Зимняя роза

Глава двадцать вторая

Сожаление иногда причиняет беспокойство, особенно если предпринятые или отложенные меры могут иметь довольно серьезные последствия для тех, кто это сожаление испытывает. Эриенн не доверяла отцу, и если бы он выложил драгоценные сведения шерифу или еще кому-нибудь, то это могло обернуться бедой для любимого ею человека. Она начала опасаться, что слишком поторопилась со своим отказом. Известно, что пасть собаке лучше всего заткнуть куском мяса.

Придя к такому заключению, Эриенн надела платье из голубого переливчатого шелка, лиф которого от высокого воротника до подчеркнуто суженной талии был усеян множеством крошечных кнопочек. Она попросила заложить карету и отправилась в покои супруга сообщить, что поедет навестить родственников. Кристофер занимался хозяйственными счетами, но тут же отодвинул их в сторону, чтобы прильнуть к Эриенн в долгом поцелуе, жар которого должен был целый день напоминать, как страстно Кристофер ждет ее возвращения. Она рассмеялась, когда он прошептал ей на ухо распутное обещание, и удалилась со вздохом, послав от двери воздушный поцелуй. Кристофер любовался покачиванием ее турнюра до тех пор, пока она не скрылась из виду, после чего испытал чуть ли не физическую боль от необходимости вернуться к сухим, скучным цифрам, записанным на пергаменте.

Весна раскрасила северные края в яркие цвета. Холмы стали зеленее, небо голубее, а речки и журчащие ручейки, несущиеся по каменистому дну, зазвенели звонче. Беззаботный, легкий ветерок гнал в вышине белые, пушистые облака, и от его прикосновений ерошилась короткая, молодая травка. В такой день приятно совершить прогулку, и держа путь на юг, Эриенн надеялась, что посещение дома не испортит ей настроения.

Тревога, которая не оставляла ее после отъезда отца неделю назад из Сэкстон-холла, несколько ослабла, когда вдали показался Мобри. Колеса экипажа прогремели по мосту, и Гэннер остановил лошадей перед знакомым домиком. Лакей спрыгнул вниз и поспешил открыть дверь и опустить ступеньку для своей хозяйки.

С тех пор как Эриенн покинула это жилище, мысленно она представляла его неизменным. Сейчас, несмотря на то что прошло лишь несколько месяцев, фасад показался ей чужим. Маленький садик перед домом по весне в порядок приведен не был, и высохшие стебли прошлогодних цветов печально напоминали об их прежней красоте.

Попросив Тэннера подождать, Эриенн подошла к двери и сбросила капюшон с головы. Она медлила, стоя на крыльце с поднятой рукою и вспоминая то время, когда тут впервые появился Кристофер и сердце ее забилось в надежде, что он станет ее избранником. Эти воспоминания вызвали у Эриенн улыбку. В отличие от вереницы кавалеров, представляемых отцом, Кристофер казался галантным рыцарем.

Она слегка постучала костяшками пальцев и через мгновение услышала приближающиеся к двери шаги. Дверь распахнулась, и появилась неряшливая фигура Эйвери. Длинная пола ночной рубахи была небрежно заправлена в расстегнутые панталоны, которые болтались на рваных помочах, и все это источало кислый запах пота и эля. При виде Эриенн на небритом лице тут же отразилось изумление, после чего на губах заиграла почти ехидная усмешка.

— Леди Сэкстон! — Он сделал шаг назад и широко взмахнул рукою, приглашая ее шутовским жестом. — Не соизволите ли посетить мое скромное жилище?

Войдя внутрь, Эриенн быстро окинула взглядом беспорядок, царивший в комнатах. Сразу же стало ясно, что отец не имеет честолюбивых планов обустроить свой дом каким-либо иным способом, чем тот, к которому он прибегал.

— Ты приехала навестить меня или же хочешь увидеться с Фэрреллом? Мальчик отправился в Йорк, и одному Богу известно, когда он вернется.

— Я приехала к вам, отец.

— О?

Эйвери закрыл дверь и, обойдя Эриенн, уставился на нее, будто ему было трудно поверить в то, что он услышал.

— Я думала над тем, о чем мы говорили. — Эриенн не могла заставить себя улыбнуться, вытаскивая из-под плаща маленький кошелек. — И хотя мне отвратительна мысль о шантаже, я решила выделить вам небольшую сумму денег для вашего успокоения.

— Как великодушно с твоей стороны!

Эйвери насмешливо захихикал и направился в гостиную. Наливая себе спиртного, он сказал через плечо:

— Странно, что ты приехала именно сегодня.

Эриенн прошла вслед за ним и, прежде чем сесть на краешек стула, убрала с него мятую рубашку.

— Отчего же странно?

— Ко мне приезжал шериф.

— О?

Теперь настала ее очередь произнести это вопросительное междометие, и она ожидала, что услышит о намерениях главаря банды.

— Да.

Эйвери подошел к окну, остановился возле него и, глядя на улицу, задумчиво сообщил:

— У меня с ним был долгий разговор. Лорд Тэлбот, оказывается, недоволен мною из-за какой-то ерунды и грозится от меня избавиться.

Поскольку дочь на это никак не отреагировала, он продолжил:

— Я пытался хоть как-то добиться его расположения и подумал, что если бы нам с шерифом удалось, например, заманить сюда твоего любовника и вздернуть его на виду у всего городка, то лорд Тэлбот, возможно, снизошел бы до того, чтобы сменить гнев на милость.

Страшное подозрение впилось в грудь Эриенн, словно клыкастое чудовище, и в ее голосе внезапно послышалась нескрываемая тревога:

— Что вы сделали, отец?

Эйвери небрежно прошелся по комнате, а затем встал между нею и коридором. Заняв, очевидно, нужную позицию, он беспечно пожал своими толстыми плечами:

— Я рассказал Аллану Паркеру, что мне известно… я имею в виду, о тебе и твоем любовнике.

— Как вы могли?! — в гневе поднялась на ноги Эриенн. — Как вы могли походя предать родного человека?

Эйвери фыркнул:

— Ты мне не родная, девочка.

Эриенн прижала руки к груди, откуда вырвался потрясенный вопль:

— Что вы сказали?

Эйвери слегка расставил коротенькие ножки и сложил руки на груди:

— Ты не моя дочь. Ты отродье того ирландца.

Эриенн, не веря, покачала головой:

— Мать не могла изменять вам с другим.

Мэр презрительно рассмеялся:

— Семя было посажено до того, как я познакомился с твоей матерью. Она связалась с этим типом, вышла за него замуж против воли своей семьи, и не прошло и двух недель, как его повесили. Я бы не взял твою мать, если бы она не рассказала мне правду о том, что ты уже сидишь в ее пузе, но все эти годы я жалел, что узнал об этом. Такие вещи трудно переварить. Я постоянно представлял твою мать в его объятиях. — Он закусил верхнюю губу. — Она не переставала любить его до самой смерти. Я видел, как она смотрела на тебя, а ты — точная копия отца.

— Если вы познакомились после того, как отца повесили, — медленно произнесла Эриенн, как будто ей было трудно поверить в то, что он сказал, — то откуда вам известно…

— Как он выглядел? — завершил ее вопрос Эйвери. Он едко рассмеялся. — Твоя мать так и не узнала, что именно я отдал приказ повесить этого человека. — Он пожал плечами под застывшим взглядом Эриенн. — В то время я не был знаком с твоей матерью, но если бы мы знали друг друга, это меня не остановило бы. Этот наглец утверждал, что он — какой-то там лорд, а сам был ублюдком. До сих пор помню, как он вышагивал перед охраной, как будто смерть — это шуточки. О, он был красив, брюнет с синими глазами. Высокий, с узкой талией, как твой любовник. Таким, как я, никогда не удалось бы отбить у него девушку. Всю свою жизнь твоя мать горевала о нем. Когда ты родилась, я видел, какая радость горела в ее глазах. Риордан О’Киф, вот как звали того, кто все эти долгие годы был моим проклятием.

Печаль, которая заволокла чело Эриенн, постепенно рассеялась и уступила место грустной улыбке.

— А вы, отец? Нет, больше я вас так называть не буду. С этой минуты я вас буду называть как угодно, но только не отцом, — поправилась она. — Все эти долгие годы моим проклятием были вы.

— Я? — недоуменно покачал головой Эйвери. — Что ты хочешь сказать, девочка?

— Вероятно, вы этого никогда до конца не поймете, но вы сняли с меня огромное бремя. Все эти годы я считала, что во мне течет ваша кровь, и я почти рада узнать, что это не так.

Эриенн убрала маленький кошелек обратно под плащ, подошла к Эйвери посмотрела ему прямо в глаза:

— Предупреждаю вас, мэр. Я не прощаю, как мать. Если вы будете и дальше преследовать Кристофера Ситона, чтобы повесить его, то я постараюсь добиться того, чтобы повесили и вас, и еще многих рядом с вами.

Эйвери был удивлен обнаружившейся в девчонке железной непреклонностью. Что касается его самого, то он испытывал сильные опасения, поскольку был убежден, что Эриенн говорит вполне серьезно.

— Позволю себе дать еще один совет за проявленную вами заботу, сэр, — насмешливо подчеркнула она последнее слово. — Если вы хотите избежать виселицы, то держитесь подальше от шерифа Паркера и его дружков.

— Отчего же? Умоляю вас, скажите, отчего же? — иронично спросил Эйвери, оскорбленный ее словами. — Может быть, у вашего великодушного Сэкстона найдется приличное местечко для старика? После того как он узнает все, станет ли он вообще слушать свою женушку? Стоит ли мне бросаться друзьями по совету женщины, нарушающей супружескую верность?

Глаза Эриенн холодно сверкнули, отчего мороз пробрал Эйвери до костей.

— Я вас предупредила. Поступайте как знаете. У Аллана Паркера нет друзей, и он, возможно, узнает кое-что новенькое о веревках еще до того, как все это кончится.

— А что именно, леди Сэкстон? — раздался за ее спиной голос нового гостя. — Кто же расскажет мне новое о веревках?

Эриенн быстро развернулась на каблуках, и у нее перехватило дыхание при виде неторопливо входящего в комнату Аллана Паркера. По пятам за ним следовали двое его подручных. Дверь в кухню за ними захлопнулась, и от этого звука Эриенн вздрогнула. Перед ней вновь встали страшные картины жестокого ограбления, свидетелем которого она была, и почти добрая улыбка на лице Паркера показалась ей звериным оскалом дьявола. Эриенн повернулась было бежать, однако Эйвери схватил ее и крепко прижал к себе. Попытка закричать была пресечена шерифом, грубо стиснувшим ей рот рукою.

Один из мужчин оторвал шнур от занавесок и стал связывать Эриенн спереди запястья рук, пока Паркер засовывал ей в рот кляп, чтобы избежать криков. Шериф толкнул ее в кресло и показал пальцем на дверь.

— Флеминг, избавьтесь от экипажа и кучера, — коротко распорядился он. — Пошлите их домой. Скажите, что она побудет сегодня у вас.

Эйвери снедала тревога. У него из головы не выходил кошелек, который спрятала Эриенн, и ему не хотелось перекрывать источник, суливший поступления в дальнейшем.

— Вы ведь не сделаете ничего плохого моей маленькой девочке?

— Конечно, нет, Эйвери.

Паркер взял старика за плечо и потащил его к двери, объясняя:

— Просто с такой приманкой нам удастся поймать некоего мистера Ситона. Таким образом мы заслужим расположение Тэлбота, а?

Когда Эйвери открылся этот мудрый ход, он живо закивал головою и, как только шериф спрятался, открыл дверь. Мэр откашлялся и прокричал:

— Эй, послушайте, мистер Тэннер!

Кучер обернулся:

— Да, сэр?

— Э… моя дочь хочет провести этот день со мною. Она сказала, что вы можете отправляться домой.

Тэннер и лакей обменялись тревожными взглядами, и, нахмурившись, кучер медленно приблизился к дому:

— Лорд Сэкстон просил меня приглядеть за леди. Я должен дождаться ее возвращения.

Эйвери, громко расхохотавшись, замахал на него руками:

— Не бойтесь, дружище. Ей ничего опасаться у своего собственного отца. — Эйвери махнул рукою в сторону гостиницы: — Поезжайте, согрейтесь кружечкой эля или рома. Скажите там, чтобы записали на счет мэра, а я отправлю ее светлость домой еще до наступления темноты наемным экипажем.

Уезжать Тэннеру не хотелось, однако продолжать спор было бесполезно. Забравшись на кучерское место, он прикрикнул на лошадей и обогнул гостиницу, не останавливаясь ни на минуту, а когда они проехали неясные очертания окрестностей Мобри, то пустил четверку быстрым галопом.

Эйвери, вернулся в гостиную, изо всех сил стараясь избегать осуждающего взгляда Эриенн. Лицо ее над тряпичным кляпом пылало, а сузившиеся глаза сулили расплату.

Паркер задумчиво потер подбородок, глядя на свою пленницу:

— В конце концов, леди Сэкстон — любовница известного преступника и изменяет мужу. Этого достаточно, чтобы содержать ее в заключении, мы же пока сделаем так, что сведения об ее аресте дойдут до мистера Ситона. Это вынудит его появиться у нас.

Он подозвал жестом одного из подчиненных:

— Вы! Отправляйтесь в контору по найму и возьмите там экипаж. Кучера убедите, что в его услугах мы не нуждаемся и что экипаж вернем до наступления вечера. — Он отсчитал на ладонь мужчины несколько монет. — Этого хватит, чтобы успокоить его.

Когда мужчина повернулся, чтобы уйти, он предупредил:

— И постарайтесь взять для экипажа приличную лошадь.

Паркер снова посмотрел на Эриенн:

— Не волнуйтесь, миледи. Здесь вы в такой же безопасности, как и в своем собственном доме.

Увидев в ее глазах сомнение, он коротко рассмеялся и добавил:

— Во всяком случае, до тех пор, пока лорд Тэлбот не вернется из деловой поездки. Вот тогда, боюсь, мне придется предоставить вас себе самой.

Прежде чем отвернуться, Эриенн одарила Паркера колючим взглядом, дав понять, что разговор окончен. Ее можно поймать и связать, однако Эриенн дала себе слово, что, пока она жива, использует любую возможность, чтобы доставлять им неприятности.

Грохот разболтанных колес возвестил о прибытии наемной колымаги, которую человек шерифа остановил перед домом. Взглянув в окно, Паркер схватил Эриенн за руку и поднял со стула:

— Пройдемте, миледи. Я провожу вас до вашей кареты.

Перед ними возникла фигура Эйвери.

— Ух, Паркер, ах! У нее же кошелек.

Нескладным жестом он вытянул руку в ожидании, что там что-то очутится.

Шериф посмотрел на Эйвери, и по лицу его быстро скользнула улыбка.

— Вы готовы обворовать собственную дочь? Тэк-тэкс, Эйвери, как же можно? Вот, возьмите мой, если вы нуждаетесь.

Он вытащил свой, гораздо более легкий кошелек, и бросил его в жадную ладони.

Взвесив в руке кошелек, Эйвери резко нахмурился:

— Мне светит больше, чем несколько шиллингов. Его светлость вообще задолжал мне за два прошедших месяца и за этот. И к тому же я оказал сейчас кой-какие услуги. — Он жадно зарычал, и глаза его сузились. — Да, он задолжал мне гораздо больше того, чем имеется в этом кошельке.

— Содержимого кошелька вам хватит на то, чтобы несколько дней покупать ром, — пожал плечами Паркер. — Можете поговорить с лордом Тэлботом, когда он вернется. Я позабочусь о том, чтобы встреча состоялась. — Его улыбка стала шире. — Полагаю, что вам известно, кто придет сюда после того, как леди Сэкстон не вернется вечером домой. Если бы я был на вашем месте, Эйвери, то я бы посетил Уэркингтон, или Карлайл, или еще какое-нибудь место подальше отсюда.

Шериф распрощался прикосновением руки к полям своей шляпы и, поправив капюшон леди Сэкстон таким образом, чтобы скрыть ее лицо, повел ее прочь из дома. Когда они проходили по саду, Эриенн перестала изображать робость и резко ткнула каблуком в носок сапога Паркера. Пока Аллан стонал от боли, Эриенн развернулась и связанными руками нанесла ему удар в то место на шее, где торчало адамово яблоко. От такой атаки Паркер потерял дыхание, откинул голову назад и схватился руками за глотку, задыхаясь и ловя ртом воздух.

Попытка Эриенн к бегству была резко пресечена человеком, который сопровождал их из дома. Выбросив вперед длинные, с литыми мускулами руки, он оторвал Эриенн от земли и швырнул ее в экипаж. Эриенн рухнула на сиденье, однако тут же стала царапаться в противоположную дверь, пока мужчина не подскочил к ней и не подтащил ближе к себе. Однако Эриенн не сдавалась. Развернувшись на сиденье, она начала пихать его куда попало острым каблуком до тех пор, пока все вдруг не потемнело перед ее глазами от обрушившегося удара огромного кулака.

По-прежнему держась рукою за горло, Паркер огляделся и с облегчением обнаружил, что свидетелей не было. Он забрался в салон экипажа, уселся рядом с безвольно лежащей фигуркой и принялся опускать шторы. Когда они отъехали, второй подручный вскочил на коня и двинулся вслед за каретой, ведя под уздцы двух лошадей.

Эйвери, захлопнув за ними дверь, пошел на кухню, по-прежнему взвешивая на руке кошелек. Ранее он обнаружил добрый кусок ветчины в горшке, и при одном воспоминании об этом у него текли слюнки. У него было достаточно времени, чтобы утолить голод, прежде чем пуститься в бегство.

Внезапно он застыл, и глаза у него расширились при мысли, что шериф забрал единственный наемный экипаж, который был в городке.

— Как же я смоюсь из Мобри, если у меня нет лошади?

— Попытайтесь пешком.

Насмешливый голос раздался из дверей кухни, и Эйвери замер от страха при виде стоявшего там человека в сапогах и коричневом костюме. У него уже началась дрожь в коленях, когда он наконец признал сына.

— Фэррелл! Черт бы тебя побрал, парень! Ты напугал меня чуть ли не до смерти! — Он подбросил и поймал кошелек. — Видал, мальчик? Я нашел способ повернуть нашу судьбу, и там, откуда появился этот кошелек, есть еще много других.

— Я слышал, отец, — все с той же усмешкой проговорил Фэррелл. — Я видел, как шериф со своими людьми пробрались через эту дверь, и я слышал… достаточно.

— Ну будет, Фэррелл, мой мальчик, — успокоил его Эйвери. — Наши беды позади, однако мне потребуется твой конь…

— Ты снова продал ее, — словно не слыша просьбы отца, бесцветным голосом произнес молодой человек. — На сей раз за гроши.

— Будут еще деньги. Гораздо больше!

На Фэррелла нашло внезапное озарение, он внимательно посмотрел на отца:

— Значит, вы действительно обманывали Ситона?

— Ну, ему же ничего не было нужно, — в голосе Эйвери появились ноющие нотки. — У него так всего много, а у нас так всего мало…

— Поэтому вы спровоцировали меня на дуэль, где вовсе не была затронута честь, и не интересовались ее исходом. — Он опустил глаза на свою неподвижную правую руку. — Расплатиться с янки вам помешала гордость.

— У меня не было денег, чтобы заплатить ему!

— И тогда вы продали Эриенн с аукциона! — произнес с нескрываемым отвращением Фэррелл. — Мне тошно при мысли, что я был участником всего этого.

— Мне тоже несладко, мой мальчик, однако иного выхода не было!

— Тогда вы ее продали! И продали ее сейчас! Собственную дочь!

— Она не моя дочь! — закричал Эйвери, согнувшись от желания убедить упрямого юнца.

— Что?!

Фэррелл подошел так близко, что они ощущали дыхание друг друга. Его глаза, так похожие на глаза отца, сверкали яростью.

— Она никогда не была моей дочерью! Просто отродье одного ирландского бунтовщика!

— Она моя сестра! — прокричал Фэррелл.

— Только наполовину… сестра только наполовину! — настаивал Эйвери. — Чего тут непонятного, мальчик? Твоя мать переспала с одним ирландским подонком и подзалетела! Эриенн его дочь! Не моя!

Гнев Фэррелла запылал еще сильнее.

— Моя мать не такая!

— О, ну конечно же, она была замужем за этим подонком, — согласился Эйвери. — Но тем не менее, неужели ты не понимаешь, мальчик, что мы с тобой… мы родные по крови. Ты мой!

Молодой человек презрительно оттопырил губы:

— Вы продали нас всех — мою мать, мою сестру… меня — ввергли всех нас в нищету своею любовью к вину и азартным играм.

— Я вырастил тебя, — протестовал, Эйвери. — И благодаря мне ты повидал немало хорошего в жизни. Я таскал тебя домой в предрассветные часы, когда ты был слишком пьян, чтобы стоять на ногах.

— В последние месяцы Эриенн сделала для меня больше, чем вы когда-либо только хотели сделать! — осадил его Фэррелл. — Она дарила мне понимание… и любовь… и желание, чтобы я стоял на своих собственных ногах… и силу, чтобы я перестал жалеть себя и прекратил обвинять других за то состояние, в котором нахожусь!

— Ты встал на ее сторону против собственного отца? — рявкнул Эйвери.

— Вы больше мне не отец!

Голос Фэррелла стал тише, и он продолжил с убийственным спокойствием:

— Я уезжаю из этого дома и буду жить в Йорке, где скоро женюсь. Я не жду вас, сэр, ни на свою свадьбу, ни к себе домой. Теперь же я оставляю вас, и делайте все что хотите.

— Но, мальчик, ты же видишь, мне нужна лошадь. Сюда приедет лорд Сэкстон…

Фэррелл кивнул:

— Да! Лорд Сэкстон приедет. На вашем месте, сэр, я бы нашел нору поглубже и спрятался в ней.

Он развернулся на каблуках и направился к выходу, бросив через плечо:

— До свидания, сэр.

Набив желудок, Эйвери обулся и натянул плащ поверх своей мятой одежды. Подняв высоко воротник, чтобы спрятать лицо, он вышел из дома с надежно припрятанным в кармане тощим кошельком. Не зная, когда он сможет вернуться домой, Эйвери нес с собою кувшин эля и остаток ветчины, который завернул в тряпку и засунул под мышку. Ветер усиливался, пронизывал холод, и, несмотря на то что было чуть больше полудня, стемнело так, словно по какому-то зловещему предзнаменованию иссяк свет весеннего солнца.

Некоторое время Эйвери бесцельно бродил, затем остановился на мосту. Когда он убедился, что за ним никто не следит, он быстро перешел мост и резко свернул с дороги. Согнувшись под пролетом моста, Эйвери начал пробираться сквозь глухой кустарник, росший вдоль воды, задержавшись ненадолго на том месте, где нашли Тимми Сиэрса. На затылке у него зашевелились волосы, потому что болтали, что убийство совершил Кристофер Ситон. Если это правда, а девка брюхата ребенком от янки, то янки вполне может броситься на поиски того, кто предал ее. От этого тревога Эйвери лишь возросла.

Поговаривали, что старина Бен Моуз соорудил для себя убежище где-то в густом подлеске на болотах выше города. Если бы Эйвери удалось найти это убежище, то он мог бы пересидеть там гнев как Ситона, так и Сэкстона и в то же время всегда быть под рукой на случай, если потребуется Тэлботу или шерифу.

Пришпорив коня на последнем крутом повороте перед Сэкстон-холлом, Фэррелл Флеминг тяжелыми ударами каблуков погнал его вперед. Экипаж стоял перед усадьбой, и лошади были в мыле от той гонки, которую задал им Тэннер. Лакей выводил ландо, а Китс подбежал к большой карете и уселся на место кучера. Взявшись за поводья, он направил четверку в сторону конюшен, чтобы освободить место для ландо перед входом.

Подскакав к дому, Фэррелл натянул удила своего коня и спрыгнул на землю прежде, чем остановилось животное. Он бросился к дверям и резко распахнул их, отчего чуть не опрокинул Пейна, который подошел к двери, чтобы открыть ее перед хозяином.

— Лорд Сэкстон… — воскликнул Фэррелл, увидев, что тот, кого он искал, несется большими шагами через коридор к башне. За ним, отдуваясь, спешили Банди и Тэннер, которые пытались поспеть за взволнованным человеком.

— У меня сейчас нет времени, Фэррелл, — резко произнес лорд Сэкстон, лишь слегка замедляя шаг, — Эриенн не вернулась домой после того, как отправилась повидаться с вашим отцом, и я боюсь, что ей может грозить опасность. Я должен ехать.

Банди и Тэннер сумели обойти лорда Сэкстона и поспешили занять кучерское место, на ландо. Лорд Сэкстон пошел вслед за ними, однако Фэррелл поймал его за руку:

— Ее там нет, милорд.

— Что?

Хозяин усадьбы остановился, и зловещая маска повернулась к молодому человеку.

— Что вы сказали?

Его голос потерял привычную хрипотцу, но по-прежнему звучал глухо из-под отверстий.

Фэррелл убрал руку и потер лоб:

— Как бы мне не хотелось этого, боюсь, что мэр сдал Эриенн шерифу.

Лорд Сэкстон зарычал, задыхаясь:

— Зачем я не убил этого!..

С удивительным проворством он развернулся на каблуках, взмахнув тяжелой тростью, словно саблей.

— А Тэлбот? Где он?

— Кажется, шериф сказал, что Тэлбот уехал.

— Куда ее отвезли?

— Я не знаю, — нерешительно ответил Фэррелл.

— Куда они поехали?

— Простите, — со стыдом признался Фэррелл. — Я был на кухне и не видел.

Некоторое время голова лорда Сэкстона в кожаной маске покачивалась из стороны в сторону, как у рассвирепевшего быка, ищущего увертливого противника. Выпрямившись, он прогремел в сторону экипажа:

— Банди!

Тот спрыгнул с кареты и подбежал к нему:

— Да, милорд?

— Отправьте людей на быстрых лошадях в Карлайл, Уэркингтон, на дорогу в Йорк, по всем направлениям! Пусть расспрашивают о… — Он повернулся к Фэрреллу с молчаливым вопросом, и юноша выложил требуемые сведения:

— Городской наемный экипаж. Они взяли его без кучера.

— Тэннер!

— Да, милорд? — Он уже стоял в дверях.

— Я пока остаюсь здесь. Заложите карету и будьте готовы к выезду в любую минуту.

— Да, милорд.

— Банди, — снова повернулся к слуге лорд Сэкстон. — Мне надо написать кое-какие письма. Проследите, чтобы на дорогах Сэкстон-холла была выставлена охрана, и будьте готовы сопровождать меня.

Он повернулся и пошел обратно в большой зал, следом за ним двигался Фэррелл.

— Чем я могу помочь, милорд? Она моя сестра. Я должен что-то сделать.

— Вам это предстоит, Фэррелл, — заверил его лорд Сэкстон. — Мне необходимо, чтобы кто-то отправился в Уэркингтон, нашел капитана «Кристины» Дэниелса и передал ему письмо.

— Но это же корабль Ситона. Как же… — Казалось, Фэррелл был смущен. — Зачем вам помощь янки, если Эриенн… То есть я хочу сказать…

Он не смог подыскать слов, чтобы закончить свою мысль. Если лорду Сэкстону ничего не было известно об измене жены, Фэррелл поклялся, что от него он об этом не узнает.

— Конечно, я поеду. Я сделаю все, чтобы помочь.

Пройдя в покои, расположенные за большим залом, Сэкстон отодвинул кресло от письменного стола, взял гусиное перо и пергамент и после этого на какое-то время застыл с пером в руке. Внезапно он с рычанием откинулся в кресле:

— Этот проклятый Эйвери! Он родился в рубашке, если мне не удастся спустить с него шкуру!

Вспомнив о присутствии Фэррелла, лорд Сэкстон поглядел в его сторону:

— Простите, Фэррелл. Я не хотел вас оскорбить.

— Будьте покойны, милорд, — искривив губы, ответил молодой человек. — Я принял решение прежде вас. Я больше не считаю мэра близким мне человеком.

В последующие часы вокруг владений Сэкстона начались передвижения, которые привлекли внимание лорда значительно позже. Банди поскакал по фермам подбирать людей для охраны поместья. Хотя никто не отказался от службы своему лорду, Банди обязал их молчать, чтобы неосторожным словом не усугубить положение леди Сэкстон в заточении. Однако к тому времени, как сгустились сумерки, не осталось, пожалуй, ни одного человека, который бы не слышал о судьбе леди. Пока мужья чистили мушкеты и точили косы, жены решили съездить на своих повозках во все деревни, городки или на ярмарки, куда можно было добраться за один день и вернуться обратно. Они поклялись, что не допустят изгнания своего лорда с его законных земель.

Сознание медленно возвращалось к Эриенн. Сначала она поняла, что ей неудобно и холодно, а потом ощутила, как ей режет запястья и рот. Она подняла голову и обнаружила, что лежит на соломенном тюфяке на старой кровати, который был покрыт неаккуратно подоткнутым по краям одеялом. На стенах зияли пятна отвалившейся штукатурки, а остатки стекол в оконных проемах не могли защитить от свежих ветров. Возле расшатанного стола сгрудились стулья, как будто их стащили сюда и бросили как на помойке. Единственным входом в помещение была, очевидно, тяжелая деревянная дверь с зарешеченным оконцем, однако на двери не было никакой ручки, вероятно, чтобы у Эриенн не возникло желания попытаться выйти отсюда. Рядом с дверью находилось небольшое помещение, в котором угадывался клозет. Его дверь была распахнута и висела на сломанной петле.

Эриенн рывком приподнялась на локте, и комната закачалась у нее перед глазами от приступа пульсирующей боли в голове. Она вспомнила, что такое же состояние у нее было после падения в ручей. Вслед за этим воспоминанием Эриенн, теперь уже твердо и ясно, припомнила и то, как Кристофер спрыгнул с лошади в развевающейся накидке, которая скрывала под капюшоном его лицо, и, не обращая внимания на холодную воду, бросился через ручей, чтобы поднять ее на своих руках с литыми мускулами и вынести из ледяной трясины. Она вспомнила тепло его тела и завораживающий мужской запах, который преследовал ее в течение всех месяцев жизни с лордом Сэкстоном.

Сознание проснулось, и до Эриенн дошел весь смысл происходящего с нею. Ее пленили, и было совершенно нетрудно представить, с какой целью. Они потребуют от Кристофера Ситона, чтобы он сдался в обмен на ее освобождение. Эриенн понимала, что если это произойдет, то едва ли они останутся в живых.

Она стала извиваться до тех пор, пока не села на краешек кровати, затем подняла руки и принялась вытаскивать кляп, который по-прежнему распирал ее щеки. Эриенн содрогнулась, когда тряпка подалась вперед и задела больное место в районе челюсти. Отшвырнув кляп прочь, Эриенн зубами впилась в шнур, стягивающий ее запястья. Освободившись, она потерла красные полосы, которые ярко свидетельствовали о том, насколько крепки были ее путы. Темный синяк на подбородке ей удалось рассмотреть в ведре с водой, стоявшем возле окна, и Эриенн осторожно подвигала челюстью, чтобы понять, есть ли более глубокие повреждения. Их не оказалось, однако Эриенн сомневалась, что сможет выдержать еще один такой удар и сохранить кость невредимой.

Скрежет шагов по каменным ступеням за дверью возвестил о прибытии визитеров, и Эриенн выпрямилась в ожидании своего тюремщика. Ключ загремел в замке, затем раздался громкий щелчок, толстая дверь отворилась вовнутрь, и на пороге появился Аллан Паркер. Сразу же за ним вошел еще один мужчина, который нес в руках поднос с накрытой чашкой и половиной буханки черного хлеба.

— Добрый день, миледи, — приветствовал ее Паркер, пребывая в добром расположении духа. — Надеюсь, вы спали хорошо.

Не обращая внимания на пылающий взор, Аллан подошел ближе и склонился над нею, изучая багровый кровоподтек над линией челюсти.

— Мне надо было предупредить Фентона, что у него тяжелая рука. Он довольно грубо исполняет деликатные поручения.

Не придумав ничего, чтобы ответить, Эриенн просто отвернулась от шерифа, отказывая ему в любезности. Второй визитер расставил стулья, поправил стол и поставил на него поднос. Уловив многозначительный кивок головы старшего, он быстро покинул помещение, не сказав ни слова и плотно прикрыв за собою дверь.

— Бросьте, Эриенн, — успокоил ее Аллан. — Не надо ссориться со мною. Вы знаете, что мое отношение к вам было всегда несколько больше, чем просто нежным, и мне тяжело видеть вас в таком состоянии из-за сложившейся ситуации. Вам, конечно, придется некоторое время побыть здесь, пока мы не разыщем этого Ситона.

Эриенн наконец взглянула на него. Ее слова казались подходящими к случаю:

— Неужели вы думаете, что Кристофер когда-нибудь сдастся банде грабителей и убийц?

— О чем вы, мадам? — притворился изумленным Аллан. — Мы действуем в рамках закона. Кристофер Ситон — убийца, а вы — его любовница.

— Вы принадлежите банде убийц, которая разоряет эту землю в течение многих лет! — бросила гневное обвинение Эриенн.

Паркер слегка приподнял брови:

— Приходится как-то жить, мадам.

— Жить! Вы называете это жизнью? — Она иронично огляделась вокруг. — Скрываетесь, словно перепуганные зайцы.

— Лишь до тех пор, пока не будет пойман ястреб, миледи, — непринужденно ответил Паркер. — Мы слишком часто испытывали на себе его когти, чтобы, имея с ним дело, забыть об осторожности, а теперь у нас есть приманка, с помощью которой мы заставим его опуститься на землю.

— Кристофер никогда не попадется в вашу западню! Он знает, что это означает его смерть и, без сомнения, мою. Вы не станете более терпеть ни его, ни меня!

— Ситона, конечно, не станем! Но вы, очаровательная Эриенн, совсем другое дело.

Он провел рукою по ее спутанным волосам, но когда Эриенн резко тряхнула головою, чтобы избавиться от его нежностей, снова опустил руку.

— Прошу вас обдумать то сложное положение, в котором вы оказались. Через несколько дней возвращается лорд Тэлбот, и думаю, что его настойчивость станет крайне суровым испытанием для ваших сил. Даже мне не удается противиться ему. Его могущество простирается далеко за пределы нашего края. А есть еще и другие люди.

Эриенн подняла бровь в молчаливом вопросе.

— Те, которые внизу, — пояснил Паркер. — Они видят предназначение женщины лишь в одном, а уж это умение они практикуют усердно. Они склонны к жестокости, и несмотря на то что являются отличными, бойцами, в любви от них проку мало.

— Итак, я оказалась между сладострастным, жеманным лордом, с одной стороны, и сворой похотливых волков, с другой, — фыркнула Эриенн. — Мне трудно оценить, какой вариант менее отвратителен.

— Существует еще одно средство к спасению, миледи, — заверил Аллан, встретив улыбкой ее пытливый взгляд. — Если вы будете ко мне благосклонны, то я могу навязать Тэлботу сладострастную девку, которая настолько истощит все его аппетиты, что ему будет не до вас. Что касается моих людей, то они не посмеют переступить ту черту, которую я для них определю. Вам надо лишь подарить мне то, что вы подарили Ситону. Отмечу лишь, что, если б я захотел, то сам мог бы взять от вас то, что мне нужно.

Эриенн сардонически покачала головою:

— Да, я видела, как вы подготовили девочку Беккера.

На лице Паркера промелькнуло удивление, однако он отмахнулся от слов Эриенн:

— В своей страсти мои люди становятся чрезмерно пылки. Конечно, она бы не протянула до конца ночи. Как, впрочем, и вы, если бы я отдал им вас. — Он вновь улыбнулся. — Вам следует быть благодарной, что я сохранил вас для себя.

Эриенн одарила его таким обжигающим взглядом, который мог бы растопить плавучую льдину в Северном море.

— И вы полагаете, что сможете занять место Кристофера как мужчина?

— Я доказал это со многими другими дамами, — небрежно ответил он. — У меня нет сомнений в моих способностях. Я могу быть весьма нежен с женщиной, обладающей вашим очарованием и изяществом.

— Вы — нежным! — презрительно рассмеялась Эриенн и провела ладонью по щеке. — Если это образчик вашей нежности, милорд шериф, то не хотела бы я испытать вашего гнева.

— Прошу прощения за это, дражайшая Эриенн. Фентон был предупрежден, что ваш побег недопустим. В своем усердии он избрал наиболее грубый и простой путь для того, чтобы обеспечить выполнение своей задачи. Если у вас есть какие-либо пожелания, то я от всей души постараюсь исполнить их… разумеется, в качестве компенсации.

— О, как вы добры, сэр, — передразнила его Эриенн. — Ваша забота тронула меня. Пожеланий у меня, естественно, тьма. Ведро тряпья, чтобы заткнуть окна, пару тряпок для того, чтобы протереть их, и тазик. Веник, щетки и совок, чтобы смести в сторону этот мусор. — Эриенн махнула рукою, указывая на листья и грязь, заполнившие все углы комнаты и грудившиеся холмиками по каменному полу. — Штату слуг потребовалось бы на уборку этого помещения полмесяца или месяц, однако, не надеясь на это, я сама выполню такую задачу. Я не возражала бы также против чистого одеяла и нескольких простыней.

— Сделаю все, что в моих силах, — смеясь, сказал Паркер. — А между тем существует ли вероятность того, что вы обдумаете мое предложение?

— Да, только вероятность, — медленно кивнула Эриенн, потом отвернулась, посмотрела в окно и усмехнулась через плечо. — Такая же вероятность, как то, что человек может слетать на луну и принести мне ее кусочек.

Некоторое время Аллан Паркер рассматривал прямую спину леди Сэкстон, отмечая не без восхищения ее формы и твердо решив, что в свое время она передумает. В конце концов, он — лучшее из того, из чего ей придется выбирать.

— Я могу подождать вашего ответа. Я уверен, что по возвращении лорда Тэлбота ваше настроение изменится.

Эриенн бросила, взгляд на дверь после того, как она захлопнулась за Паркером, и услышала грохот опускающегося поперек досок железного засова. Некоторое время Эриенн ходила по комнате, но не могла избавиться от гнетущей ее тревоги. Она молилась, чтобы Кристофер не обращал внимания на их провокацию и оставался под надежным прикрытием маски лорда Сэкстона. Она не хотела жить без Кристофера и, пока ей было известно, что он на свободе, лелеяла надежду, что сможет каким-то образом убежать и добраться до него.

Не имея лучшей возможности для того, чтобы отвлечься, Эриенн попробовала тушеное мясо, однако оленина была слишком свежей и отдавала дичью. Она ела исключительно ради того, чтобы поддержать силы, свои и ребенка, которого носила в себе. Ей предстояло еще несколько месяцев носить это драгоценное бремя и успокаивать себя тем, что она носит в себе частицу Кристофера. Ей стало тоскливо при мысли о крошечной девочке или мальчике с рыжевато-коричневыми локонами мужа и глазами, в которых отражался свет любой мерцающей свечечки или горящей лампы. Она будет кормить дитя грудью и вспоминать о том, как его отец, отважный человек, сумел вырвать ее из-под носа всех тех, кто ненавидел его.

Удастся ли ему совершить это? Она резко подняла голову от пронзившей ее мысли, и всю ее безмятежность как рукою сняло. Она ждет его появления. И он появится здесь.

— О, пожалуйста, не на-а-адо! — простонала Эриенн, — Пожалуйста, пусть он не появляется! Пожалуйста! Я не вынесу этой потери!

Она бросилась на кровать и свернулась на соломенном тюфяке калачиком, не желая думать о том, что может потерять Кристофера. Она попыталась уснуть, чтобы заглушить тревогу в сознании, однако бесплодно пролежала час или около того. Неожиданно в замке повернулся ключ, и Эриенн, тихо вскрикнув, вскочила а постели, ожидая увидеть шерифа, явившегося с новыми требованиями. Однако, к ее огромному удивлению, увидела Хэггарда.

— Прошу прощения, миледи, — неуклюже кивнул он своею взъерошенной головой. — Шериф прислал меня передать вам кой-какие вещи.

Эриенн изумленно смотрела, как Хэггард затыкает тряпками окно и сгребает в сторону мусор. С самыми добрыми намерениями он взялся за метлу и начал размахивать ею по полу, однако от поднятой им пыли Эриенн закашлялась и попросила пощадить ее. Огорченный Хэггард нервно вытер руки о свои панталоны и удалился.

На ужин принесли еще одно блюдо с той же олениной и вторую половину буханки хлеба. Эриенн уже удалось привести свою темницу в более приличный вид, однако она требовала гораздо больших усилий, чем просто уборка. От Хэггарда Эриенн получила с полдюжины коротких, толстых свечей и трутницу, чтобы зажигать их. К тому времени, как она завершила свою трапезу, над землей сгустилась тьма, и Эриенн, с трудом запалив две свечи, поставила одну на стол, а вторую на столбик кровати. По мере того как опускалась ночь и гасли последние багряные отсветы, колеблющиеся блики свечей придавали древней комнате жуткий вид. В помещение проникла легкая прохлада, и Эриенн легла в постель, завернувшись в плащ и в единственное одеяло.

Острое одиночество и отчаяние мешали сну. Эриенн усиленно пыталась поднять настроение с помощью детских игр, однако они с трудом припоминались и слабо помогали. Мало что могло отвлечь внимание от ее страхов, и медленно, неумолимо она вновь обращалась мыслями в себя. Эриенн закрывала глаза и представляла себя в объятиях мужа, ощущала его поцелуи, вызывающие в ней желание. Эриенн содрогнулась и еще сильнее натянула одеяло, словно опять переживая прошедшие две недели ничем не потревоженного блаженства, испытанного ими. Она томилась по нежным ласкам его рук и по теплу его тела, которое привыкла ощущать рядом и которое согревало и возбуждало ее.

Будто темный демон ночи, на нее навалились сомнения и страхи, подрывая ее силу воли. Брызнули слезы, и медленные рыдания сотрясли тело Эриенн, пока ее дух отчаянно боролся в стремлении ухватиться хоть за какую-нибудь надежду. Затем в глубине своего сознания она ощутила чье-то умиротворительное прикосновение, и тяжесть ушла, словно схлынувшая волна. Пока существует жизнь, существует надежда.

Ужасные события и напряжение дня взяли свое, и с приходом милосердного сна Эриенн перестала сопротивляться и обрела ночной покой.

Лорд Сэкстон сидел за письменным столом и с механической точностью отдавал хозяйские распоряжения по Сэкстон-холлу. Он ощущал свою беспомощность, в нетерпении ожидая сведений о том, где находится его жена. Сведений не было, и хозяин поместья ужинал в одиночестве, а Эгги заламывала руки и убивалась из-за того, что Кристофер не делал никаких усилий, чтобы вступить в разговор, но лишь отрывисто и коротко отвечал на вопросы, задаваемые ему.

С возвращением Банди настроение у Кристофера на какое-то время поднялось, однако он вновь расстроился, когда понял, что новостей тот никаких не принес. Слуга доложил, что все выполнено в соответствии с распоряжениями хозяина. От безнадежного одиночества Кристофер попросил слугу присесть и разделить с ним ужин, однако все это вылилось в натянутую, молчаливую игру. Хотя они иногда ели вместе в различных ситуациях, Банди был расстроен тем, что не смог снять плохо скрытое напряжение хозяина.

Он чувствовал себя за ужином тяжело и, как только счел, что выполнил долг вежливости, отпросился уйти под предлогом ночной проверки постов, несущих охрану, и посыльных, добывавших сведения о леди Эриенн. Он вернулся в усадьбу около полуночи и, увидев тусклый свет в покоях леди, понял, что хозяин мучается от отчаяния. Казалось, даже камни усадьбы стонут от сострадания к нему.

Банди не мог этого пережить. Он не мог взглянуть в лицо хозяина и сказать ему, что все их поиски пока ни к чему не привели. Он отвел свою лошадь в стойло, улегся на тюфяке и дал отдохнуть усталому телу.

Кристофер стоял посреди покоев своей супруги и ощущал тяжесть, которая давила на грудь. Он смотрел на гребни и щетки жены, аккуратно разложенные на одном краю туалетного столика, и вспоминал, как пышные пряди мягких, сверкающих волос ниспадали длинным, роскошным и плотным каскадом и буквально просили о прикосновении.

«Насколько же глубоко привлекает эта девушка? — думал он. — Она завладела моим сознанием и моею душою. Она схватила их на полном лету, точно ястреб. — Кристофер покачал головою. — Но она не причинила им боли, как дикая птица. Нет, она вдохнула в них новую жизнь, она придала им такую благословенную свежесть, что сердце мое готово разорваться. До того как я приплыл к этим берегам, я клялся, что единственной моею любовью навсегда останутся мои корабли, потому что никакая девушка не способна была внушить мне радость, которую испытываешь, когда бороздишь моря под надутыми парусами.

Но на пути к отмщению за брата я столкнулся с красавицей, которая отвергла все мои притязания и не пощадила меня, однако ее очарование притягивало меня к ней еще сильнее, пока она не стала смыслом моей жизни. Когда ее нет рядом, день мой пуст, а все окружающее — бессмысленно».

Кристофер облокотился плечом о столбик кровати и стал вспоминать минуты счастья, которые они пережили здесь. Во внезапном приступе гнева он рывком задернул занавес, чтобы не видеть сложенное из пуха и шелка гнездо их радостей. Его взгляд дико блуждал, пока не остановился на ванной за гобеленами. Кристофер вновь представил изгиб ее груди и манящее тепло улыбки, когда она с радостью предавалась его ласкам и поцелуям. Трясущейся рукою он провел по волосам, ему захотелось встать от отчаяния на колени и зарыдать от мучений. Боль в груди стала физической, и Кристофер заходил по комнате, пытаясь ослабить ее усиливающуюся хватку.

— Она не оставляет меня! — бросил он темным теням в углах комнаты. — Проклятье! Она не оставляет меня ни на одно мгновение! Как я могу думать о жизни без нее? При одной этой мысли холод пробирает мое сердце, а в голове, словно огромные черные летучие мыши, начинают роиться страхи, смущающие мой покой!

Больше он не мог здесь находиться и бросился ходить по залу. Там не было никого, кто мог бы разделить его нарастающую тревогу. Фэррелл отправился в Уэркингтон. Его понимал Банди, однако тот наказал себя за неспособность что-либо сделать. Эгги принялась бы стенать и вовсе бы потеряла душевное равновесие. Кристофер бродил по дому, мучимый своими страхами, пока часы не пробили два. Он пошел в свои покои, однако там мысли об Эриенн только усиливали его чувство беспомощности.

Кристофер бросился на кровать и уставился на балдахин над головою, не смея закрыть бархатный занавес из-за опасения, что воображение усилит его пытку. Медленно, незаметно Морфей смягчил его горе снами о темных, шелковых прядях, прижавшихся к его щеке, о бледных руках, обнимающих его, о поцелуе, легком, как пух чертополоха, и, наконец, милосердно погрузил его в черное забытье.

Когда косые лучи раннего солнца осветили спальню, Кристофер вскочил на ноги и огляделся вокруг в поисках врага, с которым можно вступить в бой. Рассудок возвращался, и железная волевая хватка взяла верх над яростью. Кристофер сбросил мятую одежду, в которой провел ночь, и, наскоро умывшись, оделся во все свежее. Эгги принесла Кристоферу завтрак в комнату и, бросив на него обеспокоенный взор, не стала встречаться с ним взглядом. Растерянная, она нервно суетилась в комнате, как будто что-то обжигало ее изнутри, затем сделала короткий реверанс и ушла.

Натянув на себя ту самую верхнюю одежду, которую начинал ненавидеть, лорд Сэкстон медленно спустился по лестнице, чтобы приступить к каждодневным делам Сэкстон-холла.

Он подписывал ворох бумаг и ждал сведений о своей жене.

Он осматривал территорию с Банди и садовником, одобрял некоторые предлагаемые изменения и ждал сведений о своей жене.

Он выслушивал доводы около дюжины вступивших в спор арендаторов и принимал решения, которые, как надеялся, удовлетворят все стороны… и ждал сведений о своей жене.

Он ел ленч в одиночестве, когда посыльный принес письмо от Фэррелла. Молодой человек сообщал, что будет сопровождать «Кристину», когда она выйдет в море. Кораблю предстоял трудный переход против ветра в северо-западном направлении, и он должен был прибыть где-то после обеда на следующий день.

Кристофер искал, чем занять послеобеденные часы, и желал, чтобы они прошли так же медленно, как проходили, когда он держал Эриенн в своих руках. По мере приближения вечера он становился злым и раздражительным, однако понятливые слуги испытывали к нему сострадание и давали возможность вымещать недовольство из-за отсутствия вестей, как хороших, так и плохих.

День для Эриенн прошел примерно так же, как и предыдущий. Заметные изменения были связаны лишь с условиями ее заточения. Она аккуратно поставила тарелки на поднос, позавтракав все той же олениной, которая на сей раз была подана с отвратительным подгоревшим куском чего-то такого, что едва напоминало хлеб, после чего подмела в комнате. Эриенн, как смогла, помылась без мыла и с помощью мелкого черпачка холодной водой из ведра. Она привела в порядок спутавшиеся волосы и восстановила некоторое подобие прически, после чего вновь подмела. Она нервничала, когда принесли ужин, состоящий все из той же тушеной оленины, но на этот раз она была такой, словно ее весь день варили на медленном огне.

Эриенн смотрела через остатки оконного стекла, как угасает день. Когда Эриенн подумала, наблюдает ли и Кристофер за этими волшебными красками, по ее щекам хлынули слезы. Она твердо знала, и разуверить ее в том было нельзя, что Кристофер думает о ней так же, как она — о нем.

— О, любовь моя, — промолвила она, вздохнув и утерев слезы, — ради вас я была бы храбра, но в моем чреве покоится ваше дитя. Говорят, что на неродившихся детей такие испытания влияют, поэтому я бы хотела, чтобы ребенок, которого ношу, был свободен от ненависти.

Эриенн припомнила давно ушедший день, когда она держала в руке воображаемый клинок и бросала дерзкие угрозы, пусть и в одиночестве. Она осмотрела комнату, бесстрашно выпрямилась и словно опоясалась призрачным мечом. Выбросив вперед руку в наиболее удачной позе для произнесения речи, она обратилась к несуществующим слушателям:

— Если бы я была серебряным рыцарем, давшим обет защищать справедливость во имя права, то я бы обрушилась на этих негодяев, пытающихся порочить ваше имя. Все они до конца прошли бы у меня испытание силой оружия и на коленях просили бы прощения, прежде чем я снесла головы с их плеч и возвестила о победе истины.

Эриенн оборвала свою тираду и медленно опустила руку. Пыл пропал. Она уже не замечала слез. Опустившись на колени рядом со своей соломенной постелью, она зарыдала на ней.

— О, Кристофер, моя дражайшая любовь, — шептала она, — если бы я была тем рыцарем, то никогда не узнала бы вашего прикосновения, вашей нежности, ваших рук, обнимающих меня, вашего поцелуя на моих губах, вашей сладостной плоти, лежащей на моей плоти, вашего дитя.

Через некоторое время она поднялась и посмотрела на последний блик угасающего света в стекле.

— Я должна быть храброй, — она всхлипнула и вытерла юбкой слезы. — Если родится мальчик, я должна быть сильной ради него, а если девочка — я должна донести до нее силу истинной любви.

Мой милый Кристофер, — сложила она руки в молитвенной позе, — я не хочу, чтобы вы рисковали собою, но изобретите способ освободить меня и поразить навсегда чудовище. Я нашла свою зимнюю розу. Вы моя драгоценная любовь, данная мне навечно. Придите, любовь моя, чудовище убежит только тогда, когда мы будем вместе.

Кристофер наблюдал за неизбежным уходом дня в совершенно мерзком состоянии. Он знал, какие привидения войдут вместе с тьмой, познав их накануне ночью. Он стоял в конце западного коридора, гладя пальцами свинцовую раму окна, которое было установлено его дедом, и наблюдал за угасающими отблесками заката, терявшегося в нескольких низких облаках. От пунцово-красных теней в него закрадывался не страх, а ужас перед тем, что может возникнуть в его сознании.

Внезапно ему все стало ясно. Если он не покинет усадьбу, то вся его энергия уйдет на ожидание и терзания. Он должен найти разбойников, где бы они ни прятались, и бить их до тех пор, пока кто-нибудь не признается в том, что все знает. После этого он разыщет шерифа и расправится с ним так же, как волк во время охоты расправляется с оленем. Кристофер поклялся, что если с головы Эриенн упадет хоть один волос, шерифу останется лишь мечтать о скорой смерти.

Ночь уже совсем опустилась на холмы, когда нижняя дверь потайного хода отворилась и в ней появилась высокая фигура одетого в черный плащ человека; жаждущий отмщения отважный лорд пошел широким шагом, придерживая у бедра длинную шотландскую саблю, которая помнила смертельную хватку руки его отца. Жеребец, ощутив настроение хозяина, принялся гарцевать и стучать копытом от желания понестись вперед. Кристофер вскочил в седло, и тусклая, бледная луна спрятала лицо перед обещанной кровавой бойней, когда сама месть помчалась над болотами. Любимая этого мужчины была пленена врагами, и на землю еще не ступала нога человека, сердце которого было бы наполнено более черной яростью.

В ночном морозном воздухе храп вороного походил на дыхание дракона. Проносясь с грохотом в ночи, он выбивал копытами искры из камня. Всадник несся вперед и остановился у одинокого амбара, но не обнаружил там ни людей, ни лошадей, лишь признаки недавней стоянки лагеря. Потайная пещера также не хранила каких-либо намеков, указывающих на нынешнее место обитания бандитов.

— Ушли, — простонал он. — Они собрались, чтобы расставить ловушку с приманкой, от которой, как им известно, я не откажусь. Но где же? Будь они прокляты! Где?

Было поздно: низкая луна робко пряталась за облаками, как бы опасаясь дерзости и гнева этого человека. Бросив жеребца в безумную скачку, он был весь поглощен слепой яростью. Они походили на несущуюся через долины и болота неуловимую тень ширококрылого ястреба, низко парящего в поисках добычи.