлые, мы прорвемся. Если успеем до ночи дойти до города, который находится черт знает где.

– Ничего не почувствовал! – восторженно сказал Маркус. – Вообще ничего! Разве это сравнить с переходом Границы? Делиена, ты великолепна! Я тебя обожаю!

– Я тебе пообожаю, – пригрозил шут, тоже несколько ошарашенный. С ним это вообще впервые. И кажется, он наконец поверил, что Лена может взять его с собой в другой мир. Она не стала спускать Гару с поводка: кто знает, как здесь относятся к собакам, но Маркус забрал у нее сам поводок, наверное, чтобы она могла беззастенчиво повиснуть на шуте. То есть уцепиться за него обеими руками. Какое-то время они шли пешком, но темнело быстро: местность была гористая, и остаток пути пришлось проехать верхом. Ворота были уже закрыты. Немаленький город был обнесен высокой стеной из темно-серого камня, даже без бойниц. Лена подумала, что можно и прямо тут палатку поставить да переночевать, спать она хотела почти смертельно, но Маркус забарабанил в дверцу, прорезанную в огромных воротах и заорал:

– Светлой тоже утра дожидаться?

Дверца открылась с удивительной быстротой, в нее выскочил бравый такой гренадер с усищами, что хвост у Гару, увидел Лену (а она очень хотела быть узнанной) и начал низко-низко кланяться и извиняться, что не дождались и ворота заперли, но сию минуту исправят, а начальник караула самолично проводит их в лучшую гостиницу.

– Не надо в лучшую, – как можно слаще улыбнулась Лена, – если можно, в ближайшую.

Очень хотелось просто лечь. Даже не в постель. Пусть раскатать одеяло на полу, вытянуться не раздеваясь и закрыть глаза, чтоб они сами по себе не закрылись. Шут поддерживал ее за талию, и правильно делал, потом что Лена боялась заснуть на ходу. Странно, ей случалось не спать ночами, но чтоб так валиться с ног… Может, Шаг так подействовал? Бррр…

Начальник стражи все-таки повел их не в ближнюю гостиницу, потому что топать пришлось целый час, выслушивая рассказы о городе, работе и теще. Город он любил, работу исполнял, тещу, как и положено, убил бы, если б жены не боялся пуще казни. Эльфов здесь было много, жили с ними, как говорится, разно, но в основном конфликты завершались личными разборками, иногда переходящими в тривиальный массовый мордобой, после чего стороны гордо расходились по своим кварталам, чтобы назавтра встретиться на том же месте и выпить. Гномы вымерли давно, никто уж и не помнит когда. Орки вон в том дальнем квартале живут, вояки хорошие, верные наемники, но пьяницы такие… (с завистью). Короля нет, есть королева, ведьма старая, то есть в смысле волшебница пожилая, маги тоже есть, всякие, а самый наилучший помер в прошлом году, перепив рома с моряками. Как где море – а вон в той стороне, город-то портовый… Можно сесть на корабль и переплыть океан, а по ту сторону потешные люди живут, ну совершенно черные, только зубы и блестят белые.

Пальца шута невольно сжались. Он и не рассчитывал увидеть море. Тем более океан. Переплывем? Ну да, к концу плавания он Лену разлюбит навсегда, потому что ее укачает до полусмерти в первые два часа, ее даже на лошади укачивает…

Хозяин гостиницы, поначалу недовольный тем, что разбудили, увидел Лену и пришел даже не в восторг – в экстаз. Ну да, это вам не Сайбия, куда Светлые зачастили, словно на работу, по четыре штуки за три года в том же месте, а одна чокнутая и вовсе поселилась… Лена насилу убедила его не выселять из местного люкса заезжего богатея. Хозяин был мужичок предусмотрительный, имел резервный номер на случай появления особо выгодного клиента, например Светлой со спутниками – ни о какой плате и речи быть не может, еще не хватало на Страннице наживаться, для этого купцы да путешественники есть.

Номер был хороший. Две комнаты, маленькие, но уютные и чистые, а главное, с ванной и даже туалетом. Правда, в туалете имелся некоторый, хотя и слабый запашок: под гостиницей была всего лишь выгребная яма, зато вода текла из золоченого крана и была горячей. Лена бы в этой ванне так и заснула, если б шут не растормошил. Она рухнула на кровать, удобную и мягкую, и мгновенно уснула, даже не слышала, как устраивался рядом шут, и как он вставал, тоже не слышала. Разбудил ее Маркус:

– Делиена, пожалей ты его, человек моря никогда не видел, ждет, пока ты проснешься. Он же, как ребенок, нетерпеливый. Поднимайся. Я там тебе уж ванну приготовил с морской солью. От шута, правда, мало осталось… Вставай. Есть хочу.

Лена еще немножко доспала в ванне, ароматной и бодрящей, почистила зубы, с аппетитом поела местного сыра и хлеба – хуже, чем в Сайбе, однозначно, выпила чашку чаю – настоящего чаю из настоящей фарфоровой чашки с изящной ручкой! – и закусила диковинным фруктом в форме груши, но со вкусом киви и банана одновременно. Шут был таким паинькой, что Маркус не мог удержаться от смеха.

Быть Странницей сегодня Лене не очень хотелось, потому она надела юбку и блузу. День выдался солнечный, авось да не замерзнет, а если что, шут непременно свою куртку (тщательно вычищенную, кстати) ей на плечи набросит. Туфли тоже кто-то вычистил, может, мужчины, пока она спала, а может, в перечень услуг, предоставляемых Странницам, входила чистка обуви и стирка одежды. Содержание в номере собаки – и то входило. Гару уже явно выгуляли и накормили, потому что он безмятежно дрых, раскидав лапы, и даже на запах сыра, до которого был охоч, не реагировал.

До моря шли долго. Надо было пройти почти через весь город, богатый, даже, пожалуй, роскошный город, немного бестолковый, шумный, местами грязный, лишенный суровости и практичности Сайбы. Они заглядывали в лавки, покупали с лотков всякие мелочи типа засахаренных и свежих фруктов, пирожков, конфет и орешков в разноцветной глазури. Народ попадался разный, но их не задирали: очень уж выразительно лежала рука Маркуса на эфесе эльфийского меча. Шут свой лук оставил в гостинице, однако кинжал к поясу привесил, и Лену заставил. Лихо она, должно быть выглядела: распущенные волосы, серая простая юбка и белая (еще проще) блуза, в нее заправленная, пояс из черной мягкой кожи с драконьей пряжкой и кинжалом в кожаных же ножнах… Разбойница – и только. Здесь народ одевался позатейливее. Мягко говоря. Если мужчины в простых куртках навстречу попадались регулярно, то вот женщины были весьма и весьма расфуфырены: корсеты, декольте, масса украшений, богатая вышивка, яркие шелка, затейливые прически и прочие прелести. А Лене было наплевать, потому что шут на них не смотрел, а на нее смотрел чаще, чем по сторонам. Впервые в жизни она так резко выделялась в толпе. Мужчины провожали ее взглядами. Ну и пусть недоумевают, зато мне удобно, мне дышать легко, у меня грудь наружу не вываливается, а волосы держатся эльфийской цепочкой и браслет эльфийской работы, а к вороту блузы золотой веткой приколот невянущий цветок Лиасса.

Гару чинно топал рядом с шутом (на всякий случай тот не спускал его с поводка) и недовольство выказывал, только если ему не перепадало ничего из очередной покупки. Например, кусочка груши. К морю они вышли как-то сразу: дома-дома – и вдруг оно, да так удачно, с холма открывался обалденный вид на бухту и порт. Шут ахнул. Гару зевнул. То ли дело пирожки с рыбой…

Лена не была восхищена: видала она моря, Черное да Балтийское с разных ракурсов. Но свое первое впечатление помнила, потому шута поняла. Маркус потрясенным тоже не выглядел, насмотрелся всего за свою долгую жизнь, но шута, кажется, тоже понял, посматривал на него с этакой отеческой доброй улыбкой. Поймав взгляд Лены, он подмигнул. Гару, пользовавшийся всяким случаем подремать, потоптался не месте, покрутился и с кряхтением лег, положил морду на лапы и засыпающе покосился на Лену: тут? никуда не делась? Лена собралась сесть рядом с ним, но Маркус остановил, стянул куртку и подстелил.

– Не земля – камень. Простудишь себе чего-нибудь. Ты раньше видела море, да?

– Ага. Причем даже с теплохода… то есть с корабля.

– Запросится, – предсказал Маркус. – Обязательно запросится. Тебя укачивает?

– Даже на лошади.

– Значит, перебьется.

– Маркус…

– Охота тебе ради его любопытства промучиться пару недель? На худой конец, наймем барку какую попроще на денек-другой, чтоб он увидел, что берегов нет. А плыть куда-то не стоит. У вас, поди, корабли другие.

– Совсем другие. Ты пароходы видел когда-нибудь.

– Видел, – содрогнулся Маркус. – Неужели у вас больше?

– Ты даже не представляешь, насколько больше.

Какое-то время она описывала круизные теплоходы и авианосцы. Маркус верил и не верил, а вот корабль, с которого взлетают самолеты (лекцию о них он уже слышал), ему не понравился.

– Плохие у вас войны, Делиена. Легко убивать, когда не видишь. А когда убивать легко… – Он покрутил головой, старый солдат, Мастер клинка, член Гильдии бойцов, а туда очень немногих принимали… – Когда убивать легко, война становится привычкой. Я, сама знаешь, убивал, только вот вкуса к этому занятию так и не приобрел. Необходимость – никуда не денешься. А чтоб с удовольствием – нет, даже тех разбойников я убил, потому что надо было.

– И что, тебе стало легче?

– Нет, конечно. Месть не приносит облегчения. Зато они больше ни одну четырехлетнюю девочку пополам не разрубят.

– Прости.

Он обнял ее за плечи.

– Дура ты, хоть и Светлая. За что прощать-то? За то, что смерть не любишь, что убийство тебя не радует? Смешно. Я тогда никакого удовлетворения даже не чувствовал. Все равно ни Эвиану, ни дочку не вернул. Но дело сделал. Я не убиваю без нужды. Руки отрубаю, чтоб головы умнее были, – это да.

– Как хорошо, что именно ты меня увидел там, на площади.

– Неплохо, – согласился он, – тебе нужна защита. Не от разбойников. От людей. От мира. От тебя самой. Ты со своей чувствительностью последнего мерзавца пожалеешь, если он тебе на трудную жизнь посетует. А этого делать не надо.

– Я вот пожалела, что зеленое платье с собой не потащила, – невпопад сказала Лена. – Тут все такие нарядные – и я…

– И ты – как цветок в сене, – согласился Маркус. – Полевой цветок, незатейливый такой… ну вроде незабудки. Делиена, а ты всерьез думаешь, что мужчинам нравятся такие вот – раскрашенные, с накладными волосами, в корсетах? Странно.

– Моя естественная красота, конечно, лучше, – согласилась Лена.

– Красота? Хм… Твоя естественность, конечно, лучше. Тебя так накрасить, разодеть, в корсет затянуть и башню на голове соорудить – что, хуже остальных будешь? Не будешь. Ты хочешь красивое платье? А какие проблемы, давай купим, у нас денег немерено, мало того что король дал, так ведь еще и Лиасс отсыпал. Вот обратно пойдем и купим тебе шикарное платье.

– У меня есть шикарное, только дома.

– Ну будет два. Женщина имеет право на слабости, – засмеялся Маркус. – Только у тебя другие слабости. Ты всякие штучки любишь… осязаемые. Чтоб потрогать можно было.

– Сувениры, – улыбнулась Лена и прочитала лекцию о сувенирах. В одной фразе «штучки на память». – А нам правда хватит денег нанять кораблик на пару дней, чтоб шут увидел море?

– Надеюсь, что хватит. С учетом экономии на гостинице, – захохотал Маркус. – Счастлив ведь парень. Наверное, мечтал всю жизнь, а сам в шуты подался, какое уж тут море… В Сайбии моря только северные да восточные, холодные, дальние. Я был на севере. Холодрыга, сырость, вода серая, словно грязная… Тебе холодно? Давай попробую согреть. – Он обнял ее, прижал к себе, развернув так, чтобы ветер дул ему в спину. – Надо было хоть плащ прихватить. Что ж ты в одной рубашке-то… Может, пойдем?

– Пусть налюбуется. Ты на его лицо посмотри.

– Хороший он парень, – невпопад сказал Маркус. – Но изменился после этого года. Жестче стал, что ли. Или холоднее. Даже не знаю. Ничего, с тобой оттает опять. У него опять смысл появился. Он не может жить просто так, как большинство живет. Ему цель нужна. Дело нужно. За это и люблю. Вот ведь… мне его как правнука любить можно, а не выходит. Как равного – да. Хотя его опыт и мой опыт… Все равно, что меня с Владыкой сравнить.

– А меня лучше ни с кем не сравнивать, – вздохнула Лена, и Маркус согласился:

– Тебя – да. Когда вдруг такое сваливается – разве с чем сравнить?

– Какое?

– А ты не раздражайся. Такое «какое». Жила себе спокойно, главная забота – прическу сделать, главная проблема – серую юбку купить или зеленую, а тут хрясь – и решай судьбы людей и даже народов… Мне, знаешь, не доводилось. Что делать, Делиена, если ты и вправду избранная? Такое случается. Понимаешь, я – обыкновенный, шут – обыкновенный, а ты – получается, нет.

Лена оглянулась. Шут, обхватив себя руками, все так же жадно вглядывался в море.

– Он необыкновенный, Маркус. Гарвин видел Отражение. Сказал, что там шут и я, а третий – и ты, и он, и кто-то еще. Понимаешь?

– Понимаю, – стал серьезным Маркус. – То есть мы с Гарвином – спутники, а он – что-то другое. Более значимое. Хотя и рядом с тобой. Тогда за ним, дураком, приглядывать надо, как за тобой.

– Почему ты такой хороший? – пробормотала Лена. – Где ты раньше был?

– Тебя ждал, – фыркнул Маркус. – Чтоб враз стать хорошим. Я, Делиена, вовсе не хороший. Хороший – это будущий великий маг Карис. А я – нет. Слишком много на мне крови, чтобы я был хорошим. Ты это должна понимать.

– Мир у вас такой… кровавый.

– А Карис не в нашем мире живет? Нет, он при нужде большой тоже сможет кого испепелить… если умения хватит. Но только при очень-очень большой нужде. А я, ты видела, часто все вопросы мечом решаю. Я убивал, меня убивали, а это тоже не способствует развитию доброго нрава. Нет, я не злодей какой, но и не хороший. Я старый боец…

– Ты хороший, Маркус, – перебила Лена. – Ты убивал, но разве не в честном бою?

– Не в честном, – усмехнулся Маркус, – честно – это когда их десятеро, а я один. А вот даже трое – уже все равно что ребенка убить. Я Мастер клинка, Делиена, это очень редкое звание. Нас таких даже в Гильдии всего-ничего… и я лучший пока.

– Наверное, тот, кто хоть что-то смыслит, это понимает, – рассудила Лена, – а раз понимает, вполне может сдаться. Сдаться Мастеру клинка – это стыдно?

– Нет.

– Ну вот.

– Ладно, думай что хочешь, – разрешил Маркус. – А Владыка – хороший?

– Нет.

– А Гарвин?

– Нет.

– А Милит?

– Да. И еще Кайл. Я даже об Ариане этого сказать не могу.

– Понимаешь, – удовлетворенно вздохнул Маркус. – Вот откуда? Опыта – чуть, а людей понимаешь, даже если они эльфы. Понимаешь, что Гарвин никак не хороший, но все равно твой друг. Понимаешь, что Милит даром что боевой маг, способный людей сотнями убивать, а парень-то все равно славный и хороший… ну-ка скажи, почему?

– О других думает. Легко себя другим отдает. Владыке. Мне. Легко и естественно. Ни на что не рассчитывая.

Маркус поцеловал ее в щеку.

– Умница. Мало того что просто баба… то есть женщина, конечно, хорошая, так еще и умница. Не вздумай поддаться уговорам шута, если он вдруг в морское путешествие запросится. Я все равно не соглашусь и расскажу ему, как тебя будет укачивать. Лучше уж просто пройдемся вдоль берега, пусть посмотрит на море без города… Поплавает. Тебе нравится купаться в море?

– Нравится. Только я ж все равно не буду.

– А что так? – удивился Маркус. – В тихом каком месте, где никого нет, я за берегом присмотрю, а шут за тобой, чтоб не утонула. Он же тебя всякую видел. Ну в белье искупаешься, раз такая стеснительная. Ты ж говорила, что у вас там такие есть купальные костюмы…

Шут сел рядом с ними. Лицо у него было совершенно счастливое. Обязательно надо попробовать нанять барк… или барку? или баркас? ладно, Маркус знает, что именно, чтобы он увидел море не только впереди, но и вокруг. Лена видела с борта круизного теплохода, вовсе не роскошного, в те времена роскошных не было, во всяком случае для простых смертных. На теплоходе были маленькие убогие каютки на четырех, но так как Лена добыла путевку не в сезон, соседка была всего одна, но такая зануда, что Лена, надев побольше теплых вещей, почти все время проводила на палубе, любуясь морем. Был конец сентября, довольно теплый, ну купаться было нельзя, зато можно было сидеть в складном парусиновом креслице с книжкой и воображать себя миллионершей в кругосветке. Море было такое красивое, даже в пасмурную погоду, такое живое, а главное, оно было везде…

– Так красиво… – мечтательно произнес шут. – Даже не думал… А если…

– Делиену укачает, – тут же сказал Маркус. – Будет тошнить страшно.

– Укачивает? – огорчился шут. – Жалко.

– Можно на пару дней нанять барк, – посоветовал Маркус, – просто так, для удовольствия.

– Дорого, – возразил шут, – это не может быть дешево, потому что бесцельно. Ничего. Главное, я его увидел. Мы тут еще немножко побудем? День-два?

– Хочешь впрок насмотреться? – фыркнул Маркус. – Мы потом можем просто вдоль берега войти, да, Делиена?

– Она замерзла! – вдруг ахнул шут, быстро снял куртку и набросил Лене на плечи. – Почему ж не сказали-то? Давайте возвращаться, что ли. Уже есть хочется. Зайдем в какой-нибудь трактир?

Они зашли в первый попавшийся трактир, или таверну, или как еще можно назвать такое незатейливое заведение, заказали суп и жареную рыбу. Суп был явно из всяких гадов морских, разной рыбы и специй, густой настолько, что и супом-то назвать его было трудно, и невозможно вкусный. Рыба в Лену уже не влезла, но ее порцию благополучно прикончили мужчины, изредка скидывая под стол солидные куски, и оттуда доносилось смачное чавканье. Никто не обращал на них никакого внимания. В таверне были люди и эльфы. Держались, правда, отдельно друг от друга, но без какой-то видимой враждебности.

До позднего вечера они шатались по городу, прошлись по базару, но Лене не понравилось – там отвратительно воняло рыбой, в том числе и несвежей, но шут успел посмотреть на осьминогов, морских звезд, огромных крабов, устриц и прочую съедобную морскую живность.

В гостинице хозяин просто умолил их поужинать в общем зале. Пришлось Лене надевать свою униформу. Впрочем, с драконьей пряжкой (а и наплевать, если тут драконов тоже боятся!) и золотой веткой на груди оно смотрелось не так банально. Украшениями обвешала, как елка. Сережек только нет, никто подарить не озаботился – и слава богу, поддалась в свое время моде, проколола уши, а сережки ей не пошли, но носила, чтоб дырки маскировать, а здесь где-то одна потерялась, вторую выбросила…

Ужинать пришлось при общем благоговении народа. Пялились на нее поначалу явно, да Маркус ненавязчиво этак подемонстрировал меч на поясе и опасную улыбочку, да и шут так мечтательно поглаживал рукоятку кинжала, что прямые взгляды сгладились. Утолив голод, Лена приступила к исполнению обязанностей. Рассказывала о Сайбии и Трехмирье, расспрашивала об этом мире и к полуночи так озверела, что шут решительно пресек дальнейшие вопросы простым «Светлая устала». Конец Учредительному собранию.

За время их отсутствия комнаты были еще облагорожены – появились цветы, над которыми явно работал опытный флорист, букеты были просто роскошными, не забыть бы потом хозяина поблагодарить. В первой комнате была поставлена еще одна кровать – для мужчин, с тонким постельным бельем, с легкими одеялами, ну а в комнате Лены простыни были едва ли не шелковыми. Маркус, правда, уверял, что это просто хороший лен, но он был такой тонкий и прохладно-гладкий, что не верилось. Приняв ванну, Лена долго расчесывала волосы чудесной щеткой перед чудесным зеркалом. Наверное, волшебным, потому что отражение Лене показалось вполне ничего. Ну, не красавица, ну, не первой и даже не второй молодости, но ничего себе такая, приятная дама, даже седина не портит русые волосы, цвет лица приятный, глазки симпатичные такие, серенькие, которые почему-то принято называть голубыми… Да, сюда бы косметичку, тут подкрасить, тут подмазать… Нет. Не стоит. И так сойдет. А крем Ариана готовит волшебный. От него настроение улучшается.

Лена отдавала себе отчет, что не ложится по прозаической причине: ждет шута. С самыми низменными целями. Он и пришел. Волосы были влажные, потому лежали аккуратно, хотя начинали уже топорщиться кое-где, глаза сияли. Ну раз нельзя отправиться в реальное плавание, можно полетать в океане…

– Откуда этот шрам? – спросила Лена потом, глядя на незнакомую линию на груди, но поглаживая кончиком пальца длинный рубец от кинжала Милита. Так, чтоб море крови, чтоб кинжал по рукоятку… Шрам, кстати, стерся, стал просто тонкой белой линией. – Подрался?

– Подрался. Не хотел деньги отдавать. Выиграл в кости довольно много, думал, надолго хватит…

– Чем тебя так – ножом?

– Ну да. Очнулся – весь в крови и без кошелька. Но ты знаешь, десяток серебряных монет оставили. Такие честные бандиты попались. Дней десять болело, потом прошло. А шрам вот остался.

– Врешь. Точнее, недоговариваешь. И не надо. Рош, я тебе сто раз говорила, не хочешь что-то рассказывать – не рассказывай. Быть честным вовсе не означает вслух признаваться во всем на свете. Хочешь иметь свои секреты – имей. Поверь, это вовсе меня не обижает.

– Я тебя люблю, – сообщил шут. – В том числе и за это. Мне так повезло, что тебя занесло в Сайбию именно там, где я мог тебя увидеть. Плевать мне на Зеркало, на Отражение и вообще на все. Кроме тебя. И Маркуса.

– Опять врешь, потому что тебе не плевать ни на Сайбию, ни на Родага, ни на эльфов, ни на сестру.

Он улыбнулся.

– Лини не изменилась ничуть. Сварливой она была всегда, но ненавидела только меня. И эльфов. Попади она в Трехмирье… была бы вдохновительницей казней.

– Ее можно понять.

– Нельзя, – возразил шут. – Как раз нельзя. Виана так не ненавидит людей… она просто мужчин боится, всех, и меня, и Кайла, и Кариса, и Далина. Только Гарвина и Паира не боится. И Владыку, конечно. А Ариана разве возненавидела людей? У нее еще ведь и мужа любимого убили… Лини… как бы сказать? Мелкая. Мелочная. Готовая мстить тому, кто не виноват. Она вечно старалась меня толкнуть, шлепнуть… из чайника кипятком плеснуть или полено на меня уронить. Это вообще мои первые воспоминания.

– Но разве ты ее не простил?

– Я? – удивился шут. – Я-то простил, конечно. Дело не в этом. Это счастье, что она мелкая и всего лишь меня метлой гоняла. Будь она поярче, она бы организовала такой… отряд мстителей и жгла бы эльфийские поселения. Ты ей хорошо сказала: ненависть непродуктивна. Только она не поймет. Пусть себе продолжает меня ненавидеть. Я б и слова не сказал, но это такая плохая примета – говорить о живом, что он умер. Это не для меня плохо, Лена, а для нее. Я не суеверный почему-то, но…

– Почему-то, – хихикнула Лена, – потому что образованный. Потому что столько прочитал, сколько мало кто.

– Может быть. Вот почти везде и пишут, что нельзя хоронить живого, навлекаешь проклятие на свой дом. Лини этим могла навлечь беду на своих приемышей. А меня пусть проклинает сколько угодно.

– Проклятия могут реализоваться, – напомнила Лена.

– А ты на что? – радостно засмеялся шут. – Ты разве не понимаешь, что рассеиваешь тьму? Ты Светлая, Лена. И твой Свет падает на нас с Маркусом.

– Вы – два дурака.

– Может быть. Только это правда. Вернемся, спросишь Владыку. Мы ведь вернемся?

– Ты хочешь?

– Там хорошо. Там жизнь. Там надежда. Я это чувствую. В Сайбе иначе. Это и понятно, Сайба – благополучный город в благополучной стране. Я там, как мог, поддерживал это благополучие, помогал, как мог, Родагу… А в Тауларме надо не поддерживать, а создавать. Может, это и есть надежда – создавать что-то вместе с эльфами. Страна людей и эльфов! Как одного народа… Не знаю, возможно ли это, но попробовать-то стоит.

– Мы обязательно вернемся, – пообещала Лена, прижимаясь к нему. – Обязательно. А потом опять побродим, но возьмем с собой Гарвина… и Милита. Пусть они там свои дела закончат.

– Лена, меня нисколько не возмутит и не смутит соседство Милита. Поверь. Его чувства к тебе – его дело, а знаю, как ты относишься ко мне, и это главное. Я благодарен Милиту за то, что он помог тебе в этот проклятый год. Больше, чем за то, что он отдал мне свою искру… А интересно, магию он вместе с искрой мне не дал? – Он засмеялся. – Забавно было бы…

– Вернемся – спросим Лиасса…