Золушка и Мафиози

30

РАФАЭЛА ЭСПОЗИТО

— Я выгляжу нелепо, — говорю я своему отражению в зеркале, от которого, в отличие от последнего раза, когда я надевала это платье, я не убегаю. Это похоже на какое-то искаженное дежавю: комната, одежда, цель дня, мои чувства — все то же самое. Только вот почему-то все по-другому.

— Не говори ерунды. Ты прекрасно выглядишь! Это платье прекрасно. Не надеть его было бы расточительством. — Мама заканчивает застегивать пуговицы на моей спине и останавливается рядом со мной.

Она в своей лучшей одежде — темно-синем платье из тафты и черных туфлях на каблуках. Ее круглощекое лицо накрашено, а волосы завязаны в идеальный пучок, закрученный над затылком.

— Жаль, что у нас не было времени купить еще одно, но Тициано торопился, — хмыкает она с довольной улыбкой, заставляя меня поднести руки к вискам, чтобы помассировать их.

Из всех вещей, которые я не ожидала увидеть за последние двадцать четыре часа, эта, безусловно, самая очевидная: моя мама в экстазе. Ей удалось сдержать удовлетворение, пока она не закрыла дверь прошлой ночью, но этого было достаточно, чтобы она начала практически танцевать по потертому кафельному полу, потому что ее планы сработали. Мама сказала именно эти слова, когда пришла поздравить меня после ухода отца, что я наконец-то сделала то, что должна была сделать хорошая дочь. По ее мнению, лучше поздно, чем никогда.

— Прекрати, — ругает она меня, легонько шлепая по руке. — Ты так испортишь волосы!

Вслед за этим она проводит пальцами по моей голове, приглаживая распущенные кудри, которые я неосознанно накручивала. Я закрываю глаза и позволяю ей играть со мной как с куклой.

В моей голове есть куда более насущные проблемы, претендующие на то, чтобы быть первыми, о которых я думаю.

Например, свадьба с Тициано. Я выхожу замуж за Тициано Катанео.

Я сглатываю комок в горле, чувствуя головокружение, когда забываю дышать слишком долго. Мама не обращает на это никакого внимания, звуки ее движений вокруг меня раздражают меня не меньше, чем утомляют.

— Тебе нужно больше улыбаться. Это самый счастливый день в твоей жизни!

Я открываю глаза только для того, чтобы закатить их обратно.

— Правда, мама?

Это все, что я осмеливаюсь ответить, и, несмотря на неодобрительный взгляд, ее эйфория не ослабевает.

— Ты выходишь замуж за Тициано Катанео. Ты выиграла джекпот, Рафаэла.

Она улыбается, вытирая с одежды несуществующую пыль. Я не обращаю на нее внимания, у меня кружится голова и я дезориентирована, мне достаточно того, что происходит внутри меня, мне не нужны еще и мамины причуды.

Сердце гулко бьется о стенки моей груди, каждый удар — яркое воспоминание об украденных мгновениях с Тициано… Его прикосновения, его взгляд… Мысль о том, чтобы выйти за него замуж, даже не приходила мне в голову. Когда вчера вечером дверь в ризницу открылась, я была уверена, что мой пьяный ангел-хранитель решил исполнить мою просьбу о смерти самым жестоким способом, который только мог придумать: меня разоблачат, семью опозорят, а отец либо убьет меня, либо отдаст в один из борделей Саграды, либо я покончу с собой, потому что лучше умереть, чем встретить ту участь, которая меня там ожидает.

Но, вопреки всем ожиданиям, Тициано ни разу не попытался уклониться от обязанности жениться на мне. Его голос, обращенный к Дону несмотря на то, что он сам оступился, сказав, что предложение может быть только одно, эхом отдавался в моей голове каждую секунду после его слов.

В эту ночь я не спала ни минуты. Я мысленно повторяла шесть слов: "Я выйду замуж за Тициано Катанео".

— Рафаэла, ты какая-то бледная. — Мама щиплет меня за щеки, пытаясь исправить то, что, по ее мнению, является большой проблемой.

Я лишь рефлекторно киваю, не в силах выразить словами бурю, бушующую у меня под кожей. Как она может понять? Как вообще кто-то может понять?

Мое дыхание становится неровным. Я сглатываю. А что, если? Пульсирует в моем сознании, как соблазнительная мелодия. Тициано и я… Что, если этот брак может стать чем-то большим? Кажется, он хотел жениться. Я тряхнула головой, ругая себя. Наверное, я схожу с ума. Так оно и есть. Обстоятельства свели меня с ума. Меньше всего на свете Тициано Катанео хотел жениться.

Но, может быть… Может быть, со временем…

Он сводит меня с ума? Да, определенно. Раздражает ли он меня и провоцирует при каждом удобном случае? Безусловно, но это не единственное, что он делает. Один его взгляд может поджечь все мое тело. Поцелуй — это все, что мне понадобилось, чтобы полностью забыть о своей скромности в приходской ризнице. При мысли о его близости у меня по коже бегут мурашки, а в животе разливается теплое чувство, как физическая реакция на воспоминания.

— Пора выходить. — В комнату врывается голос отца.

Он был более сдержан, чем моя мама, но он определенно не расстроен тем, как все обернулось, несмотря на лекцию о приличиях, которую он мне прочитал. У него даже хватило наглости сказать мне, что я его подвела.

Я иду за родителями к машине, и во время короткой поездки в церковь меня полностью захлестывают эмоции. Все крутится в запутанном вихре.

Мой желудок сжимается, когда мы паркуемся. Руки слегка дрожат, но я держу голову высоко, ступая на пустой тротуар. Такое впечатление, что людей предупредили не приходить в церковь в это время. Перед дверью стоят два солдата, и один из них входит, когда я поворачиваюсь к нему. Я делаю глубокий вдох, не в силах остановить покраснение лица от перспективы столкнуться с отцом Армандо. Как будто всего остального недостаточно, я больше никогда не смогу смотреть на этого человека без мысли, что он видел мою задницу.

Он и Дон. Дон видел мою задницу. Моя будущая свекровь видела мою задницу. Клянусь Сантой, она уже точно меня ненавидит!

— Может, пойдем? — Спрашивает отец, и только тогда я понимаю, что мамы больше нет рядом с нами.

Я зажмуриваю глаза и медленно выпускаю воздух через рот, делая все возможное, чтобы легкие слушались меня и работали в приличном темпе, но, похоже, они не заинтересованы ни в чем, кроме как сводить меня с ума, как и мой жених.

Жених.

Мне удается уклониться от паники, поднимающейся по позвоночнику, достаточно долго, чтобы кивнуть и принять руку, которую предлагает мне отец.

Мы поднимаемся по маленьким ступенькам, и я не успеваю досчитать до двух, как двери перед ними распахиваются, открывая храм, в котором нет никого, кроме семьи жениха, отца Армандо, моей матери и Тициано. На их лицах нет улыбок, когда я подхожу к нему в тишине, такой же нездоровой, как на поминках моих последних женихов. Нет ни свадебного марша, ни цветов по дороге. Нет уверенности, только сомнения. Их целая фура.

Отец передает меня Тициано, а сам садится рядом с мамой на скамью позади меня, Катанео — напротив.

Здесь нет ни подружек невесты, ни свадебных букетов.

Тициано держит мою руку в своей, прикосновение грубое, мозолистое и ничего не делает для ритма моего сердца. Оно и так бешено бьется, хуже быть не может.

— Привет, принцесса, — шепчет он, и я чувствую себя самой глупой женщиной на свете, когда мое сердце меняет ритм, кажется, танцуя для мужчины передо мной.

Священник начинает говорить, но все, что я слышу, это шум крови в моих ушах. И, глядя на мучительно красивое лицо Тициано, время и пространство перестают существовать, остаются только я и моя неуверенность. Я тону в ней. А вдруг? Что, если то, что меня поймали, было просто удачей?

— Рафаэла? — Окликает отец Армандо, касаясь моего плеча, и я, вздрогнув от неожиданности, поворачиваюсь к нему.

— Принимаешь ли ты Тициано Катанео как своего законного супруга, чтобы любить и уважать его отныне и до тех пор, пока смерть не разлучит вас?

Его сдержанного тона достаточно, чтобы понять, что этот вопрос мне задают уже во второй раз. В первый раз я не расслышала.

Мой взгляд обращается к Тициано. Он вскидывает бровь и едва заметно приподнимает уголок губ. Его лицо не пытается скрыть выражение победы. Почему?

— Да.