Мне не нравятся больницы. Я вообще не любитель этих муниципальных заведений. Хоть частное оно, хоть государственное. В частном посимпатичнее, суть та же. Та же бюрократия.
Пока Адам спит под действием снотворного, а спит он сейчас очень много и очень крепко, решаю ненадолго пройтись — размяться и заодно попить кофе. Видела автомат на первом этаже, возле регистратуры. Погода за окном хмурая, как и мое настроение. Хочется спать. Лечь в обнимку с Адамом — залезть к нему под крылышко, включить какой-нибудь скучный фильм, чтобы с чистой совестью под него и вырубиться.
Но пока это отложенное желание, хотя ближайшие пару недель после выписки Адама именно так я и планирую проводить время.
Пока спускаюсь по лестнице, думаю, по каким критериям распределяют этажи для отделений. Шестой этаж — травматология. Это чтобы при экстренной ситуации, когда блокируются лифты, травмированные люди точно не спаслись?
Пятый этаж — кардиология. Привет сердечникам после приступа.
На всех, конечно, первого этажа не хватит, но по мне, лучше бы делали максимум три этажа, но длинное здание с множеством ответвлений.
На первом этаже куча народу. И очередь к автомату с кофе. Вот не могли они на каждом этаже поставить по такому, не пришлось бы топать с восьмого на первый, а потом обратно.
Пока стою в очереди, рассматриваю посетителей. Как раз часы приема. Почему бы не пускать посетителей в палаты, не было бы такой толкучки в фойе. Еще все с сумками-передачками. И как всегда ни кресел для всех, ни скамеечек.
Взгляд постоянно останавливается на девушке в черной толстовке, в капюшоне. Она стоит у окна, смотрит на улицу. Немножко дерганная. Одна стоит. Уже минут семь точно.
Но тут к ней подходит женщина медработник, протягивает ей белый халат.
О, блат. Кто-то пойдет прямо в палату.
Моя очередь, оплачиваю, запускаю агрегат и возвращаю свой взор обратно в зал. Как раз подъезжает лифт, открываются двери, и девушка в черной толстовке заходит в кабинку. Нажимает кнопку нужного ей этажа и когда двери начинают закрываться, она стягивает с головы капюшон.
И я вижу ее лицо в зеркале лифта.
У меня весь воздух из груди вылетает.
Это Камилла.
Но что ей тут делать?
Этой нервной, истеричной особе, которой самой бы не мешало пролечиться в больничке, только другой направленности. В психоневрологическом диспансере.
Почему-то сердце стучать начинает в бешеном ритме.
Мне надо к Адаму! Срочно!
Срываюсь с места и лечу к лестнице. Ну почему именно восьмой этаж?
Второй этаж. За каким хером она здесь?
Третий этаж. От нее явно не стоит ждать ничего хорошего.
Четвертый этаж. А там Адам спит. Один в палате.
Пятый этаж. Запыхалась. Надо развивать свою выносливость, точнее, свою невыносливость.
Шестой этаж. Поднажми, Адушка, чуть-чуть осталось.
Седьмой этаж. Я этой грымзе все волосы повыдёргиваю, которые с прошлого раза у нее остались.
Восьмой этаж. Наконец-то.
Пост медсестры пустой. Как в сраном триллере. Входите кто ходите, хоть с ножом, хоть с пистолетом. Да, моя фантазия посылает мне страшные картинки, одна ужаснее другой, где на белом больничном одеяле, которым прикрыт Адам, расплывается красное пятно.
А я еще радовалась, что его палата в конце коридора, в отдаленной тишине. Пока я бегу через этот самый коридор, Камилла может там что угодно сделать.
Как — то резко открывается передо мной дверь и из туалета выходит дядя Паша.
— Ада? Все нормально, куда летишь как на пожар?
— Там Камилла, — с хрипом выталкиваю слова, горло дерёт, совсем не готова я к восхождению на Эверест, — Видела внизу, как она в лифт зашла.
Павел Александрович меняется в лице, резко разворачивается, и мы уже вдвоем бежим в палату к Адаму.
Она тут. Стоит возле спящего Адама. В руке у нее шприц, колпачок она уже успела убрать.
— Ненавижу тебя, — тихо говорит Камилла. — Ненавижу! — уже громче, не обращая внимание на то, что открылась дверь. — Сходни! Хочу, чтобы ты сдох! — кричит и заносит шприц прям над грудью Адама.
В этот же момент Павел Александрович отталкивает Камиллу от кровати Адама, а я ловлю ее и выкручиваю руку. Очень сильно выкручиваю, Камилла вскрикивает. Я едва подавляю желание стукнуть ей сейчас по локтю, чтобы сломать там все. Опускаю ее сперва на колени, потом укладываю на пол, лицом вниз.
Дядя Паша нажимает кнопку вызова персонала и поворачивается к нам.
Он тяжело дышит, возраст. Как бы его самого приступ не хватил.
— Ничего себе, ты боевая девочка, — удивленно произносит он, поднимая с пола шприц.
В этот момент залетает в палату медсестра и просыпается Адам.
— Ада? Крестный? Камилла? — по мере того, как он обращается к нам, его глаза превращаются в огромные блюдца. — Что случилось?
— Вызови охрану и этот шприц в мой кабинет! — приказывает Павел Александрович. — Ну и женщин ты себе выбираешь, Адам. Одна убить пришла, вторая спасать.
Камилла затихает, вообще никаких движений с ее стороны. На всякий случай проверяю, жива ли она там. Жива, но в какой-то прострации.
А потом заходит охрана, забирают из моего захвата Камиллу и дальше все завертелось.
Приезжает Руслан Русланович, разговаривает с Павлом Александровичем и Адамом. Просит не передавать дело в полицию. Я, конечно, за то, чтобы ее закрыли, но не встреваю и молчу.
Потом находят ту санитарочку, которая за деньги провела Камиллу прям до самой палаты. Конечно же плакала и ссылалась на твоих деток, которых поднимает сама, без мужа, без родных.
Через час становится тихо. Мы с Адамом одни в палате.
— Испугалась, маленькая? — гладит меня по голове мой Викинг.
— Боялась, не успеть подняться по этой чёртовой лестнице, — прижимаюсь к нему еще плотнее.
Все, как и хотела, лежу у него под крылышком и дышу родным запахом.
— Моя отважная Сливка, — целует в макушку любимый мужчина.