Золушка и Мафиози

10

ТИЦИАНО КАТАНЕО

Я тащусь вверх по лестнице, каждая ступенька напоминает о дне, который я предпочел бы забыть. Я бы предпочел все забыть. Бюрократия — это все более раздражающее испытание для моего терпения, и я не уверен, что прошел его. Но именно на последней ступеньке, когда расхождение в ковре бросается в глаза, тяжесть дня начинает рассеиваться, сменяясь любопытной настороженностью.

Я продолжаю идти, мои шаги становятся легкими, почти игривыми, по мере того как я оглядываю коридор. В коридоре обнаруживается еще одна слегка сдвинутая ваза, кривая картина на стене: это едва заметные признаки, но для меня они как крики в абсолютной тишине. Я не сдерживаю улыбку. Наконец-то.

Наконец-то хоть что-то интересное в этом чертовом дне.

Когда я подхожу к двери в свою комнату, моя рука скользит к пистолету, засунутому за пояс. Это знакомое удобное движение, холодный металл прижимается к коже. Коридор словно затаил дыхание, ожидание повисло в воздухе. Одним плавным движением я открываю дверь, пистолет в руке и огромная улыбка на лице.

— Это должен быть сюрприз? — Спрашиваю я, включая свет.

Чезаре сидит в кресле у камина. Он разглаживает свою густую бороду и вздергивает бровь, безмолвно говоря, что, если бы он хотел сделать мне сюрприз, он бы его сделал. Я щелкаю языком, хотя знаю, что это правда.

Мой брат не был бы нашим элитным палачом, если бы он был небрежен. Чезаре мог бы убить президента Соединенных Штатов и не попасться. Не попался бы и в России тоже. Поэтому все следы его, которые он оставил, разбросанные от площадки лестницы до этого места, были целенаправленным предупреждением о его присутствии. Что не объясняет, что он делает в моей комнате.

— Мама будет рада услышать, что ты пропустил ужин, хотя и был дома.

— Так же, как и о том, что ты тоже был дома, — говорю я, проходя мимо него к гардеробу и уже расстегиваю рубашку. Настала его очередь цокать языком.

— Я только что приехал. Можно подумать мне бы позволили. Мамина сторожевая собака не позволит никому из нас пропустить ужин, не предупредив своего хозяина.

— Мне же позволила. — Говорю я из ванной. Чезаре сухо смеется, и его ответ последнее, что я слышу прежде, чем ступить под душ:

— Это потому, что ты дергаешь Луиджию за ногу с тех пор, как мы были детьми.

Я не спеша принимаю душ. Мой брат здесь не для чего-то серьезного, иначе он бы уже сказал мне об этом. Когда я выхожу из ванной в шортах-боксерах, готовый броситься на кровать и отключиться до завтра, я нахожу то же самое развратное выражение лица, что и раньше, на Священном палаче Саграды, он театрально смотрит на часы на запястье, прежде чем заговорить:

— Рано заканчиваешь ночь? — Спрашивает он и щелкает языком.

Я подхожу к комоду, достаю сигарету из бумажника, хранящегося в нем, и прикуриваю.

— Но я думаю, что ты заслуживаешь поблажки после вчерашней ночи. И все же, автомобильная авария, Тициано? Я ожидал от тебя чего-то более захватывающего.

Я бросаюсь в кресло напротив Чезаре.

— Я вроде не попадал в аварию, — говорю я после долгой затяжки. — Я в порядке, но спасибо за беспокойство. А теперь не мог бы ты пойти и прогуляться в другом районе, я был бы тебе очень признателен.

— Люди говорят, что поминки будут в закрытом гробу. Что авария разорвала Марсело от задницы до рта, — сплетничая как черт. — Я бы хотел знать, когда ты успел все это затеять, если я все это время был рядом с тобой, разбираясь с ситуацией в подземных галереях.

— Быть красивым и смешным — не единственные мои таланты, маленький брат. У меня есть много других. Ты собираешься и дальше преследовать меня?

— Пока Витторио не приедет, да. Тогда я буду свободен.

Честный ответ заставил меня рассмеяться. Не то чтобы я не знал, что внезапная близость Чезаре — это приказ нашего старшего брата, я никогда в этом не сомневался. Витторио доверяет мне достаточно, чтобы передать командование Саградой, но не настолько, чтобы не заподозрить меня в готовности переступить границы. Он умный человек.

— О, так это ты будешь на свободе?

— Думаешь, я стал бы преследовать тебя, если бы у меня был выбор?

— Ты всегда можешь исчезнуть, тебе ведь больше нечем заняться. Я обещаю, что не скажу Витторио, — говорю я, улыбаясь в углу.

И Чезаре открывает рот, возмущенный, как я и думал.

Неужели я так же предсказуем для Витторио, как Чезаре для меня?

— Отвали!

— Ты слишком прямолинеен, — обвиняю я. — Ты пришел сюда только для того, чтобы увидеть меня, Чезаре?

— Вообще-то я пришел сказать тебе, что у нас есть выживший. Он в сознании, хотя и не контролирует свое тело. Завтра утром его будут допрашивать, ты хочешь присутствовать?