Золушка и Мафиози

29

ТИЦИАНО КАТАНЕО

Она пришла.

Хотя от этого зависел весь мой план, я сильно сомневался, что он сработает, потому что до сегодняшнего дня Рафаэла ни разу не давала слабины в своей решимости. Но, видимо, за то, чтобы стать жертвой собственной жизни, приходится платить.

Она открывает глаза и смотрит на меня, запыхавшаяся и красная, словно бежала всю дорогу сюда. Я прикусываю губу, глядя на ее маленькое, изящное тело, полные груди, быстро вздымающиеся и опускающиеся, округлые бедра, обнаженные коротким платьем, распущенные волосы.

— Убегала от гопника, куколка?

— О, нет! У него не было бы шансов — говорит она с таким развратным весельем, что я уверен, она и не подозревает, насколько она сексуальна.

— Иди сюда, — зову я.

Рафаэла облизывает губы и проталкивается вперед, отстраняясь от двери и направляясь ко мне в центр комнаты. Сегодня в ее глазах сияет совсем другая решимость, чем та, которую я привык видеть.

Под пристальным взглядом ликов, разбросанных по полкам, я обхватываю ее за талию и провожу рукой по ее щеке. Ее руки обхватывают мою шею. Святые — наши первые свидетели сегодня вечером.

— Ты опоздала. У тебя были сомнения?

— Я здесь, — вызывающе говорит она, и я кусаю губы за ее дерзость. — Куда мы идем?

— Почему мы должны куда-то идти? — Глаза Рафаэлы расширяются и устремляются на лики и рясы, разбросанные по комнате. Я смеюсь, а она фыркает.

— Засранец!

— Я никуда не тороплюсь.

Я подношу свои губы к ее, целуя медленно, чтобы показать, что это совсем не так, как в прошлый раз, и прижимаю их друг к другу, наслаждаясь мягкостью ее губ, а затем пробую их на вкус. Мой язык медленно скользит по ним, затем я посасываю их. Рафаэла тихонько стонет, уже забыв о святых, о которых беспокоилась несколько секунд назад.

Я притягиваю ее тело ближе, прижимая ее груди к своей груди. Она задыхается у меня во рту, а ее руки ищут, за что бы ухватиться на моей шее, и впиваются ногтями в кожу головы, когда не находят. Моя куколка любит царапаться, и мне это чертовски нравится.

Я целую ее долго, снова и снова, пока Рафаэла не затихает в моих объятиях, ее глаза пьяны от вожделения, губы припухли, волосы в диком беспорядке, идеально подходящем для этой роли.

— Тициано, — стонет она, когда я скольжу губами по ее подбородку, облизываю горло и ключицы, просовываю руки под платье и хватаю ее за голую попку, кожа к коже. Я скребу пальцами по резинке ее трусиков, и Рафаэла открывает глаза.

— Давай уйдем отсюда, пожалуйста, — хнычет она.

Я возвращаюсь губами к ее рту.

— Ты уверена, принцесса? После этого пути назад уже не будет.

Мои слова — лживый шепот. Рафаэла давно сделала шаг назад, в тот день, когда впервые бросила мне вызов.

— Абсолютно, — задыхается она, ища мои губы. — Абсолютно!

— Хорошо, — бормочу я и снова проникаю языком в ее рот.

В этот момент дверь в ризницу распахивается, и потрясенный отец Армандо взывает к Богу.

— Мой милосердный Иисус! Что здесь происходит?

Рафаэла молниеносно отстраняется от меня, делает три шага назад и поворачивается к двери.

— Ой, святой отец. Кажется, мне нужно исповедаться еще в одном грехе. — Говорю я, поправляя эрекцию, которой я намеренно позволил вырасти в своих брюках.

Однако, когда я поднимаю глаза, мне почти невозможно удержаться от улыбки, потому что на красную как перец Рафаэлу, смотрит не только отец Армандо, но и настоящая аудитория, состоящая из самого Дона, моей будущей свекрови, моей матери и одной из самых сплетничающих вдов в семье.

Понятия не имею, что собрало вместе эту необычную группу, но даже я не мог бы просить лучшего.

— Он заставил тебя? — Спрашивает Рафаэлу Витторио.

Я контролирую свою реакцию, хотя мне хочется спросить, действительно ли это так необходимо. Но все, что я получу, это предупреждающий взгляд Дона, поэтому я молчу. Мне все равно не нужно ничего говорить, чтобы получить то, что я хочу.

Рафаэла опустила голову, краснота все еще не сошла с ее кожи даже спустя почти час после того, как нас нашли в ризнице.

Мой брат отстранил вдову, поговорил со священником и привез семью Рафаэлы в особняк, чтобы разрешить ситуацию как домашнее дело. Первый этап разрешения, похоже, заключается в задавании глупых вопросов.

— Нет, — не поднимая глаз, отвечает Рафаэла почти неслышным тоном. И блядь! Как мне неприятно, что она через это проходит.

— Ты вошла в ту комнату по собственной воле?

— Да.

— Ты прикасалась к нему по своей воле?

— Да.

Витторио позволяет тишине воцариться в кабинете и смотрит на Рафаэлу с напряжением, которое сбивает меня с ног. Гнев, бурлящий под его кожей, виден всем. И это беспокоит меня больше, чем что-либо другое. Дон никогда не ставил свои чувства выше своего долга. То есть однажды он так поступил ради Габриэллы, но, когда дело доходит до всего остального, Витторио так не поступает. И именно эта расчетливая холодность заставляет меня быть уверенным, что мне не понравится то, что он собирается сказать, когда мой брат откроет рот.

— У меня есть к тебе предложение, — обращается он к Рафаэле, и моя куколка наконец поднимает голову. Ее глаза слезятся, и я резко выдыхаю, чтобы сдержать свою реакцию.

— Есть только одно предложение, — вклиниваюсь я, нарушая свое решение молчать до тех пор, пока все не закончится.

— Я пока не говорю с тобой, но не волнуйся, я до этого дойду, — монотонно произносит он и вскоре снова поворачивается к Рафаэле. — Твоя жизнь не была легкой, заявляет он, и мои глаза сужаются, потому что это даже не то, что мой брат мог бы мысленно занести в каталог. — И вряд ли она станет лучше. Я могу покончить с этим, прямо здесь и сейчас, и мне плевать на чертов дорогой ковер, пусть будет подарком за твою дружбу с Габриэллой. Ты наконец-то будешь свободна.

Рафаэла моргает и хмурится, ей требуется почти целая минута, чтобы понять, что именно предлагает Витторио. За это время каждая капля крови в моем теле остывает. Figlio di putanna!(итал. Сукин сын)

Выражение его лица почти правдоподобно, невнимательный, жалкий или полный надежды глаз легко может поверить, что он предлагает Рафаэле выход, свободу, как милость, а не потому, что наказывает меня.

— Смерть? — заикаясь, спрашивает она, — Вы предлагаете убить меня? — Настаивает она, широко раскрыв глаза, и по его телу пробегает дрожь. Я проклинаю Витторио за это.

— Так и есть. Альтернатива, я думаю, очевидна.

Рафаэла сухо сглатывает и поворачивает лицо, глядя на меня впервые с тех пор, как нас поймали. В ее глазах плещется сомнение и стыд, и ей требуется больше времени, чтобы отвести взгляд, чем мне.

Она смотрит на свои руки, и хотя меня пытали самыми жестокими и невообразимыми способами, хотя в меня стреляли шесть раз, секунды, в течение которых она размышляет над своими альтернативами, кажутся мне самыми медленными из всех, что я когда-либо испытывал.

Затем она сухо сглатывает и поднимает голову, наконец-то готовая ответить:

— Я выбираю альтернативу, Дон. Я лучше выйду замуж.

— Очень хорошо. Если ты этого хочешь, то вы можете пожениться завтра в полдень.