– Ты еще не встречалась с нашим новым соседом? – спросила миссис Киллингсворт у Саманты, вытряхивавшей мусор из ведра в контейнер. – Ганнибал, прекрати! – прикрикнула она на мопса, разрывающего лапами только что обихоженную ее великими стараниями цветочную клумбу. – Просто беда с ним. Он совершенно не слушается.
Пожилая матрона, облаченная, как обычно для работы в саду, в мужской комбинезон, подкатила к контейнеру тележку, полную выполотых сорняков.
– Что за сосед? – заинтересовалась Саманта.
– Мужчина лет тридцати пяти, а может, и сорока. Он въехал на днях, занял коттедж старика Свенсона. По слухам, снял его на шесть месяцев.
Миссис Киллингсворт вскинула руку в грязной перчатке, указывая на отдаленную крышу, проглядывающую сквозь кроны дубов.
– А ты его видела?
– Да, и скажу тебе, он кое-что собой представляет, если я что-нибудь понимаю в мужчинах, – добавила она.
Ее седые брови многозначительно взметнулись над очками в металлической оправе, нестерпимо блестевшими на солнце. С тех пор как Саманта стала ее соседкой, Эди Киллингсворт сочла своей главной миссией подыскать ей в округе подходящего жениха.
– Что же в нем такого... особенного? – улыбнулась Саманта.
– На мой взгляд – он как Харрисон Форд, Том Круз и Кларк Гейбл, если их хорошенько смешать, а потом вылепить из этого теста одного.
– И Голливуд его до сих пор не заарканил? – удивилась Саманта.
– Он не актер. Он писатель, и так уж получилось, что он к тому же еще и дьявольски красив. А его техасская манера говорить, медленно цедить слова, – она просто берет за душу.
Она обмахнула ладонью разгоряченное лицо, словно само воспоминание о таком мужчине заставляло полыхать теки румянцем.
– Неужели он так хорош? – усомнилась Саманта.
– Не то слово. И не только внешне. Я готова поставить пять к одному, что у него водятся и деньжата. У Свенсона особый нюх на доллары, и он бы не сдал свой домишко кому-нибудь с пустым карманом. Тебе стоит туда прогуляться и поприветствовать парня по-соседски.
– Может, мне еще испечь и отнести ему торт? – с иронией предложила Саманта, но соседка была настроена серьезно.
– Бутылка вина больше подойдет. Кстати, у Зельцера в магазине продается великолепное «Пино Нуар» с Орегонских виноградников. Я попробовала и качество гарантирую.
– Принято к сведению, – отрапортовала Саманта.
– Лучше не откладывай, – посоветовала Эди Киллингсворт.
Она завела тележку по мосткам наверх и опрокинула содержимое в контейнер, затем отправилась обратно трудиться в своем садике. Саманта проводила ее взглядом. Эди Киллингсворт была первой и единственной из соседей, кто навестил Саманту после ее приезда сюда.
Старушка явилась с видавшей виды корзинкой для пикника, где был и фруктовый салат, и аппетитная рисовая запеканка с мясом и овощами, и... бутылка «Пино Нуар». Неожиданная гостья излучала дружеское тепло, и было приятно от нее услышать: «Добро пожаловать. Заходите к нам, всегда будем рады».
Саманта посмотрела в сторону, где за деревьями прятался коттедж Свенсона, старый и нуждающийся в ремонте, как и его вечно больной, но прижимистый хозяин.
Перед домом был запаркован помятый универсал «Вольво», а возле переполненного мусором контейнера высилась гора пустых картонных коробок, частично сплющенных. В ней проснулось любопытство, и она, превозмогая боль ц лодыжке, отправилась в короткое путешествие по залитым веселым утренним солнцем окрестностям.
Подойдя ближе к дому Свенсона, она заметила, что у причала напротив пришвартована большая шлюпка с каютой. Паруса были спущены, но на секунду у нее промелькнуло перед глазами видение поднятых белых парусов в черноте шквальной ночи и внушающей трепет фигуры на раскачиваемой волнами палубе.
Что с ней? Опять подводят нервы, как в ту ночь, сутки назад? Совсем необязательно, что это та самая шлюпка. Их сотни, если не тысячи здесь на озере – лодок, яхт, шлюпок.
Она прикрыла глаза ладонью от солнца и вгляделась в название судна: «Сияющий ангел». Особой красотой «Ангел» не отличался, он был изрядно облупившимся. На палубе возле открытого люка лежала расстегнутая сумка с инструментами. Вероятно, владелец чинил свой корабль. Можно было сделать вывод, что новый сосед не только пишет книги, но и плавает под парусом в свободное от писательства время. Возможно, он занимается этим как раз по ночам. Не последовать ли ей совету Эди Киллингсворт насчет бутылки «Пино Нуар» и тем самым сделать первый шаг к решению мучившей ее загадки?
Элеонор встретила Саманту у конторки Мелбы радостным возгласом:
– Наконец-то! Поздравляю! – Она имела в виду отсутствие повязки. – Ну и как ты себя чувствуешь?
– Так, будто сбросила десять фунтов, – счастливо улыбнулась Саманта, хотя нога болела ужасно, а о туфлях на высоких каблуках в обозримом будущем нельзя было и мечтать.
– Ты явилась в самый подходящий момент, – сказала Элеонор. – Я как раз говорила Джорджу, что нам не нужно скандалов, какой бы они ни давали высокий рейтинг. Того парня, который повадился тебе звонить, твоего «персонального психа» нужно остановить.
– Значит, про вчерашнее ты уже слышала?
– Разумеется. И прослушала ваш разговор. Тини все записал. У нас и так масса проблем, но эта вышла на первое место. Джордж тоже так считает, но он смотрит на проблему под другим углом.
Джордж Ханна, наблюдавший с непроницаемым видом, как Мелба принимает беспрерывные звонки, вдруг позволил себе снисходительно улыбнуться:
– Мы расходимся с тобой, Элеонор, лишь в малом...
– Это малое для меня и есть главное. Я пекусь о безопасности Саманты.
– Я тоже. Но не могу не признать, что рейтинг ее передачи меня радует.
– Ее последний разговор с «Джоном» никто не слышал. Он не был в эфире и не мог повлиять на рейтинг.
– Все равно нам следует пустить его в дело. Как, пока не знаю, но советую сообща подумать...
Он одарил Саманту сияющей, как тысячеваттная лампа, улыбкой. При всех недостатках Джорджа Ханна обаяния ему было не занимать. И умения сыграть на тщеславии подчиненных и на их чувстве товарищества – тоже.
– Мы давно уже одна команда. Ты, я, Элеонор... Еще с Хьюстона.
– Это старая история, и незачем ее ворошить сейчас. Я не вижу тут никакой связи.
Однако его улыбка поблекла при напоминании о трагедии девятилетней давности, которая чуть не погубила карьеру Саманты.
– О чем это вы толкуете? – загорелась любопытством Мелба. Никто из троих ей не ответил, а тут подоспел и новый звонок. Разговаривая с абонентом, Мелба с откровенным интересом поглядывала на Саманту.
– Как бы мы не заигрались с этим типом... Я не думаю, что он шутит, – мрачно предупредила Элеонор. – Он по настоящему чокнутый. Маньяк, вроде как в фильме «Крик».
– Пока он работает на нас, стоит ли его останавливать? – спросил Джордж.
– А как ты его остановишь? Интересно... Или ты знаешь про него больше, чем мы? – накинулась на него Элеонор.
– Попридержи язык, дорогая, – поморщился Джордж. – Я знаю ровно столько же, сколько и вы, но считаю, что в той истории есть как свои минусы, так и плюсы.
Саманта решила вмешаться:
– Боюсь, что все минусы выпадут на мою долю. Вы тут разговариваете так, будто меня не существует, а ведь это, между прочим, моя проблема и мой «персональный маньяк», как его уже окрестили.
– А что сказали в полиции? – всполошилась Элеонор. – Ты звонила им?
– Люди там очень занятые, поэтому мне следует самой явиться туда, заполнить разные бланки, а уж потом кто-нибудь подъедет ко мне домой. Договорились на завтра.
– Почему завтра? – Элеонор возмущенно всплеснула руками.
– Проблема с юрисдикцией. Я живу в пригороде Кембрей, и там по месту жительства получила письмо с угрозами, а звонками на радиостанцию должна заниматься городская полиция Нового Орлеана.
– Боже, они что, заблудились в трех соснах? Ты, Джордж, должен на них надавить от лица радиостанции, черт подери! – обратилась Элеонор к владельцу «Р-1».
Тот в ответ лишь неопределенно пожал плечами.
Если бы Саманта стала читать всю электронную почту, отправленную ей сегодня, то это заняло бы часа два, не меньше. Ее популярность резко выросла. Поэтому она быстро пробегала взглядом по строчкам, улавливая лишь общий смысл. На самом деле она, может неосознанно, искала среди этих посланий то, что совсем не хотела найти.
К счастью (или к сожалению), зловещий «Джон», на этот раз ничем не напомнил о себе, но Саманта ощутила легкий укол совести, обнаружив повторное обращение из Боучеровского центра с настоятельной просьбой провести там занятие с группой девушек-подростков. Она делала это регулярно, раз в неделю, но из-за поездки в Мексику и последующих неурядиц пренебрегала добровольно взятыми на себя обязанностями почти месяц. Саманта тотчас набрала на клавиатуре ответ, что ближайшее занятие непременно состоится.
У нее подобралась интересная группа. Все девочки испытывали в той или иной степени психологический дискомфорт. У всех были сложности в семье, и все страстно желали вновь обрести себя. Саманта жалела их, как всегда жалеют заблудившихся детей, но понимала, что имеет дело хоть и с милыми внешне, но хитрыми, подчас коварными созданиями. Они тянулись к ней за лаской и за помощью, но упорно отказывались раскрываться до конца.
Такой же скрытной и настырной одновременно была и Лианн Жаквиллар. Староста группы, которая постоянно теребила Саманту, даже помимо сеансов, и за каждым ее звонком ощущалась какая-то неопределенность, словно она балансирует на грани душевного срыва. Улица научила ее многому такому, чему не учат в школе. Она была прирожденным лидером, без стеснения пользовалась своим умением подчинять себе других, бравировала своей опытностью и бесстрашием, но за личиной циничной девицы пряталась насмерть перепуганная девчонка, сознающая, что ее неумолимо тянет в пропасть.
Саманта невольно проводила параллель между Лианн и собой в том же возрасте. В чем-то по характеру они были похожи, но только Саманте повезло в жизни несоизмеримо больше. У нее были любящие и обеспеченные родители. Любая ее выходка, любой срыв или юношеский бунт приводили не к конфликту родителей с непутевой дочкой, а, наоборот, к лучшему пониманию ее проблем и тревог. Лианн была обделена этим в полной мере, как и другие девочки в группе. Саманта воспринимала их как «своих девочек», не имея собственных детей.
«Пока», – поправила себя Саманта. Когда-нибудь у нее обязательно будет ребенок. И неважно, что она не замужем. Ей не хотелось думать, что время неумолимо уходит или уже ушло. Ей скоро тридцать шесть, а сейчас женщины, которым и за сорок, благополучно рожают. Но ее биологические часы не давали ей покоя. Иногда они тикали так навязчиво и громко, что заглушали все иные мысли.
Ее бывший муж не желал заводить детей, а вот Дэвид Росс – наоборот. В этом, пожалуй, была его самая привлекательная для Саманты черта, и вот почему она так долго и упорно заставляла себя полюбить его. Но этого не случилось.
И не случится.
Дэвид Росс – не ее мужчина, и ненароком проскальзывала пугающая мысль, что мужчины «для нее» вообще на свете не существует.
«О боже, Саманта, хватит тебе без толку трепыхаться. Не пора ли воспользоваться советами, которые ты так щедро раздаешь каждый вечер в эфире? А то, что ты не вышла замуж за Дэвида Росса, считай своей большой удачей. Всегда есть завтра, а завтра – это уже другой день», – сказала она себе.
Тай Уиллер лениво откинулся в кресле, водрузив ноги на шаткий столик. Лампа под зеленым абажуром слабо освещала просторную, скудно обставленную комнату, где явно не мешало бы пройтись пылесосом. Рядом с собой Тай поставил на пол откупоренную бутылку ирландского виски и высокий стакан, в котором медленно таял лед. Сделав глоток, Тай отставлял стакан и тянулся рукой к собачьим ушам, лаской доставляя удовольствие своему старому псу, разлегшемуся возле кресла на коврике.
Голос Саманты Лидс, низковатый, но женственный, с заботливо-материнскими интонациями, доносился из радиоприемника. Она вела разговоры с одинокими людьми, позвонившими ей, чтобы услышать от нее в эти ночные часы совет или утешение.
Бедняги. Они еще на что-то надеются. Впрочем, она честно старается им в чем-то помочь. Его губы дрогнули в легкой усмешке.
Через открытое французское окно было видно озеро. Вода мягко плескалась под опорами причала. Стрекотали цикады. Едва ощутимый ветерок не приносил желанной прохлады.
Мысли Тая были заняты женщиной, которая сейчас вещала по радио о верности и супружеском долге – тема, весьма близкая ее ночной аудитории, если судить по обилию звонков в студию.
– Здравствуйте. Кто вы? Назовите себя.
Тай каждый раз слегка вздрагивал, как будто она обращалась именно к нему.
Он уже давно запасся ее фото – тем самым, что было снято для рекламы радиопередачи. Он поместил портрет «доктора Сэмми» в простенькую рамку и поставил на столик перед собой. Несмотря на строгий облик на фото, она представлялась ему весьма чувственной, способной на взрывы сексуальной страсти. И очень манящей... Строению ее лица, цвету глаз и волос могла позавидовать любая кинозвезда.
Правда, такие фотографии делаются теперь с помощью компьютера, что-то убирается, другое накладывается, и самое заурядное лицо профессионалы, работающие в рекламе, могут преобразить до неузнаваемости.
– ...назовите себя, пожалуйста.
– Я Линда.
Сколько же сигарет выкурила эта Линда за свою жизнь, чтобы так хрипеть сейчас в телефон?
– Привет, Линда. У вас есть какие-нибудь соображения по затронутой нами теме или вы хотите задать вопрос?
– Некоторые наблюдения...
– Очень интересно! Пожалуйста, поделитесь своими наблюдениями с нами.
Голос Саманты звучал так же завлекательно, как и зрелище, которым он недавно наслаждался через бинокль, когда она раздевалась у себя в спальне. «Доктор Сэмми» отдавала слушателям частичку своей души, но, разумеется, обнажаться перед ними не собиралась. Она создала себе определенный имидж и тщательно его поддерживала. Тай намеревался раскрыть, какова она на самом деле.
– Я пришла к выводу, что моногамия насильно утверждается в обществе. Так как мы по природе своей ничем не отличаемся от животных, то моногамия есть не что иное, как всеобщее заблуждение, – высказалась в прямом эфире слушательница.
– Вы исходите из личного опыта или судите о поведении других со стороны? – осторожно поинтересовалась Саманта, подталкивая слушательницу к исповеди.
Линда откашлялась перед ответом.
– И так, и этак, пожалуй...
– И это ваше твердое убеждение?
– Конечно. Я знаю, что говорю.
– Кто хочет поспорить с Линдой? – обратилась Саманта к аудитории. – Пожалуйста, Линда, оставайтесь на линии. Думаю, что среди слушателей найдутся такие, кто не разделяет вашу точку зрения.
Голос Саманты обволакивал. В нем звучали и участие, и заинтересованность. Неудивительно, что аудитория охотно включалась в разговор, словно собравшись в уютной гостиной для дружеской беседы.
Не зря Джордж Ханна держался за Саманту и предложил ей работу на своей станции после переезда из Хьюстона. Он вряд ли внимательно слушал, что она говорит в эфире, и давал ей полную свободу, лишь бы он мог с выгодой торговать рекламным временем..
– Пусть мне возразят, я охотно послушаю, – сказала Линда.
– Вот и хорошо. Привет, я доктор Сэмми. Назовите себя, – обратилась она к очередному радиособеседнику.
– Мэнди у телефона. Привет, доктор. Хочу сказать, что Линда кругом не права. Моногамия ниспослана нам господом, и об этом написано в Библии. Пусть Линда хотя бы освежит в памяти десять заповедей.
– А вы замужем, Мэнди?
– А как же! Пятнадцать лет. Мы с Карлом полюбили друг друга еще в школе. У нас три сына. Конечно, были и у нас в жизни «русские горки», но мы на всех виражах держались вместе. Кстати, мы каждое воскресенье посещаем церковь. Слушатели поочередно обрушивались на бедную Линду, отстаивая святость брачных уз. Саманта своего мнения не высказывала. Будет ли она столь же дипломатична и осторожна, когда встретится с Таем лицом к лицу? Его работа над книгой уже давно застопорилась, и надежда оставалась лишь на одну Саманту, на то, что она пожелает открыть ему.