Минуло целых три часа, подобно скоротечным дуновениям, прежде чем я добралась до того самого места, где некогда среди величественных древесных массивов возвышалась моя старенькая бревенчатая избушка.
Но к моему изумлению, от той скромной обители, в которой я разделила бесчисленные переживания с моей горячо любимой бабушкой Озарой, — не осталось и следа.
Вокруг было тихо. Слишком тихо. И даже птичьих голосов не было слышно.
В смятении я осмотрела окрестности, надеясь, что попросту ошиблась дорогой. Высокая трава колыхалась на шепчущем ветру, посмеиваясь над моим недоумением.
Возможно, усталость разыграла мой утомленный рассудок, сбив меня с пути в этой призрачно знакомой местности.
Я направилась в сторону деревни Древлян, где прежде звучал ребячий заливистый смех и щебетали обыватели, занятые повседневной суетой. Ныне же пелена запустения покрывала строения, словно покров глубокой тоски.
Ни одна тень не шелохнулась в этой мертвой безмолвности; не поднимался дымок из печных труб, не мерцали огоньки в оконцах. Казалось, само время заморозилось, заточив всю сущность жизни в эту вечную дрему.
"Что здесь стряслось?.." — было моей единственной мыслью.
Эта пугающая тишина когтями царапала все чувства. Все выглядело так, будто я все еще нахожусь в кошмарном сне, что привиделся мне накануне.
Осторожно ступая по заброшенным с виду улочкам, я различила какие-то приглушенные звуки, исходящие из одной из обветшалых изб с поросшим полынью палисадником.
"Здесь кто-то есть?.. Отзовись!" — воззвала я к пустоте, выискивая надежду на присутствие еще одного живого существа.
В ответ раздалось лишь гулкое эхо.
Вскоре я уже стояла перед полуразрушенными остовами своего родового дома. Некогда знакомые оконные своды были раскурочены, а двери настежь распахнуты, открывая вид на разруху, царящую внутри.
С дрожью в руках я приоткрыла жалобно скрипящую дверь и тихонько ступила во тьму, застилавшую внутреннее убранство.
Тени зловеще перемещались по бревнам прихожей. Я отважилась подняться по ступенькам на террасу. Остановившись, прислушалась, как мыши, напуганные моим присутствием, устремляются прочь.
— Так, так, так… — из глубины клети донеслось свистящее шипение.
Словно вызванный из глубин моих самых беспросветных кошмаров, прямо из недр теней выдвинулся упырь, глядя на меня полными алчущего голода глазницами.
Отпрянув в ужасе, я попятилась назад, в то время как упырь с небывалой прытью ринулся на меня.
В исступленной панике я бросилась бежать по разваливающимся ступенькам, — отзвуки моих шагов заглушались воплями нежити, преследовавшей меня с остервенением.
Выбегая во двор, я рассчитывала скрыться в глубине леса, как и в прошлый раз.
С каждым мгновением завывания присоединившихся вурдалаков становились все громче, их пронзительные вопли о расплате и возмездии будоражили мою кровь.
Они запомнили меня. Не забыли, как я поджарила вожака их своры в тот раз.
Я долго бежала. И, наконец, решила передохнуть.
В лесу стояла мертвая тишина. Судя по всему, никто за мной из деревни не погнался.
Я облегченно выдохнула и устремилась в глубь леса, к туннелю. Безудержные слезы ручьем лились из моих глаз, но я не решалась остановиться. Я должна была добраться до багровой реки до захода солнца. Обо всем остальном я смогу поразмышлять в безопасности своих покоев. Рати как обычно будет рядом, расчесывать мои разметавшиеся волосы и нашептывать мне на ушко какие-нибудь ласковые слова…
Это видение было чересчур приятным, оно заставило меня впервые заскучать по поместью волколаков.
Добравшись до туннеля, припорошенного снегом, я, не раздумывая, поспешила к его входу. Прихватив свою шубку, я торопливо накинула ее и нырнула во тьму.
Порывы зимнего воздуха растрепали мои длинные космы, взметнув их прямо к лицу, стоило мне выйти из прохода.
На миг я задержалась, чтобы отбросить волосы, застилавшие мне взор.
А затем…. Вопль застрял в моем пересохшем горле.
Я оказалась загнанной в угол — вокруг было полно вурдалаков. Все это время они неотступно преследовали меня…
Когда их цепкие когти уже вытянулись, чтобы вцепиться в меня, я наконец пронзительно закричала — истовый вопль отчаяния, потрясший лесную глушь.
Теперь спасаться бегством было уже поздно. Я оказалась в западне. Упыри превосходили меня числом в десятки раз, они были намного сильнее. Смертоноснее.
Один из них — самый высокий, уродливый, с кожей, покрытой серыми разлагающимися пятнами, — набросился на меня первым. Его когти стиснули меня за горло, а массивное тело прижало к земле.
Жгучий болевой шок прокатился по моему плечу, когда острейшие зубы вонзились в мою плоть.
Другие же упыри сковали мои ноги и руки, не давая пошевелиться. Как будто я могла… вырваться.
Я почувствовала металлический привкус крови на языке, ощутила раздирающую острую боль от их кровожадных укусов, когда они с чудовищным остервенением вгрызались в меня со всех сторон.
В какой-то момент один из упырей прорычал со злобой:
— Мы помним, человечишка. Это ты сразила нашу Матку огнем. Она больше не может охотиться. Она подыхает… — их гнилостное шипение резануло по уху. — Ты станешь одной из нас. Око за око. Жизнь за жизнь.
С последним, леденящим душу рычанием упырь вонзил свои клыки мне в ключицу, наполняя меня своей проклятой сущностью.
По моим венам разлился жар от их яда, обращая меня в нечто потустороннее, окаянное. В сущность из мира Нави.
Часы сменяли друг друга все медленнее. Или время просто остановилось для меня. Снег укрывал меня, и я отчетливо ощущала, как разрывается моя суть, словно изодранный в клочья моток нитей моей человечности, ускользающих в небытие. Свет угасающего солнца казался чересчур ярким, обжигающим мои глаза калейдоскопом красок и теней.
«…Что со мной творится?» — прошептала я с трудом, но голос показался мне чужим и отдаленным.
Одинокая певунья-кукушка тоскливо куковала где-то наверху, в еловых ветвях.
Мои губы едва шевельнулись, когда я шепнула вопрос, который эхом раздался в глубинах моего растерзанного разума: — «…Кукушка, кукушка… Сколько мне лет осталось?»
Внезапно птица затихла.
Звуки, подобно шепоту забвения, проникали в мое затуманенное болезненными грезами сознание, побуждая очнуться. С трудом, как в плотном облаке морока, я попыталась приоткрыть веки, но столкнулась с непроглядной тьмой.
Ледяная дрожь ужаса пробежала по телу, когда до меня дошло: возможно, я все еще нахожусь в плену того кошмара. Но отсутствие пронизывающего мороза зимней ночи заставило меня замешкаться. Вместо этого в мои чувства ворвалась гнилостная вонь с запахом разлагающейся плоти, отчего сердце вновь заколотилось в животном страхе.
Упыри. От одной этой мысли бросало в жар.
Поборов себя, я приоткрыла глаза, силясь разглядеть окутавшую меня пелену лесного мрака.
С каждым мгновением, пока мое зрение подстраивалось под тусклое окружение, все сильнее нарастала какофония леденящих душу звуков, разносившихся по замерзшему лесу. И тут меня окатило леденящим осознанием: я разобрала эти мерзкие звуки — тошнотворный хруст ломающихся костей.
Вглядываясь в зияющие пустоты заснеженного пространства, я испытала первобытный страх: взору предстал зверь — его массивная туша была скрыта пеленой ночи. Волк, гигантский и грозный, его шерсть была абсолютно черна, а из пасти вырывались клубы воздуха.
А может, это один из моих волков, пришедших мне на помощь?.. Нет. Не может этого быть.
Абсурдность этой идеи подтачивала когтями грани моего рассудка. И все же перед лицом неминуемой опасности в моей груди зародился слабый проблеск надежды.
При попытке подняться из лежачего положения меня пронзила жгучая боль, которая пронеслась по моему израненному телу. Мне удалось приподняться на подрагивающих руках, и мой взгляд упал на клочья моей разодранной хищными упырями одежды.
Не взирая на волка, который рыскал среди останков павшей нежити, я подавила слабый стон.
Но стоило опустить взгляд, как ужас, не похожий ни на один из известных мне, сжал мое сердце.
Там, где должны были быть мои ноги, виднелись лишь растерзанные до неузнаваемости останки — зрелище настолько безобразное, что не поддавалось здравому смыслу. Мои некогда выносливые конечности покоились, вывернутые и переломанные.
Должно быть, я закричала.
Волк обернулся и вперил в меня свой пылающий в темноте взгляд, похожий на языки кровавого пламени.
Неторопливо зверь двинулся ко мне.
Но у представшего передо мной волка шерсть оказалась не из темных, а из чистейшего белого меха. Что казалось темным — кровь поверженных вурдалаков, полностью окрасившая его в багровый.
И пока я грезила на грани забвения, снедаемая агонией и отчаянием, волк следил за мной своим неподвижным взглядом — безмолвный посланник на поле кровавой резни, распростертой у его лап.
«Моран»…
Это имя застыло на моих оледенелых губах.
Прикосновение влажной ткани к моей щеке — явное противоречие между теплым мерцанием свечей и моим ледяным кошмарам. Постепенно возвращаясь к чувствам, я различила тихий рокот голосов, раздававшийся в тенях.
Два разных голоса походили на обрывки нестройной мелодии. Первый голос — мягкий и успокаивающий, как колыбельная. Второй — острый и непреклонный, как сталь, — рассекал безмолвие.
«Ревнуешь?» — спросил первый голос.
Я напряглась, пытаясь понять смысл разговора: слова налетали друг на друга, как камни в бурной реке.
Второй голос, преисполненный властности, возразил: «Ты, должно быть, шутишь. По какому поводу ревновать? Нет ни одной причины. Но то, что принадлежит мне, Агний, — принадлежит мне всегда. Исправь ее. Сделай прежней».
Пока я лежала, парализованная и беспомощная, время, казалось, проносилось незаметно. Я то проваливалась в сон, то выходила из него, окутанная дурманом.
В воздухе витал душистый аромат прелых лекарственных трав, а на стенах из темного дерева плавали блики от свечей. Придя в себя, я обнаружила, что лежу на деревянном подобии стола, укрытая меховым одеялом. Обнаженная под ним и уязвимая. Место было мне знакомо. Я находилась в подвальном кабинете Агния.
Тишину нарушило негромкое шуршание, привлекая мое внимание к неясной фигуре, сидевшей спиной ко мне в глубине зала.
Агний был полностью сосредоточен на ведении записей.
Сухой кашель заглушил мою попытку сглотнуть. В горле все пересохло.
Рука Агния прекращает работу. На секунду мужчина замирает, прежде чем положить перо на стол.
Я проследила, как он беззвучно поднялся. Спустя мгновение неподвижности он развернулся ко мне лицом. Черная шелковистая роба элегантно ниспадала вдоль его фигуры, а во взгляде читалась накопленная веками жизненная мудрость.
— С возвращением, — произнес Агний, приближаясь со стаканом воды в руке.
Пока я делала столь необходимый глоток, он придерживал мою голову одной рукой, а другой держал стакан у моих губ. Мой взгляд изучал его лик: кожа стала бледнее, возле глаз залегли мелкие морщинки. Светлые золотистые локоны казались длиннее, чем я их запомнила. Сколько же времени прошло с тех пор, как мы с ним виделись?
— Как твое самочувствие? — забота Агния была осязаема: салфеткой он смахнул капельку с моего подбородка. Тепло его прикосновений, нежность в его завораживающих глазах разного цвета — все это будоражило во мне что-то. Его запах — пьянящая смесь древесного экстракта и карамели — овеял мои обостренные чувства. А раньше он так же вкусно благоухал?..
Я нерешительно кивнула. Странные были ощущения… Очень странные. Что-то поменялось в том, как я воспринимала себя. И это различие было весьма непривычным… но не плохим. Цвета казались ярче, звуки — громче, дыхание — свободнее, тело больше не ломило.
Я поспешила взглянуть вниз, вспомнив, что произошло с моими ногами.
…Они были залиты белым гипсом и зафиксированы бинтами.
— Еще три недели, и они придут в норму. — слова Агния, отягощенные невысказанной тревогой, прозвучали где-то рядом.
Я попыталась приподняться, с безмолвной мольбой в глазах ища опору. Агний тут же пришел на помощь. Его прикосновение, согревающее и поддерживающее, придало уверенности, и я прильнула к его крепкой груди.
— Ты как падающая звезда, Шура. Когда тебя доставили сюда без сознания, каждому в усадьбе захотелось хотя бы мельком увидеть тебя, — улыбка Агния зависла в малом пространстве между нами. Но стоило меховому покрывалу, прикрывавшему мою наготу, чуть сползти, обнажив больше, чем я хотела, как улыбка мужчины тут же померкла.
Моя рука метнулась, чтобы прикрыть обнаженную грудь, но это была лишь слабая попытка — ведь все остальное было оголено.
Агний, словно статуя, неподвижно стоял передо мной. Я рискнула взглянуть ему в глаза — они были закрыты.
Я поспешила подхватить покрывало. Случайно заметив пунцовые царапины на его груди, мое дыхание перехватило.
— Агний… — прошептала я. — Что с тобой произошло?
Волколак непонимающе открыл глаза. Его молчание затянулось, когда он понял, куда я смотрю.
Двигаясь замедленно, он отодвинул край робы, демонстрируя следы жестокости, вырезанные на его коже. Глубокие царапины от когтей.
— Кто…? — сердце сжалось, пока я вглядывалась в линии ран.
Агний молча отвернулся, тени скрыли его выражение лица.
— Ты была слишком резвой, когда пришла в себя в первый раз. Не позволила мне отнести тебя в постель.
Его признание повисло в воздухе.
Вурдалаки… Слово зловещим эхом отозвалось в чертогах моего разума. Должно быть, их яд остался во мне после их нападения.
— …Теперь я начну безумствовать? Неужто скоро обернусь одним из них? Что же будет со мной, Агний?
Мои торопливые вопросы, наполненные страхом, зависали в тишине.
Руки Агния, неспешно легли мне на плечи.
— Не волнуйся, — тихо произнес он, встретившись со мной взглядом. — От всего есть лекарство. Твой рассудок в надежных руках, Шура.
Но я, снедаемая сомнениями и переживаниями, обрушила на него свой гнев: — Перестань кормить меня своими постоянными обещаниями! — резкие слова с привкусом горечи слетели с моих губ. Я отвергла его руки, в моих действиях присутствовал некий первенствующий импульс, который я не в силах была контролировать.
Брови Агния приподнялись, его черты лица приобрели нечитаемую маску эмоций. Я и сама была потрясена тем, что только что озвучила.
Подскочив со своего места, я попыталась освободиться от власти яда нежити, что теперь гулял по моим венам. Ноги подкосились, и я, не удержавшись, устремилась вперёд — мир вокруг закружился.
В этот миг хаоса Агний очутился рядом, его руки распахнулись навстречу мне, чтобы поддержать.
Я подняла на него глаза с непролитыми слезами, молчаливая мольба о понимании и прощении запечатлелась на лице.
— Я не хотела говорить того, что наговорила. Клянусь, я не знаю, почему я так сказала, Агний!
Мимика Агния смягчилась, его рука по-братски погладила меня по щеке.
— Шура, я знаю. Тобой движет яд вурдалаков. Сейчас я работаю над устранением его последствий. В ближайшее время я создам для тебя противоядие.
Прикрыв глаза, я с наслаждением смаковала близость между нашими телами: его тепло, источаемый им божественный запах…
Невольно прижимаюсь к нему еще ближе. Моя обнаженная кожа так хорошо отзывается на его присутствие. Мне нравится, какой он высокий по сравнению со мной.
Его ладонь осторожно ложится мне на спину, но, словно только сейчас осознав, что на мне ничего нет, кроме прикрывающего меня спереди одеяла, его рука мгновенно отнимается от меня.
Агний прочищает горло, бросает взгляд вниз, но, обнаружив там мои босые ноги, отводит взгляд. Его скулы заостряются.
— Теперь ты позволишь мне? — еле слышно спросил он, склоняясь ко мне. Расстояние между нами уменьшалось с каждым мигом.
— …Позволю что?
Отгоняю навязчивые мысли. Я не могу сосредоточиться. Мое внимание приковано к его слегка приоткрытым губам и небольшой родинке над углком губ, добавляющей шарма его облику.
Я подаюсь вперед — еще мгновение, и наши лики уже ничто не будет разделять.
Агний замирает, словно ожидая моего окончательного решения.
Но прежде, чем наши уста успели соприкоснуться, внезапная помеха разбила этот хрупкий миг — снаружи послышался грохот.
Я мгновенно отстранилась. Агний выпрямился, его поза обрела жесткость, он настороженно молчал, прислушиваясь к звукам за дверями кабинета.
Юргис бесцеремонно ввалился внутрь, держа в руках ящик с какими-то баночками.
— Я принес… — его голос оборвался, когда тот заметил меня. Парень вскидывает бровь, прислоняясь к дверному косяку.
— Коробки с твоими вонючими снадобьями доставлены. Агний. — Юргис клацает языком, его испытующий взгляд задерживается на моей фигуре.
Агний выступил вперед, встав так, словно пытался заслонить меня.
— Спасибо за содействие, Юргис. Можешь идти.
Когда взгляд Юргиса скользнул к моим перебинтованным ногам, на меня нахлынуло чувство тревоги. Он будет теперь надо мной потехаться? Что ослушалась и влипла во все это…
— Юргис. Я сказал, что теперь ты можешь идти. — повторил Агний.
Но брат даже не удостоил того взглядом.
Сначала от внимания Юргиса я чувствовала себя уязвимой, однако по какой-то причине на губах моих постепенно проступила едва заметная ухмылка, а глаза лукаво сощурились.
Я поскорее заслонила рот рукой, отвернувшись. В этот короткий момент я совсем не контролировала свою мимику!
Яд нежити…
Моя непонятная перемена настроения не ускользнула от Юргиса.
— Хм… Занятные у вас тут игралки… Даже и не знаю, хочу ли я присоединиться или загубить… все веселье. У вас тут. — невесело хмыкнул рыжий волколак, разглядывая мои перевязанные конечности.
На секунду он задумался, его лицо приняло на редкость серьезный вид.
Затем, как ни в чем не бывало, парень направился к выходу, восклицая на ходу: — Значит, собрались все добренькие деревенские и избавились от всей злой нечисти с особой жестокостью!.. Ибо их милосердие — беспощадно!
Агний скрупулезно сортировал лекарственные снадобья из принесенных Юргисом коробок. Тонкие пальцы с драгоценными перстнями изящно двигались, подчеркивая его аристократизм.
Я расположилась в кресле у камина и молча наблюдала за ним, а в голове вертелись картинки недавних событий.
Пока волколак расставлял склянки и настойки в ряд на стеклянном столике, я собралась с духом и заговорила: — …Что Юргис имел в виду под той фразой, Агний? Все добрые деревенские собрались и избавились от злых с особой жестокостью…
Агний прервал свою деятельность и с мученическим выражением взглянул на меня.
— Те упыри, что сейчас бродят по деревням нашего края, когда-то были выходцами из этих самых деревень. Много веков назад в их общины пробралась сама Тьма, подпитываемая их страхом и невежеством. Не исключено, что сами прислужники Тьмы прокрались в эти деревни, заменяя тех, кто раньше восславлял Светлых Богов. Они повлияли на их умы своими побуждающими к ненависти и насилию речами. Ритуалы кровавых жертвоприношений, под предлогом усмирения нечисти, посеяли семена зла в их душах. Их деяния обратились против них же. А полвека тому назад на эти деревни напала вся взращенная нежить. Та, что они подпитывали своими жертвами. Теперь нет там ни души, ни человечности. Одна нежить осталась.
По телу побежали мурашки, воспоминания о прошлом пронеслись в памяти.
— Знаешь, Агний. А ведь… В моей деревне в качестве жертвы была принесена я. Именно поэтому я и оказалась в лесу в ту роковую ночь. И теперь здесь, в этом поместье.
Агний внимательно слушал меня, в его взгляде застыло сострадание. И стоило мне замолчать, опустив взгляд, как он, не говоря ни слова, подошел и бережно заключил меня в объятия.
Чувствуя его сострадание, я ощущала, как в груди становится легче. Казалось, будто моя душа становилась светлее от одного его присутствия.
Агний непринужденно несет меня на руках, его тень отражается на высоких стенах, пока мы проходим мимо искусно исполненных скульптур и негаснущих лампад. В воздухе стоит легкий запах старинных ковровых покрытий и завядших роз, а из музыкального зала доносится печальная мелодия рояля.
— Постой. Мои покои находятся в другом крыле. Куда ты меня переносишь? — хмурясь, вопрошаю я.
Агний безмятежно кивает, огибая лестничный пролет, ведущий в западную часть имения, где находились зимние сады и парадный зал.
— Тебе нужен отдых. Спокойствие и тишина. А твои покои, боюсь, сейчас будут слишком тесными, если я оставлю тебя там без присмотра.
Проходя мимо высоких сводчатых окон, я замечаю, как за их пределами в лунной подсветке кружат снежинки, похожие на заблудших духов, стремящихся обрести покой. Сквозь покрытое инеем стекло виден силуэт одинокого дуба, дозорно стоящего в просторном дворе; его раскидистые ветви тянутся к небу, напоминающие скрюченные растопыренные пальцы. Ограды нет.
В голове мелькает шальная мысль: отсюда было бы слишком легко покинуть владения поместья.
Агний с грацией распахивает тяжелую двойную дверь в свои покои — дерево скрипит, ударяясь о его плечо.
Комната окутана неярким светом горящих канделябров: он опускает меня на роскошный диван у камина, после чего сразу же идет разжигать его.
Ткань серебристой шелковой ночной сорочки, в которую я переоделась в его кабинете, струится по моим ногам, переливаясь на свету.
Оставшись наедине в просторных покоях, я обращаюсь к возвышающимся оконным проемам, из которых открывается вид на дремучие темные леса неподалеку.
Пока Агний занимается камином, первое пламя которого рассеивает по комнате трепещущие тени, я ловлю свое отражение в оконном стекле.
Невольно хмурюсь и склоняю голову. Я выгляжу иначе: губы приобрели более насыщенный оттенок, глаза засияли ярче, а длинные волосы шелком струились по плечам.
— Агний… — шепчу я — звук собственного голоса кажется мне чужим и обольстительным.
Мои пальцы проводят по изящному вырезу ночного платья, прощупывая прохладный шелк на коже. Я прикрываю глаза, наслаждаясь новыми ощущениями: шелк подобен ласке любовника к моему обнаженному телу: бедрам, животу, груди. Моя рука скользит вниз, дыхание учащается.
Что-то во мне пробуждается — необузданное влечение, контролировать которое я не в состоянии. Яд вурдалаков разливается по жилам, разжигая желание, возбуждающее и пугающее одновременно.
Раздается шипение Агния. Его плечо, которое я повредила во время первого пробуждения, все еще болезненно отзывается.
Наблюдаю со стороны, как мое тело по собственной воле движется, точно марионетка, управляемая чужими пороками.
— Ты так рисковал ради меня… — бормочу я хрипловатым голосом. — Зачем тебе делать подобное ради того, кого ты едва ли знаешь?
Я скользящим шагом приближаюсь к Агнию, мои движения легки и магнетичны. Его глаза неотрывно наблюдают за мной: в их глубинах проступает беспокойство, пока тот застёгивает манжеты на рукавах.
— Ты наша гостья, Шура. И теперь — моя близкая подруга, если мне будет позволено так выразиться. Позволишь?..
— Нет. Даже не думай.
Я перехватываю его руки в свои, вновь расстегивая пуговицу на рукаве. Он удивленно следит за тем, как я провожу пальцами по его украшенной шрамами руке, едва ли касаясь кожи.
Приподнимаю его запястье и наношу легкий поцелуй на место шрама. Агний взирает на меня из-под опущенных ресниц, которые чуть подрагивают, когда я повторяю поцелуй.
Я слышу удары его сердца — ритмичный бой, который усиливается, когда я провожу пальцами по его локтю, переходя к груди.
С хищной неторопливостью приподнимаю его вторую руку и придвигаюсь ближе, касаясь губами его большого пальца. Чувствую, как напрягается его тело, как предвкушение теплится в груди и опускается к животу.
Его прикосновение к моей щеке мягкое, почти нерешительное, но я чую нарастающий голод, скрывающийся под поверхностью его глаз: угольно-черного и небесно-голубого.
Я ловлю его большой палец между зубов. Дыхание Агния сбивается, глаза темнеют.
Он такой же, как и все остальные мужчинки. Его так же легко заполучить, имея лишь смазливое личико. А у меня есть все — и личико, и фигурка, и сладкая, невинная душа. Но последнее — ненадолго.
В голову закралась сладостная мысля.
— На мне все еще стоит метка Морана?
Агний кротко улыбается, приближаясь к камину, чтобы подбросить в него еще дров.
Его молчание раздражает меня. Мне необходим ответ. Ведь если я освобожусь от этой мерзкой метки, то смогу наконец выбраться из этого унылого захолустья. Но прежде… Я непременно подпитаюсь живительной силой каждого из постояльцев этого домишки перед тем, как пуститься в путь по окрестным уездам.
— …Узнать это сейчас вряд ли удастся. — наконец отвечает Агний. — Но как только ты увидишь Морана, то сразу поймешь, есть ли что-то, связывающее вас друг с другом.
Волколак закончил с огнем и опустился обратно в кресло, задумчиво вертя что-то между пальцев.
Я с раздражением хмурюсь. То, как он смотрит на меня сию минуту, — совершенно не так, как я хочу. Его взгляд слишком добрый, слишком заботливый, даже невинный. Но я знаю, как это изменить.
Протянув руки к огню, я вгляделась в его отблески, отразившиеся в моих глазах, как осколки рубина.
Обернувшись к Агнию, — фигуре королевской стати, — я подошла к нему и плавно встала за его спиной.
Я запустила пальцы в его отливающие золотом локоны. Он позволил мне это сделать.
Потянув за волосы, я заставила его голову слегка отклониться.
— Я желаю отплатить тебе за твою доброту. Может, есть что-нибудь, что я могу для тебя сделать? — негромко вопрошаю я, огибая кресло и присаживаясь перед ним на корточки.
Агний ограничивается слабой улыбкой. Я же подмечаю печаль в его очах, пока он неотрывно смотрит на языки пламени.
— Когда в последний раз ты испытал поцелуй возлюбленной? — вопрошаю я, опуская ладонь на его колено. — … Была ли это красивейшая особа? Краше ли я ее?
Безмятежное самообладание Агния на миг пошатнулось: завеса горечи затаилась на его лице.
Он молча прикрыл рукой половину лица.
— Посмотри на меня, Шура. Что ты видишь? — обратился он и его черный глаз остановился на мне.
— Я вижу мужчину, который недавно спас мою жизнь. Мужчину необыкновенной красоты и глубинной многогранности, — призналась я, проводя руками вверх по его ногам.
Внезапно мой безымянный пальчик охватила неприятная прохлада: Агний надел на него серебряное кольцо.
Меня пронзила сильная дрожь, заставившая отшатнуться и упасть на пол.
— Твое помолвочное кольцо, Шура. Я надеялся, что оно сработает. Когда ты была без сознания, я снял его и тогда ты первым делом набросилась на меня. — Агний приподнимается, протягивая мне руку. — Вурдалаки не выносят серебра. Я буду молиться, чтобы оно всегда оберегало тебя.
Я принимаю его руку. Поднявшись на ноги, с тревогой смотрю на него.
— Спасибо. Значит, я больше никогда не расстанусь с этим кольцом.
Моим обручальным колечком… То самое, которое надел на меня мой Лукьян. Где же ты теперь?..
В наступившей неловкой тишине Агний снова накрыл свой голубой глаз чуть подрагивающей рукой.
— Теперь я хотел бы еще раз спросить тебя, Шура. Ты действительно находишь меня красивым?
Изумленная его столь откровенной речью, я вгляделась в его взгляд — пристальный, хранящий тайны вековой жизни — черный глаз.
А затем, словно по мановению чар, меня начала обволакивать тьма.
В бессознательных объятиях я провалилась в искаженное иллюзиями место: предо мной расстилалось залитое летним разноцветьем поле — живописное панно, расписанное оттенками быстротечных грез.
Солнечные лучи заливали пейзаж золотом, в воздухе разливался сладкий аромат соцветий и злаковых трав. Я грелась в тепле, ласкающем мою кожу, и блаженно зажмуривала глаза.
Смех, тонкий, как крылья бабочки, затрепетал где-то неподалеку, привлекая меня к яблоневой роще.
Там, сидящая в траве, молодая девушка с пышными белокурыми кудрями и в платье, похожем на свежевыпавший снег, являла собой видение дивной красоты.
Приблизившись, я заметила, что нас разделяет речушка с кристально чистой водой; ее журчание напоминало песнь птицы Сирин, манящей меня ближе.
Смех девушки внезапно прекратился, сменившись тишиной.
Я с удивлением осознала, что ее лицо — зеркальное отражение самого Агния, его призрачная двойственность. Она выглядела в точности как его женская копия…
Дыхание девушки вдруг оборвалось в экстазе наслаждения, и она в исступлении опустилась на траву.
— Да, умоляю… не останавливайся, — простонала она, и ее голос бархатом отозвался в роще.
Через некоторое время из-под ее подола показалась чья-то голова — более молодой Агний с горящими обожанием глазами.
Он склонился над девушкой, окидывая ее нежным взором.
— Не венчайся с ним, Анет. Он не сделает тебя счастливой, — голос Агния волнительно дрогнул.
Но девушка, Анет, лишь звонко рассмеялась в ответ.
— Ты не улавливаешь сути, солнце мое. Счастье — это мимолетная иллюзия, а постоянное материальное благополучие — якорь, который нам просто необходим в этом бурном море сословного жития, — задумчиво протянула она, проведя пальчиками по его щеке. — Ни твоя мать, ни мой бедный батюшка не в состоянии обеспечить нам такую уверенность.
Агний ловко перехватил ее руку.
— …Я расскажу о нас всем. Если ты решишься оставить меня ради него.
Девушка, которая уже хотела было уйти, ошарашено обернулась. После долгой паузы она издала нервный смешок.
— Если ты так поступишь, это положит нам конец, Агний! Это станет моим концом. Ты действительно этого желаешь?
— У меня не останется другого выбора, Анет.
Ее глаза налились мольбой, невысказанным криком.
А затем она бросилась перед ним на колени.
— Умоляю тебя! Молю… освободи меня от этой связи, — просила она, судорожно вцепившись в его руки.
— Агний! — мой возглас, раздавшийся по ветру, пошатнул хрупкое равновесие сцены.
Я не надеялась, что они меня услышат, ведь это же всего лишь воспоминание. Но оба — и Агний, и девушка — с удивлением повернули ко мне головы.
Я делаю шаг в реку. Вода слишком холодна, я застываю. И пока я так стояла, озноб пробирал меня до костей, а течение реки неумолимо затягивало меня в свои пучины.
А через мгновение все вокруг меня расплылось, как дымка в лучах предрассветного солнца. Бурные потоки накрыли меня с головой и унесли обратно в темноту.
Проморгавшись от яркого света, я обнаружила себя растянувшейся на ковре возле камина; встревоженный взгляд Агния был прикован ко мне.
— Шура, ты резко потеряла сознание. Позволь мне еще раз обследовать твое самочувствие.
Стоило его руке протянуться к моему лицу, как внутри меня вспыхнула вспышка ярости. Я вспомнила сцену в роще.
— Нет! — я отпрянула, отталкивая его руку с силой, которая потрясла нас обоих. — Ты не красив, Агний!.. Для меня ты уродлив.
Агний дернулся, как от удара, и тут же снова прикрыл один глаз — его черты исказились от буйства эмоций.
— Ты заглянула в мое прошлое? — пробормотал он, затаив дыхание. — Что именно ты там наблюдала, Шура?
Тоненький крик пронзил непроглядную мглу за окном. Голос муки был безошибочно узнаваем — это был Ратиша.
— Похоже, Моран все-таки добрался до него, — раздался полушепот Агния.
Моим первым импульсом было уберечь Рати, к черту последствия. Не обращая внимания на протесты Агния, я опрометью выбежала из его покоев.
Парадная лестница вскоре показалась впереди, бросая мне вызов. Но я не желала останавливаться.
Одним движением я разбила гипсовые оковы о каменную опору, и поморщилась от вспыхнувшей в конечностях боли.
Вниз по лестнице я уже сбегала спотыкаясь, подгоняемая горестными стенаниями, которые звучали снаружи.
Не вина Ратиши, что я упряма и безрассудна! Он помог мне совершить побег, рискуя своей же головой.
Смелость разливается по телу, когда я выскакиваю на крыльцо — хлопья снега закручиваются вокруг меня, как снежный вихрь.
Мчусь к вишневому саду, вижу его — Ратишу, лежащего на земле в волчьем обличье, беззащитного и покалеченного. Поначалу мне кажется, что поблизости никого нет — пока из заснеженных садов не возникает сам Моран.
— Прятаться в саду круглые сутки… Какой же ты воистину ничтожный недоносок!
Черная шуба Морана развевается на ветру, короткие белые волосы беспорядочно разметались, а на губах застыл оскал.
Моран извлекает из внутреннего кармана длинную плеть и наносит Рати один жесткий удар. Бурый волк протяжно взвывает, а мое сердце дробится на тысячу осколков.
Босиком по снегу я устремляюсь к ним, решив во что бы то ни стало защищать своего друга.
— …Ты? — сузив глаза, медленно констатирует Моран, разминая в руке плеть. — Уходи. Тебе здесь нечего делать. Этот выродок нарушил порядки стаи. И теперь он будет за это наказан.
— Я заставила его! Он нарушил эти порядки из-за меня. — воскликнула я, заслоняя собой Рати. — Если ты так жаждешь расправы — покарай меня!
Губы Морана искривились в ухмылке, черные глаза опасно блеснули, когда тот стал расхаживать вокруг меня.